К вечеру совсем распогодилось. Закатное солнце доверчивым щенком заглядывало в глаза, оседало на ресницах, путалось лучами в редеющей листве. Эрран сначала отворачивался, пытался укрыться в тени от ладони, но когда замок перестал смотреть в спину, мотнул головой и просто прикрыл глаза. Солнце трогало лицо едва теплыми ладошками, расходилось под веками красными пятнами. Однако Ритт продолжал хмуриться.
Визит к барону оставил двойственные чувства.
С одной стороны, они нашли всё, что искали – девчонка жива, сыта и явно довольна своим местом в замке; молодой фон Ливельдхарт любезен, открыт, готов делиться своим знанием произошедшего и, в целом, создает впечатление крайне разумного владетеля.
Господину следователю писать отчет да радоваться бы.
Но существовала еще одна сторона, и то, что было на ней, отравляло мысли едкой досадой.
Девчонка что-то недоговаривала, – «что-то», связанное с бароном, – и об этом Ритт мог заявить с твердой убежденностью. Но толку? Теперь своей убежденностью он мог поделиться разве что со светскими дознавателями, оставив уже им право выяснять – водится ли за душой Ливельдхарта какой грязный грешок или нет. Следов малефикации во всей этой истории Эрран не видел.
Разве что сам барон…
Ритт покривился, открыв глаза и распрямив плечи. Некстати вспомнилась бабка с претензиями «молодому вомпэру»… Но строить дело на словах ненормальной старухи, приписывая к ним и свои смазанные ощущения – паршивая затея.
И что бы он написал? «Взгляд барона по воздействию схож со взглядом молодого стрига»? Нет, явное преувеличение. Или ограничился бы ёмким: «рожа у барона стрижья»?
Нет уж. Довольно.
Он и существование дрессированного волколака еще не осмыслил до конца.
Кстати, а что бы сказал о бароне этот самый волколак?..
За спиной всплеснул гулкий топот копыт. Обернуться он не успел, когда лошадь мальчишки поравнялась с ним, а рука перехватила повод гнедого. Ритт одарил пацана недоуменным взглядом.
– Он здесь, – кивок куда-то в сторону обочины только добавил вопросов в глазах следователя. – И он готов говорить.
Эрран медлил недолго. Понимание того, о ком говорит Шесс, пришло вспышкой света. Уверенность догнала уже позже, на спуске к берегу, когда человек вздрогнул и вскинул голову, привлеченный шелестом жесткой травы под сапогами.
– Как вы…
– Забыл пожелать господам инквизиторам удачи в дорогу? – спокойно поинтересовался Ритт, останавливаясь в нескольких шагах и прерывая поток изумления.
А у мальчишки и в самом деле талант – стоявший перед ним молодой мужчина был точной копией того, чей портрет показал ему волчонок утром. Разве что теперь его лицо искажало не беспокойство. Страх правил черты, страх смотрел из глаз, страх держал его за горло и сковывал движения; настоящий страх, который не удавалось разбавить даже волнением, вызванным присутствием инквизиторов.
– Я хочу объясниться… то есть, рассказать…
– Как тебя зовут?
– Ратц, – запнувшись, ответил парень. Вероятнее всего, то было кличка, но требовать полного имени Эрран не стал.
– Можешь говорить, Ратц. Я слушаю.
Тот помолчал, собираясь с мыслями и, видимо, соскребая остатки смелости. Лихорадочно блестящие глаза, частый взгляд по сторонам, бледные пальцы, стиснутые в замок и словно непрерывно пытающиеся из него высвободиться – Ритту не нужно было иметь звериное чутьё, чтобы видеть и чувствовать, насколько парень напуган. Только вряд ли в подобный ужас его приводил сам господин следователь.
– Вы должны знать, – наконец вытолкнул из себя Ратц, – в замке происходят страшные вещи… По-настоящему темные и греховные вещи.
– И в этом замешан барон?
Парень судорожно мотнул головой, помедлил и торопливо облизал губы:
– У барона есть человек. Советник, вроде как. Пришел в замок чуть больше года назад да так и остался… Барону он чем-то понравился, хотя тип на деле мутный оказался. Книги у него с собой были… Даже на вид паскудные; в черных, грубых обложках, словно обожженные.
– И книги те, как я понимаю, были не сборниками фривольных картинок?
– Мне не известно, что в тех книгах, господин инквизитор. Он их нигде не оставляет и, кажется, повсюду таскает с собой. Наверное. Но на них знаки… Не буквы, а именно знаки. Как… жуки.
– Он только чтением подобных книжек увлекается? – подбодрил его Ритт; солнце уже расплескалось у горизонта алой сталью, холодно поблескивая из-за черных стволов.
– Нет, я… еще слышал кое-что… несколько раз слышал… – Ратц переступил с ноги на ногу, заметно дрогнувшая рука заправила за ухо упавшую на глаза прядь, – но, возможно, мне это показалось…
– Несколько раз показалось?
– Да… я не знаю…
– Ратц, не дури, – поморщился Эрран, пытаясь поймать его бегающий взгляд. – Я же вижу, тебе есть, что сказать. Уверяю, это плохая идея, раздразнить инквизитора словами о подозрительной литературе, а потом сдать назад.
Парень зябко передернул плечами, как-то дергано глянув по сторонам; глубоко и шумно вздохнул.
– Я слышал это из зала в подвале… вернее, там что-то вроде старого винного погреба… раньше было погребом…
– Что ты слышал, Ратц?
– Голос. Голос этого советника. Это было ночью, караульные только-только сменились, а значит, едва заполночь шагнуло… Я слышал его там. Он… говорил что-то на странном языке, незнакомом. Ничего подобного раньше не слышал. И много говорил. Нараспев так, словно… – парень осекся, прикусив губу.
– Словно священнослужитель, читающий молитвословия, – подсказал Ритт, угадав причину его заминки.
Тот осторожно кивнул.
– Слышал что-то еще? Может, видел?
– Нет, это всё… кажется…
– Шесс, – господин следователь чуть повернул голову к мальчишке, не отводя при этом глаз от Ратца, – он же пытается нам солгать?
Парень затравленно заметался взглядом между ним и волчонком, замотал головой. И только здесь, в этих отравленных испугом движениях, Эрран разглядел, как того раздирает два страха: страх перед Инквизицией и страх… перед бароном? Или его зловещим советником?
– Утром; я вернулся туда утром, – поспешно заговорил Ратц, от волнения проглатывая окончания слов, – Там были знаки… на полу, в круге со звездой. Почти такие же, как на тех книгах, только… более путанные. А еще черные свечи; прогоревшие уже, но… вонь от них стояла страшная. И… кровь. Потеками на полу, в чаше, уже свернувшаяся, подсохшая, но… это была кровь, господин инквизитор. Честно, это была кровь.
Ритт дернул углом рта, заметно помрачнев. Значит, одним баловством с книжками баронский советник не ограничился – полез дальше, взялся за игрушки посерьезнее, запустив лапы в малефицию по самый локоть. Если верить словам их нежданного доносчика, то под боком у барона пригрелся малефик, умеющий проводить ритуалы, в основу которых ложилась кровь.
– Повторю свой вопрос еще раз: барон принимал в этом участие? – он посмотрел на Ратца пристальное и остро, и тот отступил, дернув головой.
– Я не знаю, господин инквизитор… Правда, не знаю. Не слышал. Не видел… Он… он просто много разговаривает с ним. С этим человеком.
Просто разговаривает. А значит, знает и дозволяет.
– Scelere velandum est scelus¹, – негромко проговорил Эрран, всматриваясь в частое переплетение стволов, за которыми небо уже просто тлело, остывая.
– Что?
– Имя советника?
– Он называет себя Вульфгар…
В груди рос, множился отзвуками произнесенных слов разбуженный азарт.
Теперь у него был след, короткая ниточка, за которую можно ухватиться и размотать, наконец, проклятый клубок. Но как бы эта ниточка не оказалась хвостом змеи…
А то и вовсе пустым трепом парня, который решил инквизиторскими руками отомстить новому владетелю здешних земель.

