Баки стонет в чужие губы, все еще хватается за плечи и ласкает там, внизу, не отпускает от себя ни на миг. Почему-то здесь, в эту самую секунду, придавленный сильным телом к кушетке, заласканный до дрожи, он чувствует себя защищенным, как никогда. Не хочется лишаться этого чувства.
- Это хорошо. Я бы тебя придушил, скажи ты что другое, - это даже не угроза, не может быть ею, потому что слова сочатся, возможно, неуместной сейчас ревностью, и произносятся между двумя протяжными стонами, когда влажные пальцы входят особенно глубоко. Джеймс в таком состоянии и стоять то, скорее всего, ровно не сможет, не то что действительно кого-то задушить. О боже.
Он почти хнычет, когда чувство наполненности исчезает – то ли от неприятного ощущения пустоты, то ли от осознания того, что сейчас произойдет. Ему страшно, и неслабо, но Барнс плюет на это, только бедра разводит шире и, что есть силы, сжимает после чужие.
Баки кричит куда-то в поцелуй, неосознанно кусает Солдата, дрожит под ним, ведь, как и ожидалось, это больно. Не смертельно, но как-то пекуче и тянуще, совершенно незнакомо. Сержант едва преодолевает первый импульс – попросить прекратить, оттолкнуть, - но охотно поддается второму, прижимаясь ближе, ища успокоения и какой-то дурацкой защиты. Сладкий стон совсем рядом действительно успокаивает.
Барнс расслабляется и рвано выдыхает, закрывая глаза. Он чувствует комок возбуждения внутри, концентрируется на нем, распутывает, разжигает, и как-то постепенно тихое поскуливание переходит в неуверенный, но определенно довольный стон – в тот момент, когда член внутри задевает что-то, отчего по телу проходит непроизольная судорога. Джеймсу становится плевать даже на то, что губа вдруг саднит – Солдат перестарался, господи, как ему только не стыдно, - и сержант вполне себе смело подается бедрами навстречу, принимая новый толчок с куда большим вожделением.
- Или не пожалею, - запоздало шепчет он и тянется вновь к зацелованным губам, правда, на этот раз целует коротко, лишь касается на миг, так целомудренно, что даже забавно.
Влажные губы скользят по щеке, оставляют на лице Солдата мелкие поцелуи, невесомые и нежные – немой намек, просьба не торопиться. У Барнса мир перед глазами плывет от того, как легкая тянущая боль правильно, гармонично переплетается с незнакомым раньше удовольствием. Он удивлен собственному телу и даже забывает о том, какое же оно предатель. Радуется этому сейчас.
Поцелуи смещаются к шее, плечу, куда только Баки может дотянуться сейчас. Он оглаживает напряженную спину, ласкает пальцами, сжимает их лишь в моменты, когда Солдат толкается особенно глубоко, жадно глотает воздух в эти мгновения.
Они так близко, они единое целое. Сейчас – во всех смыслах. Это кружит голову. Джеймс выгибается, жмется еще ближе, словно вплавиться собрался, и тихо дуреет, когда ощущает, как трется член о кожу живота – и его, и Солдата. Пазл складывается, и Барнс понимает, чего же не хватает сейчас.
Он сам хватается за запястье мужчины и тянет его руку вниз, смотрит совершенно умоляюще, кусает и так уже измученные губы. Джеймсу кажется, что сейчас, вот сейчас, одного лишь прикосновения хватит, чтобы он забыл даже свое имя. Да и пусть. Он сам этого хочет.
- Быстрее, - просит сдавленно, сквозь стон, такой просящий, такой искренний. И снова закрывает глаза, подставляя беззащитную шею. Страшно осознавать, но он бы сейчас даже не дернулся, сомкни Солдат на ней металлические пальцы и сожми – так же прогибался бы под ним, принимая полностью. Вот так, наверное, и начинается сумасшествие.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2cTh1.gif[/AVA]
[NIC]Bucky Barnes[/NIC]
[STA]where am I?[/STA]
[SGN]I don’t understand what you want from me
Cause I don’t know
If I can trust you.
I don’t understand what you want from me...[/SGN]

- Плевать, - не говорит – выдыхает сквозь стон. – Спать с самим собой тоже не очень-то нормально.
