немного чудных амв к отыгрышу с Вандой :3

убойная доза мимишества с маленьким Баки и Рамлоу :3

а что, я начинаю вдохновляться...

спасибо, посмеялся)

I. «На рассвете». 19 декабря 2000 года
– Доброе утро, солдат.
Он готов поклясться, что не узнает голоса обработчика, – вероятно, был назначен новый. Но это не имеет значения, ведь код был произнесен именно его голосом, а, значит, Зимнему Солдату следует подчиняться.
– Жду приказов, – бесцветно отзывается он, глядя перед собой, пусть окружающая обстановка его ровным счетом не интересует.
Обработчик – долговязый худощавый ариец – усмехается самодовольно, захлопывает блокнот, неспешно откладывает его и только после снова заговаривает:
– Ваше задание на базе 1743. Соковия, – обработчик тянется за потрепанной папкой, на которой красуется эмблема Г.И.Д.Р.Ы., и передает ее Солдату. – Устранить неудачные экземпляры проекта «Индиго». Подробности подшиты в деле.
Зимний Солдат берет папку машинально и кивает, не задавая лишних вопросов. Устранить – это по его части.

* * *

Беловолосый парнишка мечется по своей камере, как загнанный в угол зверь. Бронированное стекло не поддается, не позволяет выбраться, но парень не оставляет попыток, врезается в преграду снова и снова, разбивает кулаки в кровь, оставляя на стекле неприятные красные разводы, рычит бессильно, осознавая, что способа спастись у него нет. Он – жертва. Жертва, которая, подобно десяти другим, сейчас лишится жизни.
Солдат наблюдает за ним, стоя по другую сторону стекла. Ему бы испытать жалость, сожаление, тень милосердия хотя бы, но… нет. Взгляд остается бесцветным, равнодушным, когда он опускает рычаг. Система безопасности ровным женским голосом сообщает: «Протокол ликвидации запущен. Подача кислорода в камеру завершена. Система откачки воздуха активирована».
Пьетро Максимофф – парень за стеклом – тоже слышит это, и его глаза округляются в испуге. Те, кто были до него, умирали быстро, выстрел в голову и дело сделано. Но этого мальчишку выпускать из камеры нельзя, Солдат знает это, он читал материалы по проекту «Индиго». Пьетро Максимофф испарился бы сразу же, как только Зимний Солдат поднял стекло, ищи его потом. Лишняя трата времени.
Он ждет – по меньшей мере, полчаса. Наблюдает пристально за тем, как перестает метаться мальчишка за стеклом, как оседает на пол у железной койки, как раскрасневшееся лицо сереет, а грудная клетка вздымается все чаще, улавливая остатки драгоценного кислорода. Солдат даже не вздрагивает, когда тело Пьетро сковывает судорога, и он заваливается на бок, скребет ногтями бетонный пол, буквально заглатывает отсутствующий воздух. Скудное освещение не позволяет увидеть, как синеют губы, закатываются глаза, и приходится подойти ближе, стоять у самого стекла, напрягая зрение, пока мальчишка не прекращает дергаться.
– Одиннадцать, – глухо сообщает Солдат – самому себе или, может, директиве, вбитой в подкорку. Черт его знает.
Одиннадцать означает, что осталось еще двое: Ванда Максимофф – сестра задохнувшегося в тесной камере мальчишки – и безымянный объект W913. Зимний Солдат знает, на что способна девчонка, знает и то, что объекту W913 от роду месяца три и он – плод генетических изысканий Г.И.Д.Р.Ы., задуманный как сильнейший мутант. Идеальное оружие. Солдат знает и то, что, похоже, ребенок ожиданий не оправдал. Неудачи свои Г.И.Д.Р.А. попросту удаляет.
Шаги Солдата гулким эхом разносятся по пустынным коридорам. Он идет в одну из лабораторий, где, согласно тепловой карте базы, высветившейся на планшете, находятся сразу два человека.
– Объекта, – сухо поправляет себя же Солдат, хмурясь отчего-то.
Кодовый замок тихо пищит и загорается зеленым огоньком, когда Зимний Солдат набирает комбинацию цифр на запыленном экране. «Код принят,» – ровно отзывается система безопасности, и двери лаборатории со скрежетом разъезжаются.
Здесь непривычно светло – люминесцентные лампы горят белоснежными огнями под потолком, заливая лабораторию белоснежным светом. В центре – кувез, окруженный десятком медицинских приборов, но все они молчат. Отключены, хоть объект и жив – тепловая карта не врет. Даже с расстояния десятка метров Солдат видит, как ребенок перебирает ножками, скидывая тонкое одеяльце, слышит, как он по-детски кряхтит, кажется, даже довольно, и тянет ручки к темноволосой девушке, склонившейся над ним.
Зимний Солдат вскидывает Глок и стреляет.

