[nick]Alina Starkova[/nick]
[indent] Беспрерывный шум в ушах дезориентирует, сбивает с толку, делит пространство пополам, и Алина безуспешно пытается глубоко вдохнуть и выдохнуть, отслеживая свое состояние. Яркие вспышки перед глазами, ощутимые провалы в памяти ‒ словно в бреду, она выбирается из каморки темнейшей Багры обратно в коридоры дворца, не в силах понять, как вообще здесь оказалась. Слова, которые произнесла ее учительница, горят на губах так, словно Заклинательницу Солнца отхлестали ими, кинули в лицо и показали ее собственную наивность и глупость. Ее ничем не подтвержденное желание увидеть свет там, куда он никогда в жизни даже не пробивался.
[indent] Если бы Алина могла, она бы расплакалась; беда заключалась в том, что все слезы были пролиты в самом начале, когда она безуспешно пыталась уснуть на слишком мягких подушках, на непривычно удобной кровати, пока ее тело ныло и горело от ежедневных тренировок. Слезы орошали те ночи, когда она недоумевала, почему Мал не прислал ей даже крохотного клочка бумаги, с одним-единственным словом, с упоминанием, что он жив. Большего ей было не нужно; он мог не рассказывать где он, если не хотел с ней общаться, если больше не желал знать после того, как из мягкой, удобной, привычной Алины она превратилась в несгибаемую Сол Королеву. Личную игрушку Дарклинга, как думал о ней каждый второй в этом замке.
[indent] При первой же мысли о нем Алине снова не хватает воздуха, и ей приходится остановиться, уцепившись ледяными пальцами за резные перила одной из лестниц. Ей кажется, что темные нити магии Александра, как удавы, проникают в ее сознание, тщательно изучая все греховные мысли, касаясь их тонкими пальцами. Как будто он уже знает, как сильно она в нем разочаровалась; как близка к тому, чтобы исчезнуть из его жизни, оставив после себя лишь угольно-черный кафтан, расшитый золотыми нитями, который никогда в жизни больше не сможет надеть.
[indent] Погруженная в темноту своих мыслей, Алина не замечает того, что творится у нее под носом; не сразу видит, как снуют туда-сюда маленькие разноцветные фигурки гришей, которым, кажется, нет совершенно никакого дела до ее размытого силуэта под лестницей. Но вот, наконец, кто-то из них замечает ее; Старкова приходит в себя от того, что чьи-то руки больно встряхивают ее, безжалостно вытаскивая на середину коридора, на свет. О, как бы ей хотелось остаться в тени; ох, как же сильно она понимала чертового Дарклинга прямо сейчас.
[indent] ‒ Что здесь произошло? ‒ кое-как разлепив губы, Алина спрашивает у незнакомого ей парня в синем кафтане. Осознание реальности подводит ее, она не знает, сколько времени провела у Багры, которая едва не задушила ее своей правдой. Если присмотреться, на шее Алины наверняка остались следы, которые подарила ей бесконечная ложь Александра, что так бесцеремонно вылили ей на голову.
[indent] Гриш смотрит на нее, как на умалишенную; его глаза настолько пристально изучают ее лицо, будто хотят забраться под кожу, будто видят ее в первый раз. ‒ Ты и вправду святая, ‒ наконец, медленно произносит он, явно не веря своим глазам, ‒ раз сумела так просто воскреснуть.
[indent] ‒ Что?.. ‒ Алина не понимает, Алина прищуривается, пытаясь понять, что произошло за те жалкие минуты, пока она отсутствовала на балу. Ощущение, что она вернулась в какой-то новый, незнакомый мир, не покидало ее; слишком сильно, слишком резко все изменилось. ‒ Где Дарклинг? ‒ неожиданно для самой себя произносит она, до конца не понимая, зачем задает этот вопрос. Что она будет делать, когда гриш в синем кафтане укажет ей направление, по которому можно найти Черного Генерала? Повернет назад, прячась в своей каморке, или все же соберет последние остатки мужества для того, чтобы задать ему вопросы?
[indent] Хаос, который творится вокруг, пожирает ее. Кто-то выкрикивает ее имя, и по залу проносится удивленный, почти благоговейный шепот. Среди обрывков фраз Алина расшифровывает одну-единственную, в которой явно фигурирует словно "смерть". Кто-то умер, прямо здесь и прямо сейчас, и образ Дарклинга вновь неотвратимо возникает у нее в голове. Говорят, что первое чувство ‒ самое верное; если это правда, то у Заклинательницы Солнца очень, очень большие проблемы. При мысли о том, что перед тем, как рассказать ей правду, Багра могла что-то сделать, что-то придумать, чтобы навредить ему, вся кровь отливает от лица девушки. ‒ Где Дарклинг?! ‒ она повторяет еще раз, уже громче, гораздо более жестко, не осознавая, что привлекает к себе еще большее внимание. Люди шепчутся, показывают пальцами, недоумевают; и Алина, не в силах больше ни секунды вытерпеть это, намеревается как можно скорее скрыться в утешающей темноте своей спальни. В конце концов, одиночество еще никогда ее не предавало.
[indent] ‒ Лучше отпусти меня, ‒ понизив голос до почти_угрожающего тона, она обращается к гришу в синем, который все еще больно удерживает ее за локоть. Против ее воли на Алину вдруг нападает беспричинный, животный страх; кто знает, кому она вообще теперь может доверять в этом месте. Она пока не понимает, что именно произошло, но чувство глубокой потери и ужаса уже гостеприимно принимает ее в свои объятия. Алина покачивается в этом страхе неизвестности, растворяясь в энергетике паники вокруг, когда лицо гриша напротив нее вдруг вытягивается. Он смотрит куда-то позади нее, моментально разжимая свою хватку, и девушка тут же выдергивает руку, сердито растирая побледневшую кожу, на которой уже проявляются следы чужих пальцев.
[indent] Она оборачивается, и ее светлые глаза тут же тонут во мраке других, чужих глаз напротив; Дарклинг, что появился буквально ниоткуда, выглядит настолько напряженным по сравнению с их последней встречей у него в покоях, будто уже давно готов облить это место нефтью, разливающейся из его глаз, и поджечь, бросив спичку.
[indent] Так, чтобы ничего не осталось.

[indent] На долю секунды, всего лишь на короткое мгновение Алине кажется, что она видит в непроницаемых, угольно-черных глазах Дарклинга что-то похожее на страх. Неведомое чувство, которое она никогда раньше не замечала. Видение рассеивается так быстро, словно его и не было, когда он не очень-то нежно берет ее под локоть своими цепкими пальцами, принимая свой обычный делано-равнодушный вид. Алина убеждает себя, что ей всего лишь показалось, что этот страх в его глазах был лишь ее собственным отражением, потому что с тех пор, как Дарклинг появился здесь, он буквально не сводил с нее взгляда.

[indent] Старкова неприязненно смотрит на тени за его спиной, как на давних друзей, которые периодически раздражают тебя своим бесцеремонным поведением, но ты терпишь это, потому что любишь, потому что некуда деваться. Юная заклинательница давно заметила, что тени живут отдельной от хозяина жизнью, обладают вполне ощутимым спектром собственных эмоций (и сама Алина явно не входила в число любимчиков этих липких, длинных щупалец). Но сейчас даже эта темнота была безмолвна; в воздухе отчетливо витало ощущение приближающейся грозы, и все вокруг молчаливо замирали, будто ожидая, когда черный генерал прольет на них свое яростное грозовое настроение.

[indent] Алина ненавидит себя за то, что послушно тянется к нему, позволяя ноющей руке расслабиться под его пальцами; ненавидит чувство защищенности, которое появляется рядом с ним, которое сопровождало ее с самого первого дня, когда она появилась здесь. Разве не это стало настоящей причиной, по которой она все еще осталась стоять здесь, причиной, по которой она не поверила в слова Багры сразу же? Было слишком легко представить себя где-то вне дворца, в одиночестве, без его гнева, без его взгляда, без его защиты. Алина представляла – и не хотела этого. Именно поэтому сейчас она даже не пыталась сопротивляться, а лишь устало вздохнула, когда ее, как трофей, передали из одних рук в другие.

[indent] – Скажи мне, что здесь происходит, – она произносит это одними губами, не сводя светлых глаз с раздраженного лица, не желая привлекать слишком много внимания к тому, что она отсутствовала и пропустила все основные события. Соблазн ничего не говорить Дарклингу об очаровательной встрече с его матерью слишком велик, но санкта Алина прекрасно знает, что не сдержится, что слова выльются из нее, как только они останутся наедине, как слишком полноводный океан выходит из берегов в шторм. Она не ждет никакого ответа; за несколько недель успела понять, что Дарклинг поясняет что-то только тогда, когда хочет этого сам. Но сейчас он неожиданно отвечает, и Алина словно падает в пропасть еще дальше, еще глубже, завороженная ужасными словами, и беспросветной чернотой его глаз. Головокружение становится нестерпимым; люди во дворце могли обманываться, но сама Старкова отчетливо понимала, кого на самом деле не стало сегодня вместо нее. Надя, милая Надя. Одна из самых светлых людей, которых Алина успела встретить во дворце, та, кто никогда не сказала ей ни одного грубого слова, была чуткой и понимающей, теперь больше никогда не откроет глаза просто потому, что настоящая Алина должна жить.

[indent] Должна служить этим мрачным теням напротив, просто потому, что он сам так захотел.