¹ Покрывать злодейство – тоже злодейство (лат.)
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

Отредактировано Рикки (2017-12-21 18:11:35)

Волны теплого, мягкого света плескались по обеденному столу, чутко отзываясь на пляску свечного пламени. Тени дрожали, забивались в углы тесной кухоньки чернильными кляксами, доверчиво прятались за человеческим плечом. Сейчас здесь было тихо. Отец Бернд вернулся в церковь сразу после вечерней трапезы, напоследок еще раз попытавшись завести разговор о мальчишке с его голодовкой, но вместо ответа получил лишь холодное отчуждение. Волчонок же пропал с глаз и того раньше, едва наметив своё присутствие перед ужином. Эрран остался один перед нетронутой кружкой травяного чая, что теперь исходил пряным духом летнего луга.
Он смутно ощущал, что должен и сам как-то обеспокоиться поведением пацана, но не совсем понимал, как это сделать. Справиться о его самочувствии? Так он к нему в няньки не нанимался, чтобы бегать с расспросами, угадывая его состояние. Снова попытаться разговорить и предложить помощь? Но, кажется, было уговорено, что мальчишка не станет отмалчиваться.
Непонимание; глухое непонимание – вот, во что он упирался всякий раз, когда стремился разобраться в волколаке и в своем к нему отношении. Что делать и как реагировать – два вопроса, прочно поселившиеся в сознании.
Но сейчас его терзало нечто совершенно другое.
Наблюдая за пляской огня, Эрран раз за разом прокручивал в голове разговор у реки. И чем дольше он смотрел на визит к барону сквозь призму услышанного, тем отчетливее понимал: ему чего-то не хватает. То ли что-то не разглядел, то ли не узнал, когда была возможность.
Допустим, в советниках у барона ходит малефик; и, судя по словам Ратца, малефик знающий, баловством с травками не ограничивающийся. С другой стороны, где уверенность, что всё знаки, что парень видел на полу того погреба, действительно имеют отношение к малефиции? Дураков, возомнивших себя великими колдунами, Ритт встречал немало. Но символы, что те чертили на полу свиной кровью, были выдуманными, а единственными даром этих горе-малефиков было умение бубнить тарабарщину с крайне загадочным видом.
Эрран уперся локтями в стол и стиснул голову ладонями. Черные свечи, пентаграмма, кровь – основные атрибуты, которые могут заявить о серьезности проводимого колдовства. Но о чем это еще может рассказать? За что ему ухватиться?
Стукнула дверь, бряцнув засовом. Тихое покашливание, уже знакомые шаги, спустя несколько минут раздавшиеся за спиной, но тут же стихшие, словно их обладатель остановился в нерешительности.
– Что-то случилось, брат Юрген? – напряженный голос священника спугнул сгустившуюся тишину, заставив Ритта слегка поморщиться.
Тот, помедлив, выпрямился, откинулся на спинку стула. На церковного служителя, занявшего место за столом напротив, взглянул хмуро, даже не пытаясь смягчить взгляд.
– В Ливельде пропадали люди? – Голос прозвучал устало и словно бы безразлично, будто вопрос был задан для формальности, а не из интереса.
Отец Бернд замешкался, не скрывая легкой растерянности, но Ритт видел, что тот честно перебирает что-то в памяти, пытаясь вспомнить.
– Нет, никто, – наконец качнул головой священник. – За последние два-три года ничего подобного не было. Сами понимаете, деревня маленькая, пропажа человека – событие громкое, всех на уши поставит. Бывало, конечно, что хватались кого-то ближе к вечеру – дети в лесу заплутают, кто-то из стариков, – но всех возвращали домой, слава Богу.
– Может, находили тела? Не местных, кого-то из незнакомцев. Например, из баронских людей. Обезображенные, словно зверь подрал. Нет?
– Господь с вами, брат Юрген, – четки в руке святого отца застучали, отмеряя крестное движение. – Не находили. В последние годы у нас тихо. Да и зверь спокойный, не балует.
Ритт замолчал, ничем не выдав своего недовольства, только отвел глаза куда-то в темноту над плечом священника. Пальцы руки, безвольно лежащей на столе, дрогнули, начав тихо отстукивать в раздражении.
– Вы неспокойны, – осторожно заметил отец Бернд, когда молчание стало ощутимо тяжелым. – Мне знакомы эти метания. Я нередко вижу людей, загнавших себя в угол, из которого, как они считают, нет выхода.
– Выход есть всегда. Только он не всегда нас устраивает, – неожиданно резко отозвался Эрран и, сообразив, как это прозвучало, шумно вздохнул: – Я не загнан в угол, святой отец. И не нуждаюсь в душеспасительном разговоре; при всем моем к вам уважении.
– Значит, в угол загнаны ваши мысли.
– Обычное дело при моей работе, – отозвался Ритт и, не удержавшись, скептически заломил бровь. – Или же вы хотите дать мне совет?
– Я польщен, что вы находите меня достойным того, чтобы давать советы следователю, – священник улыбался, просто и открыто, нисколько не задетый скептицизмом инквизитора. – Но, полагаю, для помощи вам есть кандидат куда достойнее. Вы же сами говорили, что ваш подопечный из людей особых талантов.
– Святой отец, прошу… – Эрран кисло скривился, едва сдерживаясь, чтобы не вздернуть губу в зверином порыве оскалиться, но неожиданно замер, изменился в лице и, буркнув нечто совсем недостойное приличной беседе, подхватился с места.
Он не видел всей картины в целом не потому, что что-то упустил – потому что не хватало знаний. Его натаскивали думать, владеть словом, читать людей и забираться к ним в души, перетряхивая таившиеся там грехи, как корзину с грязным бельем. Разбираться в тонкостях малефикации дознаватели не должны; для этого имелись свои специалисты.
И он совсем забыл, что в его распоряжении был такой expertus. Пусть и несколько иного профиля, однако же из Ривера с пустой башкой не выпускают.
В комнату Эрран шагнул без стука и стремительно, но, уже хлопнув дверью, замешкался и произнести ничего не успел. Прозвучавший вопрос ударил на опережение, шустрыми крысиными лапками пробежавшись по нервам.
− Они готовят пробуждение, да?
Сердце запнулось о слова и тут же спешно взялось разгонять по венам яд дурного предчувствия.
Ритт не ответил. Медленно прошел к столу, где взгляд зацепился за листы бумаги. Небрежно сдвинул один, подцепил пальцами другой, оставив так, чтобы было видно все рисунки.
«Не буквы, а именно знаки. Как… жуки», – отчего-то всплыло в памяти.
– Что ты об этом знаешь? – Эрран внимательно взглянул на мальчишку. В сознании поселилась какая-то мучительная двойственность ощущений; стоявший перед ним пацан по-прежнему воспринимался раздражающим зверенышем, однако сейчас следователь обращался к нему, как… к равному? Как к человеку, мнение которого может иметь какой-то вес. И эта смута в сознании не нравилась, но, наверное, была очень кстати. – О пробуждении. О ситуации, в целом. У тебя ведь есть какие-то догадки? Мысли? Поделись. Даже, если считаешь что-то лишним. Я весь внимание.
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