* * *

– Тише, малыш, все будет хорошо, – Ванда шепчет сбивчиво, поправляет одеяльце, осторожно касается пальцами нежной детской щечки. – Ты будешь в безопасности, я не дам тебя в обиду.
Она не верит в собственные слова. Она плачет, трет покрасневшие глаза и щеки, стараясь избавиться от слез, но ничего не получается. Пьетро, ее Пьетро остался там, в камере, когда медики увели ее в лабораторию – для очередных анализов. Здесь же Ванда и осталась, когда на главный компьютер пришло какое-то сообщение, и персонал базы поспешил на выход, заблокировав после все двери, отрезав девушке путь к брату.
Но она осталась не одна. В стеклянном кувезе обнаружился ребенок – мальчик, совсем еще кроха. Он не плакал, нет, улыбался беззубо и тянул к ней ручки.
Ванда понимала, что могла означать эвакуация персонала с базы. Подозревала, что ждет ее, что ждет их всех – объектов, оставленных здесь. И этого малыша тоже.
Шесть долгих часов ожидания лишили ее сил. Девушка пыталась найти способ выйти из лаборатории или как-то связаться с Пьетро, но попытки оказались провальными – компьютеры требовали паролей, которых Ванда попросту не могла знать, а сил ее не хватало на то, чтобы разобраться с тяжелой бронированной дверью.
Часа через два после эвакуации малыш зашелся плачем, определенно требуя еду, и пришлось искать среди медицинских колб и пробирок детскую смесь – в самом-то деле, должны же были чем-то кормить ребенка. Найденная смесь выглядела неприглядно, отливала серым, и Ванда могла поклясться, что в нее намешаны какие-то препараты, но выбора не было – малыш выл похлеще полицейской сирены. Он утихомирился и уснул только после того, как опустошил бутылочку, и Ванда догадалась сменить пеленки, до того терзая ее слух надрывным плачем.
Еще через два часа все повторилось; похоже, у ребенка был определенный режим. В этом девушка убедилась, когда на шестом часу их совместного заточения требовательный плач заставил ее в третий раз разводить смесь и менять пеленки. Она как раз шептала малышу что-то успокаивающее, надеясь, что он снова уснет, когда ее оглушил писк системы безопасности и скрежет открывающихся дверей.
Человек на пороге выглядел устрашающе. Ванда даже не сразу поняла, что пугает ее больше – абсолютное отсутствие эмоций на его лице, металлическая рука или наставленный на нее пистолет. Звук выстрела раздался раньше, чем она вообще успела подумать о чем-то.
Кажется, девушка закричала. Да, несомненно, закричала и зажмурилась, нелепо отгородившись руками. И это помогло – боли от ранения не ощущалось, а, когда Ванда открыла наконец глаза, то увидела алую дымку, плотным щитом закрывшую ее и кувез с ребенком, и буквально застрявшую в этой дымке пулю. Последняя с лязгом упала на кафельным пол, когда девушка опустила руки.
– Сопротивление бесполезно, – хмурясь, произнес мужчина. – Приказ – устранить.
Ванда сглотнула и как-то подобралась, стиснув кулаки до боли в пальцах. Она ожидала этого, разумеется, но не собиралась так просто сдаваться. Ей было рано умирать, что бы там не думала Г.И.Д.Р.А., а малышу позади – и подавно.
– Я могу остановить тебя, – голос девушки предательски дрожит, хоть она и пытается выглядеть смелой. – Я сильнее.
Мужчина смотрит на нее, не мигая. А после – сосредоточено кивает и отступает на шаг назад, одновременно нажимая какую-то кнопку на ближайшем пульте управления.
С четырех сторон вокруг кувеза и застывшей рядом Ванды опускается стекло.

