Не успокаивается грех его, не отпускает, не дает свалиться в сон - Каин хотел бы сна, но явь, жаркая и дурная, тоже хороша до безобразия. Мужчина хрипло стонет, когда, осмелевшись (откуда только?) мальчишка пытается его своим наречь.
Рычит недовольно (недовольно ли?), когда становится так тесно и жарко от возбуждения вновь, а потом, покуда не отпустит второй, куда более долгой и тягучей разрядкой, Каин лежит, устало-сонный и думает о том, что почти готов убить Авеля, который пьет его, как воду. Сам думал, что пьет его, да вот младший брат куда сильнее.
Мужчина слышит ласковые слова своего прекраснейшего из грехов, ведет нежно указательным пальцем по вспухшим губам хориста и думает, как же его возвращать придется. Куда же его такого возвращать - своего, покуда не очнулся и не вернулась к нему вся та дрянь, веками липнувшая, прекрасного и чистого.
Другой ему, Каину, не нужен.
Только этот - неспокойный, жадный до любого слова его и движения, безмерно любящий.
- Да, солнце моё. - Вторит эхом мужчина, не потому, что правда и безвозвратно верит именно в это, а потому, что маленький его Авель должен сиять ему.
Забирает в обьятия юнца, как себе удобно, сжимает зубами ласково кожу на шее, думает, где бы взять силы до смерти счастливой измордовать-залюбить его.
Прикусывает сильнее, а потом, повернув осторожно узкое лицо, легко-легко целует.
- Я воды подам. - Вставать лениво, но встает. Пьет, разбавленную едва вином, пол-кувшина выпивает сам, прежде чем Авелю подать. Прежде чем к постели вернуться.
Смотрит на затихающее пламя, потом на юношу, зевает в ладонь.
- Надо придумать как тебя от злого слова уберечь и поутру никому не показать. Но спать хочется.- Честно признается, поглаживая юнца по хребту.
[nick]Каин[/nick]
Отредактировано Шизка (2017-12-28 22:33:08)