Словно зная, к каким выводам пришел следователь и во что уперся в своих рассуждениях, первым делом мальчишка развеял его сомнения и подтвердил серьезность упомянутых символов. Эрран с легким удивлением отметил, что пацан мыслил в том же направлении, и это открытие щекотнуло каким-то странным, неопределимым чувством.
– …Но нужна жертва. А их не было. Не было же? – Ритт, напряженно следивший за волчонком, будто через силу покачал головой. – Вам бы сказали… Вам многое говорят. Даже не желая того.
Ну да, говорят. Если внимание Инквизиции отдается дрожью в коленках говорившего.
А вот когда кто-то сам считает себя властью и таит в рукаве козырь, тогда к откровенности приходится идти долгими и тернистыми путями…
Слова Шесса не просто добавляли деталей тому, что уже знал Ритт – они правили всю картину на свой зловещий манер, добавляли ей глубины и тревожной близости чего-то злого. Замок барона медленно обретал еще большее сходство со змеиным гнездом, которое стоило того, чтобы быть вытравленным пламенем.
Когда в комнате повисло молчание, Эрран терпеливо его поддержал. У мальчишки явно было что-то, чего он еще не сказал; этого инквизитор не видел – чувствовал, как умел чувствовать ложь в словах или недосказанность в самом подробном рассказе. К тому же в голове стаей мотыльков роились вопросы, и раз уж пацан шел по стезе тех же мыслей, что и сам следователь, значит, он знал, какие ответы тому хотелось бы услышать.
Ритт уперся кулаками в стол, нависнув над листами с изображением колдовских знаков. Четыре ритуала проведено. Остался пятый. Последний.
Мелькнула несколько непривычное: «Что привело в Ливельд именно сейчас? Чистая случайность? Или все же… Его воля?»
– Это сложно и требует от колдуна больших усилий…
Эрран моментально повернул голову к подопечному, снова обратившись в слух. Жадно, словно курсант на первой лекции по приглянувшейся дисциплине.
А вот теперь услышанное было еще интереснее.
Мальчишка говорил торопливо, но связно и четко; создавалось впечатление, будто он опасается, что его прервут, не дадут сказать всё, что просилось быть высказанным. И более того, – здесь Ритт не удержался, тихо хмыкнул, опустив голову, – пацан озвучивал свои мысли. Предположения, догадки, не сыпал сухими фактами, а вел по следу собственных размышлений, угадывал и опережал реакцию. И Эрран следовал за ним, невольно соглашаясь и отпихивая настырное изумление, что сейчас только мешало, мутило суть услышанного.
На словах о новолунии, Ритт невольно покосился на окно. Четыре ночи. У них было время; весьма важное условие для следствия. Но стоило ли растягивать дело даже на пару лишних суток? Несмотря на молодость, барон не был дураком, а значит, вряд ли питал надежды на то, что инквизиторские ищейки вот так запросто покинут его земли.
− Больше я ничего не знаю, – подал голос волчонок.
– Bene¹.
Эрран дернул плечом, по старой привычке пристраиваясь на краю стола; будучи курсантом, он не раз получал за это по шее от наставников, но избавиться от дурных манер оказалось не так-то просто.
– Ты и так сказал много дельного. И по всему выходит, что мы в заднице. Что у нас есть? Сильный малефик с грандиозными планами и покрывающий его барон с маленькой армией головорезов. Чего у нас нет? – следователь  помрачнел, – Доказательств.
Только слова, только предположения. Но хотя бы подкрепленные уверенностью и знаниями. Если грамотно ими воспользоваться… Много ли это даст?
– Шрам у девчонки с событиями в деревне не связан, – Ритт едва ли отдавал себе отчет, что проговаривает мысли вслух, тем самым, словно отвечая на озвученные соображения подопечного. – С бароном – да, но не с днём казни. Она бы показала это иначе. Поэтому вполне вероятно, что роль в этом действии отвели и ей, однако всё внимание отдано Ливельдхарту; не станем мелочиться и предположим худший вариант происходящего. Ergo, conlusio²: сильный малефик с грандиозными планами и барон с сокрытым даром да маленькой армией головорезов. Недурно.
И опять же, без доказательств.
Разбрасываться подобными обвинениями слишком неосмотрительно. Эрран давно усвоил правило, что чем выше положение у подозреваемого, тем весомее должны быть свидетельства преступления. В идеале, поймать бы за руку да ткнуть носом в собственные деяния, не тратя понапрасну слов.
– Там, в замке… Ты ведь не видел никого, кто мог бы сойти за баронского советника? – Ритт глянул на мальчишку, неожиданно вспомнив человека, стоявшего рядом с креслом фон Ливельдхарта. Но рожа у того была слишком наглая для малефика, к тому же откровенно наемничья. – И, подозреваю, ничего странного не… учуял. Я прав?
И тут же неожиданное осознание холодной иглой вонзилось в висок. Казалось, Ритт даже затаил дыхание, пытаясь в полной мере осмыслить пойманную мысль, не упустить, не растерять её тревожной ясности.
– Погоди… В случае неудачи ритуала, носитель сокрытого дара погибнет; это я понял. А что если всё пройдет гладко? Ты говорил, в Ривере такое уже проводили. Зачем? Разбуженный дар имеет какое-то преимущество?

¹ Хорошо (лат.)
³ Итак, вывод (лат.)
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

– Значит, какой бы стороной эту затею ни повернуть, шанс на то, что барон – всё же будем делать ставку на него, – обретет способности и выживет, ничтожно мал. Однако сдохнет барон – останется его ручной малефик. И проблема едва ли станет ощутимо меньше…
Голова уже звенела от напряжения и гула набившихся в неё мыслей. Эрран с нажимом провел ладонями от висков к затылку, сцепил пальцы в замок, замерев так в долгой, мучительной неподвижности – собранный, напрягшийся, словно перед рывком.
Слишком... безумно? Непривычно? То, что складывалось сейчас воедино, рисовалось, как нечто дикое и запредельное. Ему приходилось иметь дело с дураками, верящими, что творят колдовство; пару раз судьба сталкивала и с людьми умеющими, но их потолком были бабкины заговоры и симпатическое чародейство, за которое грозила разве что порция плетей. Основу же его работы составляли результаты людских пороков, обращенных против веры, извращение и попирание божьих законов и борьба всё с теми же дураками, мнящими себя малефиками и оскорблено поджимающими губы в ответ на звание еретика.
Теперь же он словно ступил в темную комнату, в которой непроглядная тьма надежно прятала знакомые ориентиры, а верный путь приходилось искать буквально на ощупь.

– Но почему? То же самое, что прочитать человеку лекцию о поведении медведей, рассказать, как на них охотиться, но в лес отправить с палкой, ссылаясь на мизерный шанс реальной встречи.
Эш оценивающе прищурился, всматриваясь в лицо сидящего напротив приятеля:
– Ну-ка, глянь на меня?.. О-о, эта бутылка оказалась явно лишней. Еще пара стаканов, и ты мне не только критиковать систему обучения начнешь, но и, чего доброго, донос на Папу сочинительствовать сядешь. Иди-ка ты на хрен, Ритт. Но стакан оставь.
Эрран дернул ногой под столом, намереваясь пнуть Гилберта, но промахнулся и саданул по скамье. Звонко бряцнула пустая бутылка, мелодично отзвенела стеклянным боком по каменному полу. Эш пнул в ответ куда прицельнее.
– Ты мыслишь, как tiro¹, – уже куда серьезнее произнес он. – Думаешь, инквизиторы с высунутыми языками бегают по стране, сжигая малефиков пачками? Думаешь, в каждой захолустной деревеньке сидит ведьма с коллекцией младенческих черепов над камином? У тебя за спиной только два дела, ты в самом начале; если от каждого из них начнешь ждать встречи с малефицией, быстро перегоришь и разочаруешься. Я знаю следователей, которые и после десятка лет своей службы не встретили ни одного реального малефика. Знаешь, почему? Потому что найти святую шлюху проще, чем ведьму, творящую злодейства.
На лице Ритта отразилось ярое недовольство. Он мотнул головой, будто пытался отмахнуться от слов Эша, и выдохнул с горячей запальчивостью:
– Но есть Ривер. Сам знаешь, какие слухи о нём ходят. И кого, согласно этим слухам, воспитывают в его стенах. Nota bene², никто из начальства это не опровергает, а по сему люди с даром – не такая уж и сказка. Тогда почему нам дают только общие знания? Почему не натаскивают на таких же, как они?
– Потому что для этого и есть Ривер, – Гилберт выразительно посмотрел на него в ответ. – Кто сможет понять колдуна лучше, как не человек с тем же даром?

