- Хорошо, когда один бок пустой - рука не затечет. - Невпопад шутит мужчина, когда принимает бутылку. Виски там меньше половины. Он ужасен без льда и не слишком охлажденный. И не разбавленный. Но на войне пили всякое, а в мирное время морщиться на виски - это уже с жиру беситься.
И Каин делает глоток, другой, зажимает бутылку меж колен - судя по тому как к нему устало привалися Авель, тому уже и так хватит.
Может, он не ел вообще давно - вон какой тощий. Что они, лягушатники, вообще тут в сопротивлении ели?
Чем жили?
Мужчина осторожно протягивает руку и ерошит мягко волосы брата. Те стрижены куда короче, чем привычно - наверное, боялся тифа или вшей. Сам Каин отрос в госпитале, а после уже и мир. Окончательный. Вот перед встречей на Эльбе и подорвался на растяжке. Странно, что ногу просто собрали с перелома, а руку вот так.
Под ладонью волосы царапают и колют края раны - приходится убрать руку.
Вновь сунуть ее в карман - за сигаретами.
- Дай огня. - Закурив, понимает, что ему уже жарко сидеть в кителе, но сгонять брата с плеча не хочется - просто расстегнуть на все пуговицы.
Мыслей так и нет.
Бутылка кочует к Авелю.
- Я рад, что мы здесь.
Каин ничего не смыслит в человеческих чувствах, кроме ненависти и гордости. Он уверен в этом.
[nick]Каин[/nick]
[18+] Мол, по горло мы сыты чужой виной
Сообщений 121 страница 126 из 126
Поделиться1212017-12-31 03:24:03
Поделиться1222017-12-31 03:34:27
Прикурив, Авель сам тянет с плеча брата китель. Он теперь расстегнутыми пуговицами впивается в бок, а так неудобно. Стянув, приваливается обратно, обхватывает горлышко бутылки и водит пальцем по краю - звенит едва слышно. Глоток, второй, и горло и на языке жжется, а в желудке горячо. Хорошо.
Он не отвечает - не знает, что рта Тито можно, но прижимается крепче и снова в глаза заглядывает. Только недолго - потом носом в шею тычется, выдыхает шумно и снова виски глотает. Горький, не самый лучший - но и не пойло. И то хорошо.
По правде говоря, после того, как они и голый спирт пили, лишь бы не замёрзнуть, так вообще напиток богов.
Привстав на локте, забирает у Каина сигарету, затягивается. Передаёт бутылку.
- Я скучал по тебе, - говорит тихо, на брата не глядя, и закрывает глаза, голову ему на плечо откинув. - По тебе. И по нам.
[nick]Авель[/nick][status]все там будем[/status][icon]http://s3.uploads.ru/t/hsQaY.jpg[/icon]
Поделиться1232017-12-31 03:47:40
Может, так и надо - предначертано - рядом с калекой здоровый, а вместе - что-то цельное и покойное, когда не пытаются мир свой делить на виновных и правых. Не пытаются бежуть?
Может, так и надо?
Или, может, Каин просто пьян.
Он недовольно провожает сигарету взглядом, малость утешается глотком виски, а потом тянется и ставит бутылку на тумбу у кровати - хватит. Иначе утром он будет ненавидеть и мир, и Авеля с удвоенной силой, а, судя по Авелю, который умудрился полупьяно стянуть китель с одного боке старшему, то и тому тоже будет достаточно.
Мужчина забирает край рукава, а потом тянет вниз - ладонь болит и вновь трескается едва затянувшаяся сукровица, но то такое. Китель он снимает полностью и, сложив, вешает на спинку - порядок должен быть. Хоть где-то.
Брат от всех этих манипуляций сначала отдаляется, а потом оказывается рядом, прижимаясь, уронив голову на плечо.
Не смотрит уже и не прижимается носом и дыханием к коже, а Каин помнит эти мгновения, прошедшие уже.
И хочет, чтобы они повторялись.
