Пролог.
Задолго до настоящего времени.

Проникающий сквозь дыры в крыше и щели в стенах лунный свет выхватывал темный силуэт в центре комнаты похоронного дома. Молодой мужчина в темных одеяниях сидел неподвижно и, казалось, едва дышал. Его можно было бы принять за мертвеца, но, к несчастью для многих, он был все ещё жив. Один из рукавов на его одеждах был разорван, обнажая старые шрамы от порезов и свежие раны. Чуть поодаль валялся откинутый в сторону кинжал; немного ближе — заляпанный кровью потрепанный свиток. Напряжённая полусогнутая спина, устремлённый в одну точку безумный взгляд, ладони, замершие, прижатые к нарисованным на полу темным символам. Витиеватый узор тянулся в сторону стоящего впереди гроба, покрывая кровавыми письменами пол, переходя на стены и дощатые бока. Одна из ладоней продолжала кровоточить, рискуя нарушить целостность рисунка, но мужчина не обращал на это внимания, беззвучно шевеля губами и что-то выговаривая. Слов было не разобрать, и только знающий человек мог вычленить в этом бормотании постоянно повторяющееся одно имя. Имя того, кого темный заклинатель пытался безуспешно вернуть к жизни в течении нескольких последних лет, вырисовывая все новые и новые печати, пробуя различные способы, иной раз впадая в отчаяние, от которого хотелось выть в голос, срывая его до хрипоты, чтобы потом вновь возвращаться к бесплодным попыткам восстановить душу, собрать ее осколки воедино и дать возможность уйти на перерождение. В некоторых случаях души лишались этого права, оставаясь неприкаянными призраками на земле или навечно запертыми во дворцах Диюя. Именно такой исход был уготован для Сяо Синчэня, если когда-нибудь его душа сможет обрести полную силу. Ясная луна и ласковый ветерок. Более подходящей ночи было не найти.

Дверь неприятно скрипнула, разрушая гнетущую мертвую тишину. Мужчина даже не вздрогнул, не сдвинулся с места, не меняя своего положения и продолжая нашёптывать свою молитву. Пучки соломы, гонимые ветром, вольно гуляющим по ветхому домику, лениво перекатывались по полу, скрываясь из виду то в сумрачной тени, то в лёгкой черной дымке, клубами стелющейся по старым прогнившим доскам. Чернота, как тяжёлый густой туман, проникала в каждый уголок дома, отвоевывая у бледного света луны цунь за цунем, скрывая под собой обломки битой посуды, кривой столик, припадающий на одну ножку, десятки свитков, разбросанных по всей комнате. Постепенно тьмы становилось все больше, настолько, что она, будто водная гладь, возвышалась над полом, едва заметно колыхалась и достигала края гроба, «заглядывая» вовнутрь, своими языками-щупальцами облизывая белоснежные одеяния, скользя по волосам, задерживаясь на повязке на глазах, будто хотела проникнуть под нее, заполнить пустоту, восстановить недостающие части в своеобразной извращённой манере.

Мужчина недовольно зашипел. Пальцы дрогнули, неприятно скользя ногтями по доскам. Ему не нравилось то, что он видел: никто, пусть даже сама иньская энергия, — не может прикасаться к его даосу, тем более к пустым глазницам. Это было только его право, вырванное с болью и ложью, но его личное, которым сейчас приходилось делиться. Иначе было нельзя. Тьма концентрировалась по углам, расползалась дальше, охватывая все большую площадь, пока, наконец, полностью не покрыла под собой уложенное в гроб тело, повторяя его очертания. Из темноты показалась бледно-золотистая нить, медленно обвивающая ноги, руки, шею мертвеца, в точности пролегая по незаживающей ране от меча, словно соединяя между собой ровные края пореза. А затем извиваясь, подобно змее, выскользнула из гроба, двинулась в сторону неподвижно сидящего мужчины по начерченным символам, плавно перетекая на его правую руку, поднимаясь до плеча, угасая в своем свечении и вживаясь с тихим противным шипением под кожу. Тьма задрожала, вспыхнула яркими искрами и растворилась, оставляя после себя запах подпалёной кожи и могильный холод. Ритуал был завершён.

Мелькнула тень позади, остановившись у порога, не смея двинуться дальше без приказа.

Заклинатель дотянулся до старой тряпки, наскоро обматывая поврежденную руку. Никто из живых или мертвых не должен видеть последствия. Никто не должен узнать. Тем более даочжан Сяо Синчэнь. Если все сложится удачно… Если все получится, то, возможно, когда-нибудь он сможет увидеть то, как будет счастлив в своей новой жизни даочжан.

— Чего уставился, бездушная тварь? Позорное пятно на репутации даосов. Бесполезный хлам, — рот кривился в мерзкой усмешке, такой же ядовитой и отвратительной, как и произнесенные слова.

Но для кого они были? Один не слышит — мертв, другому — почти мёртвому — все равно, а третий… третий делает все скорее по привычке, чтобы окончательно не сойти с ума.

— Только и годен, чтоб быть сторожевой собакой, — впрочем, заслуги лютого мертвеца были несколько преуменьшены. После расправы его же руками над частью местных жителей темная энергия обиды, скорби и ненависти множилась и сгустками стекалась к похоронному дому.

— Ты недостоин даже смотреть на него, тем более ЕГО глазами. Пошел прочь!

Истошный безумный крик раздался в тишине, а потом вновь все стихло, скрытое сизым туманом и черной пеленой.