[indent] Яростные слезы все-таки закипают у нее в глазах, и проливаются на щеки и скулы, когда в толпе она замечает мертвенно-бледное лицо Жени. Рыжие волосы подруги мелькают напротив всего на мгновение, а потом ее слишком поспешно уводят в медпункт, но выражение лица портнихи намертво встает у Алины перед глазами. Женя видела эту смерть. Она была рядом, она тоже могла пострадать, подставляя себя, пока Алина выслушивала наполненные ядом речи Багры о том, какая она бестолковая, раз позволила так легко себя обмануть.

[indent] Отчаяние захлестывает ее с головой, и заклинательница тихо всхлипывает, украдкой вытирая лицо широким рукавом черного кафтана. В эту минуту она ненавидит себя саму сильнее, чем кого-либо на свете, но эта злость слишком поспешно трансформируется, находя в себе отчаянную потребность обвинить кого-то другого, чтобы окончательно не потерять сознание от моральной боли. Он сделал из нее оружие, когда она защищала Мала там, на скифе. Он захотел, чтобы Надя подстраховала ее сегодня. Он создал каньон и навлек себя ненависть половины Равки, а теперь они все будут веками расплачиваться за это. Не контролируя себя, пока он тащит ее за собой по коридору, Алина сжимает и разжимает кулак, надеясь вызвать ослепительный свет, чтобы освободиться. Но ее пальцы все такие же бледные, а тьма вокруг них с Дарклингом становится еще гуще, когда они оказываются внутри его покоев; Алина так чертовски бесполезна даже сейчас, когда всеми фибрами души хочет сделать ему больно. Потому, что он не усиливает ее. Потому что он не позволяет.

[indent] Тишина между ними действует ей на нервы, и девушка забивается в уголок огромного дивана, пытаясь привести в порядок истерические мысли, пытаясь унять нервную дрожь в руках и бешеное сердцебиение, от осознания того, что она находилась так близко к смерти. Самой настоящей смерти, после которой наступила бы лишь чернота; такая же, которая укутала входную дверь, словно намекая Алине, что если она и умрет где-то, то точно именно здесь, в этой самой комнате.

[indent] Потому что Дарклинг не любит, когда его личные вещи трогают без разрешения.

[indent]Его вопрос заставляет ее вновь обратить на него свое внимание, свой прохладный, отчаянный взгляд; и она не может не заметить, что он выглядит из рук вон плохо. Когда Алина поднимает на него глаза, то видит лишь тьму; видит каньон и монстров, которых он создал, видит белое лицо Мала, которого едва не растерзали волькры, там, на скифе, видит рождение самой себя – юной заклинательницы солнца. Которую тоже создал именно он, как средство спасения и расплаты за собственные ошибки.

[indent] – Тот, кто убил Надю, вернется за мной, когда все поймет, – Алина полностью игнорирует его вопрос, хотя подсознание и нашептывает ей, что это может взбесить черного генерала еще больше. Упрямо поджав губы, она поднимается на ноги, делая несколько шагов вперед, к столу, на который он опирается. Инстинкты самосохранения давным-давно бьют тревогу, умоляя ее не приближаться, потому что Алина больше не знает, может ли ему доверять. До сегодняшнего момента она даже не знала правды о том, кто он такой, а сейчас вынуждена полагаться лишь на него и верить в то, что он поможет сохранить ее жизнь.
Только если сам захочет этого.

[indent] При мыслях о Наде в груди Алины все вновь сжимается от боли, и она вскидывает руку напротив одной из свечей на столе; на этот раз, из ее пальцев вырывается слабая, но яркая искра, которая обжигает руку и поджигает тонкий фитиль. Пламя свечи вспыхивает моментально, освещая усталое лицо Александра, и Алина невольно наклоняется чуть ближе, словно хочет увидеть в его зрачках что-то новое, кроме своего изломанного отражения.

[indent] – И вот что мне интересно, Дарк-линг, – она тихо чеканит, раскладывает его имя по слогам, помня о том, что он просил называть его Александром; не сейчас, не в этот раз. Она даже не уверена, что это имя, его настоящее имя, заслуживает быть произнесенным ей. – Тогда ты отдашь меня им? Поможешь уничтожить меня, свое творение? – чуть склоняет голову набок, не сводя с него пронзительного взгляда, – Так же, как хочешь уничтожить свой Каньон?

[indent] Ее слова повисают в воздухе между ними, прочерчивая невидимую линию в небольшом пространстве. Границу, защиту от него, которую Алина мысленно выстраивала, надеясь таким образом хоть как-то защитить себя от немыслимой боли, которая обязательно наступит, если она поймет, что Дарклинг действительно может предать ее.

Отредактировано sankta alina (2021-05-23 22:40:36)

[nick]Alina Starkova[/nick]
[indent] Он разгадывает эту лежащую на поверхности загадку в два счета, не давая Алине возможности произносить вслух то, чего говорить совершенно не хотелось. Информация о том, что та, кто практически ежедневно причиняла ей боль, являлась матерью Дарклинга, усваивалась с трудом и скрипом, потому что трудно было представить более разных и далеких друг от друга людей. Сама заклинательница солнца, которая никогда не знала родителей, считая своим домом сиротский Керамзин, могла понять Дарклинга лишь частично. В конце концов, до недавнего времени у нее был Мал — ее дом, ее друг, великая ценность в ее жизни, который принял бы ее какой угодно, (только не одной из них, одной из гришей, правда, милая?) При мысли о нем сердце Алины неизменно царапает тупая боль, и ей кажется, что это уже никогда не изменится. Но Мал у нее — был. Он освещал ее дорогу столько, на сколько ему хватило сил.
[indent] А вот у Дарклинга, кажется, никогда не было ровным счетом никого близкого.
[indent] Его рука дрожит в нескольких дюймах от ее лица; протяни ладонь, царапни поверхность кожи, и все вокруг зальется ослепительным светом. Но они оба продолжали стоять во мраке, а в глазах Дарклинга, кажется, мелькали образы всех тех, кого он потерял за свою долгую жизнь. Алине все еще тяжело свыкнуться с мыслью, что за его относительно юной внешностью скрываются сотни прожитых лет, большую часть из которых он провел в ожидании. И что бы там не говорила Багра о том, что Старкова являлась лишь очередным номером в его бурной коллекции, сердце Алины упорно хотело верить во что-то иное. Пусть это и было ужасно глупо и неправильно.
[indent] Она позволяет себе выдохнуть, только когда Александр отстраняется от нее, осознавая, что все это время невольно задерживала дыхание, чтобы не пропустить ни звука из того, что произносит его обволакивающий тон. Быть убедительным — кажется, у них с Багрой это семейное. Кажется, каждый из них слишком свято верит в собственную правоту, и намеревается стоять на ней до последнего. Алина чувствует себя третейским судьей, тем, кому нужно осторожно и незаметно пройти по краю пропасти, не упасть в нее самой, и не потерять себя в поисках правды. Когда Дарклинг отворачивается от нее, ей становится неуютно, и она осторожно обходит длинную, полированную поверхность стола, для того, чтобы присесть рядом с ним. На достаточно почтительном расстоянии, чтобы не нарушать его личное пространство, но достаточно близко, чтобы увидеть всех призраков прошлого в его глазах.
[indent] — Ох, Дарклинг, — наконец, Алина нарушает молчание, глядя прямо перед собой невидящим взглядом, — лучше не обещай мне того, что потом не сможешь выполнить.
[indent] Она бьет точно в цель и прекрасно осознает это, потому что худшим врагом для нее самой по-прежнему является только он. Наемные убийцы и генералы первой армии внушали ей страх, как и любому, кто опасался бы за свою жизнь, но только Дарклинг был ее защитой и одновременно ее палачом. Конечно, она нужна ему. Конечно, он провел слишком много времени, потеряв надежду на то, что в его жизни, в судьбе Равки появится кто-то, кто будет в силах полностью преломить ход событий. Конечно, он никогда не отпустит ее так просто, и, (Алина была уверена), если бы она действительно сбежала из дворца, отправился бы за ней в ту же минуту, когда обнаружил бы пропажу. О судьбе Багры в этом случае даже подумать было бы страшно. Но что будет с ней потом? После того, как оружие будет сложено, что будет, если она выберет другую сторону, если захочет сражаться против него?
[indent] Ведь Алина своими глазами видела, как он поступает с теми, кто неугоден ему.
[indent] Ей кажется, что его воспаленный взгляд прожигает ее профиль, и Алина поворачивается, чтобы взглянуть на него. Когда она вновь говорит, ее голос звучит практически мягко. — Она хотела, чтобы я сбежала из дворца, и отправилась искать оленя в одиночестве. Чтобы его сила не досталась тебе, превратив в одержимого жаждой власти фанатика. — Алине все еще кажется, что возможно, мать Дарклинга была частично права, ведь он более чем походил на человека, что вечно балансирует между внешним долгом и внутренним безумием.
[indent] — Но я не смогла и не захотела уйти, не поговорив с тобой. — ее голос звучит чуть более твердо, и она поворачивается к Александру всем телом, внутренне замирая от того, что именно он может ей ответить. — Я просто обязана спросить тебя, чего ты хочешь на самом деле? Уничтожить каньон, или... — уничтожить всех нас, мысленно договаривает Старкова, а затем, не думая ни одной лишней секунды, кладет свою хрупкую, теплую ладонь поверх его руки, что опирается о стол. Световая сила внутри нее тут же приветственно распахивает свои объятия, стремясь к его касаниям каждым из своих атомов; Алине приходится тихо выдохнуть, стараться не отвлекаться на собственные реакции. — Мы разберемся со всем вместе. — она невольно выделяет голосом последнее слово, и ее губы трогает легкая, печальная улыбка, впервые за весь вечер. — Но только в том случае, если на этот раз ты скажешь мне всю правду. — ее пальцы легко сжимают его, пока чувство тепла и света внутри ежесекундно разрастается, целиком заполняя ее.
[indent]Интересно, чувствует ли он то же самое?