* * *

Зимний Солдат немного сожалеет о том, что вошел в лабораторию – это было лишним. Ему следовало сразу опустить рычаг и активировать систему откачки воздуха, как он и поступил с Пьетро Максимофф. Хорошо, что еще не поздно сделать это, иначе девчонка могла доставить проблемы, задержать выполнение задания.
«Протокол ликвидации запущен. Подача кислорода в камеру завершена. Система откачки воздуха активирована,» – привычно сообщает система безопасности.
Ванда Максимофф пугается совсем не так, как ее брат. Она не злится, не бьется нелепо о стекло, и смотрит, скорее, неверующе, нежели испуганно или зло. Это, наверное, интересное отличие, но Солдат остается внешне совершенно равнодушным.
– Ты же убиваешь ребенка, – из-за стекла голос девчонки звучит приглушенно. – Ребенка, задумайся! Ему же… месяца три, не больше. Он – просто малыш. Как ты можешь?! – она так похожа на того беловолосого паренька, когда ее кулак врезается в прозрачную преграду, что Солдат невольно подступает на шаг ближе – он заинтересован.
Ванда Максимофф дышит тяжело – сказывается недостаток кислорода в боксе. И оглядывается то и дело на ребенка. Он хнычет недовольно, дергает ножками, а после – заходится горьким плачем. Девушка подскакивает к нему тотчас же, неловко берет на руки, прижимает к себе и баюкает, а на щеках ее блестят слезы.
На Солдата она бросает ненавидящий взгляд, так что даже ему хочется отвести взгляд. И он отводит, концентрируется на орущем свертке в ее руках, хмурится сильнее, кажется, даже раздражается из-за этого крика. Слишком громко.
– Ты – задание. И он – задание, – зачем-то говорит Зимний Солдат. – Альтернатив нет. Только устранение.
Девчонка хмыкает, опускает ребенка обратно в кувез, хоть он и не унялся ни на йоту, и вплотную подходит к стеклу. Заметно, что дышать ей все тяжелее, даже движения кажутся заторможенными. Значит, ждать осталось недолго.
– Тебе промыли мозги, – она усмехается отчего-то. – Ты даже соображать не можешь.
Солдат не отвечает. Думать об этом – вне его компетенции, это может помешать функционированию. Он не поддастся на такую простую провокацию.
Ванда снова бьет по стеклу – на этот раз, раскрытыми ладонями, окутанными той самой красной дымкой. И стекло дрожит, гудит гулко, заставляя Зимнего Солдата напрячься. Девчонка, похоже, способна снести преграду.
Она бьет еще – три раза, – прежде чем по стеклу идет трещина. Это плохо. Солдат просчитывает время и думает, что наверняка успеет бросить гранату аккурат в кувез и укрыться за массивной аппаратурой, если объект действительно разнесет стекло, прежде чем протокол ликвидации будет завершен.
И объект его разносит – то разлетается осколками. Да только Зимний Солдат не успевает и чеку выдернуть, ведь его отбрасывает к стене, и граната укатывается куда-то под процедурный стол.
Солдат тянется за вторым пистолетом, а в голове набатом бьет: «Требуется завершить задание, устранить объекты, требуется завершить задание…».