- Я знаю. - Забирая и давя окурок о край пепельницы, сдвинутой за бутылку виски, военный едва усмехается.
Потом слизывает свою кровь с ладони и подушечками пальцев поводит по лицу брата.
- Знаешь. Если это наша последняя жизнь, я рад ей и калекой. - У него нет других слов. Ему и так трудно. Что-то разрывает на части.
Он приваливается спиной к прутьям спинки кровати, полусьезжая, полуложась, смотрит в потолок.
- Знаешь, небо поменялось. А я помню те звезды. Они были другими. И отражались у тебя в глазах.
[nick]Каин[/nick]
Поделиться1242017-12-31 12:56:06
[nick]Авель[/nick][status]все там будем[/status][icon]http://s3.uploads.ru/t/hsQaY.jpg[/icon]
Прикрыв глаза, накрывает руку брата своею, гладит шершавые пальцы. Прижимается крепче и коротко касается ладони губами, собирая выступившую кровь.
Словно мало им грехов - да только если сейчас близки и ближе никогда не были, и если иного не надо - если так, есть ли дело до грехов?
Авелю - нет.
- Я плохо помню звезды. Я смотрел на землю и на тебя, - он улыбается светло, немного даже блаженно, гладит грубые пальцы. - Твои руки, кажется, совсем не изменились.
В голове туман, а его самого ведёт - трудно сидит прямо, то и дело клонит. И Авель не борется - клонится к брату, как тогда, давным-давно, колосья налитые к земле гнулись, в волосах путались да руки кололи.
Пальцами худыми по шее его водит и ключицам твёрдым, в шею дышит горячо, горячечно дальше.
- Если это... последняя, - говорит он, - я не попрошу другой.
Он не знает, как словами передать это чувство, что растёт и ширится в клети грудной. Словно ткано там чему-то - и вот-вот проломит, вырвется, сметёт. Не знает, как рассказать, знает лишь, что так хорошо и покойно, так правильно давно ему не было.
Касается губами горячими подбородка колючего, щекой трется и глаза светлые жмурит, прежде чем посмотреть, как всегда смотрел - словно вот он, Свет, и другого ему не надо.
Поделиться1252018-01-02 16:29:13
Будто не брат у него есть, а половина сердца, в другом человеке открывшаяся и навсегда тянущаяся к нему. Будто так можно... но если так вот есть, так вот чувствуется - значит, можно?
Каин молчит. Опускает свою ладонь, когда ее перестает касаться брат, а после прикрывает глаза. За горячими веками - все воспоминания, все ощущения.
Ненависть - вот она - руку протяни и коснись черных углей сгоревших жизней. И сейчас есть ненависть - Каин знает это чувство до солоной крови на губах. Вот она - ненависть его, вот - он ненавидит брата и сейчас, за то что он - его брат, за то что невозможно его поглотить и воссоединиться навечно, за то, что нет у них вечности посмертия славного, а есть лишь агония ошибок каждой новой жизни.
Нет, это не последняя жизнь - Каин почти знает уже, почти чувствует. И знает, чего бояться дальше - когда-то, открывшись, полюбив до конца брата, он столкнется с тем, что Авель от него устанет. Потом он сам от него опять устанет. Они будут вспыхивать и гаснуть. Ранить друг друга обстоятельствами и разлуками, смертями, судьба будет их сталкивать на разных рубежах и по разные стороны и ненависть к положению вещей будет обьяснима и осязаема.
Всё будет.
Но будет и этот миг. И будут те миги, что уже были, подобные им.
Каин помнит колосья под двумя ладонями и горячую, почти ципленочью, шею. Помнит грубый острый камень в руке и мягкую нежную кожу, сжатую горячечным касанием рук. Помнит темноту и слепоту, помнит и как смотрел через весь зал и видел, среди пестрого многоцветия, только Авеля; помнит как воняла его паленая кожа, помнит как пахла братова, натертая маслами. Помнит фрески на стенах и кровь в пыли переулка. Помнит как стрелял в спину, чтобы остаться неузнанным; помнит как умирав, узнавая уже в последний миг гаснущего разума.