Следователь скрестил руки на груди, в задумчивости уставившись на мальчишку, но смотря словно бы сквозь него. Отсветы желтого света плясали на скуле, дрожали острым бликом в глазах.
Abyssus abyssum invocate.
Бездна взывает к бездне; бедствие влечет за собой другое бедствие.
Подобное притягивает подобное.
Опять случайность? Или он у истока рождающейся закономерности?
Сначала волколак – явление уже невероятное в своем проявлении, выбивающееся из общего строя нормальности и прижившегося в голове порядка; теперь малефик – сильный, знающий, способный на действительно паскудные вещи, которые обещают доставить Инквизиции немало хлопот.
Если, конечно, последнее правда. Если всё, что они сегодня проговорили, правда.
Если…
Но как ладно выходит, чтобы быть вымыслом. Одна деталь цепляет другую, самые причудливые кусочки находят пару, выстраиваясь в цельный пестрый орнамент истинной сути. Да и интуиция настойчиво толкает под локоть; Ритт всегда считал, что она либо есть, либо её нет, однако его собственное чутье только укреплялось, росло от дела к делу, обретая хватку, что тот пёс, которого натаскивают не терять след даже в самом хитром сплетении запахов.
Что будет, если он не примет возможность затеи с ритуалом?
Колдуну всё сойдет с рук, барон либо погибнет, сожранный неудачей и собственным даром, либо… Либо у Ордена появится новая головная боль.
Что будет, если он поступит так, как поступал всегда – доверится доводам разума и интуиции?
Будут проблемы. В первую очередь, у барона и его прикормленного малефика, во вторую – у самого инквизитора. Но результат того стоит.
Следователь должен уметь сомневаться. Сомнения позволяют не упустить детали, охватить картинку целиком, заглянуть даже на её оборотную сторону. Допустить невероятное и принять невозможное. Но догадки и предположения, взращенные из одних только слов доносчика, в отчет не впишешь; нужны доказательства.
И пока он не убедится, что есть хоть что-то, что можно подшить к делу, на стол к начальству лягут только сухие факты.
– Ладно, за барона возьмемся утром. Посмотрим, как его милость будет откровенен на этот раз, – Ритт решительно отмер, потянулся за одним из бумажных листов с рисунками знаков и, перевернув его чистой стороной, хлопнул на стол перед волчонком. – Имя своё напиши. – А дождавшись, когда Шесс выполнит его просьбу, придирчиво осмотрел результат и удовлетворенно хмыкнул: – Да ты кладезь талантов, lupus. Отчеты писать умеешь? А, хрен с этим – будешь записывать за мной. Слово в слово, понял?
Необходимость донесений о проделанной работе всегда сидела саднящей занозой в мозгу. Каждый раз, садясь за свой первый отчет по ведущемуся следствию, Эрран оттягивал момент написания начальной буквы так, словно в этом таилось какое-то жуткое злодеяние.
Зато проговаривать все имеющиеся у них сведения вслух, подгоняя одно под другое в четкую схему и не заморачиваясь тем, что собственное перо не поспевает за мыслью, оказалось куда проще. Пусть и не умаляло сосредоточенности ума.
– …надлежит обратить внимание, что теперешний владетель земель барон Арман фон Ливельдхарт, – Ритт, уже долгое время говоривший размеренно, прервался, чтобы растереть уставшие глаза и, добавив едва слышную, но весьма нецензурную ремарку об упомянутой им личности, продолжил в прежнем тоне, будто ничего и не было, – отказа в содействии со следствием не выразил, предоставив известную ему информацию откровенно и полно…

¹ Новичок, салага, неопытный человек (лат.)
² Обрати внимание (лат.)
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

Зацепившись взглядом за дрожащее пламя свечи, Эрран еще раз прогонял в голове всё озвученное и положенное на бумагу, пытался утвердиться в мысли, что ничего не забыл, изложил верно и четко, а запрос на информацию о молодом бароне действительно необходим. Но в таком случае, ответ из Ордена ему потребуется очень скоро, и тянуть с отправкой донесения не стоит…
– Что? – с мрачной напряженностью вопросил он, когда, переведя взгляд на мальчишку, заметил на его губах проблеск едва намеченной улыбки. Не показалось же? – Если составление отчета так тебя веселит, будешь заниматься им регулярно. Что ты там понаписал?
Ведомый предчувствием, Ритт отобрал исписанный точным каллиграфическим почерком лист бумаги, вчитался в ровные строки и спустя недолгое, но не менее томительное ожидание неожиданно закаменел лицом. Медленно поднял глаза на волколака.
– Мать твою, lupus, ты мозгами пользуешься в строго отведенное время? Или просто издеваешься?
Новый формат донесения и степень его полноты, включающей вольные дополнения к указанным лицам, начальство оценило бы наверняка. Но за столь искусное владение уличным лексиконом господин следователь рисковал огрести не только выговор, но и лекцию о хороших манерах. И, что хуже всего, отсидеть бы её пришлось наравне с курсантами.
Но чего он хотел? Сам же велел «слово в слово»; за столь выдающееся послушание впору только похвалить.
– Кретин, – процедил Эрран, давая оценку то ли Шессу, то ли самому себе. Поднялся на ноги, бросив перед волчонком забракованный отчет, и одарил того подзатыльником: – Переписывай. Надеюсь, мне не надо проговаривать то, что не должно быть там упомянуто? Бога ради, сделай на этот раз всё правильно. И можешь шифровать. Если понадобится Евангелие, возьми у меня в сумке.
Спрашивать, обучен ли пацан шифровать сообщения, он не стал; лишнее. Навыкам шифрования обучали с начального курса, и въедалось это в подкорку намертво, со временем формируя способность перекладывать написанное даже без сверки со страницами Нового Завета.
Оставив Шесса с пером и бумагой, Ритт направился будить святого отца. Что-то торопило, подталкивало, настоятельно советуя не медлить; в конце концов, если ему удастся решить вопрос с курьером до утра, то это значительно сократит время ожидания ответа из Ордена.
На его стук священник распахнул дверь своей комнаты почти сразу, тревожно бледнея заспанным лицом и заставляя следователя ощутить легкий укол совести.
– Господи…
– Ничего не случилось, – опережая наметившийся вопрос, поднял ладонь Эрран. – Мне нужен человек, который сможет доставить в кратчайшие сроки одно важное письмо. И нужен он мне сейчас.
– Да-да-да… – отец Бернд лихорадочно пытался прийти в себя, чтобы осмыслить просьбу. – Да… Лестер. Тот юноша, что помогает мне в церкви. Он часто ездит в город по поручениям местных и всегда управляется скоро. Ответственный молодой человек, я готов лично за него поручиться, если потребуется.
– Для начала, приведите его. Я понимаю, что время позднее, но будет лучше, если мы решим всё как можно быстрее.
– Вы сказали, что ничего не случилось…
– Ничего, – легко подтвердил Ритт; хотелось добавить: «пока ничего», но он благоразумно об этом умолчал. – Найдите мне курьера, святой отец. Я оплачу дорожные расходы, в долгу не останусь.
– Бог с вами, брат Юрген. Дайте мальчику час на сборы. Он живет неподалеку, я схожу.

