Известно, что при Эйерисе II “казна была выше краев наполнена золотом”. А ведь уже бушевала гражданская война. Специалисты по финансовым вопросам могут подтвердить, что такое хозяйствование неминуемо вызовет тяжелый экономический кризис. Конечно, нельзя сравнивать средневековую феодальную и рабовладельческую системы. Так, при императоре Тиберии примерно в 32 году разразился финансовый кризис из-за нехватки ходячей монеты. В казне скупого Тиберия оказалось около 27 миллионов золотых. Вероятно и при скупом (или крайне бережливом) Эйерисе экономика тоже не процветала.
Но хуже когда деньги проматываются. Такие правители как Калигула, Нерон, Юстиниан истратили огромные накопления своих предшественников. Генрих VIII, например, промотал 1 миллион 800 тысяч фунтов. Роберт Баратеон кроме денег Эйериса промотал миллионов золотых. Эта цифра сама по себе вызывает у меня великие размышления. Это слишком большие деньги. Для примера возьмем Англию. При Генрихе 5 годовой доход государства был равен 56000 фунтов в год, при Генрихе 4 – 90000 , при Ричарде 2 – 116000 фунтов. За какие-то 22 года – уменьшение вполовину. Виной тому – мятежи при Генрихе 4 и война во Франции Генриха 5. Неоспоримый факт – государства средневековья балансировали на грани разорения. Государственный бюджет был практически постоянно с дефицитом. Когда в 1328 году при короле Карле 4 Красивом бюджет Франции оказался без дефицита, это воспринималось как экономическое чудо.
К сожалению, мы не знаем каковы были реальные доходы государства при короле Роберте. Учитывая, что большая часть правления пришлась на Лето (а значит, остальное – на весну) доходы должны были быть значительными. Но, по словам Тириона, финансовые книги Мизинца весьма запутанны, и определить реальные доходы затруднительно. Деньги Мизинец пускал в оборот для получения прибыли. Как реальные доходы, так и сумму денег в казне знал только он. Вероятно, Королевский Совет и Джон Арен требовали у Мизинца определенную сумму денег. И все. Очевидно, Мизинец не забывал и себя. Но денег не хватало, или они были пущены в оборот, и приходилось брать в долг. Мы сразу можем сказать, какие земли были наиболее богатые и развитые в экономическом и хозяйственном плане. Это Кастель-Рок (добыча золота) и Хайгарден (житница государства). Деньги брались и у церкви. И у банков Вольных Городов (что-то вроде средневековых ломбардцев).
Могли ли эти долги каким-то образом ударить по экономике страны во время войны? Никак. Вероятно, выплаты по долгам и процентам были временно заморожены.И если для Филиппа 2 Испанского последствия таких мер были крайне опасны и разрушительны , то в Семи Королевствах их даже не заметили. 3 миллиона корона должна была Ланнистерам, т.е. самим себе. Тем не менее лорд Тайвин хотел, чтобы впоследствии было выплачено все. Давали деньги и Тиреллы. Сначала, возможно, для искупления войны против Роберта, потом – для укрепления связей с Робертом и в ожидании будущего влияния и брака. Церковь находится у короля в рабском подчинении, как и Патриархия при царях в России. Возможно, что деньги брались и принудительно. Так, Генрих 5 обложил духовенство 10% налогом. У епископов вымогались деньги под видом займов. Так, у своего дяди, кардинала Бофора, король получил 38000 фунтов. Банки Вольных Городов большого финансового и военного воздействия на Семь Королевств не могли оказать, поэтому выплаты им на время войны были заморожены. Интересно , что нет сведений ни о конфискации церковных земель и доходов, ни о снижении золотого содержания монеты.
Во время войны Ланнистеры были лишены возможности собирать налоги практически везде. Им и их противникам нужно было платить войскам. При Генрихе 5 войска набирались по контрактной основе. Вероятно, знаменосцам и лордам поручалось привести и нанять оговоренное количество людей: вольных всадников и пехоты .Создается впечатление, что именно знаменосцы платили своим воинам (по крайней мере в “Межевом рыцаре”). Высокие лорды платили своим знаменосцам. Возможно, в списках были и “мертвые души”. Мародерство и грабежи – обычное явление в Риверрране с обеих сторон. Это как бы дополнительный источник денег для солдат.
Гораздо страшнее – отсутствие пищевых запасов. Жители Королевской Гавани уже испытали голод, радуясь крысам. После битвы при Черноводной положение улучшилось. Но во время свадебного пира Тирион замечает, что “в городе полно людей, которые убьют за кусочек хрена”. Из-за войны Север и Трезубец остались без припасов, Хайгарден истратил часть запаса во время войны Ренли и на прокорм столицы. Вряд ли на железных островах и Драконьем Камне много пахотной земли. Хорошо еще, что в Долине Арен, и вероятно, в Дорне сохранились большие запасы продовольствия. Ясно, что в ближайшие годы в Вестеросе наступит голод.

Кейтелин Старк

1. Женщина и невезучесть Кейтилин отчетливо не приемлет винтерфеллскую богорощу. А Мартин активно не приемлет нечто в жизненной позиции Кейтилин. А кто думает, что к данному случаю применима поговорка «о вкусах не спорят», сильно ошибается, ибо Мартин из тех авторов, кто в тексте хозяин. Его нарочитое как-бы-отсутствие на самом деле внимательнейшее и неотлучное присутствие. И горе тому, кто, как Кейтилин, не учит своих уроков. Чтобы понять, в чем, собственно, смысл невыученных уроков, посмотрим от обратного – каково за них наказание, ибо Мартин в данном вопросе очень логичен и последователен. Я бы разделила проклятие Кейтилин на две составные части. Во-первых, семья вообще и дети в частности. Алиса Аррен увидела гибель мужа, братьев, детей – Кейтилин собственными глазами, положим, видит только смерть Робба, но если брать шире, то да, все совпадает почти до точки – в списке потерь Нед и Робб (эти безусловно мертвы), Арья и Санса (в гибели первой мать уверена, вторая, скажем так, не погибла, но для Кейтилин практически потеряна), Бран и Рикон (слух ложный, но Кейтилин ему трудами Теона верит, и не без оснований).

В качестве дополнительного бонуса Винтерфелл полуразрушен и оставлен людьми, а Риверран, родное гнездо Кейтилин, осажден и вскоре падет. Пророчество правильно даже в отношении братьев-сестер – Лиза мертва, выживание Эдмара по логике событий и характера (а также проекции судьбы Алисы на судьбу Кейтилин) весьма сомнительно.
Итак, объект рассмотрения где-то что-то сильно недорабатывает в семье, и надо искать, где и что именно (причем не только там, где Старки, но и где Талли).
Второе: есть у Кейтилин странная невезучесть – что бы она ни сделала и какими бы хорошими намерениями ни руководствовалась, уж не говоря о всегда имеющемся логическом обосновании действий (слать Неда на много южных гаванских букв, мчаться на тот же теплый юг с острым ножиком, хватать Тириона и тащить в Гнездо и т.п.), оборачивается все это не просто худшими из возможных осложнений, но какими-то уж совсем запредельно и непредсказуемо плохими вещами. Ну, послала жена мужа в интересах детей работать в столицу, возможно, была неправа, но расплачиваться за это потерей вообще всей семьи как-то немножко слишком, нет? Это даже не синдром Кассандры, там кроме самой древнегреческой пророчицы, не возжелавшей вовремя Аполлона, виноваты были как упомянутый Аполлон, так и народ, упорно деве не веривший (а поскольку она вечно оказывалась права, опыт мог бы древнегреков маленько и научить). Синдром Кейтилин Эру, вероятно, сформулировал бы так: и что бы данная вестеросская дама ни натворила, все будет плохо, совсем плохо, плохо как только возможно и даже плохее этого.
Вроде бы не такие уж непростительные действия Кейтилин запускают совершенно неостановимые события типа войны Пяти Королей, а для нее самой оборачиваются нечеловеческим кошмаром абсолютного одиночества и немертвости в полуразложившемся и объеденном рыбами состоянии. Но, простите, Мартин в отличие от Аполлона наказывает не тех, кто ему не дал, но исключительно по грехам и строго дозированно, пусть даже последовательно и безжалостно. А значит, Кейтилин где-то и что-то сильно недорабатывает по ходу принятия решений, и надо искать, где и что именно.
Вот как раз с богорощи и начнем.

2. Женщина и боги

Кейтилин не любит винтерфеллскую богорощу. А что любит?
А когда красиво. Богороща должна быть «садом, ярким и воздушным». Здесь, на Севере, стволы отвратительно толсты и черны, ветви гадко корявы, сплетаясь в ужасно «плотный навес над головой», а «уродливые корни» зачем-то, гады, выползают из земли. И вообще «задумчивая тень», «глубокое молчание» и безымянность богов, уж не говоря о запахе влажной земли и гниения. «Кейтилин не впервые подумала, насколько же странный народ эти северяне». Совершенно не комильфо. То ли дело на юге, где прямо по пунктам все не так, а правильно: стволы краснодревов, соответственно, весело красны, тени не сплошные, а пятнистые, воздух благоухает цветами, птицы поют, ручьи звенят, боги поименованы, хорошо знакомы, уютны и приручены.
Конечно, в умонастроении, среднем между «туда, туда, на теплый Юг!» и «сделайте мне красиво», самом по себе беды нет. Ибо, как известно, в доме Отца моего обителей много. Проблема не в том, что Кейтилин верит только там, где должный антураж, – к сожалению, и там, где сделано красиво, Талли не столько верят, сколько соблюдают привычные формальности.
Будем откровенны – боги ими, в общем-то, забыты. Содержание богорощи, где они гуляют, или читают, или на солнышке валяются, происходит потому, что так «подобает великому дому». Это Старки со своими богами неразрывны и в общем внимательны к эманациям, которые приходят сверху. А Талли в сложных ситуациях руководствуются логикой житейской. Младшая дочь забеременела от воспитанника – не беда, помогут стимуляция выкидыша и благополучный брак с разумным немолодым лордом, которому только на руку, что невеста доказанно фертильна. Будут у тебя, дочка, другие детки, хорошие и законные. Хостеру придется много страдать, умирая от рака, и понять глубину вины перед дочерью, но разве он воспринимает содеянное как грех перед ребенком, которого убил? Непохоже. Реакция житейского логика, но не верующего человека. А несчастная неумная Лиза – много мы видим, как она прибегает к богам? К Мизинцу она прибегнет в поисках житейского счастья, которого жаждет. К чему ее это привело, в тексте показано ясно и подробно.
Но постойте – ведь Кейтилин человек долга, во всяком случае, себя таковой считает (и этим гордится). Тянуло к Петиру, но ленту дала Брандону. Неда не знала и боялась, но терпеливо отдала ему свою девственность, была верна, рожала, любила. По-всякому лучше сестрицы Лизы. Свою ответственность понимала и старательно несла – не как братец Эдмар. К детям по-настоящему добра и старается их понять – не как папа Хостер. Неужели этого мало – и если да, то почему? Чем долг Талли хуже долга Старков?
Уровнем ответственности, отвечает Мартин (пусть не прямо, а так, как он любит – делая вид, что не отвечает, и вообще якобы отсутствуя в тексте). Старки стоят перед богами и перед ними же ответственны. А для Талли на месте богов – честь собственного дома, житейские приличия и т.д. и т.п. Мягко говоря, существенная разница.
Выйдя замуж, Кейтилин получает возможность перейти на новый уровень ответственности, новый уровень долга, наконец, попросту по-настоящему уверовать. Как-никак на Севере она больше десяти лет. Сдвинуло ее это с мертвой точки? Нет. Винтерфеллская богороща, где не до формальных красивостей, куда идут не загорать и ублажать тело, а исцелять в непосредственном присутствии богов душу, для нее место неприятное и потому отталкивающее. Странные люди эти северяне – с богами общаются, нет чтобы красоту навести, благовониями покадить, радуги из кристаллов напускать. Почти смешные люди эти северяне – Кейтилин с прочими южанами, конечно, много умнее и знает, в отличие от Старков, как надо правильно жить.
На этом месте надо, наверное, констатировать, что Мартин вообще очень жестко относится к проблеме личной ответственности перед богами. Нет, конечно, он знает и согласен, что существует множество людей, которых надо учить и направлять. Но никто за тебя не разберется с Богом, если ты метишь в герои и лидеры – или не метишь, но предназначен для. За кадящим септоном и сладким пением хора в септе от тех, кто Сверху, не скроешься. Требование догмы, особенно разукрашенной, непременно обернется бедой.
Старки, в массе своей весьма чувствительные к рекомендациям богов (Нед, Лианна, Бенджен, Джон, Бран, Арья – неплохой процент популяции), правильно воспринимают их как должное. Боги направляют – старайся не пропустить, понять и последовать. Если пренебрежешь, будет худо. Но если от эманаций вообще отгораживаешься, если житейская логика – твой потолок, героем в мире Мартина тебе не быть. Разве что героем трагедии.