Это звучит странно, иррационально, но чувствуется оттого не менее сладко. Джеймсу никогда еще так хорошо не было, несмотря на то, что удовольствие сейчас граничит с болью, а горячее тело, вжимающее его в кушетку, - мужское. Об этих деталях Барнс подумает после.
Баки так нравится чужой стон, что все естество охватывает восторг – вот, как я влияю на него, вот, как ему хорошо. Только со мной, ни с кем другим. Другим нельзя, не дозволено. И он податливо выгибается в сильных руках, двигается, ловя заданный темп, дышит так рвано, пальцами впивается то в плечи, то в спину. И неосознанно хочет оставить как больше меток, словно в память о себе, потому кусает, прихватывает губами солоноватую кожу, вырывая все новые сладостные звуки. Головокружительно просто.
Барнс безумно благодарен за подаренное наконец прикосновение, за дополнительную ласку, столь необходимую сейчас. Он словно проваливается куда-то, сбивается с темпа, только выламывает спину на кушетке, открываясь, подставляясь еще больше. Перед глазами – калейдоскоп цветастых вспышек, огней, вся четкость мира пропадает куда-то. И Джеймс ищет чужое лицо, убеждаясь, что все действительно реальность, касается сухими губами щеки, пальцами путается в волосах, дышит в раскрытые губы. Ему так хочется разрядки и, одновременно с тем, чтобы их единение никогда не кончалось.
Баки осознает, чего боится, когда, не осознавая того, кричит, дрожит крупно, заливая твердый пресс. Он словно рассыпается на тысячи, десятки тысяч осколков, и понятия не имеет, как собраться воедино, но все равно жмутся ближе к горячему телу рядом, обнимает, гладит по спине и смыкает руки, удерживая, не отпуская от себя. Солдат никуда не должен деться. С ним слишком хорошо. Барнсу хочется хоть раз в жизни побыть эгоистом.
- О, черт, - бормочет он, почти невнятно. – Это просто… нет слов.
Слов и правда не хватает, чтобы описать ощущения. Зато Баки знает, что их можно выразить иначе, потому и прижимается губами к мужскому плечу, словно бы благодарно. И смотрит на него после со смесью растерянности, теплоты и… надежды. Барнсу не хочется возвращаться к иной теме, хоть он и понимает, что нужно. Просто необходимо. Да только весь чертов мир все равно кажется неважным в эту секунду.
Джеймс прячет лицо у солдата на плече, трется легонько колючей щекой, касается губами и не хочет больше встречаться взглядами. К черту. Лучше дышать сейчас чужим запахом, лучше забыться, чем вновь начинать просить. А Барнс знает, что просить он будет, потому что оставить теперь Солдата здесь – предательство, преступление против собственной совести. Так нельзя.
- Еще немного, - звучит глухо, слова тонут, потому что Баки все еще не хочет отстраняться, напротив, вжимается лбом сильнее. – Хоть чуть-чуть.
Ему мало. Он не запомнил все, что хотел бы. Нужно еще больше – прикосновений, защиты, спокойствия, ни с чем не сравнимого удовольствия. И все эти нужды вращаются вокруг одного единственного человека. Джеймс не знает, что еще сделать, чтобы не потерять его, кроме как просто хвататься и пытаться удержать.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2cTh1.gif[/AVA]
[NIC]Bucky Barnes[/NIC]
[STA]where am I?[/STA]
[SGN]I don’t understand what you want from me
Cause I don’t know
If I can trust you.
I don’t understand what you want from me...[/SGN]

Отредактировано Phantom (2016-07-11 13:51:59)

Баки не хочет, чтобы все заканчивалось. Не хочет настолько отчаянно, что едва сдерживает рвущиеся наружу просьбы – не уходить, не оставлять его, не шевелиться даже, позволить быть рядом – и не хочет думать, почему так щиплет глаза. Ему кажется, что, если Солдат сейчас отстранится хоть на дюйм, мир непременно рухнет, разлетится на осколки, ослепит ими. Барнс к такому не готов.
- Останься здесь, - два слова, в которых столько же надежды, как и в воспаленном разуме Джеймса сейчас. Она чувствуется и в поцелуе, таком непривычно-нежном и торопливом после того, как всего несколько минут назад они буквально вгрызались друг в друга, словно душу выпить пытались. Это кружит голову и… причиняет боль. – Пожалуйста.