Отредактировано sankta alina (2021-05-26 11:07:19)

[indent] Обмануться и позволить себя обмануть, поверить в его слова, что звучат так ровно, так четко, так успокаивающе [успокаивая ее совесть, в первую очередь] ‒ слишком легко. Алина почти физически хочет этого, уговаривая себя, что лучше быть одураченной, но живой, чем слишком честной и принципиальной, но мертвой. Ей невероятно сильно хочется просто стереть все собственные мысли и сомнения насчет Дарклинга из головы, полностью положиться до него, довериться безгранично и бескрайне, позволяя ему делать то, что у него, очевидно, получается лучше всего. Играть чужими жизнями. Быть в тени, незаметно, но безжалостно навязывая другим свою волю. Оставаться серым кардиналом, или, если угодно, Черным Еретиком, который аккуратно и незаметно стоит за сценой, пока такие мотыльки, как она, летят на свет, выполняя свою роль.
[indent] Осознавать все это, сидя практически в преступной близости от него, было просто невыносимо.
[indent] Его слова об олене ‒ правильные, обернутые в слои логики и некоего здравого смысла, однако что-то внутри мешает ей полностью довериться ему. Может, его взгляд? Который лишь кажется спокойным, но стоит лишь взглянуть глубже, за угольно-черную радужку, и обнаружишь то, что скрывается так тщательно. Алина мрачно смотрит на тени позади него; такие невинные, невесомые, недвижимые, практически растворившиеся в полумраке покоев Дарклинга. Ей так легко представить жуткую картину ‒ вот она выходит наружу, забирая с собой последнее тепло и свет, что разлиты по этой комнате, а тени нападают, желают получить свое, желают выковать из Александра Морозова кого-то, кто очень похож на Дарклинга. Алина не может позволить им сделать это; и уже открывает было рот, чтобы парировать на слова "всесильного" Дарклинга, когда он совершает самый запрещенный из всех приемов, просто прикасаясь к ней.
[indent] Как во сне, не отдавая рациональный отчет собственным действиям, Алина прикрывает глаза; ей кажется, что по ее венам течет чистое, яркое золото вместо крови, которое отравляют эти прикосновения, окрашивая в черный, будто смешивая золото со мраком, повторяя узор на ее собственном кафтане. И что самое ужасное ‒ это ощущение было практически приятным. Не открывая глаз, чтобы не дать ему прочесть в них отражение ее бунтующих мыслей, Алина вновь тянется к нему, пряча лицо на его груди, позволяя этой черной бездне полностью затянуть ее. Больше никаких сигналов о спасении, их все равно никто не услышит. Да и Старкова не примет ничьей помощи [уже молчаливо отказала Багре, решив остаться здесь]. Она тихо вдыхает и выдыхает теплый воздух возле шеи Александра, и осторожно обхватывает его торс руками, невольно устраиваясь в этих объятиях поудобнее. Слишком легко представить, что они остались одни в целом мире; слишком легко утонуть в этом чувстве спокойствия и защищенности, которые дарит ей его голос, его тон, его бесконечно уверенный в себе взгляд. Так тяжело идти против кого-то, кто настолько искусно лжет даже самому себе. Так хочется остаться здесь подольше, замереть в этом мгновении, потакая собственным эгоистичным потребностям быть ближе к нему. Но упоминание Нади словно заставляет Алину проснуться; выбраться из обманчивого плена сладкого голоса Дарклинга, из вспышек-воспоминаний о том, как он прижимал ее к обратной стороне этого стола какой-нибудь час назад.
[indent] Надя, все эти люди, все остальные, кто искренне считал ее святой. Кто смотрел на нее восхищенно, как на ожившее божество. Кто рассчитывал на то, что Каньон исчезнет, а вместе с ним в прошлое канет война, раздел территории и преступная разобщенность Равки.
[indent] Она не могла их подвести; иначе каждая бессонная ночь, каждая болезненная тренировка, каждое сомнение в себе было зря.
[indent] Отрывать себя от него ‒ мучительно, но Алина все же отстраняется назад, шажочек за шажочком разрывая кольцо из собственных рук вокруг него. Его лицо все еще находится достаточно близко, и юная святая умоляет себя не смотреть, не скользить даже случайным взглядом по его скулам и губам.
[indent] ‒ Спокойная жизнь невозможна в условиях войны, что ведется по обе стороны Каньона, ‒ она чуть прищуривается, стараясь не упустить ни одной из его реакций. Это дало бы ей возможность понять, о чем Дарклинг думает на самом деле. ‒ Когда-то Каньон стал вашим спасением, но теперь он скорее проклятие и болезнь, которая мешает всем мирно жить дальше. ‒ ее рука все еще лежит на его руке, и пока что Алина не собирается ничего с этим делать.
[indent] ‒ И если ты действительно настолько силен, что тебе не нужен даже олень ‒ почему бы тебе просто не пойти и не уничтожить то, что создал? ‒ вопрос звучит без издевки или агрессии, скорее как факт, который больно пульсирует в голове у Алины. Такой простой, такой очевидный вопрос. ‒ Зачем тебе в таком случае нужна я? Зачем нужно это? ‒ сейчас Алине не составляет никакого труда создать яркий, правильно-круглый шар света на своей ладони, потому что по ее венам из-за его прикосновений уже течет черная кровь Дарклинга. Лучшее зажигание. Она перекатывает шар сквозь пальцы, завороженно наблюдая за своим творением, а затем медленно убавляет яркость, до тех пор, пока световая теплая точка в ее ладони не исчезает совсем.
[indent] ‒ Неужели ты откажешься получить доступ к той силе, которая будет у меня, когда мы найдем оленя? ‒ а вот это уже звучит как откровенная провокация, но Старковой не остается ничего, кроме как призвать всю свою храбрость и волю на помощь себе самой же. Ей кажется, или в прекрасных глазах Дарклинга мелькнуло что-то вроде удивления?.. О да, ведь так сложно было представить кого-то, кто был более далек от политических игр, чем его юная заклинательница солнца.
[indent] Но сейчас у нее не было выбора ‒ если, конечно, она не собиралась дальше продолжать оставаться лишь послушной игрушкой в его руках.
[indent] ‒ У меня был хороший учитель по критическому мышлению. ‒ Алина наклоняется чуть ближе к его лицу, и произносит эту фразу почти шепотом, не сводя с него ярких глаз.

Отредактировано sankta alina (2021-05-28 23:05:02)