3. Женщина и героизм

Кейтилин, однако, совершенно не обязательно лезть в герои. Она имеет все задатки хорошей жены и матери (как она их реализует, это вопрос другой), ведомой, а не ведущей. Ну хорошо, не выходит быть своей богам и богорощам, но стать своей людям и месту она вполне может и хочет. Почему бы, собственно, ей не усвоить свои уроки по этой части и не работать хозяйкой большого дома, матерью прекрасных детей и женой замечательного мужа?
А потому что не хочется быть скромной и не лелеять гордыню. Потому что, как героиня «Гусарской баллады», «хотела стать героем». Если очень хотела – получай, в мире Мартина, как и в нашем, свободная воля рулит. Только оная воля будет свободной, пока сам же своими действиями не загонишь себя в воронку, откуда выход только один. (Опять же все как у нас.)
Воронка для Кейтилин начинается не в тот момент, когда она своей житейской логикой забивает правильное восприятие Сатурном намека сверху и выгоняет мужа в Москву работать премьер-министром. Ибо у мужа тоже воля вполне свободная и он совершенно вправе жену не слушать и решать самостоятельно, тем более что боги довольно прозрачно намекнули. В этот момент формируется воронка не для Кейтилин, а для Неда. (Сейчас не будем о том, что Нед из воронки мог бы неоднократно выбраться при горячей поддержке всех окружающих, включая политиков всех мастей и степеней бессовестности, – он не был бы Недом, если бы не довел свою воронку до логического конца.) Разумеется, Кейтилин за навязанное мужу решение тоже поплатится – любопытно, что ей сразу протранслировали, как именно: «Неужели таким будет ее наказание? Никогда не увидеть его лица, не ощутить прикосновения к телу его рук». Хотя боги Мартина добрее, чем кажутся: еще один раз Кейтилин лицо мужа увидит и руки ощутит. Но не более. А в целом Нед за свое неправильное решение платит воронкой, а Кейтилин за свое – вдовством и разлукой с дочерьми. Но пока что не потерей всей семьи. Винтерфелл остается на ее попечении, с ней три сына. Полного счастья не будет – полного краха, однако, тоже. И навалом важнейшей работы, в которой можно найти утешение.
На какой-то момент северные боги и оставшаяся главой Винтерфелла Кейтилин даже находят общий язык и работают вместе. Я имею в виду спасение Брана от кинжала наемника Джоффри. Совершенно слетев с катушек, как считают окружающие, Кейтилин безотлучно сидит у постели сына, не задумываясь, почему это делает – у нее как будто набат в ушах, надо быть здесь, и все. И ведь она, а не окружающие, призывающие вести себя разумно, права. С дополнительной помощью богов в виде Бранова лютощенка она спасает сына в безнадежной, казалось бы, ситуации. После чего ее разом отпускает, и она даже недоумевает, что это, собственно, на нее нашло. В общем и целом клинический синдром работы рукой богов. Ура?
Отнюдь. Ибо как только отпустило, дама осознает себя героем и действует далее, как будто она им является. Со всеми, ох, вытекающими.
Тут ее (и в какой-то степени, увы, Вестерос) и подстерегает воронка, из которой без коренного переосознания жизненных ценностей не выбраться. А если затянуть с переосознанием, то и переоценка любой степени глубины может уже не спасти, во всяком случае, тело. Все, что делает Кейтилин, возомнив о своем героизме, в принципе проклято и способно вести только к тому плохому, что хуже наихудшего. Ибо на житейской практичности без чутья к тому, какие ветры веют с небес, судьбоносные решения могут быть разве вот такими, как у нее.

4. Женщина и ее дети

Раз за разом (и довольно долго не без самодовольства) Кейтилин обрушивает на несчастный Вестерос и его обитателей свои полубредовые диссертации гениальные идеи, призванные коренным образом улучшить ситуацию. Причем ее формализм по гамбургскому счету куда хуже формализма супруга, потому что почти не корректируется совестью, скромностью и самоотречением.
Проще всего пояснить последнее утверждение на примере воспитания детей. Нед, как мы помним, решил, что отвечает за сыновей, и воспитывает в них прежде всего эти самые совесть, скромность и самоотречение – пусть несколько механистически и без учета конкретных данных конкретного воспитуемого. Кейтилин отданы дочери. И как бы я ни симпатизировала Кейтилин (должна честно признаться, местами чисто по-женски и матерински даже больше, чем нежно любимому мною Неду), девчонки запущены до безобразия. Единственная идея, которая в них вбивается всеми методами и способами, – это «ВЫГЛЯДЕТЬ ЛЕДИ!!!». Именно выглядеть, а не быть. На материале глав Сансы очень хорошо видно, где бедная девочка, совершенно некритически (я бы сказала, почти как зомби) восприняв импринт мамы, пытается быть леди – и не находит нужных слов, потому что как раз быть леди ее и не учили, а на десятке-другом заготовок из учебника хороших манер в неординарных жизненных ситуациях сразу поплывешь. (Как там было в цикле про Аниту Блейк – «Я сидела на кровати и тоже молчала. Для слов мне не хватало развитости и утонченности. Что можно сказать кавалеру А, когда он застает тебя голой в кровати кавалера Б? Особенно если кавалер А накануне превратился в чудовище и кого-то съел. Уверена, что в учебниках хорошего тона такая ситуация не рассмотрена».)
Ну и уж если заговорили о детях, воспитании и совести в применении к Кейтилин, есть еще Джон.

5. Женщина и не ее дети

Проблему Джона, конечно, создал и поддерживает во многом Нед. Но нельзя не признать, что Кейтилин здесь поработала много, хорошо, творчески и мужа значительно переплюнула.
А именно. Вот вы младая жена, пробывшая с мужем-незнакомцем весьма немного времени, муж возвращается после войны и привозит с собою младенца собственной крови. Коего младенца собирается воспитывать в вашем доме с вашими законными от этого мужа детьми. Да, это проблема, и да, это способно довести до бешенства.
Но до бешенства в чей адрес? Чем, елки-палки, виноват ребенок, что его нагуляли и не пожелали бросить под кустом? В отличие от того, кто нагулял и привез под ваши светлые очи?
Нееет, реакция быть, естественно, должна. И женщина с мозгами, совестью и правильным пониманием своего достоинства будет трижды права, если как следует отреагирует. Но переваливать ответственность с больной головы Неда на здоровую Джонову – простите, это из ситуации «ваще-та я ледь, пока рот не открою».
В качестве альтернативной истории –

СОБРАНИЕ ВЕСТЕРОССКИХ МАРГИНАЛИЙ, ЭКСПОНАТ № 1.
Нед, в каске, шинели и не разрядив еще автомат, входит в Винтерфелл и молча ставит маленького Джона с леденцом во рту на порог, а жену перед фактом. Кейтилин долго смотрит то на одного, то на другого.
КЕЙТИЛИН. Так-так. Проходите, гости дорогие, в дом. А вас, Нед Старк, я попрошу задержаться еще на одну минутку.
Закрывает за прибывшими дверь. Со двора раздается страшный грохот пополам с неразборчивыми воплями. Временами различимы отдельные выкрики вроде «чардрево ты болконское!», «лютоволчара поганый!» и «я тебя сейчас твоим собственным Льдом кастрирую!». Стены Винтерфелла содрогаются, горячая вода брызжет сквозь камни. В лесу в ужасе воют лютоволки. В богороще чардревы закрывают красные глаза.
Шум стихает. На пороге залы появляется разрумянившаяся Кейтилин и поправляет слегка растрепавшиеся волосы. Джон вместе с леденцом пятится от нее.
КЕЙТИЛИН. А, Джон, дорогой! Я очень рада, милый, что ты к нам приехал. Пойдем, выпьем теплого молочка, а потом я тебя с Роббом познакомлю.
ЗАНАВЕС.

Я ж говорю – в мире Мартина (в нашем тоже, но это уж совсем отдельный разговор) надо чувствовать богов и позволить им вести тебя. А о себе забыть. Ибо в мире Мартина (в нашем тоже, но это не менее совсем отдельный разговор) бескорыстная жертва вознаграждается, а эгоизм, наряду с отсутствием любви и мысли, есть самый непростительный грех.

6. Женщина и раскаяние

Вопрос о том, что надо было сделать, чтобы снять проклятие (до которого заботливо довел себя за ручку сам), на самом деле не сложен, но ведь до решения тоже надо себя за ручку, а оно не хочется. Кейтилин, к ее чести, понимает – скорее поздно, чем рано, но лучше так, чем никогда.
Всего-то и надо, что честно спросить у богов, пусть не в богороще, а в родной радужной южной септе, – что, что я делаю не так, я не знаю, как быть, помогите сделать правильно.
И дальше будет правильно, хотя для самой Кейтилин уже поздновато. Но это уже совсем другая история, до которой от главы второй еще много жить придется.

7. Король и политика

Второй, не менее запутанный клубок проблем, который при рассмотрении материала главы никак нельзя игнорировать, – вопрос о том, зачем король Роберт первый этого имени едет за тридевять земель в Винтерфелл из Королевской Гавани.
То есть я абсолютно согласна с тем, что главная цель Роберта – притащить Неда в столицу. И горячо поддержу тех, кто скажет, что, не заявись Роберт в Винтерфелл, фиг бы Неда удалось заставить работать десницей. Могу еще дополнительной лирики накидать: поскольку Роберт быстро и успешно разрушает свое тело резко нездоровым образом жизни, ему осталось явно недолго. А друга молодости видеть хочется, и к единственной любви жизни на могилку сходить, и вообще почувствовать себя на прощание молодым и счастливым. И тут еще скончался практически приемный отец. У кого искать утешения, как не у брата по воспитанию в Гнезде? Хочется, знаете, напоследок разок прокатиться по стране, встряхнуть гривой и малость взбодриться, отвлекшись от ужасной тяжести королевской власти.
Но вы как хотите, а меня все это до конца не убеждает. И вот почему. Давайте поставим вопрос так: мы не в детской книжке и не в любовном романе, а в обстановке, максимально приближенной к исторической. А посему о причинно-следственных связях следует судить примерно как если бы мы разбирали реальную историю. Вспомним какую-нибудь широко известную аналогию, когда монарх собирает двор и едет далеко-далеко с дружеским визитом к близкому человеку. И поглядим, какими причинами политики в таких случаях руководствуются.
Пожалуй, среди наших отечественных Романовых единственная достойная аналогия – путешествие Екатерины II в Крым к другу сердца Г.А. Потемкину. Якобы навестить оного. Кто недоверчивый – для тех чтобы поглядеть, чего там товарищ настроил на казенные деньги. А теперь будем реалистами и вспомним, что у Екатерины на тот момент было 30 лет стажа только царицей, не говоря уж о многолетнем опыте пребывания возле власти вообще, и она отлично знала все околовластные пружины и механизмы, включая казнокрадские (и, кстати, отлично умела их использовать на благо трона). Лирика про навестить и подозрительное «а вот пусть дружок за денежку отчитается или загремит на Соловки» – не более чем лирика. Политики подобное предпринимают, а окружение им подобное разрешает, если мероприятие лишь прикидывается лирикой, а на самом деле является чем-то полезным. Например, как у Екатерины, многоцелевым политическим демаршем.
Но допустим, что Роберт первый этого имени на самом деле лопоухий сентиментальный валенок, томящийся по жизни докоролевской свободной и по любви потерянной, и что после безвременной смерти Джона Аррена, реального руководителя Вестероса, валенок Роберт одинок и беззащитен. Страшно далек он от реальности, окружен льстецами и глупцами и потому бросается за полкоролевства к единственному человеку, которому может доверять. И пока Нед будет работать Джоном Арреном, Роберт продолжит развлекаццо как он привык (тут следует перечислить все компоненты нездорового образа жизни). А поскольку работенка Неду предстоит еще та, и понятно, что он станет отбрыкиваться до последнего, валенок тащится на Север лично, волоча с собою всю королевскую рать и едва ли не весь двор, готов на любые уступки и отказа не приемлет, – только бы продолжить жизнь сытую, пьяную, удовлетворенную, с приятной уверенностью, что правая рука ни при каких обстоятельствах не продаст.
Ну, допустим. Добрый дедушка Коль был веселый король, к тому же так и не разобрался, в книге какого жанра существует. Бывает. Но возле короля есть совет, и политики в нем многоопытные, хищные, матерые, практичные и отлично разбираются в житейской логике. Почему они дружно позволяют Роберту ехать на север за новым десницей?
Лирико-официальный ответ напрашивается: во-первых, Роберт абсолютный монарх, кого захочет, того поставит; а во-вторых, он притащит десницей такое наивное и не приспособленное к политике чудо, что совет и при чуде сумеет проворачивать свои дела и устраивать себе жизнь привольную удобную. А если что, чудо и съесть недолго, ибо непрактичное.
В книге менее реалистичной вполне прокатило бы. Однако, поскольку мы в гостях у Мартина, человека умного, непростого и к политике чрезвычайно внимательного, давайте отставим как лирику, так и официоз. Если Неда требуют на юг вот настолько, значит, он единственный человек, способный что-то в какой-то ситуации там разгрести. Политика? Даже не смешно. Экономика? Очень, очень сомнительно. Желай Роберт действительно удовлетворять свои аппетиты и не заморачиваться государственными делами, ему нужен был бы на посту десницы вовсе не старый друг, а кто-то ушлый, многоопытный и практичный в духе Джона Аррена.
Сильными сторонами Неда являются, как известно, несгибаемая честность и фантастическая принципиальность. Ну и, само собою, способность ради идеалов сокрушить любые преграды и добиться Того, Что Правильно. Лорд Эддард Старк может остро требоваться в столице, если надо сделать из него, допустим, козла отпущения. Тут он незаменим. Или вскрыть руками Неда какую-то грандиозную аферу и опять же подставить его первого под удар.
А посему зададимся вопросом, кто из политической верхушки Вестероса чем занимается во время вояжа короля в северные земли. И кому что известно о расследовании, которое вел безвременно почивший после тяжелого непродолжительного отравления Джон Аррен. И – по возможности – прикинем, кто чего добивается.