Он знает, что Солдат прав, что нужно хотя бы одежду на себя натянуть, ведь, приди кто сейчас, будет крайне неловко решать эту проблему в таком виде. Но это кажется куда меньшей бедой, чем потеря ощущения чужого тепла. Незначительной бедой.
Баки не смотрит даже – закрывает глаза и едва заставляет себя не закрыть лицо еще и руками, когда Солдат заботливо стирает с него следы недавнего удовольствия, когда так нежно гладит, будто бы успокаивает. И да, сержанту сейчас определенно нужно успокоение, и этих последних прикосновений слишком мало, хочется больше. Хочется прижаться, обхватить, и вот так вот – вдвоем – сбежать от всего происходящего, от мира. Это ужасно эгоистичное желание, Барнс знает. Но ему впервые в жизни плевать.
Джеймс садится на кушетке и все еще старается не смотреть на мужчину. Нет, ему не стыдно, даже собственный вид не смущает – чего там Солдат еще не видел? Он просто боится. Боится, что в чужом взгляде увидит все те же чувства, что сейчас бурлили в его собственной груди, а в добавок решительность – закончить все.
Но Барнс все равно отвечает – снова. Подается навстречу, цепляется за сильные плечи, прижимается к горячим губам, словно они – якорь, удерживающий Баки на плаву. Ему стыдно признаться, что так и есть.
Сержант встает и принимается одеваться на каком-то автопилоте, ничего не говоря и глядя в пол. Натягивает смятые вещи и как-то горько усмехается, теребя полы рубашки. Ему становится иррационально смешно.
- Ты ее совсем порвал, - глухо замечает Джеймс, кусая губы – это помогает как-то сдерживать эмоции. – Посмотри только. Куда я теперь в таком виде?
Он усмехается, оглядывая красноватые отметины на теле, и наконец-то поднимает взгляд на Солдата. В глазах – слишком много мольбы и сожалений, а где-то на дне плещется надежда. Джеймс никогда не простит, если ее убьют.
- Камень… ага. Фиолетовый, - он улыбается отрешенно, а в следующее мгновение хмурит брови. – Я подожду, - звучит совершенно обреченно.
Баки не двигается, когда Солдат целует его, и только в спину смотрит пристально, молча, в то время, как внутри разгорается целый пожар, у которого вместо языков пламени – крик «не смей уходить». Он так и застревает в горле.

Барнс не огорчает Солдата – действительно приводит себя в относительный порядок. А после – занимает то же место в самом углу кушетки, вжимаясь спиной в холодную стену и притянув колени к груди. Ему хочется метаться, искать выход, вариант, позволящий забрать с собой мужчину, но Джеймс вдруг понимает – у него из оружия в этом бою только слова да взгляд. Не более.
Он вжимается в стену еще сильнее, когда Солдат возвращается. Баки не хочет знать, нашел ли тот камень, он и во времени-то потерялся. Зато он чувствует, как снова щиплет глаза.
- Ты не можешь так просто меня отправить одного, - сержант почти шепчет – голос отчего-то сел. – Ты… ты порвал чертову рубашку. Я не знаю, как все объяснять, когда вернусь. Не знаю, ясно? И ты… должен помочь. Просто обязан. Ты ведь обещал – помогать.
Это не агрессия, это отчаяние. Баки с каким-то остервенением трет глаза, пытаясь избавиться от дурацкого пощипывания и скрыть то, как влажно они блестели. Он почти ненавидит себя в тот момент.
- И я… Мы… так могло бы бывать часто. Очень часто, правда. Это лучше, чем… здесь. И ты будешь жить, мы будем жить. Черт, даже на войне можно жить, когда знаешь – зачем! А ты хочешь меня этого лишить?!
Джеймс чувствует, что выдохся. Устал, опустошен, уничтожен сложно бы. И он утыкается лбом в колени, обнимая их крепче.
- Ты не можешь так поступить, - повторяет он еще раз, прикусывая губу – до крови, так, что во рту появляется металлический привкус. Ему не хочется умирать вместе с надеждой.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2cTh1.gif[/AVA]
[NIC]Bucky Barnes[/NIC]
[STA]where am I?[/STA]
[SGN]I don’t understand what you want from me
Cause I don’t know
If I can trust you.
I don’t understand what you want from me...[/SGN]