К завтраку Эрран вышел хмурый, с затаенными тенями под глазами и погруженный в какие-то свои, явно не слишком веселые мысли. От предложенной тарелки он отказался, едва мотнув головой, за что заработал полный беспокойства взгляд. Хотелось упереться лбом в сложенные перед собой руки и просидеть так в бесконечно долгой неподвижности, пока бушующие в голове мысли не улягутся, не разбредутся по углам, отыскав каждая своё место.
Найденного священником курьера удалось отправить незадолго до рассвета, снабдив необходимыми указаниями и воодушевив важностью возложенной на него миссии. Но даже успешно со всем разобравшись, уснуть Ритт так и не смог. Разум кусало приближение утра и грядущий визит к барону, который на этот раз одним обменом любезностями точно не отделается.
Но ведение дел со знатью всегда требовало большой осторожности и сосредоточенности, и теперь господин следователь тщательно пересматривал все вопросы, что так просились быть озвученными перед фон Ливельдхартом.
– Брат Юрген…
Голос святого отца догнал почти у самого порога, заставив обернуться. Ритт с долей удивления взглянул на приблизившегося священника, на его протянутую руку, запястье которой обвивали темные бусины четок.
– Возьмите, – тихо попросил отец Бернд. – Передайте мальчику. О, не спрашивайте ничего, прошу. Полагаю, вам отлично знакомо чувство, когда испытываешь настойчивый порыв сделать нечто, что кажется важным, необходимым для свершения здесь и сейчас. Возможно, в этом и есть проявление Его воли…
Четки стекли в подставленную ладонь инквизитора, свернувшись кольцами. Резной крест качнулся, отмеряя мгновения.
– Однако я всё же спрошу. Ибо мне не совсем понятно, почему вы не сделаете это сами. Если важно отдать прямо сейчас, то у вас есть возможность – пацан седлает лошадей. Или подождите вечера.
– Будет лучше, если он получит это от вас, – покачал головой святой отец, смотря на Эррана, будто на дитя, которое не понимает чего-то очевидного. – Главное, передайте мальчику. Ему это нужно.
Помедлив, Ритт пожал плечами, принимая просьбу, и вышел за дверь, на ходу пряча четки во внутренний карман фельдрока. Разбираться с дарами церковного служителя сейчас было не время.
Сначала следовало разрешить кое-что куда более серьезное.
– Поехали, – бросил он Шессу, принимая повод гнедого и запрыгивая в седло.
Солнце блеснуло острым лучом сквозь редкую листву, словно обозначая направление и сокрытый частым сплетением ветвей замок.
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

Отредактировано Рикки (2017-12-30 18:43:36)

Может он ошибался; может ему это лишь казалось.
Но во взглядах, сквозь которые им снова приходилось продираться, как сквозь колючие заросли терновника, сквозила не только знакомая настороженность и неприязнь. Было что-то еще. Что-то не обретшее своего воплощения, что-то зыбкое и эфемерное, которому пока не находилось определения.
На что это было похоже?
На ожидание? На затаившееся предвкушение?
Или на игру собственного восприятия, растревоженного знанием живущих в замке темных идей.
В остальном же, всё было уже знакомо: то же внимание и молчаливая готовность принять незваных (но ожидаемых?) гостей, те же вооруженные люди, тот же капитан, барон…
Тот же да не тот.
Ритт с живым интересом присмотрелся к молодому владетелю – сегодня пренебрегшему масками и теперь опаляющему чистой, неприкрытой яростью, – спокойно встретил выплеснувшееся уже в их адрес раздражение. Только на фразе о «щенке» чуть похолодел глазами, затаив на дне зрачков брошенную злостью тень.
Когда инквизиция приходит в дом уже во второй раз, люди готовятся к неприятностям. Пересматривают  грешки, трясутся над проступками, подсознательно веря – именно за этим пришли инквизиторы, именно в них причина их столь пристального внимания. Люди нервничают еще больше, закрываются еще крепче, пытаются казаться добрыми католиками, едва ли не через каждое слово поминая Господа и смотря дознавателям в глаза с подкупающей преданностью, мол, видите, господин следователь, за душой ничего темного не имею, не там ищите.
Арман фон Ливельдхарт никем не прикидывался. Заискивающе в глаза не заглядывал, руки в волнении не заламывал, не пытался скрыть что-то за словами; даже неприязнь к Инквизиции дышала в его речи с обнаженной ясностью. Эрран наблюдал, слушал и… чувствовал, как вопреки всему крепнет привычный уже азарт.
– …Оказывать вам глубочайшее почтение и рассыпаться в лживых заверениях, что безмерно рад вашему присутствию, не буду. Это не так. Будет лучше, если вы уедете как можно скорее. Излишнее внимание вашего ведомства никому не на пользу.
Следователь прошел к предложенному креслу, но садиться не стал, остановился возле, глянул на молодого барона с долей снисходительности.
– Отчего же? Времена, когда Инквизиция тащила на костёр всех без разбора, клеймя еретиком каждого, имеющего странное по форме родимое пятно или неугодный цвет волос, давно прошли. В нынешнее время предпочтительнее попасть под следствие Инквизиции, чем угодить в лапы магистратским – шанс, что дело получит справедливый исход, куда выше. В наших подвалах нет невиновных, господин барон. А к исполнителям попадают только в особых случаях. По сему, внимание моего ведомства не на пользу только тем, кому есть в чем повиниться. Suum cuique¹, как говорится.
Он не запугивал, не угрожал, не пытался нагнать строгости. Напротив, говорил легко, почти доброжелательно, только привычка огрублять сказанное слегка правила интонации. Да царапался зимним холодом взгляд потемневших глаз.
– Или у вас есть в чем признаться, господин фон Ливельдхарт? – Ритт изобразил живую заинтересованность. – Если не знаете, с чего начать, я помогу. Есть у меня одна занимательная история, способствующая размышлениям.
Эрран скрестил руки на груди, обратившись к барону прямым взором. Не обращая внимания, что взгляд молодого владетеля снова тревожит неприятным чувством, настойчиво призывающим отвести глаза.
– Поданные некоего барона шепнули, что в его замке имеется человек выдающихся талантов, ходящий у хозяина в советниках. И книжки у него увлекательные, и досуг он себе устраивать умеет. Вроде как тяготеет тот умелец к рисованию при свечах. Вот только вместо холстов и красок – кровь да каменные плиты, а произведение, над которым тот усердно трудится уже около года, выходит весьма паскудного содержания. Знает ли о том барон? О, да. Поддерживает ли он увлечения своего советника? Полагаю, что охотно. А вот осознает ли он, куда лезет, ведомый колдуном?..
Чем больше слов было сказано, тем больше холода в них звучало. И даже в этой короткой, едва обозначившейся паузе, шуршали колючие льдинки.
– Но на этот вопрос мне любопытно услышать ответ уже от вас, господин барон, – Ритт церемонно повел рукой, приглашая к откровению. – Или поправьте, если я оказался не прав. А может, испросим совета у вашего советника? К слову, где он? Господин Вульфгар прохворал или настолько занят подготовкой к финальному ритуалу?

¹ Каждому по заслугам (лат.)
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

