Если этой ночью дурные сны и приходили по его душу, то ушли ни с чем.
Зато пришли мысли – серые, мутные, что та утренняя хмарь, затопившая комнату и лезущая в глаза всё время, пока он собирался, поглядывая на светлеющий за окном горизонт. Что-то маяло, скребло внутри кошачьими когтями. Оставленный на столе завтрак не вызвал ни вчерашнего раздражения, ни аппетита, но отказываться от него Ритт не стал. Хорош тот следователь, которого шатает от порывов ветра.
«Живой?» – это, пожалуй, первое, что попросилось на язык при виде мальчишки. Однако стремления болтать или, тем более, справляться о здоровье волколака, у Эррана не было, поэтому он только смерил того цепким и мрачным взглядом, сам себе отвечая на вопрос, и запрыгнул в седло.
До Ливельда оставалось меньше дня пути – так заверил владелец постоялого двора, добавив, что до сумерек они гарантированно доберутся. Не доверять ему причин не было, однако Эрран нет-нет да брался подгонять лошадей. Задерживаться в дороге совсем не хотелось. И пусть воздух нынче был чист и прозрачен, дышал влажным духом отходящего к зиме леса, наслаждаться им не было ни желания, ни времени. Ко всему прочему, помня о выходке волколака в самом начале их пути, Ритт невольно, время от времени, поглядывал на того через плечо. Но бурая кобылка исправно несла своего всадника. Седло не пустовало.
Ровное безразличие, которое овладело им сегодня, было куда приятнее опаляющего гнева или колючей злости. Даже когда пацан отказался от еды на коротком привале, Ритт лишь пожал плечами. К нему самому аппетит не особо спешил возвращаться, а мальчишку вполне могло маять дурнотой после вчерашнего. Впрочем, какое ему до этого дело? Захочет – пожрет.
Но косится на бурую кобылку Эрран продолжал вплоть до самой деревни.
Первые дома Ливельда показались ближе к вечеру, когда солнце едва опустилось краем к верхушкам деревьев; два ряда каменных строений, светлеющих сквозь редеющую листву. Эрран привстал в стременах, всматриваясь вперед, на дорогу, что втискивалась меж домами узкой улочкой.
– Cor habe1, – сумрачно бросил он через плечо, не сомневаясь, что Шесс услышит и поймет, к кому это относится.
Лошади гулко выстукивали копытами по утоптанной в камень дороге. Ритт не смотрел по сторонам, но когда справа, у одного из домов, показалось движение, повернул голову, глянул спокойно и внимательно. Местный житель ответил ему настороженным взглядом. И следователь еще долго чувствовал этот взгляд, направленный ему точно меж лопаток. Очнувшись, вслед забрехали собаки.
Ну, на радушный прием они и не надеялись.
На развилке пришлось остановиться и спросить дорогу. Ребятня, заметившая господ инквизиторов еще издалека и ожидающая их приближения с полураскрытыми ртами, дружно тыкнула чумазыми пальчиками в сторону восточной улицы, тараторя, что интересующая их церковь там, почти в самом конце. От предложенного сопровождения Эрран отказался, не скрыв усмешки.
Церковь оказалась чем-то схожа с остальными строениями в Ливельде. Такая же приземистая, массивная, облицованная грубым, но светлым камнем, цвет которого и отличал её от ряда других построек, придавая вид чуточку торжественный и значимый. С южной стороны стену обнимал дикий виноград – кроваво-красный, ярко рдеющий на вечернем солнце. Ритт невольно засмотрелся; контраст молочного камня и алых листьев был впечатляющ.
– Святая Инквизиция, надо полагать?
Мужчина, ступающий к ним от входного портала, смотрел радушно и со светлой улыбкой. Еще не старик, но в волосах и бороде доставало седины, особенно щедро припорошившей виски. В серых глазах жила спокойная доброжелательность.
– Отец Бернд? – в тон ему ответил Ритт, спрыгивая на землю; имя священника всплыло в голове само, выуженное из воспоминаний о прочитанном донесении. Святой отец утвердительно кивнул и посмотрел со слегка вопросительным интересом, будто подталкивая к продолжению. – Эрран Ритт, инквизитор. Вполне достаточно будет «брат Юрген». Это, – он качнул подбородком куда-то себе за спину, даже не обернувшись к мальчишке, – Шесс. Мой помощник.