Ванда Максимофф пошатывается, когда приближается к нему. Она бледна, лицом едва ли не сливается с белыми стенами лаборатории. И руки у нее дрожат. Но она почему-то не бежит, тянет тонкие руки к Солдату, и он видит, как от пальцев к нему тянутся мерцающие алые ленты. Видит, как алый огонек вспыхивает в глазах девушки, и невольно забывает о том, что собирался стрелять.
– Ты же не такой, как они, – голос Ванды перезвоном колокольчиков отдается в голове. – Ты другой. Тебе внушили это задание, внушили жестокость. Давай же, вспоминай, кто ты.
Ее лицо расплывается, превращается в неясное пятно на фоне светлых стен, а после и вовсе исчезает. Зимний Солдат видит теперь крохотную спальню с ветхой мебелью и детской кроваткой у старого продавленного кресла. Видит вихрастого мальчишку лет восьми, склонившегося над этой кроваткой, и его черты лица подозрительно напоминают черты лица Солдата. Ему это не нравится, он отчаянно трясет головой, отгоняя наваждение, но то не уходит, только становится яснее, отчетливее.
– Она такая хорошенькая! – восхищенно шепчет тот мальчишка и опасливо тянет руку к младенцу в колыбели. – Ребекка, сестренка. Бекка, – он улыбается шире, когда детские пальчики касаются его ладони, а малышка смеется. – Она похожа на меня, а, мам?
Темноволосая молодая женщина обнимает мальчика за плечи и целует в макушку. В ее глазах – усталость, но она все равно улыбается, приглаживая непослушные вихры.
– Очень похожа, Джеймс, – тепло шепчет она. – Береги ее, ладно? Старшие братья должны заботиться о маленьких сестричках.
Мальчишка вспыхивает еще большим восторгом, кивает с готовностью и жмурится, улыбаясь в ответ. У него лучистые голубые глаза и едва заметные ямочки на щеках.
– Конечно, с буду беречь ее, мам. Я же люблю ее!
Картинка вновь плывет, и Зимний Солдат зло рычит – он почему-то хочет увидеть еще что-то. Это кажется таким важным, таким значимым для него, что возвращаться из того маленького мирка не хочется. Не так быстро.
– Этот ребенок не старше, чем была твоя сестра в тот день, – голос принадлежит Ванде Максимофф. – Разве можно убивать его?..
Она выглядит обессиленной, потерянной, когда Солдату наконец-то удается сфокусировать взгляд. Девушка опускается прямо на холодный пол напротив него, дышит рвано – наверное, слишком тяжело ей дается использование сил. Ее взгляд больше не горит алым, в нем только усталость и, кажется, тень надежды.
– Ты не такой, как они, – упрямо повторяет она, глядя в глаза Солдата. – Помоги ему. Помоги нам.
Зимний Солдат не шевелится. Он думает, соображает медленно, сквозь боль, осколками битого стекла вгрызающейся в подкорку, – директива не подразумевала размышлений и душевных терзаний. Директива не подразумевала называть себя Джеймсом и помнить ощущение от прикосновения детских рук. Это все плохо, очень плохо.
Зимний Солдат поднимается, непривычно тяжело, хмурится пуще прежнего и снимает Глок с предохранителя, когда малыш в кувезе заходится новым приступом воя.
Камеры видеонаблюдения одна за одной разлетаются под пулями.