[indent] Когда непроглядная тьма позади Дарклинга приходит в движение, Алина смотрит на нее так же завороженно, как змея обычно смотрит на своего заклинателя. Ее вдруг переносит в прошлое, в день, когда она впервые увидела это чернильное море у него в шатре, и была уверена, что вот-вот утонет в нем, когда Дарклинг позволит это сделать. Все, что сохраняло ее жизнь, и одновременно являлось магнитом для тех, кто хотел забрать ее, струилось ослепительным золотом под Алининой кожей. Равке слишком долго не хватало света. И далеко не все были готовы принять его, впустить в свои жизни.
[indent] Она инстинктивно вскидывает руку, готовая выпустить из нее световую полосу для защиты, но этого не требуется; одно движение четко очерченного подбородка Дарклинга, и тени вновь превращаются в непослушных собак, которым все еще очень хочется укусить. Алина чувствует вину за то, что позволила себе усомниться в нем; до сей поры Дарклинг никогда не делал ей по-настоящему больно.
[indent] Но это тут же изменилось в короткое следующее мгновение.
[indent] Алине кажется, что Дарклинг ударил ее своими словами; ее челюсти сжались, прорезав и без того худые скулы на бледном лице. Одно дело слышать от других то, как бесконечно и беззастенчиво он использует ее. Наблюдать за тем, как молчаливо злилась Зоя, как шепчутся по углам те, кого она даже не знала, принимать внутрь презрительные слова Багры, вновь и вновь ощущая себя не полноценным человеком, а скорее чем-то диким и неизведанным, что ни у кого не получалось приручить. И совсем другое ‒ услышать подтверждение этим мыслям и словам из уст самого Дарклинга. Болезненный спазм прокатился по позвоночнику девушки, но она не отвела взгляда от лица напротив, напоминая себе, что сама задала этот вопрос. Что сама хотела услышать правду, и получила ее в самом полном объеме.
[indent] ‒ Спасибо, что ответил честно, ‒ тихо произносит она, не вкладывая в эти несколько слов ничего, кроме искренней благодарности. Если бы он начал увиливать, лгать, утверждать, что не имел на ее силу никаких собственнических планов, Алина тут же ушла бы отсюда. Но они оба все еще были здесь; пусть и с весом правды на плечах, который был слишком тяжел для них обоих.
[indent] Ей хочется быть искренней с ним в ответ, и напомнить о том, что в случае любого непредвиденного обстоятельства, между ним и Равкой она всегда выберет Равку. И вовсе не потому, что ей так хочется; а потому что так будет правильно для большинства, а не только для одной маленькой Алины со слишком чувствительным сердцем. Но эти слова так и не срываются с ее губ.
[indent] Просто потому что она знает ‒ Дарклинг сделает то же самое, если того потребует его долг. Знает ‒ и больше всего на свете боится услышать это от него.
[indent] Его смех, такой неожиданный звук посреди глубокой ночной тишины, и их негромких разговоров, настолько выбивает Алину из колеи, что она невольно улыбается ему в ответ, наблюдая за тем, как золотые блики играют на его лице. ‒ Хорошо, что у тебя наконец-то появился повод для смеха сегодня вечером, ‒ она отмечает это с легкой лукавой улыбкой, даже не замечая, что говорит вслух. Его горячее дыхание на одно мгновение обжигает ее пальцы поцелуем, и Алина замирает, охваченная неожиданной искренностью этого момента. Так странно; за обсуждениями смертей и предательств, в которых они оба жили в последнее (а в случае Александра ‒ еще и очень продолжительное) время, только эти искры привязанности и искренности по отношению друг другу все еще не давали им обоим окончательно сойти с ума.
[indent] В тот момент, когда Дарклинг (слишком поспешно, слишком быстро), отпускает ее руку, Алина твердо решает про себя две самых важных вещи. Первое ‒ она никогда не отдаст ему свою силу. Ни ему, ни кому-либо еще, кто захочет этого. Момент слабости, который случился в самом начале, когда она была слаба и растеряна, больше не повторится. То, что принадлежит ей, с ней и останется, до тех самых пор, пока свет внутри нее не погаснет окончательно.
[indent] Второе ‒ она не уйдет от него. Ни сегодня, ни тогда, когда от Каньона ничего не останется. До тех пор, пока он продолжит быть таким настоящим, как сегодня, не боясь показаться уязвимым перед ней.
[indent] Она переводит теплый взгляд на огромную ‒ ни видно ни конца, ни края ‒ военную карту в соседнем помещении, и упрямо качает головой, думая о превратностях судьбы. Любой из генералов первой армии и просто недружелюбно настроенных к Дарклингу людей продал бы душу за то, чтобы одним глазом взглянуть на эту карту. А Дарклинг показывает все это ей с видимой простотой, будто что-то совершенно для него неважное. Наверняка зная ‒ она не станет использовать ничего из того, что увидит там, против него.
[indent] ‒ Не сегодня. Тебе нужно отдохнуть, ‒ коротко, но упрямо отвечает Алина, вновь переводя взгляд на лицо Александра. Легкое движение рукой, и она невесомо касается его скул, чуть надавливая на его кожу пальцами, заставляя посмотреть на себя. Внимательно вглядывается в тени под его глазами, и скользит ладонью вниз, останавливаясь на его плече. ‒ Ты выглядишь жутко усталым, хотя, возможно, это твое перманентное состояние, учитывая почтенный возраст, ‒ в уголках ее глазах сияют искорки смеха, и Алина может списать такую вседозволенность по отношению к нему только на усталость, которая накопилась за этот бесконечный день.
[indent] ‒ Я хочу остаться с тобой.
[indent] Она произносит это с прежней серьезностью, отставляя шутливый тон в сторону, пока края ее губ не касается чуть смущенная улыбка. ‒ Я имею в виду... сегодня. ‒ чуть запнувшись, Алина говорит эту очевидную неправду (не сегодня, не только сегодня). Ей не думается, что Дарклингу нужны какие-то объяснения, но она все равно придумывает их, физически ощущая, как предательски начинает розоветь кожа на ее скулах. ‒ Охрана наверняка занята поисками убийцы, и будет на ногах всю ночь. Не хочу доставлять им еще больше проблем, и заставлять дежурить под своей дверью. ‒ она легко пожимает плечами, осознавая, насколько шатко может звучать это пояснение. Глаза Дарклинга словно видят ее насквозь; Алина сглатывает ком в горле, понимая, что правду говорить все-таки придется.
[indent] ‒ Мне страшно оставаться одной.
[indent] Ведь в конце концов, дело не в количестве гришей за дверью, которые будут бдительно охранять ее персону, а в том, что ни один из них не будет Дарклингом.

Отредактировано sankta alina (2021-06-02 14:19:11)

[indent] Твердый, и от того еще более неожиданный стук в дверь заставляет Алину вздрогнуть всем телом, поспешно вынырнуть из успокаивающих (кто бы мог подумать), объятий Дарклинга. Как будто их могли застать за чем-то неприличным. Легкое чувство дежавю напоминает о себе, а ситуация, когда их прерывают, повторяется второй раз за день. Будет повторяться всегда, учитывая положение дел, и положение самого Дарклинга на шахматной доске лидеров Равки. Старкова на секунду смотрит на его лицо, обмениваясь с ним молчаливыми, понимающими взглядами.
[indent] — Я ведь не королева, — мягко парирует на его слова, но все же присаживается на любезно отодвинутый стул. Еще один долгий, и на этот раз довольно тревожный взгляд на профиль Дарклинга; а затем Алина медленно разъединяет свои пальцы с его, неохотно убирая руку, отпуская его — в сотый раз за сегодняшний день.
[indent] Как раз в тот момент, когда внутрь заходит человек, которого бы юная святая с удовольствием поставила в топ самых неприятных ей людей.

[indent] Если Иван и удивлен тому, что она находится в покоях Дарклинга в начале второго ночи, то на его лице не дергается ни один мускул. Привычно-отсутствующее выражение. Алина вдруг чувствует себя лишней, но только на мгновение. Когда она слышит, что убийца задержан, более того, находится здесь, во дворце, то уже не может сдержать нахлынувшее волнение, и вновь подскакивает на ноги. Не в силах усидеть на месте. В противовес ей Дарклинг остается подчеркнуто-спокойным, как будто итог сегодняшнего вечера был заранее ему известен. Неуловимые ночные кошмары, в которых она задыхается, теряет слишком много крови, в принципе перестают существовать, вдруг становятся пугающей реальностью. Как странно осознавать, что смерти тебе желают люди, которых ты даже не знаешь.

[indent] — Сегодня, — не думая ни одной лишней секунды, она отвечает Дарклингу потемневшим от напряжения взглядом. — Идем прямо сейчас.
[indent] Приятное, сонливое, убаюкивающее ощущение безопасности, которое согревало ее в последние полчаса, тут же отпускает тело Алины. На его место приходит нездоровая, яростная бодрость, и ей кажется, что она ни за что не сможет сомкнуть глаз, пока не посмотрит на убийцу Нади. Кажется, она вообще больше никогда не сможет нормально уснуть и расслабиться.
Интересно, поэтому ли Александр всегда выглядел таким уставшим?..

[indent] Она обходит полированный стол, чтобы пройти к выходу вслед за ним и Иваном, в ту часть дворца, в которую до этого никогда не забредала. Нервное возбуждение, которое еще недавно царило в этих стенах, постепенно спало. Сейчас дворец окутывала лишь сонная, обманчивая тишина, в полумраке свечей можно было расслышать шаги и неуловимые переговоры охраны. Все страждущие и любопытные давно разошлись по своим спальням, и Алину вдруг пронзило резкое воспоминание о самой красивой портнихе. Поравнявшись с Иваном, она негромко задает ему вопрос о Женином самочувствии; получив сухой, но более чем удовлетворивший ее ответ, немного успокаивается.

[indent] Ее глаза вновь находят профиль Дарклинга; идет по левую руку от нее, как обычно, серьезный и сосредоточенный. Старковой до безумия хочется взять его за руку, но в присутствии Ивана и еще двух мрачных гришей, что сопровождают их, сделать этого она решительно не может. Поддавшись минутной слабости, она мягко и незаметно проводит пальцами по тыльной стороне его ладони, заставляя посмотреть на себя. Невесомо улыбнувшись ему краешком губ, Алина вновь смотрит вперед, точнее — себе под ноги, когда все начинают спускаться вниз по лестнице.

[indent] В этой части дворца темно и ужасно холодно; ночные тени также не добавляют месту для допросов домашнего уюта, и Алина зябко ведет плечами, борясь с желанием зажечь на парочку светильников побольше. Посередине, накрепко привязанный к стулу, сидит незнакомый ей мужчина в гвардейской форме. Весь его вид говорит о том, насколько тяжелой выдалась для него эта ночь; переведя взгляд ниже, Алина замечает на крае его кафтана кровь, и сглатывает ком в горле, ощущая почти незнакомое ей ощущение чистой ярости.

[indent] Выражение его лица становится неописуемо удивленным, когда в этой темной фигуре с белоснежными волосами он вдруг узнает Алину; в комнате темно, а от теней Дарклинга становится еще темнее, поэтому Алина твердо делает пару шагов навстречу к мужчине, молниеносно создавая на руке световое ядро. Ослепительный свет весьма безжалостно освещает ее лицо, и она наклоняется поближе, прямо к его перекошенному от ужаса лицу. — Хочу, чтобы ты разглядел меня получше. — она шипит эти слова, глядя в чужие глаза, едва сдерживая себя от того, чтобы не сделать что-то, о чем потом будет сильно жалеть. — Я похожа на нее? — ее глаза сверкают от несдерживаемой злости, а голос становится совершенно ледяным. — Эту святую тебе велели убить?..

[indent] Грудь Алины вздымается и опускается от тяжелых вдохов и выдохов. Она выпрямляется, медленно отводя руку с пляшущим на ней светом назад. — Прошу вас, я... — голос убийцы срывающимся шепотом разрезает пространство, и Старкова резко качает головой, будто приказывая ему замолчать. Ей противно даже стоять напротив него. Так же неприятно, как ощущать волну ненависти внутри себя, которая приветственно поднимает голову.