Душным полынным дымом пришло замешательство. Обожгло горечью, упруго толкнуло под сердце. Реакция фон Ливельдхарта не вязалась ни с чем и шла наперекор всему, что знал (а главное, чего ожидал) господин следователь.
Не так. Неправильно.
Опасно неправильно.
Ритт невольно шагнул назад, еще не осознавая, но уже чувствуя, как всё летит в бездну, как трещит толстым речным льдом действительность, сдаваясь, уступая место чему-то фатальному. Время запнулось. Мгновения испуганно дрогнули и сбавили ход – птичий пух, падающий томительно медленно и равнодушно.
Слишком медленно.
Напряженный, собранный в тугую струну Шесс со взглядом требующим и взывающим…
Плавящийся хищным серебром арбалет, направленный уверенной и спокойной рукой…
Слишком медленно.
Он не успевал.
Однако огрызнувшееся оружие нашло другую жертву, и собственное сердце пропустило удар, чтобы после стукнуться о ребра в злом исступлении. Эрран оскалился. Рванулся к барону, сорвав все засовы самообладания, но его дернули за ворот, как щенка, отбрасывая назад. Острая сталь щекотнула под самой челюстью.
– Не суетись, твоё инквизиторство, – голос, исходивший злой насмешкой, раздался у самого уха. – Ручки-то подними, чтобы я видел.
Паника заворочалась скользкой, тяжелой змеёй. Ритт замер, призывая себя к спокойствию и пытаясь не дать дыханию сорваться, не распалить то дурное пламя, что назревало в груди и из которого, как саламандра, мог восстать иррациональный ужас. С тех пор, как нож такого же ублюдка полоснул его по горлу, внутри поселился живучий страх. Он пробуждался даже на тренировках, когда наставник в целях пошаговой демонстрации приставлял к его шее тупой кинжал; и после, сжимая дрожащие пальцы, усмиряя заходящийся пульс, Эрран злился на самого себя за эту слабость, но так и не мог её побороть.
Его обыскали, отобрали оружие, найдя даже прилаженные на предплечьях тонкие лезвия, завистливо поцокали языком над кнутом. Нож у горла исчез, однако врезавшийся под ребра кулак и обещание, что в следующий раз это будет уже сталь, вынудили подчиниться. Руки свело в болезненном натяжении мышц.
Когда едкая смута посторонилась, уступая место зубастой необратимости, Ритт вгрызся взглядом в фигуру мальчишки, неподвижно замершего на полу. О звериной сути подопечного он вспомнил только сейчас, и проблеск надежды вплеснул смурным лепестком пламени сквозь затопившую его тьму.
«Ну же, пацан. Покажи, что живой. Просто покажи… Др-раный оборотень. Тебя же не убить этим!»
Голос Армана доходил как сквозь толщу воды. Следователь поднял черные от гнева глаза, недобро сощурился.
Яд?..
– С-сучье отродье…
Удар в бок пришелся точно по нервному узлу. Эрран дернулся, с трудом выпрямился, но взором снова вернулся к твари с зелено-карими глазами. Править свои эмоции не получалось, и каждый вопрос барона отражался на лице четким и легкочитаемым ответом, разве что приправленным одолевающей инквизитора бурей. Отчаяние взялось отравлять кровь. Призвать мысли к порядку не представлялось возможным.
Его толкнули в спину, вынуждая сдвинуться с места. Ритт сделал нетвердый шаг, оглянулся на Шесса, всё еще надеясь разглядеть в нём жизнь. Разум отказывался верить в столь легкий исход.
Там должен быть он.
Кристально-ясное осознание билось в голове пойманной птицей.
Если бы кардинал не приписал к нему этого волчонка; если бы он настоял, отказался от помощника, согласился бы на архив в обмен на еще одно расследование; если бы не таскал его с собой, посадив за бумаги, чтобы рано или поздно сдать обратно под любым подвернувшимся предлогом.
Столько этих «если бы», но всё пустое.
– Что-то его инквизиторство притих, – наемник, отворивший тяжелую подвальную дверь, присмотрелся, ткнул Эррана в бок рукоятью кинжала. – Пакости о нас думает небось, а?
– Пусть думает, – меланхолично отозвался второй, цепко державший следователя за хитро заломленный локоть. – Может даже говорить. Не придется искать повод, чтобы дать в рожу.
Он мог бы расписать им в красках, что бывает за нападение на служителя Инквизиции. Мог бы рассказать, как зорко отслеживает Орден таких, как они; как тщательно и скрупулезно собирает всех виновных в убийстве инквизитора, чтобы предать смерти – страшной, показательной, отшибающей всякое желание даже глядеть косо на Псов Господних.
Мог бы. Но что это изменит? Они знают, на что идут; с какими силами ввязываются в противостояние. Однако слишком сильно верят в собственную безнаказанность, чтобы прислушаться даже к его словам.
Тесная камера с голыми каменными стенами встретила затхлостью и холодом. Свет факела блеснул на влажной кладке, спугнул маленькую юркую тень.
– Уж звиняйте, ваше превысокоинквизиторство, но комнатку поскромнее не нашли. Темновато, конечно, но что имеем. Сейчас организуем вам все удобства, и обживайтесь на здоровье, не стесняйтесь.
Наемники недружно хохотнули, подхватывая шутку. Ритт слушал их с видимым равнодушием, только взгляд скользил от оружия к оружию, от фигуры к фигуре. Послушно шагнул к стене, где надкусанные ржавчиной обозначались стальные скобы, а когда мышцы заломленной руки ощутили едва заметное ослабление...
Удар локтем вышел, как учили – быстрый, четкий, с силой, вложенной разворотом корпуса. Влажный хруст оказался ничуть не тише сдавленного вопля, а грянувшая следом грубая ругань тут же заметалась в каменной тесноте. Эрран еще успел уйти от направленного в бедро кинжала, мощным пинком выбить коленную чашечку кому-то из баронских головорезов и только тогда его осадили сильным толчком в грудь, отбросившим к стене. Перед глазами мелькнула окровавленная рожа, и уже в следующее мгновение в висок клюнуло раскаленной стрелой боли; сознание захлебнулось в багровом свете и ухнуло во тьму.

Сколько прошло времени, он не знал.
До того момента, как вернулась способность мыслить и сознавать, Ритт еще долго плавал в какой-то болотной мути, не чувствуя ни самого себя, ни холода стены за спиной, ни крепкой хватки стали на руках. Потом пришла дурнота. Накатывающая волнами, навязчивая и злобная. От неё хотелось снова сбежать в беспамятство, но сознание уже цепко ухватилось за реальность и без боя сдаваться не собиралось.
Мысли пришли чуть позже; горькие и тоскливые.

Dominus regit me, et nihil mihil deerit…¹

– Гляди-ка, очнулся. – Слова сочились неприязнью. Эррану даже не надо было открывать глаза, чтобы видеть, как говоривший презрительно кривится. – Крепко же Райз приложил эту сволочь.
– Дай ему уже воды, и валим отсюда. У меня этот подвал в печенках сидит.
Негромкий смешок. Плеснувшая в лицо вода. Ритт судорожно запрокинул голову, жадно ловя сбегающие по губам капли. Темную фигуру у стены он заметил за миг до полной темноты, когда бросившийся из-за двери свет факела лег косым лучом.

Nam etsi ambulavero in medio umbrae mortis, non timebo mala, quoniam tu mecum es…²

– Шесс…
Гулкая тишина каменного мешка обостряет звуки, но чтобы услышать чужое дыхание, ему приходится затаить своё.
Ничего.
Лишь надрывный стук сердца. Собственного сердца.
– Шесс, брось… Сдохнуть за меня – будет твоим самым идиотским поступком.

Virga tua, et baculus tuus, ipsa me consolata sunt…³

– Гля, еще не сдох! И чем их там в своей Инквизиции пичкают, что даже щенки у них такие живучие?
Ритт наблюдал за наемниками из-под ресниц, чутко прислушиваясь к разговору. То была уже другая двойка; значит, сменились. Эти водой в лицо плескать не стали, поднесли кружку к губам, хотя и отняли спустя пару глотков.
– Гантер ставил золотой, что пацан ночь не протянет… Однако ж, смотри, как жить хочет –  уже сутки прошли, а он еще дышит.
– Не, в этот раз к утру точно подохнет, даю два золотых.
– Ну-ну. Поглядим.

Parasti in conspectu meo mensam: adversus eos qui tribulant me. Impinguasti in oleo caput meum: et calix meus inebrians quam praeclarus est...⁴

– Я был не прав…
Холод стены у затылка; невозможность пошевелиться изводит мышцы, по телу изредка пробегает зябкая дрожь, отзывающаяся на сырую близость влажного камня. Кожу лица слева стягивает корка запекшейся крови, но боль уже притихла – пульсирует тихо-тихо где-то в глубине, чуть отдаваясь в глазницу.
Он слепо смотрит в темноту. Ждет, когда оттуда раздастся хриплое, едва слышное дыхание, и тогда начинает говорить. Негромко, делая длинные паузы, чтобы снова подчинить себе саднящее от жажды горло.
– Не принимал, не слушал, не верил. Бесился от тупой покорности, срывался на внезапную самостоятельность; сам не знал, чего хотел и требовал. Просто делал всё, чтобы доказать ходившей за спиной смерти, что она единственная может стоять у моего плеча.
Тишина, наполненная редким стуком капель. На этот раз дыхания он не дождался, сцепил зубы, выдохнул с упрямой убежденностью:
– Ты же не по зубам этой костлявой суке. Хватит с неё и той смерти. Давай, Шесс, живи. Мне еще возвращать тебе долг.
Будет ли хоть что-то за стенами этой камеры, Ритт не думал. Как не думал и о том, что смысла в том, что волчонок выживет сейчас, не существовало.
Ведь какая разница когда? Исход для них обоих был одинаков.