* * *

Ванду трясет, когда она видит бездыханное тело брата на полу, за стеклом. Его глаза открыты, в них – отчаяние. Ванда знает, кто убийца, но у нее нет выбора. Потому она крепче прижимает плачущего ребенка к груди и бежит за агентом, уверенно шагающим по коридору. Он не смотрит по сторонам, не говорит с ней, молча уводя прочь с базы.
Девушка не хочет знать, что у него на уме, она ненавидит этого человека, пусть и понимает умом, что все его поступки – реализация кода, вбитого Г.И.Д.Р.О.Й. в подсознание. Человек, некогда звавшийся Джеймсом, сейчас не здесь. Возможно, его и вовсе не существует.
Ванда переминается с ноги на ногу, пока Зимний Солдат набирает код на панели у главного выхода. Тяжелая дверь медленно, с мерзким скрежетом ползет вверх, и по ногам бьет холод, постепенно окутывающий все тело, заставляя дрожать. Благо, на площадке перед базой Ванда сразу же замечает припорошенный снегом вертолет, к которому они, похоже, и направляются.
Ноги вязнут в снегу, он забивается под потертые джинсы и в кроссовки, и остается удивляться, как только Солдат умудряется не обращать на него внимания.
Девушка растирает замерзшие руки, когда оказывается в вертолете, и сильнее кутает ребенка в одеяльце. Он отчего-то затихает, только смотрит серыми глазками заинтересовано и теребит темный локон, дергая легонько.
– Какие языки ты знаешь? – голос Солдата каким-то образом оказывается громче шума вертолетных двигателей.
– Сербский, английский, совсем немного русский, – голос Ванды звучит хрипло. – Среди персонала базы было много русских, – она и сама не знает, зачем говорит это, но молчать больше не может – слишком нервозной кажется эта тишина.
Зимний Солдат кивает в ответ, сосредоточено глядя на приборную панель. Соковийская база Г.И.Д.Р.Ы. за окном медленно уменьшается, оставаясь далеко внизу. Оставаясь в прошлом.

Отредактировано Phantom (2016-07-02 18:49:00)

III. «Капель». 1-3 марта 2001 года
– Мы с супругой остановимся на три дня, – Солдат улыбается хозяйке небольшого домика на окраине Триполиса*. – У Вас прекрасный дом.
– Да, что Вы, бросьте, Уилл! – женщина заливается смехом, прежде чем передать ключи. – Если будут какие-то проблемы – звоните. Мой номер на полочке рядом с телефоном.
– Благодарю Вас, мисс.
Ванда с раздражением отмечает, что фальшивая улыбка агента, от которой у нее до сих пор все внутри холодеет, действует совершенно обезоруживающе на дамочек, чей возраст перевалил за тридцать пять. С теми, кто моложе, им разговаривать по сей день не доводилось, но девушка подозревает, что и те будут растекаться умиленными лужицами. Ей бы радоваться тому, как ловко у мужчины получается водить за нос всех вокруг, ведь это помогает ей и Стиву, но вместо радости внутри бурлит только ненависть, подпитываемая каждой очарованной Солдатом идиоткой.
Она провожает домовладелицу притворно-благодарным взглядом, который сменяется хмурым, едва женщина скрывается за калиткой.
– Возьми вещи в багажнике, – небрежно бросает она агенту, а сама направляется к дому.
Все внутри – мебель, посуда, техника – вряд ли многим младше Ванды. Тем не менее, в их ситуации за богатством не погонишься, учитывая, что ради денег приходится вскрывать банкоматы и красть карточки, чтобы тут же обналичить их и выбросить. Последнее Солдат делал только дважды, когда они останавливались на автозаправках, и оба раза в качестве «жертв» выбирал хамоватых, откровенно небедных типов. Словно наказывал их за что-то.
Ванда закатывает коляску в небольшую прихожую и щелкает выключателем. Первое, что она делает, так это с остервенением скручивает с пальца тонкое золотистое колечко – подделка, разумеется, – которую приходилось носить весь день. Это уже седьмая легенда, и, на этот раз, они – Уилл и Валери Кларк, супружеская пара из Спрингфилда, приехавшая в Триполис на крестины новорожденной двоюродной кузины. И, знаете ли, малыша Гарри было совсем не с кем оставить…
– Нужно в магазин, – глухо сообщает Зимний Солдат, удивительно бесшумно появляясь в прихожей с двумя чемоданами и неизменной черной сумкой. – Детское питание почти закончилось.
– Будто я не знаю, – Ванда огрызается, но быстро прикусывает язык. Мужчина никогда не отвечает грубостью на грубость, ни слова не говорит ей, какие бы ругательства не срывались с девичьих губ, не обращает внимания на язвительность, но каждый раз смотрит настолько опустошенным, мертвым взглядом, что даже у Максимофф просыпается чувство вины.
Они молчат, пока разбирают один из чемоданов – вещи первой необходимости, которые пригодятся в ближайшие три дня. Стив все это время мирно сопит в коляске, улыбаясь во сне и пуская слюни на голубое одеяльце.