[indent] — Не говори со мной. Отвечай только своему генералу, когда он спросит. — коротко, рублено просит (нет, приказывает) она, медленно опуская охваченную светом руку вниз. Ее пальцы дрожат, словно вот-вот готовы натравить ослепляющую вспышку на эту поникшую фигуру напротив.

[indent] Взгляд, который она переводит на Дарклинга, получается почти жалобным, просящим.
[indent] Будто в его силах откатить все назад, сделать так, чтобы ничего из событий сегодняшнего дня никогда с ней не случилось.

[indent] Ей не нравится это чувство внутри себя, что растет и размножается, как какой-то вирус. Заразиться безумием и жаждой мести оказалось слишком легко, гораздо легче, чем Алина думала. Ей казалось, что прямо сейчас весь мир был против нее, и это казалось ей чем-то настолько диким и странным, что просто не укладывалось в голове до конца. Мышление маленькой девочки из сиротского приюта слишком разительно отличалось от того, как привыкли смотреть на жизнь генералы армий, для которых люди обычно были не более чем разменной монетой, средством для достижения своих целей. Почему-то именно сейчас, а не на уроках Багры в кругу ее бесконечных нравоучений, Алина действительно осознает, как сильно ей грозит опасность. Что она действительно находится на войне, более того, оставаясь с Дарклингом, молчаливо принимает одну из сторон − даже если не всегда согласна с его методами.
[indent] Глядя на его хищный профиль, Старкова не может не думать о том, как долго бы она протянула одна, если бы все-таки сбежала. Как долго бы протянула, если бы вдруг выбрала другую сторону.
[indent] Из ее груди вырывается тяжелый вздох, и Алина приказывает себе не отвлекаться. Внимательно слушает все, что говорит мужчина напротив, каждый раз болезненно морщась, когда пальцы Ивана особенно сильно вкручиваются в его плечо. Она не испытывает симпатии к ним обоим. Понимает, что иных методов допроса не существует. Но почему-то все равно каждый болезненный стон Аркена эхом отдается где-то у нее в позвоночнике.
[indent] Она вдруг вспоминает о Мале; будто ее сознание, желая защитить от неизбежности происходящего, выбрасывает тонкий мостик, по которому заклинательница солнца может вернуться назад, в свое прошлое. Что если бы он сидел здесь? Что если бы решил предать ее? Никто в целом свете не знал ее лучше, чем он. Если бы генерал Златан вдруг додумался найти и использовать господина Оретцева в качестве информатора, он напал бы на золотую жилу. И с каждым днем молчания, с каждым днем, когда ответа на ее письма так и не поступало, Алина вовсе не была уверена в том, что Мал примет ее сторону. Но заслуживал ли бы он смерти в таком случае?..
[indent] Девушка переводит рассеянный взгляд на Дарклинга, который так же молча слушает исповедь их заложника, и пытается понять, что именно кажется ей странным. Ее тяжелое сознание постепенно начинает угасать; бессонная ночь умноженная на бесконечный стресс захватывает ее тело, и Алина вдруг чувствует такую нечеловеческую усталость, которую не испытывала никогда прежде. Повинуясь неожиданному инстинкту внутри, она сосредотачивается на правой руке, в которой все еще мерцает неяркий свет. Представляет, как атомы разгоняют кровь по ее венам, как ускоряется течение; в одно мгновение свет становится обжигающим по температуре, больно кусая ее за пальцы, и это действительно помогает Старковой зашипеть и немного встряхнуться.
[indent] Световая вспышка вновь на секунду освещает лицо Дарклинга, и Алину вдруг пронзает понимание.
[indent] Он совершенно не удивлен рассказанной складной истории про неких Воронов и ее планируемом похищении.
[indent] Почему, черт возьми, он не удивляется?
[indent] Алина с силой трет висок свободной рукой, надеясь прийти в себя. Эти качели утомляют даже ее, ведь несколько минут назад, когда он прямо и честно смотрел в ее глаза, он выглядел кем угодно, но не лжецом. Уставшим, потерянным − возможно, так. Но он ведь обещал защищать ее, разве нет?..
[indent] − Дарклинг. − она больше не в силах оставаться наедине с разрывающими ее противоречивыми мыслями. Она зовет его ровным, негромким тоном, который не выдает и сотой доли происходящего внутри. Взгляд Алины вновь пересекается со скрюченным от боли Кондуктором, и на этот раз она не отводит глаза, выдерживая натиск его умоляющих зрачков. На его месте вдруг снова представляется Мал, и Старкова в изнеможении прикрывает глаза.
[indent] − Дарклинг.
[indent] Ее тон неощутимо повышается на несколько уровней, становится тверже, и черный генерал наконец-то обращает на нее свое внимание.
[indent] − Отойдем на минуту?
[indent] Практически не дожидаясь согласия, она увлекает его в один из самых темных уголков, туда, где вольно плещутся тени; с появлением Алины с их стороны словно доносится мерное, недовольное шипение.
[indent] Алина Старкова всегда приносила с собой свет. И переставать это делать нельзя ни в коем случае.
[indent] − Нужно сохранить ему жизнь. − она сама удивляется, что у нее хватило наглости еле слышно произнести эти слова, но Алина делает то, что должна. А с последствиями разберется потом. − Он действительно мог рассказать нам не все. Пусть отбывает свое наказание в тюрьме.
[indent] Ее голос чуть срывается; глаза Дарклинга в темноте становятся привычной черной бездной, и Алине все сложнее выдерживать на себе это давление. Через силу она поднимает подбородок вверх, как никогда твердая в своей решимости.
[indent] − А иначе чем мы отличаемся от него? − она качает головой, пока уверенность в том, что она все-таки поступает правильно, мерно окутывает ее тело с ног до головы.
[indent] Дарклинг и так давно стоит на самом краю. Она не может и не хочет дать ему упасть еще дальше.

Отредактировано sankta alina (2021-06-08 13:12:05)

[indent] Крошечная мысль, что успела зародиться в глубине сознания Алины, росла и множилась, как раковая опухоль. Несмотря на то, что юная госпожа Старкова всеми силами отодвигала это подозрение в самые глубокие дали своего сознания, оно упорно не хотело там оставаться. Вылезало на свет, издевательски подмигивало, заставляло мысли течь в совершенно ином, практически преступном направлении. Алина смотрела в бархатно-черные глаза Дарклинга и бесконечно задавала себе один-единственный вопрос.
[indent] Она действительно в чем-то его подозревает?
[indent] Его почти безразличную реакцию крайне легко списать на что угодно. На усталость общую, усталость от жизни, на скуку, которую он наверняка испытывает, когда очередной заключенный делится очередными планами насчет очередного захвата Равки. Для нее это в новинку, он же наверняка слышал все эти истории сотню раз. Алина повторяет эти доводы, разумные доводы, как мантру. Как особый вид медитации. Будто если она произнесет это в своей голове сотню раз, это окажется правдой. Хрупкой правдой, в которую верится с таким трудом.
[indent] На секунду она видит в его тоне, в положении корпуса его тела Багру, и в который раз удивляется, как могла не заметить очевидного сходства между ними раньше. С другой стороны, не то чтобы Багра давала возможность долго разглядывать ее где-то, кроме крошечного полумрака ее каморки. Общим между ними была не столько внешность, сколько пресловутое ощущение замаскированной опасности, которое от них исходило. Правда Багры была резкой и четкой; прямой, как стрела. Слова, которые она выпускала в Алину, когда уговаривала бежать из дворца, в меньшей степени можно было бы назвать успокаивающими или заботливыми. Они резали, как нож, не заботясь о том, какие ранения оставляют на собеседнике. Дарклинг скорее напоминал паука, который крайне мягко и крайне заботливо сплел бы для тебя самую красивую паутину, для того, чтобы потом одним движением оставить тебя в ней навсегда.
[indent] Алина сглатывает ком в горле, пока его слова обволакивают ее, словно кокон. Такие правильные. Такие здравомыслящие. Такие рассудительные. Наверняка у самой Алины было что-то не в порядке с головой, если она собиралась подвергать их сомнению. Образы воспоминаний, как вспышки, тут же встают у нее перед глазами; даже зная его так недолго, Алина успела убедиться, насколько разным Дарклинг может быть.
[indent] И сейчас он выглядел как человек, который давным-давно принял свое решение.
[indent] Она давит тяжелый вздох, который вырывается из ее груди,  медленно качая головой, впитывая в себя его слова. Будто она несмышлёный ребенок, которому учитель объясняет основные законы мироздания. В какой-то степени так и было, но больше всего на свете Алина устала быть ведомой кем-то. Даже если этот кто-то ‒ он. Она невольно любуется тем, как блики света играют на его красивом лице; а потом делает еще один глубокий вдох.
[indent] ‒ Кто-то должен когда-то прекратить все это, ‒ медленно произносит, заходя издалека, не спеша подбираться к сути. ‒ Ты выглядишь усталым и будто бы хочешь окончания войны, но сам же невольно ее продолжаешь. Я беспокоюсь за тебя. ‒ последнее предложение отнюдь не входило в план той речи, что она старательно выстраивала у себя в голове, но все равно вырвалось, прекрасное и оголенное в этой своей правде. Ей действительно казалось, что война, каньон и планирование будущей жизни тысяч гришей забирают у Дарклинга все лишние и не очень силы. Потому что никто больше не хотел брать на себя эту ответственность, решая чужие судьбы за него.
[indent] Возможно, ей только кажется, но выражение его глаз будто бы смягчается на короткое мгновение; не сводя с него глаз, Алина продолжает. ‒ В конце концов, группу Воронов тоже кто-то нанял. ‒ говорит медленно и осторожно, будто ступает по крайне тонкому льду. ‒ Сомневаюсь, что этот человек желает мне добра, и просто хотел побеседовать после того, как украдет. Его мы тоже убьем, если поймаем?.. ‒ ей даже не нужен точный ответ, нужна лишь его реакция. Прохладные глаза Старковой скользят по каждому миллиметру его лица, стараясь ничего не упустить, чтобы потом прокручивать все это в голове по сотому разу. Была во все этом определенная доля мазохизма ‒ искать чертов подвох рядом с тем, кто никогда не давал ей поводов.
[indent] Пока что ‒ не давал ей поводов.
[indent] ‒ Подумай об этом, ‒ скромно и тихо заканчивает девушка, на мгновение вновь касаясь его руки в темноте. Мягкое движение пальцами, которые скользят по его коже ‒ и вот Алина уже отступает назад, понимая, что явно проиграла сегодняшний спор, который даже не успел толком начаться.
[indent] ‒ Отведите меня домой, ‒ негромко просит она, переводя взгляд на пару человек из охраны, не особенно понимая, что теперь может называть домом, и есть ли он у нее вообще. Странное ощущение, вызывающее острое чувство потерянности. В последний раз она смотрит на обмякшее тело на стуле, с привычным мазохизмом впитывая и запечатлевая в памяти образ Аркена Виссера. Теперь она может окончательно с ним попрощаться, осознавая, что он ‒ лишь первый в череде тех, кто мечтает о том, чтобы ее дыхание навсегда замедлилось.
[indent] Думать о прощении и жизни без войны в таких условиях практически невозможно; но Алина скользит взглядом по непроницаемому лицу Дарклинга, и обещает себе никогда и ни за что не сдаваться.