8. Политики и политика

Для начала огласим список политиков, которых следует в Вестеросе учитывать, – помимо короля и королевы. Естественно, Совет в полном составе, за исключением покойного Джона Аррена, потому что покойный, и здравствующего Барристана Селми, который не слишком любит соваться в политику. Знает он, полагаю, многое, но у таких тихих и не стремящихся к карьерному росту, как он, сложно понять, что именно они знают. Итак, в списке мастер над монетой Петир Бейлиш, он же Мизинец; мастер над шептунами Варис, он же Паук; великий мейстер Пицель; мастер над кораблями Станнис Баратеон; мастер над законом Ренли Баратеон. Совершенно необходимо добавить в список папу королевы Тайвина Ланнистера, пусть даже он пока мрачно сидит на своем утесе; а также обворожительную золотую розочку (и опытнейшую колючку) Оленну Тирелл.
Из остальных Великих Домов Старки не политики, Талли не в счет, ибо Хостер умирает от рака, а у Эдмара затянувшийся кишиневский период Пушкина без мозгов последнего. Аррены представлены скудоумной истеричкой и больным мальчиком. Мартеллы… да, они сидят в своем Дорне еще более мрачно, грозно и многообещающе, нежели Тайвин, но пока исключительно сидят и думают, что месть – блюдо, которое следует вкушать хорошо охлажденным.
Есть еще икра баклажанная заморская типа всяких Иллирио Мопатисов, но их оставим хотя бы до следующей главы.
Мизинец, Варис и Пицель во время северного путешествия Роберта, насколько нам известно, сидят в Гавани, исполняя должностные обязанности. Закадровая деятельность троицы лучше всего документирована в случае Мизинца – благодаря прежде всего предсмертным пьяным откровениям Лизы. Убрав Аррена ее руками, Петир, через опостылую любовницу и нержавеющую любовь, то бишь через баб семейства Талли, вытягивает бедолагу лютоволка на юг в оленье логово. Там он последовательно и местами изобретательно, хотя не без грубых проколов, делает все, чтобы Нед свернул себе шею, а Старки и Ланнистеры – ну и все остальные тоже, если придет охота, – передрались и разорвали страну на клочки. Примем хотя бы как рабочую гипотезу, что ему это нужно, чтобы достичь высокого положения на гребне поднявшейся волны. Будь Аррен жив, а Вестерос стабилен, не видать Мизинцу ни Харренхолла, ни Гнезда, ни – в качестве произвольной программы – дочери старой любви в роли подружки. В общем, Мизинец как раз тот член Совета, который препятствовать появлению Неда в столице никоим образом не будет: он сам этого настойчиво добивается.
Но знает ли Петир о маленьком секрете близнецов Ланнистеров? Я за положительный ответ. Ну, во-первых, зачем тянуть Неда на юг просто так? Способствовать карьере мужа незабываемой любви как-то на Мизинца не похоже. Надеяться, что Нед привезет в Гавань жену, и Петир, так сказать, удовлетворит желания сердца с правильной сестрой… давайте оставим лирику подобного уровня литературной шелухе подобного уровня. Человек, достигший поста министра финансов, руководствуется прежде всего и всегда соображениями выгоды от игр политических. Само по себе появление Неда в столице в должности десницы не чревато какими-нибудь ужасными последствиями. Он никакой политик и рано или поздно поста лишится, ну и что? Уедет к себе в Винтерфелл, может быть, слегка полаявшись со старым другом. Нет, тащить Неда в Гавань с точки зрения Мизинца может быть целесообразно в единственном случае: когда Неда есть под что подставлять.
К тому же во-вторых: когда Аррен со товарищем ищут истины о далеко не братской любви в семействе Ланнистеров, они помимо прочих необычных мест совершают визит в бордель, и Мизинцу прекрасно известно, в какой, к кому и зачем. Вообще, если на минутку подумать, сама ситуация «Аррен открыто идет в бордель и берет с собой Станниса» для всякого нормального политика даже не красная тряпка, а кумачовые транспаранты с соответствующими надписями по всему пути следования сыщиков-любителей. Не попытаться выяснить, в чем соль шутки, для политика министерского уровня смерти подобно.
А посему – в-третьих. Когда в какой-то момент Нед доходит до бросания полицейского значка на стол и собирается в деревню к тетке в глушь в Саратов, его останавливает от резких телодвижений именно Мизинец и предлагает, как помним, сладкую приманку: а давайте я вас, лорд Старк, отведу в тот самый бордель, который зачем-то – ума не приложу зачем – посетил с разговорными целями ваш покойный предшественник. Только Нед – к тому же со скидкой на тяжелое состояние после ранения – мог не сообразить, что тут из чего следует, и не тряхнуть, слегка нормализовавшись, непрошеного благодетеля. Причем не только на предмет «скажите, а кто нас вывел на обратной дороге на полусвихнувшегося от угрызений совести Цареубийцу?», но и, например, «а давно ли вам, лорд Бейлиш, известно про бордель, куда ходили Аррен со Станнисом, и какие выводы вы из этого визита сделали?»
Вторым, кого следует считать в курсе, является, конечно, Варис. Вот у кого масса возможностей узнать про инцест, он же измена супружеская, он же измена государственная, давным-давно – учитывая несчастных детей, которые для Вариса сидят в стенах по всему королевскому замку. Странно, если бы Варис не был в курсе. Ничего странного в том, что он свои тайны хранит, ибо они нужны ему не сами по себе, а для достижения целей. А какая цель у Вариса? С учетом многочисленных намеков, разбросанных по тексту (мне бы все-таки хотелось разбирать их не сейчас, а по порядку), и в особенности с учетом приватной беседы с Иллирио в подполе, подслушанной Арьей, можно, пожалуй, утверждать с неплохой степенью вероятности, что Варису в Вестеросе нужны Таргариены – но не абы когда, а в какой-то конкретный момент. С учетом многочисленных намеков, данных Варисом Неду (я опять-таки предпочла бы разбирать их по порядку, как текст дойдет), и в особенности с учетом приватной беседы с Недом в башне, когда Варис является в виде сильно переодетом, следует признать, что евнух десницу нынешнего к выводам, сделанным десницей прежним, прямо-таки подталкивает.
Наконец, Пицель. Его труднее прочесть, чем первых двух. Он из троицы самый мягкий по характеру, самый старый по возрасту, а следовательно, не будет с рвением зрелого возраста добиваться цели. Да и цели-то уже не заполучительные, а скорее охранительные. Сохранить себя – и, пожалуй, Вестерос – по возможности в здравии и благополучии, – это резким телодвижениям не способствует. С другой стороны, признание, сделанное Пицелем Тириону под не таким уж сильным давлением, правдиво даже в деталях и недвусмысленно: лорд Аррен знал о. Ну и свою лепту в игру «проведи Неда Старка по лабиринту» великий мейстер тоже вносит: как Мизинец знает все о борделях, а Варис о шепотах, Пицель большой специалист по книгам. Такой огромный фолиант, с такими интересными фактами о родословии вестеросского дворянства – ума не приложу, зачем он потребовался лорду Аррену. Вооот та книга, вряд ли вам будет интересно, но если вдруг, только попросите.
Что до состоящих в совете Баратеонов, то водить недогадливого Неда за ручку от пункта А к пункту В и подталкивать его к нужным выводам – работа не для них. Высокие лорды другим заняты. А именно – собою.

9. Политика и принцы

Что думает, делает и хочет получить в создавшейся ситуации Станнис, мы знаем от него самого. Ибо в разговоре с младшим братом незадолго до намеченного убийства этого самого братишки Станнис достаточно откровенен.

«- Лорд Станнис, – сказала она [Кейтилин], – если вы знали, что королева повинна в столь чудовищных преступлениях, почему же вы молчали?
– Я не молчал. Я поделился своими подозрениями с Джоном Арреном.
– Почему с ним, а не с вашим братом?
– В наших с ним отношениях он руководствовался только чувством долга. В моих устах эти обвинения показались бы ему вздорными и своекорыстными, выдвинутыми с целью занять место наследника. Я полагал, что Роберт отнесется с бóльшим доверием к словам лорда Аррена, которого он любил».

Масса любопытной информации. Начнем с того, что Станнис благоразумно умалчивает, как именно он додумался до нехорошего. У него были подозрения. Но какие, простите? Он видел книгу по генетике, ходил по Робертовым бастардам самолично и в одиночестве или застал Серсею с Джейме в каком-то градусе in flagranti? Сильно не похоже. К тому же, додумайся Станнис сам, он, человек несчастный сочетанием невеликого ума, могучей закомплексованности и непомерного тщеславия, обязательно похвастался бы блестящей интеллектуальной работой, пусть и в узком кругу избранных (Ренли с Кейтилин). Ан нет. Ренли может совершенно свободно и по делу констатировать, что удивлен, ибо для Станниса подобный уровень мыслительного более чем необычен. Очень похоже, что информацию мастеру над кораблями подбросили готовенькой, с минимальной необходимостью дешифровки. И возможно, даже подсказали, с кем поделиться и кто в данном случае по должности рабочая лошадка и козел отпущения в едином лице. Может, подсказывал Мизинец. А может, Варис. (Я лично ставлю на Вариса, но эту тему оставим до новых встреч с нею.)
Далее, Станнис наивно считает, что лорд Аррен ничего не знал, пока умный Станнис ему не разъяснил. Я вот в этом совсем не уверена. Зато совершенно уверена, что Аррен мог знать, мог не знать, но для него, как для хорошего политика, на первом месте стабильность и благополучие страны, а не семейные разборки, игры плоти и пляски самолюбий оленей и львов. Нравится нам с Мартином это или нет, но факт в политике оценивается не по степени своей нравственности, а по тому, какие возможности он предоставляет в игре.
Будем реалистами: подобную проблему лорд Аррен решил бы (а возможно, и решил) следующим образом. Серсея, отравляющая жизнь Роберту и рожающая не от него, – это, в конце концов, проблема Роберта, для которого проще трясти штанами по всему Вестеросу, чем навести порядок дома. Как благополучию и стабильности страны поможет грязный и безобразный семейный скандал на самом верху? Много поможет уж скорее отсутствие оного скандала. Злая баба при сильном деснице не имеет особого политического влияния, и ну ее. Роберт с каждым годом все отчетливее не вечен, а на троне следует ждать такое дерьмо, как Джоффри? Ну и тоже на самом деле дело житейское. Сильный политик Аррен находится рядом и удержит в рамках. А если не он, то внуку объяснит дедушка Тайвин, который тоже отлично понимает, что на королевском троне можно и чего нельзя. В общем, пока реально у власти сильный и разумный десница, нет большой разницы, что за личность на троне. Если Джоффри, как Роберт, будет не править, а просто временами публично посиживать на колючем стуле, какая, в конечном счете, разница? Много всяких тараканоголовых тут было за длинную Вестеросскую историю.
Так что все было бы (или было) тихо, и титаны меж собою договорились бы (или договорились), ибо возникшая ситуация для политика-Аррена просто именины сердца: такая фантастическая возможность прижать политика-Тайвина к ногтю и там оставить на много лет предоставляется раз в жизни.

СОБРАНИЕ ВЕСТЕРОССКИХ МАРГИНАЛИЙ, ЭКСПОНАТ № 2.
Киван входит в покои Тайвина в Бобровом Утесе. Тайвин неподвижно сидит за столом и молчит. На столе письмо с адресом «Прежнему деснице от десницы нынешнего».
КИВАН. Что случилось?
Тайвин молчит.
Киван берет письмо. Читает. Роняет письмо.
КИВАН (долго ищет слово, наконец, полузадушенно). Блиииииииииин.
Тайвин молчит.
КИВАН. Тайвин, это просто тупые измышления лженауки генетики! Не может же баба, пусть даже Серсея, быть так глупа!
Тайвин молчит.
КИВАН. А Джейме? Чем он думал, когда?..
Тайвин молчит.
КИВАН. И что теперь? Не останешься же ты здесь терять лучшие годы политической жизни в обмен на сохранение статуса идиотки как королевы и малолетнего психа как цесаревича?
Тайвин молчит.
КИВАН. А если на них войной?..
Тайвин молчит.
КИВАН. А если Аррена… тогось?
Тайвин молчит.
КИВАН. А если Роберта?..
Тайвин молчит.
КИВАН. А если Серсею?..
Тайвин молчит.
КИВАН. Тайвин, ну не может же быть, что вообще ничего нельзя сделать! Не будешь же ты сидеть и не вмешиваться, оставив политику этому Аррену! Сколько бы он не помещал в браавосском банке пакетов с надписью «вскрыть и опубликовать в «Ежедневном Вестеросе» в случае моей кончины, потери разума или отстранения от должности десницы в любой форме»!
Тайвин поднимается.
ТАЙВИН (голосом, сразу пресекшим все разговоры). Она. Трахнула. Моего. Сына. (Садится и принимает позу, среднюю между роденовским «Мыслителем» и бессмертной фразой «Чапай думать будет». В каковой позиции и остается на ближайшие годы.)
ЗАНАВЕС.

Но вся эта идиллия, несомненно, способная сильно и на годы укрепить (или сильно и на годы укрепившая) основы власти лорда Аррена, рассыпается в пух и прах, если трудами кого-то хитрого конфиденциальная информация становится известна Станнису. Ибо Станнис наконец-то ощущает себя любимого на достойном месте, и это – место наследника Железного Трона. Почти короля.
Вот теперь ситуация замята быть не может. Собственно, думаю, для того Станнис и был вовлечен в игру – чтобы не оставить ни Аррену, ни Вестеросу выбора. Под скрип зубов Станниса Аррен послушно бродит по борделям, кузницам и библиотекам, пытаясь попутно как-то наладить отношения с действительно возможным наследником трона. Чтобы задружить как следует (и на какое-то время заткнуть напыщенному придурку фонтан), покойный десница даже обещает отдать Станнису на воспитание своего Робина – хотя на самом деле Станнис в роли воспитателя примерно так же уместен и функционален, как Станнис в борделе.
Строго говоря, будь Серсея не дурой, а леди Оленной, они бы с Арреном быстренько поняли друг друга, кинули Станнису в лимонад пару асшайских аметистов и работали бы дальше на благо Вестероса каждый в свое индивидуальное удовольствие. Но, как мы знаем, Серсея по жизни ничего не делает как следует и даже отравить правильного человека не умеет.
Правда, Серсея хоть и мечтала о смерти Аррена, который (доказательств нет, но баба, она, как известно из «Место встречи изменить нельзя», сердцем чувствует) собирает на близнецов компромат, но чисто формально его не травила, ибо до нее успели Мизинец с Лизой. Однако свою лепту мадам внесла. Как, хлюпая носом, признается Пицель Тириону в ходе насильственного брития бороды, какой-то шанс выжить у Аррена был, пока его лечили слабительным (читай – от яда). Пицель, отослав подальше шибко умного мейстера, это дело прекратил, правильно угадав желания Серсеи. Ох, эта комическая Серсея, самостоятельно уничтожившая свой последний шанс на тихую мирную инцестную жизнь. Даже пожелать правильно не в состоянии.
Однако, как бы то ни было, Аррен погибает потому, что Станнис изволит желать и на трон сесть, и задницу не уколоть – то бишь стать наследником Роберта путем устранения шлюхи-Серсеи с погаными ублюдками, но чтобы грязную работу и особенно беседу с Робертом на тему провел кто-нибудь другой. Орудие, таскавшее каштаны из огня, сломалось. Что делает хорошо осведомленный Станнис дальше? Отрывает упомянутую задницу от дивана и пытается наконец что-то сделать для себя сам?
Отож. Он требует для себя должности десницы, на что Роберт, естественно, спрашивает, не с глузду ли братец двинулся, и отправляется в Вестерос за Недом. Станнис с глубочайшей радостью страшно оскорбляется и уезжает в место теплое и безопасное – ждать, когда очередное орудие свернет себе шею. Правда, потом он об этом жалеет – ну, насколько вообще способен жалеть о потере ценного инструмента. Больше всего, я полагаю, он жалеет о том, что не был в столице в тот момент, когда Нед решил именно ему отдать корону. Вот незадача-то. Дурак этот Нед. Нет чтобы притвориться, а тем временем Станниса-то вызвать тихонько с Камня и вручить ему корону на блюдечке с голубой каемочкой, а самому опять на Север, чтобы ненароком не помешать. В общем, так и быть, когда Станнис будет рубить своим врагам головы, он великодушно заявит, что делает это исключительно ради мести за Неда.