* * *

– Пьетро, нет, Пьетро! – девчонка мечется на кровати во сне, судорожно комкая светлые простыни и заглушая крики подушкой. – Пьетро, ты только держись, я сейчас вытащу тебя!
Зимний Солдат наблюдает за ней, стоя в дверном проеме. У него ужасно затекла спина – спальня и кровать в доме одна, и он лег спать на диване в гостиной, оказавшемся совершенно непригодным для отдыха.
К ночным крикам Ванды он привык. Шесть из семи ночей проходили именно так, а утром девушка неизменно бросала на агента несколько испепеляющих взглядов, прежде чем отходила от кошмаров и отвлекалась на повседневную рутину. Он понимал, что, наверное, должен испытывать чувство вины, но к подобным человеческим проявлениям директива его попросту не допускала.
Малыш в колыбели шевельнулся, сбросил одеяло и тихо захныкал. Мужчина знал, что спустя несколько минут это хныканье превратится в звук сродни полицейской сирены. А Ванда ведь только притихла, свернувшись едва заметным клубком под тяжелым пледом.
Солдат колебался недолго. Уверенно, как и всегда, приблизился к кроватке, взглянул на ребенка сверху вниз и протянул к нему руку, намереваясь поднять. Стивен вдруг улыбнулся, цепко ухватился маленькими пальчиками за большой палец и тут же потянул его в рот, заставляя агента застыть оторопело. Правда, ненадолго.
Повторить движения Максимофф и взять мальчика на руки оказалось несложно, пусть Зимний Солдат и делал это впервые. Телу же казалось совсем иначе – словно когда-то ему уже доводилось вот так держать ребенка, осторожно выносить его из чье-то спальни, успокаивающе похлопывая по спинке. Он старался не думать об этом – во избежание очередного приступа головной боли.
Свет в холодильнике загорелся, стоило открыть дверцу. Налить воду в ковш, поставить его на плиту, дождаться, пока вода закипит, всыпать порошок из пачки, размешать – даже легче, чем разобрать и почистить Глок, сейчас лежавший на журнальном столике, рядом с дурацкой погремушкой в форме головы медвежонка. Солдату кажется, что эта жизнь какая-то неправильная.

* * *

Ванда подскочила с кровати так, словно ее обожгло кипятком. За окном светало, а настенные часы показывали четверть седьмого утра.
– Четверть седьмого, – глухо произнесла она, бестолково пялясь на циферблат. Она проспала около восьми часов, ни разу не проснувшись, и, следовательно, Стив ни разу не закричал за это время. Невозможно. Девушка бросилась к колыбели, но ребенка не оказалось и там. Сердце ухнуло куда-то в район желудка, сжавшись.
Максимофф забыла даже одеться, как была, в ночной рубашке, босиком выскочила в гостиную. Что делать, если Солдата и малыша там не окажется? Признаться, Ванда понятия не имела.
А еще она не знала, что пугает ее больше – исчезновение Стива или то, что он, оказывается, никуда и не пропадал, а мирно лежал сейчас на руках у агента, присосавшись к бутылочке со смесью. Сам же Зимний Солдат сидел в глубоком кресле, сосредоточено наблюдая, как пустеет та самая бутылочка. На темной футболке красовалось два белесых пятна – наверняка от смеси – а тени под глазами мужчины, казалось, стали еще заметнее.
– Почему он с тобой? – выдохнула Ванда, привалившись плечом к дверному косяку. От недавнего испуга желудок сводило болезненным спазмом.
Агент поднял на нее слегка удивленный взгляд, откровенно критично осмотрел внешний вид и легко пожал плечами, вновь переключаясь на ребенка.
– Ты мало спишь. Это мешает функциональности. Если что-то случится, ты не сможешь бежать, - отчеканил он – словно инструкцию зачитывал, честное слово. – Я дал тебе возможность восстановить силы. Его режим был соблюден.
Девушка прикрыла глаза. Что ответить – она понятия не имела. С одной стороны, Солдат был прав, но с другой… ей становилось страшно от мысли, что Стив все это время был в руках убийцы. Убийцы ее брата – не стоило об этом забывать. И не стоило давать забыть об этом агенту.
– Отдай его мне, – голос Ванды звучал требовательно. – И больше не трогай, ясно? Не хочу, чтобы к нему прикасался убийца.
Зимний Солдат не сопротивлялся, когда девушка забирала у него ребенка, даже бутылочку придержал, чтобы малыш не хныкал лишний раз. А смотрел куда-то в сторону. В груди ворочался неприятный ком, навскидку определенный как обида. Непривычное чувство.
– Что смотришь? – темноволосая хмыкнула, отходя подальше, словно мужчина представлял опасность для нее – в эту самую секунду. – Ты убил моего брата, не забыл? Выкачал из его камеры кислород. Спорю, что еще и наблюдал, как и за мной, а?
Солдат смотрел прямо на девушку, почти не моргая. Ванда даже отшатнулась, кажется, испугавшись на миг, и только тогда он перевел взгляд, осознав, что выглядело это, пожалуй, устрашающе.
– Но я не убил тебя и Стивена, – непривычно-хрипло сообщил агент, поднимаясь с кресла. – Ешь и умывайся. Сегодня нужно продумать новую легенду.