Отредактировано sankta alina (2021-06-23 15:15:22)

[indent] Сознание маленькой святой прямо сейчас представляет собой один крошечный карточный домик, который вот-вот готов рухнуть под тяжестью бытия. Ее бросает от постоянного желания помочь этому миру стать немного, но лучше, до состояния беспомощности и непонимания, почему именно на нее свалилась эта вспарывающая грудную клетку световая волна, а вместе с ней и огромная ответственность. Разве всем не было бы проще, если бы заклинательницей солнца оказалась какая-нибудь Зоя? Вышколенная, идеальная убийца, которая с самого детства впитала в себя философию и правила жизни гришей. Наверняка она не смела бы спорить с Александром, не забавляла бы всех подряд своей наивностью и непониманием основного уклада жизни. Потому что сейчас, слушая холодящие душу и сердце слова Дарклинга о зелье подчинения, Алина понимает, как прост был ее мир раньше. Все держалось лишь на добрых отношениях, правде и соображениях совести. Старкова жила с открытым сердцем, не обманывая саму себя ‒ в первую очередь.

[indent] Ну разве что в те моменты, когда говорила себе, что любит Мальена не более чем как друга.

[indent] Она слабо и отрицательно качает головой, чувствуя, как этот факт о фьерданцах оседает очередной тяжелой гирей где-то в глубине ее души. Дарклинг вел неравную борьбу со всем, что так или иначе уничтожает гришей, много лет, и пока что не одержал убедительной победы. С чего же она взяла, что справится? Алина ощущает, как грудную клетку сдавливает привычное ощущение беспомощности, а маленький карточный домик разрушается под очередными ударами. Раз ‒ и его добивают слова Багры. Два ‒ пустой и одновременно умоляющий взгляд Кондуктора. Три ‒ бездыханное тело Нади в черном кафтане. Четыре ‒ неотвеченные письма, которые она по-прежнему отправляет Малу.

[indent] Пять ‒ взгляд Дарклинга, который ничего не требует, но при этом напоминает, как важно ей находиться в той точке, в которой она находится сейчас. Может быть, это можно списать на обычную юношескую глупость и наивность, но Алине просто невыносимо, до тупой боли в груди хочется верить, что она и правда нужна ему.
[indent] Здесь и сейчас.

[indent] А ты, хочется спросить ей, когда он говорит о мире как об отвратительном месте; каков из себя ты, Дарклинг, Александр Морозов, генерал Кириган? Чего в тебе на самом деле больше ‒ жажды справедливости для своего народа любой ценой, или же желания душевного успокоения? Однако ничего из этих слов не срывается с Алининых губ; она в последний раз скользит взглядом по черному строгому профилю Александра, и выходит наружу вслед за охраной ‒ в полном молчании.

[indent] Алина невероятно благодарна, что они не задают никаких вопросов, и не пытаются заговорить с ней по дороге в покои Дарклинга. Она выучила дорогу наизусть, поэтому даже не смотрит себе под ноги, позволяя своему телу наугад вписываться в нужные повороты. Ее мозг работает натужно, напряженно, лихорадочно, как у человека, который давненько спокойно не спал, потому что вынужден думать о тысяче разных вещей. Интересно, есть ли проблемы со сном у Дарклинга?.. Алина думает об этом вскользь, пытаясь представить, как он принимает какое-нибудь модное снотворное, чтобы хотя бы ненадолго забыться. Взгляд Аркена Виссера все еще стоит у нее перед внутренним взором, и Алина думает о том, сколько времени понадобится, чтобы она научилась не пропускать все на свете через себя. И нужно ли это ей вообще ‒ оберегать собственное сознание от стресса ценой полной бесчувственности.

[indent] Увлеченная этими рассуждениями, она не замечает, как доходит до покоев Дарклинга; кивком попрощавшись с охраной, заклинательница солнца заходит внутрь, осознавая, что впервые находится здесь совершенно одна. Без неприятной компании Ивана, без самого Дарклинга, без пронырливых служанок, которые (счастливые), наверняка давно видят десятый сон. Негнущимися пальцами девушка расшнуровывает тяжелый темный кафтан, и аккуратно кладет его в одно из кресел, размышляя, сколько у нее есть времени здесь, в одиночестве, и может ли она вообще ходить по этим бесконечным комнатам без разрешения хозяина. Она неслышно ступает по темным покоям, сосредотачиваясь на свете внутри себя, и стоящие то тут, то там настольные свечи, одна за другой загораются в ее присутствии. Пальцы Алины ныряют в волосы, доставая оттуда по одной золотые шпильки, до тех пор, пока светлая копна свободно не начинает спадать по ее плечам. Теперь она вздыхает немного спокойнее, немного свободнее, когда ни грудь, ни волосы больше ничего не сдавливает.

[indent] Очередная вспышка света настенных светильников озаряет очередную комнату, и Старкова останавливается, как вкопанная, осматривая огромный стол с разложенной на ней той самой военной картой. Она медленно проводит пальцами по грубому краю стола, пока ее светлый взгляд мечется от одной территории к другой, осматривая какие-то хаотически сделанные пометки, сделанные, возможно, рукой самого Дарклинга. Здесь ‒ все то, над чем он с командой своих солдат думал не первый год; и она вот так просто может получить к этому доступ. Интересно, он настолько сильно доверяет ей, что даже не думает о том, что теоретически она все еще может его предать?.. Едва эта мысль покидает светлую Алинину голову, как за спиной раздаются неслышные шаги, а его властный голос окликивает ее по имени.

[indent] Алина вздрагивает всем телом от неожиданности, будто он застукал ее за чем-то неприличным, или может каким-то образом прочитать ее мысли. Она слишком поспешно отворачивается от карты. ‒ Я здесь, ‒ откликается, убирая светлые пряди со слегка покрасневшего лица. Едва Дарклинг появляется в поле ее зрения, тревожный и стремительный, как обычно, как Алина тут же замечает перевязанную платком руку, и хмурится, а ее лоб прорезают морщинки.

[indent] ‒ Что случилось? ‒ вырывается из ее груди, и она делает шаг навстречу к нему, осторожно касаясь пальцами платка. ‒ Можно посмотреть?.. ‒ и, не дожидаясь разрешения, девушка аккуратно сдвигает черную шелковую ткань в сторону, осматривая глубокий свежий порез, который довольно сильно кровоточил. ‒ Ох, ‒ Алина выдыхает, думая о том, что не очень-то и хочет знать, что там на самом деле произошло. Правда в любом случае может слишком сильно ранить.
[indent] Алине ли об этом не знать.

[indent] ‒ Лучше ее обработать, ‒ мягко говорит она, отпуская его ладонь из своих теплых рук, ‒ у тебя есть что-то, что останавливает кровь? ‒ Алине оставалось только догадываться об истинных размерах покоев Дарклинга, и о том, что включают в себя те или иные комнаты. Может, где-то есть целая операционная, комната с телескопом и терассой или даже чертов бальный зал ‒ она бы совершенно ничему не удивилась. Алина еще раз бросает взгляд на карту позади себя, а потом слишком поспешно произносит:

[indent] ‒ Прости, что вошла сюда без тебя, наверное, мне не стоило. ‒ она дарит Дарклингу слабую, но все-таки вполне искреннюю улыбку.

[indent] Все же в его присутствии это место определенно становилось чуточку лучше.