¹ Господь – Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться... (лат.)
² Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной… (лат.)
³ Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня… (лат.)
⁴ Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена… (лат.)
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

Когда волчонок заговорил, Эрран невольно вздрогнул – не от неожиданности прозвучавшего голоса, от открытия, что у его обладателя появились силы говорить. Отсветом факельного огня блеснуло в глазах облегчение. Однако блеснуло лишь на краткий миг, чтобы тут же погаснуть, не выдержав тяжести усталого равнодушия, что бесцветной маской лежало на лице инквизитора. Он не пытался нарушить тишину, когда мальчишка замолчал; слушал безмолвие так, будто в нём тоже была своя история.
И вновь зазвучавшие слова подхватили этот молчаливый рассказ, выстроились ровной цепочкой... чтобы в какой-то миг болезненно хлестнуть по нервам. Ритт вскинул голову и с отрезвляющим напряжением уставился на подсвеченного красноватым пламенем подростка.
Мальчишка лез в душу; искренностью творил замочные скважины в дверях, за которыми Эрран прятал её от других. Наводил смуту, сгонял с места пригревшиеся страхи, злость и неприятие. Шел на мягких волчьих лапах. И вряд ли он догадывался, что на этот раз ему это было дозволено.
«Отец Александр сказал…»
«…больше нельзя терять напарников».
«…что-то сломается…»
«А меня очень трудно убить».
«…нельзя всегда быть одному против всех».
«…не умирать раньше вас».
Фразы вспыхивали яркими искрами, жалили, заставляли прижившуюся внутри темноту испуганно вздрагивать и бледнеть. Ритт выдохнул сквозь зубы, зажмурился, втиснувшись затылком в грубый камень стены.
– …Но, наверное, не получится. Не смотрите, это… неприятно.
Вопреки сказанному он распахнул глаза, непонимающе сдвинув брови. В дрожащем сплетении теней, в мрачном свете догорающего факела развернувшееся перед ним действо казалось похожим на порождение больного разума. Хруст, быстро оборвавшийся вскрик – звуки заставляли верить, подтверждали, что всё это реальность. Эрран смотрел, не в силах отвести взгляд и ощущая, как растет комом в груди что-то давно позабытое и затертое.
Стремительно метнувшаяся фигура, скрежет цепи в кольце. Ритт резко отвернул лицо, спасая глаза от брызнувшей каменной крошки. На третьем ударе он перестал следить за волчонком, на пятом – едва подавил желание рявкнуть: «Хватит!»; сцепить зубы удалось лишь в самый последний миг, когда язык уже щекотнуло оформившимся приказом.
Но камень и сталь сдались. Грохот прокатился по камере, звенящим эхом заметался в ушах. Первые мгновения свободы оказались несколько мучительными, и, сделав шаг, Ритт невольно охнул, припадая на колено. Чувствительность возвращалась в онемевшие запястья неохотно, словно идя на уступки. Зато с готовностью вернулись дурнота и головокружение.
Лезвие отзвенело по полу к самым ногам. Эрран ответил внимательным взглядом; сначала всмотрелся Шессу в лицо, потом пробежался глазами от железного браслета по цепи наверх, к тяжелому кольцу, и снова вернулся к мальчишке. Он колебался. Метался между двумя решениями, где одно было однозначно глупым, обесценивающим все усилия волчонка.
– Я вернусь за тобой, – наконец хрипло вытолкнул он, поднимая кинжал. – Ты меня услышал? Я вернусь за тобой, а не мстить за тебя. И для этого тебе нужно не сдохнуть. Отец Александр был прав; во всём, что было сказано тебе, он был прав. Но он не сказал, что терять напарников страшно. И сейчас мне страшно. Не сдохни. Я сильно перед тобой виноват… Дай возможность всё исправить.
Ритт подошел к двери, толкнул ту ладонью, вслушиваясь в бряцанье. Подвальная сырость не идет на пользу ни дереву, ни металлу, а двери здесь давно не меняли… Он сделал шаг назад и со всей силы двинул ногой в область замка; что-то глухо треснуло, но не поддалось. С третьего удара деревянная створка утробно хрупнула, захрустела выломанным замком, когда следователь толкнул её всем корпусом.
– До встречи, Шесс.
Коротким взглядом через плечо.
Каменное безмолвие, обитающее в подвальных коридорах, забивало уши. Эрран выдержал несколько секунд неподвижности, обратившись в слух, и только после этого двинулся вдоль стен. Дорогу он помнил, коридоры здесь были не настолько путанными, как наверху. А вот что он будет делать, когда отсюда выберется? Если соблюдать осторожность, есть немалый шанс добраться до кухни – приблизительный маршрут туда он тоже мог воскресить в памяти…
Негромко, на границе слышимости стукнула железной оковкой дверь, ведущая в подвал. Ритт остановился. Шорох шагов по ступеням не был похож на тяжелую поступь наемников, и это напрягало еще больше. Инквизитор перехватил нож обратным хватом, прижался к стене лопатками, повернув голову туда, где из-за угла вот-вот должен был показаться обладатель шагов.
Один человек.
Не такая уж проблема.

Nam etsi ambulavero in medio umbrae mortis, non timebo mala, quoniam tu mecum es…¹

¹ Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной… (лат.)
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

Отредактировано Рикки (2018-01-11 19:05:05)

Он бесшумно шагнул навстречу человеку, призывая неожиданность в напарники и отбирая себе право первого удара. Но словно на стену налетел. Готовая к выпаду рука дрогнула, замирая в болезненном напряжении, когда неверный свет обрисовал знакомые черты лица. Эрран с шипением выругался.
Арин! Какого хрена?
− Господин Ритт! – испуг в голосе и ужас в лице; оставалось только догадываться, насколько страшным видением он предстал перед ней, темнея кровью и недвусмысленно скалясь лезвием. – Господин… инквизитор.
– Тихо-тихо, – Ритт потянул её за собой, заставляя шагнуть за угол, чтобы оставаться незаметными с лестницы. Руку с оружием он благоразумно опустил, спрятав в тени бедра; чем реже девчонка видит нож, тем проще призвать её к спокойствию.
Мысли шальным вихрем закружились в голове. Спрашивать о том, что Арин здесь делает, не имело смысла; слишком очевидно. Видимо, что-то услышала или кто-то чем-то поделился, вот и сунулась в подвал, вообразив себя спасительницей. Эрран взглянул на её пустые руки, вздохнул; глупый и самоубийственный порыв, сложись всё иначе.
– Арин! Ну-ка, глянь на меня, – он требовательно сжал её плечо, заглядывая в распахнутые глаза. – Сейчас мне нужно, чтобы ты взяла себя в руки, успокоилась и очень хорошо подумала. Ты ведь пришла помочь, я прав? Так помоги мне. Подумай и скажи: в замке есть другой выход за стены, помимо главных ворот? Какой-нибудь ход, которым пользуются слуги? Хоть что-то похожее? Пусть даже если о нём известно наемникам.
Должен быть. В этом Ритт не сомневался. Однако самостоятельно он его вряд ли найдет, и либо переполошит баронских головорезов, либо заплутает в замковых коридорах. И девчонка, что так внезапно оказалась сейчас здесь, была его единственным реальным шансом выбраться.
Стоило только довериться…

…Горячая липкая кровь толчками проливается сквозь пальцы. Забирается в рукава, расползается жарким пятном на груди, сбегает тонкими ручейками по фельдроку, чтобы запятнать камень у ног черными звездочками. Уходя, она отбирает не только время, но и остатки самообладания, даря взамен холодную пустоту обреченности.
– А вы оказались слишком доверчивы для следователя, господин инквизитор…