«- Я сожалею о смерти вашего мужа, – сказал он [Станнис], – хотя Эддард Старк не был мне другом.
– Он никогда не был вам врагом, милорд. Когда лорды Тирелл и Редвин морили вас голодом в этом замке, именно Эддард Старк снял осаду.
– По приказу моего брата – не из любви ко мне. Лорд Эддард исполнил свой долг, не отрицаю. А разве я когда-нибудь не исполнял своего? Это мне следовало стать десницей Роберта.
– Такова была воля вашего брата. Нед этого не хотел.
– Однако дал согласие и принял то, что должно было принадлежать мне. Но вот вам мое слово: его убийцам скоро воздастся по заслугам».

Кому этого мало и хочется еще, пусть читает пролог к «Буре королей», а я, пожалуй, уступлю своему здоровому отвращению и ограничусь вышеприведенной цитатой. Разве отмечу еще, что не совсем понятно, когда именно Станнис, сидючи с видом до чертиков оскорбленным на своем неприступном острове, ищет поддержки у жрецов Рглора. Мелисандра занимает место его духовного руководителя, а заодно очередного орудия по добыванию раскаленных каштанов, по крайней мере за полгода до начала «Битвы королей». А поскольку о таких вещах быстро не договариваются, переговоры между Камнем и заморьем, видимо, велись как раз в период правления бедолаги Неда.
Эгоизм Станниса – прекрасный и нагляднейший пример следующей после Талли стадии эгоизма. Те искренне и с очень большими глазами полагают, что мелкие грешки по ходу достижения житейского благополучия есть дело не менее житейское, а посему с богами даже договариваться не придется – ну ясно же, что разумные боги не станут строго судить людей за подобные мелочи. (Такой прелестно меркурианский оттенок эгоизма). Станнис твердо уверен, что он безусловно юбер аллес, а посему мир существует для сострижения Станнисом с него, мира, купонов. (Такой замечательно юпитерианский оттенок эгоизма. Определенно несерьезная теория соответствия Домов планетам далеко не так уж несерьезна.)
Ровнехонько той же точки зрения придерживаются, между прочим, старший и младший братья Баратеоны, но случай среднего брата, напрочь лишенного флера обаяния, пожалуй, наиболее прост для показательного разбора. Там, где Роберт с Ренли будут добывать бесплатные пирожные, поманив собою очаровательным и внимательно следя, чтобы не продешевить, Станнис потребует сладкого по праву своей станнисовости, очень обидится на недостаток предоставленных миром дешевых углеводов и, ожесточенно двигая челюстями, спрячется в безопасном, по возможности теплом, углу, твердо веря, что суета мелких пешек волею богов рано или поздно предоставит ему желаемое количество кондитерских вкусностей. Переживать из-за потерь среди мелких пешек, а тем более пешкам помогать, – эта мысль попросту не способна вкрасться в сбалансированное на себе любимом Станнисово мышление. (Во всяком случае, без некоторого содействия бензопилы.)
На самом деле, конечно, весьма забавно и поучительно, что Станнисом, считающим почти всех людей мелкими пешками, на самом деле сыграли, как фигурой невеликого масштаба.
Милый, приятный человек, по-своему не менее очаровательный, чем Серсея. Недаром они друг друга на дух не выносят.

10. Принцы и розы.

После Станниса Ренли – это просто дар богов и праздник души. Само собою, он не менее центр вселенной, и, буде ему выгодно, тоже поимеет, выжмет, выбросит, продаст и убьет (в любом наборе и порядке). Но, во-первых, он это сделает с приятным лицом, а во-вторых, не станет грузить своими многочисленными комплексами за неимением оных. Воистину, будем благодарны богам и за малые милости.
Что делает Ренли, пока Роберт путешествует на север? Он отправляется в край золотых роз и находит там любовь, дружбу, жвачку и полное политическое взаимопонимание.
В игру включают Маргери. А как именно, совершенно ясно из следующего:

«Несколько дней назад Ренли отвел Неда в сторону, чтобы показать роскошный медальон из розового золота. Внутри находилась миниатюра, изображавшая прекрасную молодую девушку с глазами голубки под водопадом мягких каштановых волос. Ренли хотел узнать, не напоминает ли Неду кого-нибудь эта девица, и, когда Нед лишь пожал плечами, проявил явное разочарование. Девушку эту, как признался он потом, звали Маргери, она была сестрой Лораса Тирелла, но находились люди, утверждавшие, что она напоминала Лианну. «Не может быть!» – возразил Нед, заинтересовавшись. Неужели лорд Ренли, так похожий на молодого Роберта, влюбился в девушку, которую считал похожей на молодую Лианну? Более чем странно…»

Как они все по-своему прекрасны – что непрошибаемо добродетельный, наивный и очень милый своей романтичностью Нед, что Ренли с Тиреллами, задумавшие рокировку королев с опостылой Серсеи на Лианну дубль два. Кстати, о каких Тиреллах идет речь? Леди Оленна через время недвусмысленно даст понять, что она эту комбинацию не одобряла, но ее утихомирили по принципу «шш, разве вы не хотите, чтобы ваша душечка стала королевой?», причем преимущественно сын. Замечательная характеристика сына следует немедленно – «жаль, что я не крестьянка и у меня нет большой поварешки – авось я вбила бы немного разума ему в голову». Полагаю, не Оленна с ее умением смотреть вглубь является теми таинственными людьми, которые утверждают, что Маргери похожа на Лианну. Мейс и Ко (кто в Ко, на данный момент точно пока утверждать нельзя) свою характеристику от бабули заслужили.
Кроме того, в игру включают Лораса.
Тут надо честно и откровенно признаться, что отношения между Ренли и Лорасом, что бы кто бы ни писал, несомненно, носят любовный характер, по крайней мере со стороны Лораса. Вообще меня удивляет, почему столько народу пугается этого факта. Ну, гомосексуалисты. Ну и что? Любовь со стороны Лораса совершенно искренна и неподдельна, а значит, мы с Мартином ему столь же искренне и неподдельно сочувствуем. (А где дурак, не сочувствуем, но любовь тут ни при чем, и вообще, когда настоящая любовь веет, где хочет, ее надо принимать смиренно и с благодарностью. Хоть гомо, хоть не гомо.)
Ренли – совсем другое дело. Что он любит мужчин, это при внимательном рассмотрении ясно довольно быстро. Вон у них с Барристаном, скажем так, какое-то давнее и нежное взаимопонимание, скорее всего, именно на этой почве. Но что бы с кем бы ни было ранее, а теперь у Ренли новый фаворит, причем смысл избрания фаворита не только и не столько в сексе, сколько в политике. Младший Баратеон торжественно и картинно (и с рядом дополнительных реверансов в сторону влиятельных лиц, о чем позже) вводит в свет юную дебютантку, она же Лорас Тирелл, на турнире в честь назначения Неда. Турнир достаточно откровенно инспирирован (выпрошен у Роберта? выбит у Роберта?) именно Ренли (см. главу о первом присутствии Неда на заседании совета). Лорас же назначен быть победителем турнира, и не его вина, что не сложилось.
Находится Лорас в Гавани как представитель Тиреллов, контролирующий Ренли? Или это страстная любовь с первого взгляда и следование за объектом любви? А Ренли всего лишь ублажает плоть и Тиреллов, или он искренне увлекся Лорасом, и Тиреллы это используют как влияние на брата короля?
А кто их разберет. Я так думаю, всего понемногу. Лорас хочет Ренли, Ренли хочет корону, Тиреллы хотят трона для Маргери, все хотят контролировать ситуацию. Но в отличие от Станниса и Тайвина, здесь, на юге, люди куда более любезны, легки в обращении и умеют при том же градусе практичности взять от ситуации и свое удовольствие. В общем, Тиреллы не только явная Венера, но и откровенная Франция (золотые розы Тиреллов есть весьма прозрачный эквивалент золотых лилий Бурбонов). Все эти южные интриги умело, органично и чисто по-французски сочетают деловую выгоду с сексуальностью.
Когда план с женитьбой Роберта на Маргери (ну не думаем же мы всерьез, что Тиреллы предложат свою драгоценную розочку королю в любовницы?) после развода с неверной Серсеей непоправимо рушится, Ренли и Тиреллы не теряются и тут же оборачивают ситуацию себе на пользу. Но это уже другая история, хотя не могу не отметить, как замечательна любовная фигура (язык не поворачивается назвать ее треугольником), сложившаяся при дворе свежекоронованного короля и состоящая из Ренли, его королевы и их любимого Лораса. О, эти игривые французы.
Напоследок мне хотелось бы определиться с позицией леди Оленны – все же из Тиреллов она политик самый мощный, практически равный Тайвину и Аррену, и куда языкатее их обоих вместе взятых и умноженных на шестнадцать. Нельзя не восхититься характеристикой, данной ею участникам любовной фигуры формально мужского рода. «Лорас молод. Он хорошо умеет вышибать людей палкой из седла, но это еще не делает его умным». А вот про Ренли: «Мылся без конца, умел одеваться и улыбаться и почему-то думал, что все это делает его королем. У Баратеонов вечно странные мысли в голове – это, наверное, от таргариеновской крови. Меня хотели когда-то выдать за Таргариена, но я это мигом пресекла». Умри, Денис, лучше не скажешь.
Уж не знаю, как напутствовала леди Оленна Ренли перед отбытием последнего в Гавань с Лорасом, но предположить ведь могу, правда?

СОБРАНИЕ ВЕСТЕРОССКИХ МАРГИНАЛИЙ, ЭКСПОНАТ № 3.
Сад золотых роз.
ЛЕДИ ОЛЕННА (выходящему в сад из комнат Лораса и явно удовлетворенному Ренли Баратеону, застегивающему пуговицу на ширинке). Кха-кха. Молодой человек! Не поможете ли вы встать старухе? (Опирается на руку Ренли.) Да благословят вас боги, юноша, за вашу доброту к несчастной вдове. Вы, говорят, с моим внуком завтра в Гавань отбываете?
РЕНЛИ. Ах, леди Оленна, я рад до слез, что могу быть хоть сколько-то полезным и приятным вам и вашей семье.
ЛЕДИ ОЛЕННА. Дражайший мой, бесполезные и неприятные стороны дряхлости заключаются, помимо прочего, в том, что детей уже не выдерешь как следует, вогнав малость ума через задние ворота. Что это за чушь я слышу о том, что моя внучка напоминает несчастную девицу Старк, сбежавшую с Рейегаром? Кроме колера гривы, эти кобылки ничем не схожи.
РЕНЛИ. Милая леди, мы, мужчины, бываем так сентиментальны. Иногда небольшого сходства хватит, чтобы вспомнить старую любовь и дружбу прежних дней. Особенно если, как мой брат Роберт, регулярно разыскивать истину на дне стакана.
ЛЕДИ ОЛЕННА. Ваш брат и наш король Роберт, да благословят боги его цирроз печени, при всем моем уважении не моя забота. Я женщина старая больная, мне только и осталось, что о внуках заботиться. (Доверительно склоняется к Ренли.) Бисквитик мой, я отлично знаю, как делаются в нашем Хайгардене дела, особенно у молодых и пылких. Я человек терпимый, даже к тем, кого, не при вас, человеке целомудренном, будет сказано, больше интересует задница моего внука, чем передок моей внучки. Но смею заверить, при всей мягкости сердца я бабушка любящая, заботливая. И если кто разобьет сердце моей Маргери или, не дай боги, моему Лорасу, я с мерзавцем самолично сделаю точно то, что случилось с Эдуардом II Английским.
РЕНЛИ. Я впечатлен. (Целует леди Оленне руку.) Ах, дорогая бабушка, – надеюсь, я могу называть вас так? Мы определенно сработаемся.
ЗАНАВЕС.

11. Король и варианты.