[indent] Каждый раз, когда они с Дарклингом оставались наедине, Алина почему-то чувствовала постепенные, но уверенные приливы спокойствия. И наверняка это было ужасно странно, учитывая, каким человеком он был, или, по крайней мере, каким человеком хотел казаться перед остальными. Весь его образ, от четкой линии подбородка и холодных глаз, до роскошно расшитых кафтанов и уверенных шагов едва ли мог показаться кому-то мягким и успокаивающим. Скорее от него веяло угрозой − иногда скрытой, но чаще всего более чем явной. Алина осознавала это с самого начала, с самого первого дня, когда увидела его, когда острый коготь его кольца небрежно вспорол ее кожу, будто она не человек, а какой-то удивительный механизм, в устройстве которого Дарклингу еще предстояло разобраться. Она говорила себе, что они оба − стороны двух разных медалей, которым трудно существовать вместе, потому что он жил во мраке, а она разрушала его, одним своим присутствием. И ее появление в его жизни могло быть как испытанием, так и искуплением, в зависимости от того, какие мотивы он на самом деле преследовал.
[indent] И, глядя на его уставшее, но все еще уверенное выражение лица, Алина могла бы поспорить на целое королевство, что за многие и многие годы своей жизни Александр Морозов и сам не разобрался в этих самых мотивах.

[indent] Его слова о злости немного пугают ее, пробираются острыми льдинками под кожу, неприятно царапая изнутри, и Алина надеется лишь на то, что не изменилась в лице, не показав ему этого самого страха. Ей не хотелось доставлять ему еще больше проблем, которых и так было в избытке, а с собственным мироощущением она как-нибудь справится. Старковой казалась, что раз она сама выбрала остаться здесь, с ним (ее ведь никто не принуждал, скорее, настаивал на обратном), то теперь не имела никакого права жаловаться или сетовать на свою нелегкую судьбу. В конце концов, почти всем в Равке было гораздо хуже. Алина по привычке обесценивала собственные проблемы и чувства, задвигая себя на задний план, как делала это всегда, оставаясь молчаливой тенью сначала за спиной Мала и своего приюта, теперь уже во дворце, где от нее требовалось как раз совершенно иное. И пока девушка неслышно шла вслед за Дарклингом вглубь его бесконечных покоев, все дальше и дальше, она давала себе слово, что ни за что не станет одной из теней, что окутывают его облик, прячутся по углам.
[indent] Потому что она способна на большее; потому что этой тьме давным-давно пора положить конец.

[indent] Спальня Дарклинга, что наконец, предстает у нее перед глазами, тиха и темна, также, как и ее хозяин. Во всех покоях темного заклинателя слишком много от него самого, от нелюбви к показной роскоши, которой обычно славится весь дворец, до больших пространств, что явно были неким ответом военным шатрам, в которых он проводил большую часть своего времени. Алина думает о том, что скоро, слишком скоро им обоим придется отправиться в путь, для того, чтобы найти оленя, чтобы попробовать усилить ее и надеяться на лучшее. Дворец, который маленькая святая слишком долго считала своей тюрьмой, неожиданно кажется ей островком безопасности по сравнению с неизвестностью, которая ждет их на поисках оленя. Но потом перед ее глазами вновь встает Надя, но потом Алина вспоминает, как легко было отнять у нее жизнь, даже при всех принятых мерах безопасности, и с горечью признает − лично для нее, госпожи Старковой, безопасных мест больше не осталось нигде. Ведь она везде берет с собой себя и тот золотистый свет, что струится у нее по венам вместо крови.

[indent] Она бы не удивилась, если бы и кровь Дарклинга оказалась угольно-черной; но нет, ее вид был совершенно обычный, человеческий, и Алина осторожно вынимает пробку из высокой склянки с розовой жидкостью, стараясь не расплескать драгоценное содержимое. Какое-то время между ними царит практически уютное молчание, нарушаемое лишь легким звоном склянок, и рваным звуком, с которым Алина забрала кусочек бинтовой повязки. Отточенным, привычным движением она аккуратно обработала порез, и принялась сооружать повязку, держа прохладную ладонь Дарклинга в своих руках.

[indent] − Когда мы были детьми, я практически каждый день накладывала Малу повязки, лечила его ушибы и синяки, которые он с невероятным упорством зарабатывал, − на губах девушки появилась легкая улыбка, и глаза чуть затуманились от пелены слишком давних воспоминаний, пока руки продолжали аккуратно обрабатывать порез. − Я даже думала, что отправлюсь в военные медсестры или стану целителем, но потом осознала, насколько жестоко было бы видеть войну каждый день. Сейчас это звучит очень иронично, − она усмехается краешком губ, и эта улыбка выходит очень горькой. Воспоминания из прошлого, что раньше согревали ее, теперь причиняли лишь боль, но Алина с упрямством мазохиста продолжала думать об этом. Она поднимает прозрачные глаза к лицу Дарклинга, и несмело улыбается ему.

[indent] − Я всегда буду девочкой из сиротского приюта, которая не умеет думать о себе, и привыкла заботиться о других. − она произносит это без всякой боли или надрыва, просто констатирует свершившийся факт. У Алины множество недостатков, но сердце всегда умело любить; хотя боли ей это приносило не меньше. Она вдруг осознает, что давным давно закончила с повязкой, но продолжает держать ладонь Дарклинга в руках, согревая ее своим теплом. Дернувшись, Алина тут же освобождает его, делая вид, что очень увлечена возвращением пустой склянки в медицинский секретер. За ночь его рана затянется; как жаль, что это не сработает с ранами душевными. Алине хочется шутливо попросить его больше так не злиться, но она прекрасно понимает, насколько это невозможно.

[indent] Она вновь возвращается взглядом к его лицу, скользит по каждой черточке, по более не покрытым кафтаном плечам, которые сейчас стягивает лишь рубашка, и сглатывает тугой ком, который вновь образовывается в горле. Ей очень сильно хотелось бы его спасти. Забрать на себя львиную долю тревог и переживаний, сделать так, чтобы самой большой его проблемой была неглубокая рана, которая затянется за ночь.
[indent] Но не Алине было решать, хочет ли этого он сам.

[indent] − Я... могу идти? − с легкой запинкой, осторожно спрашивает она, перебирая в памяти комнаты, через которые они только что проходили; кажется, где-то среди них должна будет найтись кровать и гостевая спальня. − Сегодня был слишком долгий день, который хочется быстрее закончить. − негромко заканчивает она, вновь ощущая каменное давление свинцовой усталости на своих и без того хрупких плечах.

[indent] Время, проведенное наедине с Дарклингом, всегда вело себя более чем вольно, то ускоряя шаг, то наоборот, замедляясь до невозможности. Алина каждый раз слишком сильно погружалась в своего собеседника, пытаясь разобраться в очередных выражениях его глаз, в том, что он мог бы сказать, но почему-то не сказал. Надо признать, загадкой он был увлекательной. Дарклинг ‒ чертова задачка со звездочкой, которую ей ни за что, никогда не решить до конца. Впрочем, это не мешало госпоже Старковой с увлечением пытаться снова и снова.

[indent] Его легкие, как будто бы случайные прикосновения к ее волосам, каждый раз напоминали Алине о том, что он всегда рядом, пусть на почтительном расстоянии, пусть не вмешиваясь в ее жизнь без какой-то серьезной причины, но ‒ здесь, готовый как спасти ее, так и уничтожить, забрав с собой в свой мрачный, наполненный тенями мир. Алина умоляла себя не обольщаться. Не считать себя кем-то особенным, кем-то, кто вдруг подобрал ключ к зачерствевшему механизму чужого сердца. Это был долгий путь впереди, на котором у маленькой святой нет и не может быть ни единого союзника. Даже Дарклинг вряд ли захочет раз и навсегда превратиться в Александра; едва ли то, что живет в нем, так просто его отпустит. Но Алина всегда была жутко упрямой, без веских на то оснований и причин, а еще приучила себя идти туда, где сложно. Иногда с Дарклингом было невыносимо. Но иногда, в такие моменты, как этот, его слова будто бы обволакивали ее теплым покрывалом, лишая возможности мыслить здраво. Ей так сильно хотелось верить ему, что это уничтожало все рациональные позывы. Оставались лишь более румяные, чем обычно, щеки, и ее ускоренное сердцебиение. Как хорошо, что он этого не слышит.

[indent] ‒ Надеюсь, что в первую очередь я буду замечательным спасением Равки. ‒ она говорит этой с легкой долей усмешки в голосе, потому что это правда то, на что сейчас направлены все Алинины мысли и желания. По меньшей мере ‒ потому что Дарклинг хочет от нее этого. ‒ Что мы будем. ‒ поправляется спустя мгновение, вновь переплетаясь своим взглядом с его бездонными зрачками. Ей ни за что не выстоять на этом пути одной, и неважно, сколько внутри нее накопилось света, который она так тщательно скрывала, не принимая себя. Мальен хотел бы видеть ее никем. Пустой девочкой без имени, которая стала бы вместилищем для его надежд и планов на жизнь. Дарклинг же вытачивал из нее кого-то нового. Кого-то, с кем ей самой только сейчас предстояло познакомиться. Постепенно, шаг за шагом, не спеша, будто был точильным камнем, а она ‒ лезвием, которое становилось лучше, острее, каждый раз, когда прикасалась к нему.

[indent] Траектория их движений снова пересекается, когда глаза Алины прочерчивают невидимую линию от его плеч до двери. Ей ни за что не выйти отсюда, если он сам этого не захочет. В глубине души она ежедневно восхищалась тем, как изящно, незаметно он умеет манипулировать людьми, чтобы у них не возникло ни малейших сомнений относительно того, что они сами приняли свое решение. Так и сейчас, он не держал ее, не приставлял охраны, чтобы навязчиво контролировать ее 24/7, но вместе с тем жестами, словами, намеками между строк, что витали между ними в воздухе, давал понять, какое решение ей стоит принять. Будь благоразумна, Алина, словно бы говорят его глаза, мягко ощупывающие ее скулы своим взглядом, и Старковой кажется, будто она слышит его голос у себя в голове. Шаг за шагом, и без того небольшое расстояние между ними сокращается до почти неприличного минимума; еще немного, и девушке придется задрать голову, чтобы вновь и вновь переплетаться с Дарклингом взглядами.