Ошибки прошлого имели свойство возвращаться. Но не сейчас. Не в этот раз.
– Ты ведь сможешь меня туда провести? – Ритт смотрел внимательно и твердо.
Стоило бы, наверное, сказать, что он требует от неё многого, что он поймет, если она откажется… Но нет. Он требовал от неё столько, сколько она могла бы ему дать. И отказа бы не принял – настоял бы, убедил. Даже если бы пришлось грубо влезть в девичью душу, перетряхнув все обитающие там страхи и болезненные воспоминания.
– Провести тихо и незаметно, Арин. И времени у нас очень мало.
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]

Казалось, девчонка сорвется. Растеряет в мрачной тиши коридоров всю выдержку, поддастся сомнениям, страху, чтобы остановиться на полпути, разуверившись как в себе, так и во всей этой затее. С подобным встречаться уже приходилось, а потому Ритт чутко прислушивался не только к замку, всматривался не только в оставленный за спиной полумрак – он напряженно вглядывался в Арин, слушал её шаг и дыхание, чтобы успеть перехватить панику до того, как она превратиться в губительный пожар иступленного ужаса.
Но девчонка держалась. Вела вперед смело и собранно, радуя правильной реакцией, и Эрран постепенно отпускал недоверие. Для него самого все эти каменные углы, лестницы и проходы уже начинали казаться одинаковыми, а движение по ним – бессмысленным и бесконечным.
Когда же колючая прохлада осенней ночи огладила лицо, захолодила рану на голове, Ритт невольно запнулся. С груди, будто камень сняли, позволили вдохнуть глубже, давясь свежим воздухом, пока застуженное от нетерпения горло не начнет царапать злой болью. Это было даже лучше, чем глоток воды. Эрран ткнулся носом в рукав, осаждая заскребшийся в глотке кашель, и шагнул в чернильную тьму вслед за Арин.
А вот сейчас смотреть пришлось за двоих. Остро, внимательно, сквозь тьму и в самую её суть, чтобы не обмануться, упустив опасность. Чужие голоса звучали приглушенно, всплескивали то ближе, то дальше, то вовсе затихали, и тогда безмолвие начинало щекотать меж лопаток. Пару раз по стенам мазнуло беглым светом, вычернившим чью-то тень.
Арин остановилась. Тонкая рука взметнулась, направляя взгляд к угольному проему двери, что отчетливо просматривался в камне. Ритт так же бесшумно обошел девчонку, замер у угла, то ли вглядываясь, то ли что-то обдумывая. Однако неподвижность его длилась недолго, и вскоре следователь обернулся, чтобы шагнуть ближе.
– Арин, ты настоящая умница. – Можно было услышать, с каким усилием он подчиняет себе голос, стараясь говорить мягче. – Но у меня будет к тебе еще одна просьба. Очень важная.
Просьба…
Нет, это не было просьбой. И возможности отказаться у юной Дитмар тоже не было; Эрран верил, что та вполне отчетливо это понимает. Пусть не слышит в его словах, которые он намеренно старается сгладить, чтобы не испугать, но чувствует. Наверняка, чувствует.
Девичьего лица в темноте было не разобрать, в глаза не заглянуть, поэтому Ритт осторожно взял Арин за плечи, чувствуя ладонями, как его спутницу бьет мелкая дрожь.
– Вернись в подвал и помоги парню, что был со мной. Ты его помнишь, – это должно было стать вопросом, однако вышло утверждением, подстегнутым чуть сжавшимися пальцами на узких холодных плечах. – Дверь в камеру открыта, но сам он на цепи и вряд ли сможет выцарапаться самостоятельно. Давай, девочка, я знаю, твоей смелости вполне хватит, чтобы сделать это. Время еще есть. – Ритт отступил, коротко глянув себе за спину, понизил голос еще больше. – Я не прошу невозможного. А если встретимся еще раз, право просить будет за тобой. Иди, Арин. Только осторожнее.
О том, что он даже не сказал ей слов благодарности, Эрран вспомнил с запозданием и уже после того, как ладная фигурка затерялась в непроглядной мгле. Предаваться сожалениям, как и исправлять свой промах, было слишком поздно, и по лицу лишь скользнула гримаса недовольства. Он выставлял себя сволочью почти регулярно, и примиряться с этим чувством давно научился.
Но с каждым разом горечи меньше не становилось.
Темные силуэты охранников стали заметны только от стены маленькой пристройки, к которой Ритт скользнул незримым фантомом, чтобы оказаться ближе к заветным дверям. Два человека под факелом.
Слишком неудобно и рискованно. Тихо убрать двоих не получится – он банально не успеет перебить горло обоим, а поднявшийся шум перечеркнет все шансы на спасение.
Нет, нужно ждать.
Ритт отыскал глазами луну – узкий и острый как лезвие месяц, ярко горящий над замком. Время до ритуала еще было… Но есть ли время у него? У Шесса? У девочки?
Громкий смех наемников заставил повернуть голову. Пойманные обрывки фраз были ни о чем и не выстраивались в одно целое, но Эрран упорно выуживал из оброненных слов хоть что-то, а спустя несколько томительных мгновений как-то разом напрягся и развернулся всем корпусом.
– У тебя пять минут, Харс.
– А то – что? Начнешь по мне скучать?
– Скучать начнешь ты. По выбитым зубам, – наемник грубо пихнул напарника в плечо, поторапливая. – Давай, шевели копытами. Если не увижу здесь через пять минут, буду знать, что ты не отлить пошел, а снова языком трепать.
Один человек под факелом.
Как и ожидалось, оставшись без приятеля, торчать на одном месте страж не стал – потоптался, повертел головой и решил размять ноги. Ритт с усилием призвал себя к терпению. Казалось, на один шаг наемника уходит минута; казалось, время здесь сгустилось, стало тяжелым и липким, как смола, а за пределами двора – несется в лихом галопе, неумолимо сжирая подаренные секунды возможностей.
И только часто стучащая в ушах кровь помогала сознавать: единственным, кто здесь торопился, был сам господин следователь.
Наверное, он всё же поспешил на один лишний миг. Наемник заметно насторожился, когда за его спиной появилась тень, дернулся в порыве обернуться, движимый ощущением чужого присутствия, однако не успел. Жесткие пальцы впились в горло, ловя непрозвучавший крик и скручивающим движением сминая гортань. Вгрызшееся под ключицу лезвие стало почти милосердием – смерть от удушья обещала быть мучительнее и дольше.
Ритт за воротник оттащил тело к стене всё той же маленькой пристройки, сдав под прикрытие тьмы, метнулся к спасительной двери. Впрочем, правильнее это было назвать воротами – невысокими, узкими, оббитыми полосками железа. И заложенными массивным брусом.
– Дерьмо...
Времени всё меньше. Стук сердца всё громче.
Он поднырнул плечом под брус, уперся ладонями. Плохо ошкуренное дерево взялось царапаться, вгоняя тонкие коготки заноз в кожу и вынуждая помянуть наемников парой-другой неласковых; перчатки у него отобрали вместе с оружием. Эрран стиснул зубы. Не поселись в мышцах предательская слабость, не сбивай четкость движений мутное головокружение и боль в виске, он бы управился с этим куда быстрее. Но сейчас проклятое дерево поддалось с неимоверным трудом, и морочиться с ним, чтобы опустить аккуратнее и тише Ритт уже не стал – с гулким стуком грохнул о землю и дернул створку на себя. Затылок щекотало нервным призывом оглянуться, однако этого он себе не позволил. Чудилось, одно подобное движение – и всё пойдет прахом, удача отвернется, вспугнутая недоверием к ней.
О том, что замок окружает ров, Эрран вспомнил, лишь когда запальчиво рванулся в темноту за стеной. Нога провалилась в пустоту, и крутой склон тут же ударил под лопатки, выбив сдавленное ругательство и препроводив инквизитора прямиком в воду. Обжигающий холод с готовностью принял тело в свои объятия, сдавил грудь.
Что ж, это уже было  успехом. Но еще даже не половиной победы.
Теперь ему оставалось выжить вне замка.
[nick]Эрран Ритт[/nick][status]Domini canis[/status][icon]http://s7.uploads.ru/t/cSh5R.png[/icon][sign]...quae ferrum non sanat, ignis sanat.©[/sign]