Но вернемся к старшему из Баратеонов. Итак, на повестке дня две версии объяснения его северного путешествия: лирическая и циническая. Согласно первой, бедняга, потеряв последнего человека возле трона, которому мог верить, в отчаянии кидается к последнему человеку во всем Вестеросе, которому может верить. Только что не на коленях, в память незабываемой Лианны, несчастный король молит Неда занять место премьер-министра. В знак своего искреннего и дружеского расположения он предлагает поженить детей и жить мирно и дружно до конца дней – который для бедного, одинокого монарха, сломленного жизнью, мерзавкой женой и потерей Настоящей Любви, уж недалече.
Согласно второй, Роберт действительно оказывается после смерти Аррена в сложном положении, и сложности прежде всего связаны с Серсеей и ее страшным секретом, о котором вся верхушка знает, но никто не хочет связываться. Теперь, без сильного политика у власти, равновесие коренным образом изменилось. Король хочет избавиться от суки жены с выводком не своих детей, закатив публичный скандал, который связал бы руки Тайвину Ланнистеру и не дал ему начать гражданскую войну. Но король не хочет заниматься этим лично, и никто из политиков в Гавани тоже за дело не возьмется. Остается вариант – вручить тухлое яйцо Неду Старку, славному своей несгибаемой принципиальностью, а также большим мужеством и неповторимой наивностью. Неда во имя любви к Лианне и старой дружбы с Робертом вытаскивают в Столицу, обещав сделать в будущем свекром следующего короля. В Гавани Нед по необходимости расследует смерть Джона Аррена, а ему аккуратно подбрасывают улики, переключая внимание с собственно смерти на то, что ей предшествовало. В конечном счете Нед обнаруживает правду и – уж будьте спокойны – сообщает ее Роберту. Страшный скандал. Неизбывное горе Роберта, который долго не верит другу, но вынужден сдаться под давлением неопровержимых доказательств. Серсею и ее детей настигает заслуженная ими горькая судьба (как минимум монастырь, как максимум сами понимаете). Если при этом Старки в очередной раз сцепятся с Ланнистерами, что ж делать, им не впервой. Пролив слезу, Роберт начинает срочно подбирать себе фертильную жену и успевает сделать ей ребенка до манифестирования острой сердечной недостаточности. Возможно, это даже будет его ребенок. А если нет, прокатит французский вариант «умная женщина всегда сумеет обзавестись законным наследником». Неду пожмут руку, повесят звезду героя (возможно, посмертно) и отправят на север вместе с дочерьми, причем старшая останется в слезах и без жениха.
Выбирайте, кто во что поверит. А я скажу, что старший Баратеон по-любому собака среднего пола. Но во втором случае он еще и предатель как дружбы, так и любви. Что ему, несомненно, зачтется.

Первый полет Дейнерис

1. Мартин и штампы Не верьте Мартину, когда он притворяется Очень, Очень Серьезным И Совсем Не Сентиментальным, А Вовсе Ироничным Автором. Само собою, он такой и есть. Однако, как всякий умный и душевный человек, умеет быть совершенно не серьезным, доходить до пафоса и даже, как карамзинская Лиза, чувства иметь. А еще он получает огромное удовольствие, используя в своем тексте традиционные до избитости и абсурда схемы литературы разных жанров, включая картонно-любовные романы, – и тут же переворачивая их так, что они вполне могли бы и в жизни произойти.

Меня давно завораживала биография Дени додраконьего периода. Это же просто классика соответствующего жанра. Отец бедной девочки был гнусный сумасшедший, насильник и серийный садист, и добродетельная несчастная мама много от него страдала. Гнусный отец погиб до рождения дочери, добродетельная мама умерла родами. Сами роды происходили в такую кошмарную погоду, какой Вестерос не видел со времени крушения Валирии. Новорожденная осталась на попечении брата, то ли восьмилетки, то ли девятилетки, неважно – все равно гнусного в папу. Страшная смерть от руки узурпатора папиного трона грозила ей. Но верная няня с четырьмя крепкими парнями спасла ее (и заодно гнусного брата, чтобы было кому дальше бедняжку героиню мучить) и увезла далеко за море. По пути через море няня срочно заболела диабетом и уже не вставала. Сил ее хватало лишь временами гладить слабой рукою маленькую героиню по (вставить нужное). Понятно, что вскоре няня скончалась, и героиня с гнусным братом остались совершенно одни в жестоком мире и совершенно без денег, только что с драгоценностями добродетельной мамы.
Тут к своим непосредственным обязанностям мучителя героини и устроителя ей веселого детства приступил гнусный брат. Вместо того чтобы пойти в гувернеры, открыть швейную мастерскую или, на худой конец, наняться лимитчиком на стройку, он жил на деньги, полученные от продажи маминых драгоценностей и постоянно убеждал кого-нибудь, что он даже не королевич, но король. А поскольку ему никто как следует не верил, гнусный брат гнуснел все больше и мучил героиню все активнее. В качестве дополнительного бонуса он постоянно обещал бедняжке, что когда-нибудь на ней женится (вот счастье-то). Она между тем росла тихой, кроткой, безропотной умницей и необыкновенной красавицей (а то!), и чересчур принципиальное зеркало, должно быть, регулярно сообщало Серсее, что уж недолго быть ей в Вестеросе всех милее (так, на всякий случай, чтобы не расслаблялась).
Душераздирающей судьбы наложницы гнусного брата героиня избежала лишь потому, что означенный брат решил ее продать полезному человеку (слава богам, придумавшим политику и человеческую корысть). Полезный человек оказался немеряно крут, клинтиствудовски немногословен, нечеловечески богат, имел в обществе ужасную репутацию (что уже завораживало дам) и был мачистски красив (а то). Не хочу за него, не хочу, заплакала героиня, увидев будущего супруга, но была тут же усмирена гнусным братом, сообщившим, что либо с полезным человеком, либо со всей его мафией, типо выбирай.
Настала первая брачная ночь, которой героиня боялась даже больше, чем разбудить дракона. Но полезный человек повел себя так, словно читал много любовно-картонных романов и Камасутры вперемешку. И хотя дальше он временами показывал себя истым мачо из вышеуказанных романов, мучая героиню почти в духе гнусного брата, все равно до глубин высот гнусного брата было ему далеко. А чтобы легче было превратить мачо в ручного, опытная служанка поделилась с героиней некоторыми тайнами супружеского (и не только) ложа. И была читателям любовная сцена с немиссионерской позицией, а героине, само собой, беременность. Тут еще очень кстати с гнусным братом случился случайный случай – выпил не того и скоропостижно того. Так что все возможности жить с любимым полезным человеком счастливо, дружно и на природе были наконец героине даны, и она, будучи девушкой умной, их не упустила.
Ах, этот начитанный шалун Мартин.
А теперь для полного плезиру посмотрим, как именно он шалит с традиционными схемами.

2. Обстоятельства зачатия.

По официальной версии, то бишь со слов Визериса, Дени знает, что он и беременная Рейелла бежали из Королевской Гавани, спасаясь от наступающей армии узурпатора. Очень романтично и не совсем соответствует истине. Визерис, конечно, так и должен был рассказывать, ибо, во-первых, его, восьмилетнего, мама старалась оградить от жизненной правды, она же гнусный Эйерис (на то есть свидетельство Барристана); а во-вторых, Визерис не из тех, кто способен вынести тяжесть неромантической реальности, даже если что-то о ней и знает. Однако насчет обстановки перед побегом Рейеллы у нас есть показания другого свидетеля, куда менее склонного себе врать, нежели Визерис, и потому заслуживающего куда большего доверия.
А именно.

«Эйерис Таргариен… всегда возбуждался при виде пламени. Королевская Гвардия знает все секреты своего короля. Отношения между Эйерисом и его королевой в последние годы его правления сделались крайне натянутыми. Спали они розно, а днем всячески избегали друг друга. Но когда Эйерис сжигал человека, он непременно в ту же ночь посещал королеву. Ночью после того, как он сжег десницу с палицей и кинжалом в гербе, Джейме и Джон Дарри несли караул у дверей ее опочивальни. «Мне больно, – кричала королева Рейелла. – Ты мне делаешь больно», – доносилось до них сквозь дубовую дверь». Джейме это почему-то ранило больше, чем крики горящего заживо лорда Челстеда. «Мы поклялись защищать и ее», – сказал наконец он. «Поклялись, да только не от него», – ответил Дарри.
После этого Джейме видел Рейеллу всего лишь раз, в утро ее отплытия на Драконий Камень. Королева в плаще с низко опущенным капюшоном села в закрытый возок и отбыла в гавань, но он слышал, как шептались потом ее служанки. Королева вся исцарапана, говорили они, и грудь у нее искусана, точно ею зверь какой овладел. И Джейме знал про себя, что зверь этот носит корону».

Вспомним, что из столицы на Драконий Камень убывают только королева с младшим сыном. Невестку Элию Дорнийскую Эйерис оставляет при себе – надо думать, чтобы обеспечить лояльность Мартеллов. Хотя, строго говоря, в Гвардии на тот момент есть уже не только один Ланнистер (Джейме), но и один Мартелл (принц Ливен). Конечно, крыша у Эйериса давно шуршит шифером, и для него заложников много не бывает. Но после нежной лирики сцены, описанной Джейме, я лично не могу не задать вопрос – а не сама ли Рейелла была инициатором своего срочного отбытия на Драконий Камень. Интересно, что Визерис, которому на момент отъезда было уже восемь (самый возраст, чтобы не заметить особых тонкостей, но срубить эмоциональную окраску ситуации), рассказывает Дени «эту повесть» так: «Они бежали ночью, чтобы пробраться к Драконьему Камню, черные паруса корабля блестели под луной». Что-то все это упорно похоже не на официальное отбытие первой леди государства, а именно на побег. И, конечно, от невменяемого мужа.
А что зачата Дени была именно в ту жуткую ночь, а не, допустим, когда Эйерис жег Старков, совершенно понятно: нам открыто сообщают, что «Дейенерис родилась на Драконьем Камне через девять месяцев после бегства».
Насилие – это, конечно, более чем скверно. Однако еще хуже (и вот это уже чистый реализм) то, как калечит власть не только ее носителей, но и тех, кто рядом. Причем буквально всех. Несчастная Рейелла, изодранная и искусанная, к тому же еще и обсемененная, – далеко не единственная жертва ситуации. Власть и вседозволенность, наряду с изменами и прочими прелестями правления, тяжело и непоправимо калечат Эйериса, превращая человека, в котором было много хорошего (см. последний на данный момент разговор Барристана с Дени), в вот такое вот. Не думаю, что он был очень счастлив, изнасиловав жену. Подозреваю, что нормальные человеческие и сексуальные отношения с ней дали бы ему куда больше душевного спокойствия, уверенности в себе, осознания того, что он не один и т.д. – в общем, того, что ценят в браке измученные жизнью люди. Совершенно уверена, что никто на данный момент не стал бы вразумлять его психическое величество. Вон Челстед с палицей и кинжалом в гербе только что попытался, до сих пор от его костерка паленым мясом по замку тянет.
Разве что, возможно, старший сын и наследник мог бы. Но он, начитанный, совмещает приятное с полезным: медовый месяц с изготовлением третьей головы дракона. Вот больной человек, оставшийся без сиделки, и развлекает себя как умеет.
И еще есть два гвардейца, ночь напролет вынужденные слушать и заставлять себя не вмешиваться. Дежурство возле спальни королевы в ту ночь – это, пожалуй, второе, что переехало Джейме напрочь и привело к цареубийству. Сначала, как мы помним, были Риккард и Брендон Старки – Джейме человек, любящий свою семью, и сколько бы ни старался думать о Серсее, молчал он, видимо, громко, раз уж Белый Бык вынужден отвести его в сторонку и напомнить о клятвах. Когда Рейелла кричит так, что слышно из-за дубовой двери, мысли о любимой не то что не спасут – скорее усугубят. На сей раз молчать уже не получается – правда, пока Джейме высказывается довольно сдержанно и скорее теоретически, почти что советуясь со старшим товарищем по оружию. В третий раз он уже ни с кем советоваться не станет, а просто возьмет острый ножег и начнет им орудовать. Что до бывших коллег по Белой Гвардии Эйериса, то мнение о них у Джейме сложится обратное тому, что у единственного выжившего коллеги Барристана. Тот, помнится, жалуется, что при Роберте приходилось служить со всяким дерьмом не лучше Цареубийцы. Джейме не менее твердо отделяет себя от гвардейцев Эйериса – хорошие, говорит, люди, не то что я. Что на самом деле, конечно, означает, что дерьмо они все, но Джейме хоть что-то сделал, в то время как остальные еще хуже, потому что молчали, трусливо цепляясь за букву своих клятв.
Но вот любопытный момент – вполне возможно, что Джонотор, он же Джон, Дарри, второй дежурный в ту ночь, травмирован происходящим не меньше, чем Джейме, и тоже пытается что-то сделать – только по-другому.

3. Обстоятельства младенчества

День рождения Дени по-своему не менее ужасен, чем ночь зачатия. Драконий Камень, по рассказам Визериса, кстати, там находившегося, едва не разнесло штормом вдребезги пополам. Может, очевидец слегка преувеличивает, но огромные камни, вывернутые волнами из парапетов, уж точно не фантазия, не говоря о гибели всего флота Таргариенов, стоявшего на якоре возле острова.
С одной стороны, это, конечно, символ. Жизнь Дени начинается не только среди соли моря и дыма вулканов, но и в великий шторм. Дейенерис – Бурерожденная, и ей предстоит оседлать бурю.
С другой стороны, оставим лирику типа «ее рождение вызвало бурю» лирикам и запряжем лошадь перед телегой, а не за. Рейелле на фоне всего, что творится в Вестеросе, и без того несладко. Плюс шторм, грохот, впечатление конца света – все это запростяк может стимулировать роды. Какие-то проблемы были в родах и/или у роженицы, поэтому мать погибла, но ребенок выжил.
Судя по тому, что через недолгое время гарнизон острова собрался продать детей-Таргариенов узурпатору самым любезным образом за подходящую цену, Дени особенно не была никому нужна, кроме восьми/девятилетнего Визериса. Ну, может, еще няньки. И, конечно, сира Уиллема Дарри, который как-то ночью ворвался в детскую с четырьмя верными людьми и увез Дени с братом в безопасность Браавоса. Между прочим, возможно, что это плавание «под покровом темноты» в сознании Визериса совместилось с тем, которое он совершил за год-полтора до того с матерью. Там в общем бегство, здесь точно бегство, какая разница, черные паруса какого корабля блестели под луной.
Браавос и сира Уиллема девочка уже смутно помнит, в отличие от Драконьего Камня и няньки, которая как-то быстро сошла со сцены. Наверное, Дени было тогда – ну сколько? Где-то от двух до четырех. Уиллем все болел, все лежал, все кричал на слуг, которые до ужаса его боялись (то-то они не проявили особой любви к детям, когда сир Уиллем скончался), все пах хворью, причем болезненно сладкой (в сочетании с огромными размерами – вполне возможно, потихоньку гнил от диабета). С маленькой принцессой он, правда, был неизменно ласков… но все быстро закончилось, Дарри умер, красная дверь навсегда отсекла от Дени комнату с лимонным деревом под окном, и последние Таргариены остались одни.
Но прежде чем двигаться дальше, посмотрим, кто такие Дарри и почему они постоянно возникают поблизости от Таргариенов.