– В таком случае, добро пожаловать в Ливельд, господа. У меня найдется лишняя пара рук, чтобы позаботиться о лошадках, не переживайте. Особенным обслуживанием не похвастаемся, сами понимаете. Но болтаться на дороге им не позволим.
– Будем благодарны и за это.
Церковь встретила их запахом ладана и горячего воска. Ритт огляделся с легким удивлением. Промасленные дубовые скамьи, не новые, но по виду вошедшие в пользование едва ли больше трех лет назад. Плавящиеся светом посеребренные подсвечники, выложенный двуцветной плиткой пол, цветной витраж, бросающий размытые пестрые пятна на стену…
– Вижу на вашем лице удивление, – с улыбкой заметил святой отец. – Уверен, хотите спросить меня «откуда?».
– Хочу. Не припомню, чтобы деревенские церкви могли щегольнуть таким убранством. Порой священник рясу десятилетиями не меняет, латая чем придется. А вечерами молит Бога, чтобы на завтрашний день прохудившаяся крыша не рухнула на его паству.
– Кощунствуете, брат Юрген?
– Отнюдь. Делюсь жизненными наблюдениями. Так откуда?
Отец Бернд со вздохом опустился на скамью, приглашающее поведя ладонью господину следователю. В серых глазах мелькнула печаль.
– Подарок от прежнего барона. Хороший был человек. Церковный, я бы даже сказал. Бога чтил, к людям относился по-человечески. Цены на налог никогда не драл. Всё… как-то мирно при нём было, по совести. Хотя и не без строгости. Вот когда узнал, что церковь переживает не лучшие времена, помог. Как видите, от души помог.
– Вы сказали «был»… – Эрран посмотрел вопросительно.
– Был. Упокой Господь его душу, – деревянные четки в руке отца Бернда стукнули бусинами. – Не стало два года назад. Сказали, сердце подвело. Должен признать, его уход был ошеломляющей неожиданностью.
– Возраст и болезни сердца идут рука об руку.
– Вы правы, брат Юрген. И здоровых людей сия напасть не обходит стороной.
– Так что нынешний барон?
По лицу священника будто тенью мазнуло; Ритт вполне мог принять это за игру света, однако обманываться не стал. На человеческих лицах редко что отражается случайно. И уж тем более пробежавшая тень не остается в глазах далеко неблагостным выражением.
– Что же. Вот так сразу и к делу? И не отдохнете с дороги? – отец Бернд явно не спешил поддерживать неприятную ему тему.
Эрран развел руками:
– Работа ждать не станет. К тому же, раз этот разговор уже начат, откладывать его будет глупым.
Тот замолчал на какое-то время, видимо, собираясь с мыслями. Ритт его не торопил. Расстегнул фельдрок, стянул перчатки. Взгляд заскользил по ряду свечей, чей свет плавко отражался в гранях богослужебной утвари, стоявшей на алтаре.
– Нынешний барон, возможно, слишком молод и дерзок, чтобы вести дела с той же мудростью, что и его отец, – слова священник подбирал тщательно и осторожно. – Нельзя винить кого-то за это. Молодости свойственно рубить с плеча.
– И вздергивать на столбах людей, повинных за самосуд.
Отец Бернд отвел взгляд, уставившись в пол у своих ног. В плечах его читалось напряжение, пальцы беспокойно перебирали четки.
– С чего всё началось? – Ритт постарался, чтобы его голос прозвучал не столь грубо. – Женщина, которую обвинили в малефиции. Давно она жила в Ливельде?
– С начала зимы, – святой отец выпрямился, наконец обратив взор к следователю. – Приехала с дочерью вскорости после первого снега. Кажется, откуда-то с севера… Особенно говорить о себе она не любила. Звали её Амели. Амели Дитмар. Дочь – Арин. Исповедовалась исправно, воскресную службу никогда не пропускала. Тихая женщина, немного замкнутая, но ничего крамольного в её поведении я никогда не замечал.
– А девочка?
– Да всё так же. Воспитанная, хорошая. Всегда улыбалась при встрече. Светло так, по-доброму.
– И чем же тихая женщина не угодила местным? – Эрран оглянулся, выискивая взглядом мальчишку. Наверное, не стоило надолго выпускать его из виду.