* * *

В тот день к списку покупок в ближайшем супермаркете прибавилась бутылка виски. Ванда, конечно, изобразила крайнюю степень возмущения, но спорить не стала – Солдат и так был еще молчаливее, чем обычно, весь день, и ничем хорошим это не сулило.
Вечером же, когда Стив благополучно уснул в спальне, Максимофф тихо вышла на кухню и замерла у двери, наблюдая, как агент сосредоточено опрокидывает один стакан за другим. Притом движения его не становились заторможенными, руки не дрожали, да и вообще он выглядел так, словно виски было простой водой.
– Ты вообще пьянеешь? – недоверчиво поинтересовалась девушка, привлекая к себе внимание. Солдат одарил ее тяжелым взглядом.
– Похоже, нет, – равнодушно бросил он, вновь переключаясь на полупустую бутылку.
– Тогда зачем? – Ванда на самом деле не понимала.
Прихватит баночку йогурта из холодильника, она неслышно прошла к столу и опустилась напротив агента, все еще не сводя с него неодобрительного взгляда. Он ответил стандартным равнодушием.
– Люди делают так, когда им грустно, – подумав, произнес он. А после, нахмурившись, добавил: - Мне кажется, я тоже делал так.
Девушка замерла на мгновение, не замечая, как удивленно округлились ее глаза. Но в ответ только хмыкнула и, не задумываясь, потянулась к бутылке и отодвинула ее подальше. На взгляд Солдата – только плечами пожала и почти демонстративно вылила остатки виски в раковину.
– Это дурацкий стереотип, – заверяет Ванда, взирая с некой жалостью. – Люди – нормальные люди – говорят о причинах своей грусти. Это помогает лучше выпивки.
Зимний Солдат молчит. Вертит пустой стакан в руке, ритмично постукивает металлическими пальцами по столу и смотрит прямо перед собой, словно загипнотизированный. Максимофф долго не выдерживает и щелкает пальцами прямо у него перед носом.
– Эй, – раздраженно зовет она. Только идиотка не догадалась бы о причинах бездарной попытки напиться о той подавленности, которой так и веяло от мужчины. – Я, возможно, погорячилась утром, ясно? Ты, вроде как, нас спасаешь сейчас. Я не против, если ты будешь иногда… заниматься Стивом. Только давай больше без виски и других глупостей, которые делают грустные люди. У нас и без того проблем хватает.
Солдат теперь смотрит на девушку, прямо, задумчиво, оценивающе. Пытается понять, не передумает ли она сейчас. Но Ванда не идет на попятную, выгибает бровь выжидающе, и агенту остается только кивнуть.
Следующей ночью он дважды забирает ребенка из спальни прежде, чем тот успевает разбудить Максимофф криком.