4. Обстоятельства дома Дарри

Из разрозненных в тексте сообщений о Дарри известно в общем довольно много. Они – вассалы Талли, земли их, естественно, в Риверране, где-то вблизи Харренхолла и где-то неподалеку от Королевского Тракта. Это мы знаем точно, потому что Роберт, спеша к другу Неду, а потом с другом Недом домой, дважды останавливался в замке Дарри. Второй раз памятен покусанием Джоффри, первым предательством Сансы и пропажей Арьи, а также событиями в спальне лорда Дарри, предоставленной для интима королевской чете с небольшим довеском в виде Джейме. Все трое вели себя самым характерным для себя образом: Роберт, надравшись в зюзю, дрых, Джейме имел разгневанную травмой сына Серсею, пытаясь ее успокоить, а Серсея имела Джейме, в ходе секса импринтируя ему нехитрую мыслю: девчонку Старк найти, обезручить и вообще пришить. В общем, счастливая вестеросская семья.
До мятежа Роберта, впрочем, Дарри не ограничивались предоставлением ложа для любимых забав Роберта, Серсеи и Джейме.
(Кстати о судьбе кровати: хорошая была штука, по оценке Джейме – шестиспальная, с коричневым пологом и растительной резьбой на столбиках. К сожалению, произведение прикладного искусства риверранских мастеров не уцелело во время войны на Трезубце. Но если б там потери ограничились кроватью…)
Дом Дарри был одним из самых известных и самых могущественных домов Трезубца. Уолдер Фрей много радовался, женив своего десятого сына Меррета на одной из дочерей Дарри. Сир Джон(отор) Дарри состоял в Королевской Гвардии Эйериса II. Сир Уиллем Дарри дослужился до мастера по оружию в Красном Замке, причем задолго до мятежа: согласно сообщению Барристана, именно к сиру Уиллему отправился однажды мальчик Рейегар, начитавшись нужных книжек и произнеся историческую реплику: «Мне понадобятся доспехи и меч. Видимо, я должен стать воином».
Дарри по жизни были ярыми сторонниками Таргариенов, выступая на стороне королей при любом мятеже, и даже когда это входило в противоречие с присягой сюзерену. Хостер Талли, как мы помним, поддержал Роберта (за сходную цену, естественно). Дарри остались верными Таргариенам до конца, за что и поплатились, лишившись половины земель, большей части богатства и почти всего влияния. Что еще хуже, в битве при Трезубце полегло трое Дарри – гвардеец сир Джон и два его брата. (Возможно, странное чередование “сир Реймен” (при Роберте) – “лорд Реймен” (при Короле Севера Роббе) не есть описка Мартина, а тоже как-то связано с платой Дарри за верность Таргариенам.)
Был ли сир Уиллем еще одним родным братом сира Джонотора – недостаточно прояснено в тексте. По данным иностранных мартинистов, Сам однажды изрек, что да, а Самому, конечно, следует верить. Посему заключим, что Дарри действительно и до конца были по-настоящему верны Таргариенам: пока три брата до конца сражались на Трезубце рядом с Рейегаром, четвертый старался спасти его брата и сестру.
Вообще вопрос о том, как занесло мастера над оружием Красного Замка на Драконий Камень с королевой и малолетками, довольно любопытен. Столицу, значит, готовят к осаде, а мастер над оружием, не последний человек в процессе, уплывает с королевой. Никого больше для сопровождения Рейеллы, надо понимать, не нашлось. Тут, правда, следует заметить, что мы не знаем точно, отправился ли сир Уиллем на Драконий Камень вместе с Рейеллой или он сделал это позже. Пока флот Таргариенов не погиб в день рождения Дени, такая возможность у него, несомненно, была. Но в любом случае это примечательно – сир Уиллем стремится защитить именно королеву Рейеллу и/или ее детей. И в том, что касается детей, несомненно, преуспевает.
Нельзя доказать (во всяком случае, после выхода четырех книг), но вполне вероятно, что не только Джейме мучился и делал выводы возле дубовой двери в ту памятную ночь. Сир Джон Дарри не может защитить королеву от короля, ему мешают обеты. Но попросить родного брата позаботиться о женщине, перед которой сир Джон, как всякий нормальный мужчина, не сумевший предотвратить насилие, чувствует свою вину…
Если это так, страдания Джейме насчет «все мы были дерьмо, но я хоть что-то делал» имеют любопытный оттенок: он, конечно, делал, но все как-то со знаком минус. Когда к нему не то во сне, не то в видении приходят покойные сослуживцы, призрак Рейегара упрекает Джейме не в том, что он убил Эйериса, а в том, что не защитил Элию и детей. Я, говорит Рейегар, их, между прочим, на тебя оставил. Пока Джейме благородно спасал столицу от дикого огня, прорубая путь до и сквозь Эйериса, он совершенно забыл о женщине и детях, которых должен был защищать. Что еще хуже, именно он – единственный человек в Гавани, который мог их спасти (Рейегар не дурак и знал, кому что поручить). Люди Тайвина, желавшего выслужиться перед Робертом и положить к трону трупы девочки и мальчика Таргариенов, не остановились бы ни перед кем. Кроме Джейме, ибо сын того самого Тайвина. К тому же один из лучших рубак Вестероса, так что, окажись кто-нибудь из посланников Тайвина (читай – Гора) недостаточно понятливым, на какое-то время Джейме его точно бы нейтрализовал.
Само собою, в создавшейся ситуации безупречный выбор для Джейме невозможен. Никто, кроме него, не мог спасти Элию, девочку и младенца от людей Тайвина. Никто, кроме него, не мог спасти город, убив безумного короля. Разорваться не выйдет, и выбирать все равно пришлось бы. Но, будем откровенны, он и не парится особо – просто потому, что, алкая мести за оскорбленный нюх и дух, об Элии и детях попросту забыл.
Джейме не настолько неоцененный герой, как считает и (в исключительных случаях) пытается утверждать. И не ему кидать камни в других. Посему и позор он столько лет терпит отнюдь не безвинно. А что народ не знает, в чем настоящая вина опозоренного, – так это в жизни нередко бывает, увы. Всё про всех знают только боги. И наказания тоже лучше оставить им.
Джон Дарри в ситуации у дубовой двери выглядит хуже, чем Джейме. Но вполне возможно, что он – пусть не сам, пусть через брата – сумел защитить… нет, не Рейеллу, но хотя бы ее детей.
Вот так у них в Вестеросе все сложно. Почти как у нас.

5. Обстоятельства вокруг дома Дарри

Немного о судьбе Дарри после мятежа. Главой обедневшего и утратившего почти все влияние дома стал лорд Реймен (в Игре престолов почему-то сир Реймен), брат (младший, наверное) тех Дарри, что погибли. Роберта нынешний глава дома, естественно, не любил, но до открытого противостояния не доходило. Максимум его фрондирования был обнаружен ушлым Тирионом и его верным Джейме в первый визит Роберта в Дарри и состоял в следующем.

«Стены здесь [в замке Дарри] были голыми и в первый его [Джейме] приезд, но Тирион заметил на них темные прямоугольники. Сир Реймен снял гобелены, но не мог убрать оставленные ими следы. После Бес сунул пару оленей кому-то из слуг, и тот вручил ему ключ от подвала, где отыскались пропавшие гобелены. Тирион, взяв свечу, показал их брату – все они изображали королей династии Таргариенов, от Эйегона Первого до Эйериса Второго. «Если рассказать Роберту, он мог бы сделать лордом Дарри меня», – заметил, фыркая, карлик».

На чем история, как понимают все знающие братьев Ланнистеров, и закончилась.
Потом, когда Кейтилин возомнила себя политиком, прямо как Серсея (и с тем же успехом), и утащила Тириона в Гнездо, а Тайвин решил, что повод найден и хватит в позицьи на камне сидеть, на земли Дарри наряду с близлежащими пришелся первый удар Ланнистеров руками полезного олигофрена Горы. Сир Реймен был среди тех, кто явился к Неду требовать королевского правосудия. А получив оное, отправился домой с подкреплением в виде Берика Дондарриона и красного жреца Тороса, ну и еще кое-кого. Но, как мы помним, немало народу побежало к Серсее докладывать, даже не дождавшись окончания разбора полетов у десницы. Нас не должно удивлять, что на обратном пути отряд попал в засаду, и Тайвинов олигофрен лично убил сира Реймена одним могучим ударом.
Лордом Дарри стал восьмилетний сын сира Реймена Лиман, последний Дарри по мужской линии. Когда Робба объявляли Королем Севера, мальчик, привезенный туда, храбро кричал, что никогда не признает своим владыкой Ланнистера.
Через две недели после возвращения в родной замок туда нагрянул все тот же олигофрен и вырезал весь гарнизон, включая восьмилетнего ребенка. Надо заметить, Тайвин выбрал исполнителя правильно. Полагаю, он учел опыт сходной работы в Королевской Гавани пятнадцать лет назад. Чересчур нервный Амори Лорх смазал впечатление. То ли дело Гора, правда, несколько превысивший свои полномочия с бабой, но зато с дитем никаких проблем не имевший.
Но зачем Тайвину смерть Лимана? Да вот, позволяет премировать за хорошую работу землями и замком Дарри своего преданного брата Кивана в лице его сына Ланселя. С формулировкой «за мужество и героизм в ходе битвы на Черноводной». Наглость несусветная, конечно. Зато чисто, быстро, точно. А также почетно, щедро и не требует никаких дополнительных затрат.
Чтобы укрепить позиции Ланселя и сделать вид, что его не наследством убитых Дарри по блату одарили, а он просто получил все в приданое, Тайвин с Киваном определяют Ланселю жену – как бы старшую законную наследницу Дарри, раз уж так совершенно нечаянно вышло, что по мужской линии никого не осталось. Наследница весьма колоритна (по-своему). Это Амарея Фрей, прозванная «Ами-открой-ворота», и мы сейчас обязательно поймем, откуда она взялась.
У лорда Реймена и остальных четырех Дарри, погибших при мятеже, то есть, извините, в ходе славной революции Роберта Баратеона, были еще по крайней мере две сестры. Обе замужем за Фреями. Интересы младшей, Джейны Дарри, отстаивает леди Дженна Фрей, бывшая Ланнистер, родная сестричка Тайвина, потому что означенная Джейна замужем за Клеосом Фреем, сыном леди Дженны. Чтобы не выглядеть совсем уж нехорошо, леди Дженна пилит племянника Джейме как бы не сама, а устами невестки.

«Леди Дженна выпила и вытерла рот рукавом.
– Лучше бы твой отец нам пожаловал Дарри. Клеос, как ты помнишь, был женат на одной из дочерей пахаря [на гербе Дарри – черный пахарь на коричневом фоне]. Теперь неутешная вдова бесится оттого, что ее сыновьям не достались земли ее лорда-отца. Ами-открой-ворота Дарри только по матери. Моя невестка Джейна ей приходится теткой, а леди Марийе родной сестрой.
– Младшей сестрой, – напомнил ей Джейме, – а Тай [старший сын Джейны Дарри и Клеоса Фрея, внук леди Дженны Ланнистер] станет наследником Риверрана. Это трофей покрупнее Дарри.
– Трофей с подвохом. Из мужчин дома Дарри не осталось в живых никого в отличие от дома Талли».

Но в данном случае все раздражение леди Дженны бесполезно, ибо покойный старший брат лоббировал не ее интересы, а интересы Кивана, который ему по-всякому был полезнее. И наследницей – к тому же очень кстати овдовевшей – стала старшая дочь старшей сестры Дарри, а не сын младшей.
Старшую сестру Дарри зовут Марийя, и она замужем за Мерретом Фреем, десятым сыном плодовитого сморчка Уолдера. Нет-нет, не надо пугаться, мы вовсе не тонем в посторонних персонажах, и этого вы сейчас припомните. Во-первых, именно его повесили бравые ребята под руководством не-мертвой Кейтилин Старк в конце третьей книги. Во-вторых, Меррет уникально отличился в молодости в ходе сражения с Братством Королевского леса: сначала заразился оспой от лагерной шлюхи, потом попал в плен к разбойничьей королеве Белой Лани, которая выжгла клеймо у него на заднице и лишь затем освободила за выкуп (к безумной радости служивших с Мерретом оруженосцев, естественно). В следующем же бою Меррет получил по башке палицей так, что проломило шлем, и две недели провалялся без памяти, а дальше с головой у него стало нехорошо. «Лорд Самнер мягко объяснил ему, что при таких обстоятельствах о рыцарской стезе нечего и думать, и его отправили обратно в Близнецы, где он стал жертвой ядовитых насмешек лорда Уолдера».
С женой бедняге Меррету тоже не повезло. Леди Марийя считалась завидной партией, но «не успел Меррет лишить невинности молодую жену, как Эйерис лишился трона». Меррету оставалось только пилить супругу – и за то, что она из проклятых Дарри, и что много лет рожала только девочек, и что старшая дочь выросла потаскухой. Как леди Марийя, женщина, по оценке Джейме, все еще красивая и неглупая, относилась к мужу, совершенно ясно из небольшого, но уморительного обмена репликами:

«- Разбойники отняли его [Меррета] у нас, – прорыдала Амарея. – Он привез им выкуп за Петира Прыща, а они взяли его да подвесили.
– Повесили, – поправила ее мать, леди Марийя. – Он ведь не окорок».