– В травах она разбиралась. Хорошо разбиралась. Та зима лютая выдалась, снежная. Кто-то с простудой слег, других лихорадка чуть не сожрала. Обморожений опять же хватало. Так Амели многим помогла.
– И местные жители её горячо отблагодарили.
Отец Бернд укоризненно покосился на него, но пенять не стал.
– В конце лета ребёнка укусила змея. Девочку. Местную. Та не заметила её в высокой траве и наступила. Амели её почти неделю выхаживала, сама ходила бледнее полотна, ночей недосыпала. А однажды пришла ко мне вечером. Сюда же, в церковь. Не исповедаться, так, по-человечески поговорить. И призналась, что не вытянет. Травы травами, но ребёнка уже лишь чудо спасёт, а она только и может, что отварами в ней жизнь поддерживать.
– И что же вы ей посоветовали?
– Довериться Господу, брат Юрген, – священник глянул на него серьезно и строго.
– Ясно, – вздохнул Ритт. – Значит, девочка умерла, местные вызверились на Амели – уморила, ведьма, ребёнка! – и решили избавиться от зла прямо здесь и сейчас. А дочь её, как ведьмовское отродье, пригребли для компании. Или куда делась девчонка?
– То мне неизвестно. Кто-то говорит, что на костёр её тащили с матерью, кто-то божится, что видел, как она в лёс бежала. Иные уверены, что её и вовсе баронские люди забрали.
– А вы во что верите?
– В Бога, – несколько угрюмо отозвался святой отец. – И мне хочется надеяться, что он не дал этой невинной душе погибнуть из-за людской глупости. Тем более, попасть в баронские руки.
– Eia. Не нравится он вам, как я погляжу, – хмыкнул следователь.
Священник снова замолчал, потупив взгляд, но на этот раз Эрран уже не стал ждать, пока тот разберется в собственных чувствах.
– Смелее, святой отец. Мы ведь можем сидеть здесь до глубокой ночи, но, признайтесь, ни вам, ни мне от этого легче не станет.
– Как я уже говорил, молодости свойственны... многие порывы. Я не хочу становиться посредником слухов, которые ходят о молодом фон Ливельдхарте, но скажу, что человек он неприятный. Многое изменилось после смерти его отца. И вполне возможно, что болтают о нём просто на почве общей неприязни.
– Письмо в Орден, – Ритт не стал говорить «донос», чтобы его фраза не прозвучала совсем уж резко, – вы послали не сразу, лишь спустя время после случившегося. Опасались, что барону не понравится эта инициатива? Или просто понадеялись на его добросовестность?
– Людям свойственно ошибаться, брат Юрген, – туманно ответил тот.
– Ну хорошо. А что замковый священник? Ведь при бароне есть капеллан? Он ведь вполне мог бы известить инквизицию.
– Мог бы. Если бы был. Отца Райна не стало около двух лет назад. Смерть барона его подкосила…
– Тоже сердце?
– Вы сами сказали, брат Юрген: возраст и болезни сердца идут рука об руку.
– Ясно, – чуть покривился Эрран.
Хотя на деле картинка вырисовывалась пока мутная и малопонятная. Священник сказал почти то же самое, о чем было в его доносе. Разве что господину следователю удалось получить чуть больше деталей и подробностей, однако пока они походили на разбросанные кусочки мозаики. Впрочем, подробности то были любопытные.
Ритт устало потер костяшкой согнутого пальца лоб, покосился на окно. Небо уже напитывалось синью подступающих сумерек; свет свечей стал насыщеннее, тени – глубже.
– Благодарю за разговор, святой отец, – он поднялся со скамьи, снова отыскивая взглядом волчонка. – Надеюсь, если у меня еще появятся вопросы, вы не откажете мне в ответах.
– Помогу, чем смогу, – отец Бернд степенно кивнул, на губах его появилась знакомая уже улыбка. – Может я смогу предложить вам комнату? Мой дом рядом с церковью, буду очень рад принять вас у себя. К тому же, не в обиду кому-то будет сказано, но я вижу, вы человек, привыкший к дороге и остановкам в трактирах, а вот вашему помощнику домашний уют уж всяко будет не лишним.
Если бы Ритт видел себя со стороны, то искренне бы поаплодировал той непроницаемости, что сохранило его лицо.
– Да. Я, пожалуй, приму ваше предложение.
1 Будь благоразумен (лат.)
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]
Отредактировано Рикки (2017-12-04 18:13:13)