[indent] Манипулировал ли он ей?.. Возможно; и не так важно, осознанно или нет. Важно то, что сейчас она сама хотела этого. Быть обманутой или привязанной к нему, жить в иллюзии, что она сама принимает решения, или действительно принимать их.

[indent] ‒ Не хотел бы терять меня из виду.. только сейчас? ‒ эхом переспрашивает, испытывающе глядя, чуть склоняя голову набок, словно пытаясь увидеть больше, нырнуть глубже, туда, где точно утонет, если не будет осторожной. Однако осторожность ‒ последнее, о чем думает Алина, когда задает ему такие вопросы. Она по-прежнему чувствует ничем не объяснимое доверие, будто ночь и тени вокруг укроют их фигуры, и никто никогда не узнает о том, что на самом деле происходит между ними.

[indent] Алина делает последний, опасно-близкий шаг к нему, словно вбивая в пол своим каблуком последний гвоздь в крышку гроба всех стереотипов, что их окружали. Ее руки, легкие, невесомые, скользят по рукавам рубашки Дарклинга вверх; медленно, дюйм за дюймом, прочерчивают линию по скрытой под тканью коже. Алина чувствует, как крошечная точка света, что всегда жила внутри нее, начинает разгораться, откликаясь на эти прикосновения, а ее ладони уже аккуратно ложатся на его напряженные плечи. Она мягко разминает и поглаживает, посылая по уставшим мышцам шеи тепло, потихоньку расслабляя их неровными, рваными нажатиями своих пальцев.

[indent] ‒ Я не могу обещать, ‒ она вновь не отводит взгляда от его глаз, теряя ощущение твердой почвы под ногами, ‒ что со мной твое сердце будет в безопасности, Дарк-линг. ‒ уголки ее губ медленно поднимаются в улыбке, хотя Алине совсем, совершенно не весело. Скорее, любопытно, скорее, страшно, но она слишком долго задвигала на задний план себя и собственные желания, для того, чтобы сейчас в очередной раз ими поступаться. ‒ Я могу поклясться во многом, но только не в этом. ‒ она заканчивает еле слышно, поднимаясь на носочки, чтобы, наконец, дотянуться, чтобы сократить расстояние между их лицами до минимума. Твердые, сухие губы Дарклинга выбивают из ее легких воздух, а световая точка в груди превращается в огромный, теплый шар, который заполняет все ее тело целиком. Алина бездумно и бесконтрольно вновь и вновь целует его, второй раз за этот странный, длинный день, однако теперь в этих поцелуях нет ни натянутых нервов, ни лишних вопросов. Его дыхание на ее лице ‒ вот ответ. Его руки, которые помогают ей удержаться на ногах, ее ладони, что медленно скользят по его плечам к спине в теплом, согревающем прикосновении ‒ вот где правда. Вот где самая настоящая реальность.

[indent]Спустя мучительное мгновение Алина отрывается от его губ, чтобы скользнуть прикосновением по скулам, к шее, ловя ритм его пульса, чтобы после спрятать лицо на его груди, завернуться в его темные объятия, как в покрывало, даже с закрытыми глазами ощущая пульсацию света перед внутренним взором. Она была привязана к нему также крепко, как сейчас переплетены их тела в объятии; и он был безумцем или глупцом, если мог подумать, что она действительно оставит его. Особенно теперь, когда ее действия говорили громче любых слов.

[indent] Потому что это место и это чувство было самым правильным на земле. И в этом Алина ни капли не сомневалась.

Отредактировано sankta alina (2021-07-12 19:29:22)

[indent] На какой-то длинный и мучительный момент Алине кажется, что она серьезно сошла с ума. И Дарклинг сейчас оттолкнет ее, отодвинет от себя, как нашкодившего котенка, который позволил себе слишком многое, взяв за руки, обхватывая хрупкие запястья своими длинными пальцами. Порыв странной внутренней силы, который посылал по ее венам жгучий импульс быть как можно ближе к нему, пугал даже ее саму. Она словно забыла, кто он, отбросив в сторону все предрассудки и страхи, что внушал его облик, увидев перед собой самую суть. В ее отношении к Александру крайностями всегда стояли страх и любопытство. Боязнь рано или поздно испытать на себе всю силу его гнева или разочарования в ней, умноженная на желание раз и навсегда узнать, кто он такой на самом деле. Весь его облик завораживал ее; было бы глупо не признаваться в этом хотя бы себе. Рациональная и доселе довольно скептическая госпожа Старкова как никогда была близка к тому, чтобы поверить в саму себя. В собственную так называемую святость. Иначе чем еще, кроме как не магией, фатализмом, порядком расположения планет на небе и их с Александром собственным химическим составом крови (что так сильно отличался друг от друга, и от того так сильно хотел быть притянут), было объяснить это ощущение? Осознание того, что они – две части поломанного механизма со слепой уверенностью в том, что могут починить друг друга.

[indent] Алина ощущает, как каменеет его спина под ее пальцами, как замирает он сам, оглушенный ее внезапной откровенностью, и где-то внутри нее загорается маленький лукавый огонек довольства. Надо же, не только он умеет заставать ее врасплох своими действиями. Она не планировала с ним никакой игры, не хотела быть нечестной, напротив – ее откровенность и желание показать, как за столь короткий срок он стал дорог ей, привело ее к этим тесным объятиям, к его пальцам, что до боли вжимались в ее спину. Для кого-то убийца, для кого-то черный еретик, для кого-то король теней. Алина знала, что все это – его грани. Что она никогда не посмеет просить его выбрать что-то одно, но вместе с тем эта грань, что носила его настоящее имя, что была до обнаженного честной и уязвимой перед ней, что бы с ними не происходило, была ей ближе и дороже всего.

[indent] – Разбитое даже лучше. – почти неслышно говорит Старкова, сплетая тонкие пальцы у него на спине, будто бы забирая всю высокую фигуру Александра в свой плен. – Так я буду помнить о том, что ты – живой человек, а не идеальное его воплощение. – она слегка улыбается краешком губ, но Александр явно не может видеть этого в темноте. В неярком лунном свете контуры его фигуры теряются, размываются, но впервые Алине не хочется добавить немного света в окружающую обстановку. Так даже лучше; не до конца видеть, но чувствовать его дыхание на своем лице, ощущать, как его руки подхватывают ее, чтобы поднять в воздух.

[indent] Резкость, с которой он поднимает ее, заставляет Алину сжаться в робкий комочек, невольно прижимаясь к его груди еще сильнее. Прохладный воздух его спальни обжигает ее разгоряченное лицо, и как никогда верится в то, что внутри нее расцветает солнечная лава вместо крови. Как странно осознавать то, что присутствие самого темного человека во всей Равке с такой легкостью пробуждает в ней целые реки солнечного света. Одно не может существовать без другого, и маленькая святая даже в мыслях не позволяет себе думать о том, что будет, если когда-то они окажутся по отдельности. По разные стороны баррикад. Несомненно, у каждого из них хватит сил если не уничтожить, то хотя бы измучить другого своим отсутствием; когда черты Дарклинга окончательно растворяются в темноте, смешивая его с ночным мраком, Алине едва ли не хочется плакать от одной мысли о том, что он может куда-то исчезнуть.

[indent] Прохладные простыни постели отдают слабым ароматом его кожи, и Алина на секунду прикрывает глаза, вдыхая этот запах. Чтобы затем открыть их, и вновь не увидеть почти ничего – скорее, угадывать присутствие Александра, чувствовать, как кровать продавливается под его весом. Во тьме все его черты изменились, и Алине кажется, будто весь мрак и все тени сейчас склоняются над ее лицом. Наощупь протягивая ладонь, она мягко касается его скул кончиками пальцев, растворяясь и тая от прикосновения его губ к ее. Ей хотелось обнять его всем своим сердцем. Казавшийся таким далеким и строгим сначала, он был до ужаса реален прямо сейчас, с ускорившимся сердцебиением в вене на шее, с легкими прикосновениями к ее скулам и ключицам. – Я здесь. – тихо, но твердо отзывается (и обещает), когда он произносит ее имя, – и я никуда не уйду.

[indent] "До тех пор, пока не взойдет солнце, и Равка не разделит тебя и меня", добавляет мысленно, но ни за что не произносит этого вслух. Вместо слов Алина находит в темноте свободную ладонь Александра, что лежит на постели возле ее лица, и мягко трется об нее щекой, как большая кошка.

[indent] – Останься со мной, – это могло прозвучать как весьма настойчивая просьба, но вышло донельзя нежно. Слишком расслабленно и согрето ощущала себя маленькая святая. – Пожалуйста, Александр. – она произносит последнее слово в его ладонь, обжигая кожу коротким поцелуем, а после отодвигается. В пару движений сбрасывает с ног надоевшие за вечер бальные туфли, поуютнее устраиваясь на одной половине широкой кровати, закрывая глаза. Все ещё не отпуская его руку. Доверяясь ему. Даже если Александр молча исчезнет с первым лучом солнца, забирая свою темноту с собой. Даже если их ночное уединение больше никогда не повторится. Даже если на следующее утро он пожалеет о своей слабости, что носила Алинино имя, рассыпаясь светом на его губах.

[indent] Все это будет потом, и, откровенно говоря – уже совершенно не важно.