Прямо и слышится – ну, скажем так, не совсем окорок.
Вот эта Амарея, старшая дочь леди Марийи и Меррета Тридцать Три Несчастья, и была объявлена наследницей земель и замка Дарри.
Если забыть о приданом, то Амарея примечательна разве поразительной дуростью и не менее поразительной слабостью передка. Еще не наследницей ее застали на конюшне сразу с тремя конюхами. Меррет, матеря, как водится, леди Марийю и Дарри, выдал дочь за жалкого межевого рыцаря Пейта, вскоре погибшего на войне, и «овдовевшая Ами вернулась домой, к унынию своего отца и бурному восторгу всех конюхов замка». Но тут ей сильно свезло, а конюхам – наоборот, и сильно подвыцветший, но все еще золотистый Лансель Ланнистер накинул ей на плечи красный плащ, как велели ему папа Киван с дядей Тайвином. На этом, правда, сыновняя покорность Ланселя закончилась, настежь распахнутые ворота Ами он проигнорировал и удалился в воробьевство спасать душу, оставив в Дарри несостоявшуюся жену и ее разгневанных родственников. Не могу сказать, чтобы я его сильно осуждала. Тем более что Ами подобрала себе крепкого самца еще в присутствии формального мужа.
На сем позорном аккорде славная история дома Дарри пока закончена. Может быть, дальше Мартин нам что-нибудь еще подкинет.
Ах да, напоследок предлагаю всем желающим угадать с трех попыток, кто убил межевого рыцаря Пейта, состоявшего первым мужем Ами. В качестве дополнительного бонуса они получат возможность насладиться, во-первых, тем, как тщательно прорабатывал Тайвин все свои планы получения земель без затраты денег, а во-вторых, тем, какой грандиозный облом устроил этим планам увлеченный спасением своей души и в общем-то наивный человек Лансель.
Не исключено также, что, потолкавшись в Дарри и выяснив в подробностях методы, которыми папа и дядя обеспечили Ланселю жену с приданым, Лансель еще и поэтому укрепился душою и бежал в воробьевство – побрезговав не только такой женой и таким приданым, но и таким дядей и таким папой.

6. Немного об аналогиях

Что я только не делала, чтобы заставить себя говорить о Визерисе написать о непутевом брате Дени интересно. Ой, какой скучный он человек. Впрочем, как все, кто одновременно слаб, неумен и эгоистичен. Даже истерики таких людей довольно однообразны и перестают представлять интерес, как только поймешь суть скандала. В подсознанке они отлично понимают, что глупы, тупы и любят только себя, а потому их никто не любит и не ценит (причем совершенно правильно). Но им же хочется, вот они и пытаются громко и слюняво добиться своего. Снова и снова, потому что без толку. Любить таких – тяжелый труд, и я боюсь предположить, как должна быть извращена психика, чтобы вот такую чуду ценить и уважать.
Пробовала я даже описать Визериса как члена группы. Есть у Мартина такое пристрастие: он берет схожие характеры и ставит их в различные условия, а потом смотрит, что выйдет (а иногда берет различные характеры и ставит их в одинаковые условия, и потом опять же смотрит… но это уже тема другого разговора). Ну, например, есть у него отчетливая любовь к женщинам, проламывающим свою неторную дорогу в мужском мире мужскими средствами. Или к молодым людям, навязчиво изображающим страшноужаснаго негодяя, а на самом деле в глубоком секрете уверенным, что на самом деле они не такие уж плохие, но вовсе глубоко моральные, а вот окружающие, напротив, сплошь аморальный ацтой. И так далее. Визерис Таргариен – образцовый член группы слабых, неумных и эгоистичных, куда входит в теплой, приятной компании Джоффри Баратеона и Лизы Талли-Аррен.
С Джоффри сходство местами доходит до забавного. Начнем с того, что оба они – наследники правящих династий, причем на самом деле наследники не настоящие, а так, формальные. Далее, оба эгоиста красавчикового типа раз и навсегда решили не утруждать себя выдержкой, имея запросов выше крыши Орлиного Гнезда. Мозги у обоих отчетливо скособочены, причем какой-то совсем косой бок в сторону секса с садистским уклоном, причем обязательно в сторону кротких малолеток-блондинок. Оба идиотика в какой-то момент на красивых, но беззащитных малолетках собираются жениться, но потом отказываются от этой гениальной идеи в пользу какой-нибудь еще более гениальной. За что, разумеется, платят несостоявшиеся невесты, на которых формальные наследники отыгрывают свое неудовлетворенное либидо. Сходны даже обстоятельства летального исхода: оба неудачных мальчика сняты с доски в самый разгар какого-нибудь пира, получив сильно несъедобного.
Тут, правда, следует заняться арифметикой и сообразить, сколько мальчикам годиков. Дени в первой ее главе недавно исполнилось тринадцать, а братику в момент ее рождения было восемь-девять. Как ни крути, но Визерису не менее 21 года. Третий десяток, пусть и в самом начале. В средние века вообще и в Вестеросе в частности – зрелый возраст. Надо же, а с первого взгляда вылитый двенадцатилетний Джоффри.
Оба подросточка совершенно не понимают, что может и чего не может себе позволить король. Джоффри искренне считает, что ему все-все можно. Визерис не менее искренне полагает, что если он пыжится, орет о своих правах с выкаченными глазами и срывается на всех, кто подвернется, то вот он уже готовый король, так и быть, жертвуйте собою на мой алтарь.
С Джоффри все понятно – он золотой мальчик, несчастный продукт придурочной мамаши, считающей, что если бросить весь мир в ненасытную глотку дитяти, это будет дитяте крайне полезно, а мир зря возникает, он для того и создан, чтобы драгоценное дитятко его жрало от пуза. Бедные, бедные дети подобных мамаш. На том (а зная Мартина, уверена, что и на этом) свете Серсее, помимо прочего, и за изуродованного первенца прилетит полной чашей.
Но у Визериса анамнез совсем другой, золотым мальчиком он никогда не был, и жизнь его здорово побила. Если посмотреть чуть глубже внешнего, последний принц Таргариенов разом обретает подозрительную схожесть с Лизой Аррен. Жизненные обстоятельства – отметим сразу, действительно непростые – довели их до того, что они, чуть сползет набок маска высокомерия, истерят направо и налево, жаждут, как Королева из «Алисы», отрезать всем головы, и к тому же глубоко и как-то надрывно требуют тела, души и, главное, любви конкретного человека. Только Лиза жаждет Мизинца в открытую, а Визерис пытается сделать вид, что ему Дени нафиг и пофиг. Впрочем, это гендерная модель поведения.
Тут мне взгрустнулось окончательно, ибо вышло, что надо писать интересно не об одном истерике, а о целой группе таковых. Вот счастье-то.
Интересно, а Мартин сам как справляется с написанием той части текста, где про эти чуды, злобно подумала я – и поняла, что Мартин-то как раз себе в удовольствии не отказывает. Сделав, как обычно, такое лицо, будто его авторской точки зрения совершенно в тексте нет и вообще автор только хроникер, он всю группу чуд даже не убивает, а изничтожает – и никто не уверит меня, что без глубокого душевного удовлетворения.
И вот если посмотреть, как слабые, неумные и эгоистичные истерики доводят себя до изничтожения, а главное – на факторы, за которые Мартин своих героев размалывает в порошок, это может быть по-настоящему интересным.

7. Немного о семье

В воплях Визериса, что, дескать, я, мне, мое, меня, передо мною, есть одна любопытная особенность: он всегда расценивает себя как Таргариена. Все, что он требует, он требует почти всегда не для себя как человека, но для последнего и законного представителя великой и ужасной династии.
Нигде так не проявляется гигантизм Мартина, как в стремлении создать квинтэссенцию великой и ужасной династии на примере своих драконьих королей. Все Слезы Алисы, трупные черви в снегу и прочие нелогичности уходят плакать в коридор, когда дело доходит до описания деяний Таргариенов. Каких только средневековых и несредневековых семейно-исторических заморочек Мартин туда не напихал. Складывается стойкое впечатление, что, во-первых, все Таргариены психи ненормальные сильно отличаются от стандарта, даже те, кто производит впечатление более-менее нормальных людей. А во-вторых, тем, кто производит более-менее приличное впечатление, пришлось адски трудиться, чтобы обуздать свою таргариеновость и привести себя в какую-то гармонию с собственной природой. Даже тем, кто в достаточной степени умен, силен и нравственен, достижение баланса дается тяжко, что отлично видно, например, на материале маленького «Межевого рыцаря», где разных Таргариенов куда больше, чем в многотомной саге.
В мире Мартина если дано больше, чем обычным людям, то и ответственность больше. А также – и это подчеркнуто много раз и жирной чертой – чем больше тебе дано, тем труднее выбрать правильный путь, а потом еще и не сбиться с него. Потому что повод сбиться тебе подкинут всегда. В общем, как в нашей жизни.
Но быть последним и законным представителем Великих и Ужасных – та еще работенка. И особенно когда тебя никто не учил, как справиться со своей таргариеновостью и дорасти до заданного уровня.
Трагедия Визериса в том, что его никто научить не успел, а сам он справиться даже с собой не может, не говоря уж о Вестеросе. Я бы сказала, что и его инфантильность проистекает отсюда: надо быть совсем уж идиотом, чтобы хотя бы не ощущать, что масштабы его личности, мягко говоря, сильно не соответствуют образу великого короля великой династии, которого он пытается изобразить. Но он последний и обязан предкам, а потому должен изображать, однако мучительно не соответствует, однако последний и обязан предкам… в общем, замкнутый круг, из которого для Визериса выхода нет. В такой ситуации вполне закономерен инфантильный уход от реальности в выдуманный мир, где Визерис – король, соответствующий собственным представлениям о таковом.
Конечно, реальность упрямо и регулярно напоминает о себе, вырывая Визериса из сладких мечтаний и вызывая у него истерические оры и вопли, которые сводятся, в общем, к требованию от мечтаний не отвлекать. Разумеется, где-то как-то Визерис понимает, что обмануть ему при этом удается исключительно себя. Даже младшая сестра уже давно в его истерические сказки не верит (в чем, естественно, глубоко и постоянно виновата). Но чтобы увидеть и принять реальность как она есть, а потом с этой некомфортной реальностью еще и работать… увольте, Визерису проще так, как он живет.
Другое дело, что наследник великих и ужасных с широко закрытыми глазами жить будет недолго.
Но это уж как кто для себя выбирает.

8. Немного о воспитании.

По одному важному пункту сходство у Визериса с Джоффри практически полное: оба неудачных принца не умеют быть наследниками, ибо их никто и никогда этому не учил.
Проблему воспитания Мартин, наряду с прочими поставленными проблемами, пропахивает обширно и глубоко. Ничто у него не растет ниоткуда. Возьмем крайние точки воспитания – все как на ладони. Чтобы дети Неда стали Старками, Нед много и хорошо с ними работает. А со старшей дочерью не работает, и все мы помним, чем закончилось. Чтобы ублюдок Русе Болтона стал Вонючкой, его этому должны были обучить, одна наследственность так сыграть не может.
Джоффри сын Серсеи, но он отчаянно хочет быть и сыном Роберта тоже. Серсея, конечно, резко против, но она может быть сколько угодно против, жизнь все равно идет как идет, особо не реагируя на Серсеины вопли. Мальчишка все равно будет тянуться к отцу-королю, просто привыкнет скрывать это от матери. Между прочим, перед Джоффри виновата не только Серсея – Роберт тоже приложил руку к тому, что формальный наследник таков, как он есть. Единственный знак внимания от папы, о котором мы знаем, это два выбитых зуба. Выбиты они, правда, вполне по делу, и на самого обеззубевшего вивисектора произвели глубочайшее впечатление, внушив ну пусть не трепетный восторг, но еще большее уважение к папе-королю. Однако толку-то от потерянных зубов в плане воспитания. Если бы папаша дал Джоффри по морде в воспитательных целях, чтобы дитя не росло садистом и не мучило животных, а то ведь так просто, мимоходом, от брезгливости, хотя вполне оправданной.
Позднее, ввиду осложнений с Серсеей и очередной партии скандалов и угроз, Роберт просто не обращает внимания на якобы-сына. Между тем тот только что из кожи не лезет, чтобы сделать так, как хотел бы батюшка. История с убийцей, подосланным к Брану, яркий тому пример – и, вероятнее всего, это не первый случай, когда Джоффри пытается, пусть весьма бестолково, стать таким, как Роберт. Формальный папа никогда этого не заметит, не оценит и вообще предоставит формальному наследнику расти аки сорная трава. Ни малейших признаков, что Джоффри когда-то трудной работе правителя учил кто-то, кроме Серсеи (а мы знаем, сколько она в этом деле понимает).
Сильно забежав вперед (так сказать, на случай прямого попадания метеорита), все-таки скажу, что меня весьма удивляет, когда предсмертную речь короля расценивают как знак заботы о законных детях. Далеко не Джоффри Роберта перед смертью заботит. Уж если кого-то Роберт и любил, то это – Нед, и весь последний разговор с Недом пронизан именно этим: любовью к другу, заботой о друге, попыткой спасти друга от последствий собственной лжи. Хотя Робертова ложь и Робертов эгоизм отношения с Недом, конечно, сильно исковеркали. Но на смертном одре в такой ситуации виниться некогда и не к месту, все, что можно сделать, это попытаться обезопасить наивного премьер-министра. Ты был прав насчет девочки, Нед, а я – нет. Хороший ты человек, а я нет. Выживи, пожалуйста, даже в той ситуации, в которую я тебя поставил. И для этого признай моего дерьмового Джоффри королем и воспитай так, чтобы остаться в живых. Я лично не смог, да, честно говоря, и не пытался.
Ну хоть что-то человек понял и попытался сделать перед смертью. Хотя все эти его поздние сожаления и объяснения в любви в судьбе Неда уже ничего не изменят.