* * *

– Надеюсь, вы хорошо отдохнули, – домовладелица лучезарно улыбается, наблюдая, как Солдат заталкивает последнюю сумку в багажник маленького седана. – Триполис – прекрасный городок. Приезжайте к нам еще как-нибудь.
– Мы постараемся, – он отвечает доброжелательно, и Ванда, уже сидящая в машине, непроизвольно закатывает глаза.
Седан заводится с дребезжанием, но, все же, трогается с места и, поскрипывая то и дело, выезжает на городскую трассу. В десяти километрах от города с ним придется распрощаться и пересесть в заранее приготовленный агентом фургон – в таком обычно путешествуют семьи. На нем же они доберутся до порта и паромом переправятся в Италию.
– Итак, – девушка выглядит вполне серьезно, когда достает из рюкзака новые паспорта. – Константин и Александра Циммерман. Греки, помилуй меня господь. Язык сломать можно, – она хмыкает, рассматривая свидетельство о рождении. – Эй, малыш, нравится имя Дэймон?
Ребенок кривит губки и коротко хныкает, выражая все, что он думает об этом имени. Он делает так каждый раз, когда его называют как-то иначе, нежели Стив, заставляя Ванду удивляться тому, как быстро он привык к данному ему имени. Но втайне она радуется, ведь, если Солдат прав, и так придется жить всегда, она бы не хотела, чтобы этот мальчик однажды потерялся во всех этих придуманных личностях, от которых и у самой Максимофф уже голова шла кругом.
– Да, «Стиви» подходит тебе определенно больше, – заключает девушка, а после – вдруг переводит взгляд на агента.
Он сосредоточен на дороге и, кажется, совершенно не слушает ее, но это обманчивое впечатление – Ванда прекрасно знает, что он слышит каждый звук, издаваемый ею или ребенком. Это даже в какой-то мере успокаивает.
– А какое имя подходит тебе? – тихо спрашивает она, невольно наблюдая за выражением лица агента все в то же зеркало заднего вида – похоже, этот способ переглядываться стал привычным для них обоих.
– Константин Циммерман, – не задумываясь, выдает Солдат, и даже в его акценте словно бы проскальзывает нечто греческое. – У нас ферма недалеко от Пианы, и мы едем навестить твоих родителей. Твоя мать больна и очень хотела увидеть Дэймона, потому мы и рискнули взять его с собой, - мужчина вопросительно выгибает бровь – мол, я же все правильно говорю? – У нее рак щитовидной железы, – добавляет он, и никто, кроме Ванды, не смог бы заподозрить его во лжи.
– Ты невыносим, – девушка вздыхает и качает головой. – Я не о том. Со всеми этими придуманными жизнями можно и себя потерять. Мне бы не хотелось. Я помню, что меня зовут Ванда Максимофф, а Стиви уже реагирует на свое имя – другие ему совсем не нравятся. Настоящего имени здесь нет только у тебя. Или оно есть, но ты просто не говоришь его мне? – Максимофф старается улыбнуться, но получается натянуто. Она плюет на эту затею.
Зимний Солдат смотрит на нее совершенно нечитаемо, по меньшей мере, пару минут, умудряясь при том легко маневрировать на дороге. А после, переключаясь наконец на вид проезжей части, тихо спрашивает:
– В Соковии ты показала мне образы. Это были воспоминания или что-то другое?
Ванда дергает плечами при упоминании Соковии, но вовремя берет себя в руки.
– Воспоминания.
Агент хмыкает как-то неопределенно и кивает – так, будто только что подтвердились какие-то его подозрения. Счастливым он не выглядит, но вот удовлетворенным – возможно.
– Тогда меня зовут Джеймс, – ровно сообщает он, сворачивая на шестьдесят шестую трассу. Стив на заднем сидении счастливо агукает.

Отредактировано Phantom (2016-08-11 14:34:00)