Всё помнит.
Выдыхает, поворачивается тяжело и неуклюже - без правой руки то мука. Поворачивается, как раненный дракон, чтобы оцарапанной левой ладонью обнять брата, оказавшегося под ним, посмотреть в ребячье-ясные, даже сквозь каждую войну и смерть глаза, перестать хмуриться.
- Я люблю тебя. Даже если я умру, я умру от твоей руки. Даже если ты умрешь, ты умрешь от моей руки. Даже если нас убьют, мы вернемся и встретимся. Я ненавижу тебя, потому что если я умру, я умру от твоей руки; если ты умрешь - то умрешь от моей руки. Потому что, даже если мы встретимся, мы умрем опять и опять. Потому что не будет и не было ничего важнее этого мига. Потому что он сейчас закончится. Ненавижу и люблю. Я живу благодаря тебе и умираю благо даря и благо отбирая у тебя. Я проклят тобой. И, знаешь... я врал, что хочу просто покоя. Я счастлив. Так. Но я сотни тысяч раз буду тебя ненавидеть и забывать. И ты меня. Я постараюсь запомнить этот миг, но могу забыть именно его. Но что-то останется. Я примирился. Прости меня, что отрицал, Авель. - Остается только посмотреть в глаза и прижаться губами к горячему виску, как ребенка и как самое драгоценное, прижимая к себе, вжимаясь к тому, кого никогда не будет роднее.
Если Бога и проклятия нет, их стоило выдумать ради этого мига, когда сердца будто и не стучат... потому что грохочут в унисон.
[nick]Каин[/nick]
Поделиться1262018-01-02 16:56:45
Авель медлит — и обнимает его, накрывая ладонями лопатки — отсюда бы росли крылья, если бы все шло так, как должно идти. Если бы тогда, давным-давно, он умел говорить правильные слова. Если бы тогда, давным-давно, он не был настолько глуп.
Поднимает взгляд, в глаза братовы глядя, и отвернуться не смеет — не желает. Держит, обняв, отпустить боясь — отпустит, и прервется этот миг.
— Мы будем вспоминать. Снова и снова. Через жизнь или сотню жизней, но мы будем вспоминать, и мы снова будем здесь, — не в это пропыленной комнате в послевоенном Париже, где пахнет горечью и кровью, здесь — где память вечна, где нет никого ближе, где в глазах чужих звезды, а под руками вновь гнутся тяжелые колосья. — И это — главное.
И сколько бы жизней еще не ждало их впереди — они пройдут их.
Время движется по кругу — и снова будет ненависть, снова будет любовь, и будет так вечно — ныне и присно, и даже смерть не разлучит их.
Бирюзовая, бликующая на солнце вода расходится кругами, когда безмятежную гладь разрезает острый камень, и на мгновение окрашивается багрянцем. Мальчишка, рыжий и веснушчатый, словно зацелованный солнцем, морщится и встряхивает рукой — порезался.
— Здесь какие-то дурацкие камни, вечно режусь об них, — он кривит губы, падая на расстеленную куртку рядом с братом, и вытягивает ладонь, распоротую по линии жизни. — Мама опять будет ругаться, как думаешь?
Главное, чтобы мама на не ругалась на старшего брата — что опять не уследил за младшеньким. Авель не любит, когда Каину достается из-за него, но родители не слушают — словно это не он сам виноват, а Каин его чуть ли не силком заставил себе руки резать.
Вот бред-то.
Солнце бликует на воде, слепя глаза, и Авель, отвернувшись от озера, прижимается к плечу брата лбом, обнимает здоровой рукой его, накрывая ладонью лопатку.
— Может, не заметит?
И прижимается крепче, подняв голову, носом в шею тычется.
Солнце завершает круг, уступая Небеса звездам.
Ветер сонно шелестит высокой колючей травой.
[nick]Авель[/nick][status]все там будем[/status][icon]http://s3.uploads.ru/t/hsQaY.jpg[/icon]