Впрочем, вернемся к Визерису.

9. Немного об анамнезе

Такое ощущение, что до девятилетнего возраста Визерис всегда был где-то на обочине и в тени. Эйерис с его тараканами точно младшим сыном не занимался. Рейелла, возможно, и занималась, но у нее была масса других проблем, начиная со свихнутого мужа. Рейегару и подавно было не до младшего брата – уж если он отправился делать третью голову дракона, оставив на царствовании такого папочку. А ведь кроме исполнения предсказаний, дел государственных и торможения безумного папочки Рейегар имел законную жену и двух детей. Короче, было чем заняться.
В общем, никому Визерис особо не был нужен, даже династии, в которой он был в лучшем случае третий в линии наследования. А то и четвертый, если учесть Рейенис. А если Рейегар женится второй раз и продолжит научное выведение необходимых Вестеросу голов дракона – то и далее.
Династии Визерис внезапно и сильно понадобился, когда вдруг и внезапно полегла вся династия, кроме него. Отец, брат, два племянника убиты мятежниками, мать умерла в родах. Вестерос и даже Драконий Камень потеряны. Мир девятилетнего мальчика рухнул весь и сразу. А когда через пару лет умер и сир Уиллем Дарри, Визерис, как ни крути, остался в мире совершенно один, без дома, без денег, к тому же с младенцем Дени на шее. Да еще и единственным и последним из Династии.
Я бы сказала, что даже для такого сильного, собранного и цельного человека, как Арья, такая ноша была бы в этом возрасте крайне тяжела. Визериса она раздавила напрочь.
Отдадим ему должное: как бы то ни было, а он, сколько мог, пытался быть сильным, собранным, главой семьи и вообще последним из Таргариенов. Сестра дожила до тринадцати лет без своего дома, но голубей по улицам не ловила, босиком бегала только по собственной инициативе и получила какое-никакое воспитание и образование. Полагаю, когда Визерис с дрожащими руками повторял Дени, что они все, все себе вернут, там помимо прочего было определенное чувство вины перед сестрой, что он не может ей вот сейчас и здесь дать все, чего она заслуживает.
Другое дело, что в какой-то момент волочь на себе непосильную тяжесть реальности Визерис не смог и не захотел, соскользнув в удобные фантазии. Тут Дени превратилась из последнего родного и близкого человека в обузу, а также источник вечного раздражения, ибо поддерживать фантазии не желала. Пусть она достаточно быстро – после нескольких истерик и определенного количества побоев – научилась мечтаниям короля-попрошайки не противоречить, но все равно их не поддерживала и вообще слишком громко молчала. А где-то и не молчала. Вот начинает раздраженный неуютной реальностью Визерис голосить, что, дескать, во всем виновата сестра, ибо родилась слишком поздно, и бедный Рейегар не имел на ком жениться в собственном доме. Так глупая девчонка возникает, вместо того, чтобы раз и навсегда понять, что Великий и Ужасный Визерис Третий Этого Имени не может быть виноват в принципе. И доходит до абсурдных возражений, что, дескать, сам виноват, что не родился девочкой, чтобы Рейегар на тебе женился.
С точки зрения Дени, аргумент безупречно логичный. С точки зрения Визериса, за такое следует бить нещадно, ибо любая логика должна капитулировать перед принципиальной правотой Великого и Ужасного Таргариена. Лично я считаю, что оба неправы, ибо с больными не спорят, у них своя реальность, и не дай боги, чтобы тебя в нее включили. Впрочем, Дени простительно, ибо она, во-первых, еще маленькая, во-вторых, извлекла урок, а в-третьих, возражала не столько доброму родственнику, сколько себе самой, сражаясь с комплексом вины, которые заботливый психобрат ей навязывал.
Правда, некоторое оправдание есть и у Визериса. Отношения с сестрой осложняются яростными истериками и причинением физической боли, когда Дени, скажем так, входит в возраст.

10. Немного об интиме

Начнем с секса, хотя бы потому, что Визерис демонстрирует все соответствующие признаки интереса к сестре: лапает, щиплет, дает понять, что дура и уродина, и вообще всячески дергает за косички. У инфантилов это четкие признаки того, что они очень хотят секса и ну очень не хотят, чтобы это было видно.
Страсти подогревает то обстоятельство, что Дени брата в общем и целом не хочет. Да, она всегда думала, что выйдет за него замуж (читай – он ей много раз объяснял, что так будет), и привыкла к тому, что сделать это придется. Собственно, и все. От Визериса она хотела бы защиты, доверия и нежности, но уж никак не секса. Он ей замена родителей, а не предмет горячих ночных мечтаний.
Визерис между тем изнывает вдвойне и даже втройне. Во-первых, если бы их с Дени отношения можно было свести к сексу, ему было бы куда проще. Типа трахнул и забыл. Но Дени из другого материала, она тоже Таргариен и к тому же личность. В страстные любовницы она не годится, во всяком случае, пока. Но она умна, сильна и верна брату, а потому могла бы быть отличной женой в том смысле, что соратницей и помощницей – если бы, конечно, Визерис смог заставить себя принять реальность, каковая заключается в том, что Дени умнее, сильнее и вообще лучше, чем он. Что, как вы понимаете, совершенно невозможно. Визерису, как всем неумным, слабым и эгоистичным людям, дороже собственное драгоценное самомнение, нежели собственная драгоценная судьба. (Даже не стоит упоминать о чужих, далеко не столь драгоценных судьбах.)
Такие визерисы живут плохо и еще хуже умирают. Но это опять-таки уж кто что для себя выбрал.
А во-вторых, для Визериса секс с сестрой абсолютно запретен – и потому, как всякий запретный плод, втройне желателен. И дело не в мелочных предрассудках типа инцеста – Таргариены в этом плане как египетские фараоны, заставить их разжижать кровь богов может разве что политика.
И она же, политика, устраивает грандиозную заподлянку последнему принцу Таргариенов. Чтобы получить от Дрого войско и стать королем, Визерис должен отдать ему в постель Дени. И, разумеется, невесте положено быть девственной. Так что никаких таргариеновских игр в инцест, руки прочь и исключительно по местным девкам.
Стоит ли трон того, чтобы платить за него эту цену? Пока Визерис считает, что да, пусть это и больно. Хотя я бы поставила вопрос иначе: а что вообще должен был каждый из участников сделки от нее получить. Визерис этот момент прорабатывает невнимательно.
И совершенно напрасно.

9. Король Роберт как вечный труженик на троне

Итак, вранье и манипуляции – но, собственно, зачем? А для собственной лени. В самом благоприятном для Роберта варианте от Неда требуется взять на себя руководство страной и дать королю возможность дальше жировать в свое удовольствие. Ну и привычно ни за что не отвечать. И, конечно, столь же привычно требовать, чтобы его, бедного, жалели, ибо он навсегда травмирован сами-знаете-какой утратой. Дайте ему лениться и сделайте кто-нибудь все за него, разве не видите, как он несчастен?
Ничего себе самый благожелательный для персонажа вариант.
Впрочем, Роберт живет так всю жизнь. Самозабвенно и страстно жаждет, чтобы ему были все удовольствия, а как потребуется отвечать за свои поступки – это пусть кто-нибудь другой. Что в общественной, что в личной жизни.
Начнем с общественного и сразу констатируем: король Баратеон управлением государством себя никогда не утруждал. Ни при живом Аррене, ни после смерти бывшего воспитателя – ибо теперь делами страны занимается Совет, а Роберт избегает дел как брошенных любовниц. Ну вот разве Неда на юг волочет.
Но давайте посмотрим на вопрос вот в каком ракурсе: конечно, хищники в Совете без сильной руки тянут в разные стороны хуже лебедя, рака и щуки. Однако думать, что Нед сумеет удержать эту кодлу суровой рукой, как это делал Аррен, – не слишком ли наивно даже для Роберта?
Что будет делать Нед, став десницей, если говорить в общем? Продолжать принимать решения по совести. Он всю жизнь так делает и не собирается меняться, какую бы должность ему ни навязали. Удобен такой премьер политикам Совета? Нет, но они найдут, как его обойти. Удобен такой десница королю? Ужасно неудобен, потому что идеалист, считающий к тому же короля своим другом, будет до последнего вынуждать царственную особу принимать идеалистические решения и вообще наводить порядок по совести. Что, кстати, мы и видим всю дорогу, она же первая книга.
В общем, либо Роберт настолько глуп, что, когда зовет Неда в столицу, просчитать последствия своих действий не в состоянии; либо пропил не все мозги и ставит лорда Старка десницей с какими-то иными целями, кроме руководящих.
В кои-то веки я чувствую себя обязанной защитить Р.Баратеона от излишне строгой критики, поддержав второй вариант. Роберт, конечно, человек недалекий, но не настолько. Тем более что Мартин дальнейшим развитием событий тоже тактично голосует за второй вариант. Вспомним, как Роберт орет, подлизывается, глотает водку цистернами, но терпит неприятности, которые ему доставляет Нед своей несгибаемой принципиальностью, и любой ценой удерживает старого друга в столице. Зачем? Единственное учитывающее все факты объяснение: десница нужен, ибо ему действительно предстоит подтереть очень, очень грязную задницу – разобраться с неудачным браком короля.
Что до дел личных, которые нормальный мужчина, еще не выйдя из коротких штанишек, учится решать сам, то любимая тактика Роберта в отношении женщин – испить медку и смыться, а там пусть все как хотят, только бы его не трогали. Жена убила детей и бывшую любовницу? Ну и хрен с ними со всеми. Девка-дура родила ребенка и назвала Баррой? Вот дрянь, нет чтобы понять, что все кончилось, и пойти на панель, не беспокоя его величество. И вообще, дети там какие-то – в Орлином Гнезде, в Штормовом Пределе, на Бобровом Утесе, в Королевской Гавани, бабы какие-то, все беспокоят, лезут, достают со своими проблемами.
Что удивляться, когда от Серсеи, которая достает Роберта собою дольше любой другой дуры-бабы, Роберт пытается избавиться в том же духе, что и от остальных: пусть кто-нибудь это за меня сделает, Нед, например, и дайте, дайте королю провести остаток его несчастной жизни, как ему, душеньке, хочется.
На самом деле довольно распространенный жизненный тип. Такие любят повиснуть на руке, заглянуть в глаза и спросить: “Ну ты же меня лююююююбишь, правда? Сделай за меня эту работку, я так плохо себя чувствую. И вообще, я такая неорганизованная натура, а ты же шустрик! Ты сделаешь ради меня, я знаю!”
Конечно, не всем, кто, подобно Неду, взял на себя работенку за того парня, грозит лишиться головы. Но неприятности в любом случае обеспечены. Кроме того, тому, кто подтирает трутню задницу, не следует ждать от оного трутня благодарности. Скорее уж наоборот.
Правда, Нед не так уж наивен и какой-то подтекст в щедрых посулах и радостном ржании старого друга чувствует. Разговор в крипте производит на него откровенно неприятное впечатление. Лорд Старк откладывает решение, очень не хочет на Юг и вообще ломается лишь под сильным давлением собственной жены. Опять же Роберт взывает к Неду во имя старой дружбы и покойной сестры… а для Неда, в отличие от Роберта, Лианна и дружба много значат…
Видимо, упрекать Хранителя Севера в негибкости и излишней доверчивости все-таки следует не тогда, когда он соглашается работать премьер-министром, а позже, в Дарри, после инцидента с Арьей и смерти Леди. Вот там уже все ясно. И что Роберт поддерживать Неда не намерен, и что взывать к памяти Лианны на самом деле бесполезно. И зима настолько близко, что пора домой.
Пожалуй, не в Винтерфелле, а уже за Перешейком, когда отвергнуто последнее предупреждение богов, формируется воронка для Неда.

10. Король Роберт как реалистический персонаж

Роберт в зрелости – естественное продолжение себя в юности. Ничего нового. Те же лень, распущенность, недалекость, эгоизм, нежелание отвечать за свои поступки. То же страстное потакание себе. Обаятелен, с детства научился этим пользоваться, благодаря чему приобрел друга-Неда на всю жизнь. Воспитателя-Аррена тоже обаял. Впрочем, тот отлично видел, что умом, равно как характером, воспитанник не блещет, а потому, когда время призвало, посадил на трон именно его. А потом стал при нем править, потому что именно при Роберте, человеке без большого ума и особенно характера, короле, способном разве на представительские функции, самое место разумному, сильному, сдержанному, стремящемуся к руководству политику.
В делах личных Роберт с младых ногтей не желал ни сдерживать себя, ни отвечать за свои поступки. Началось с брошенной девочки в Орлином Гнезде, но на ней, к сожалению, не закончилось. Мудрая не по годам Лианна совершенно правильно предупреждала брата, что от этого человека верности не дождешься.
Не получив Лианну, недалекий, но сильный самец, как ему и положено, впал в ярость и стал носиться по Вестеросу. Фиг бы до чего-то добегался, не случись так, что его беготня совпала с бунтом верхушки против Эйериса Совсем Сумасшедшего, а сам Р.Баратеон оказался кандидатом на Железный трон, как седьмая вода на киселе Таргариенам (и подходящая политическая марионетка Аррена, разумеется).
Был зол на Таргариенов в лице насильника Рейегара так, что не без удовольствия воспринял услужливо представленные Тайвином трупы детей: младенца с разможженной головой и маленькой девочки, изрубленной кинжалом. Ужасно разругался с Недом, выступившим против этой мерзости. Выкатив глаза, голосил нечто вроде “это не дети, а отродье дракона” и т.п. На юг за невестой почему-то не бросился, предоставив это Неду. Боялся, что уже не сможет кричать так громко, чтобы убедить себя, что Лианна Рейегара ненавидела? Или не нашел в себе душевных сил переносить неприятное присутствие Неда, которого от поездки на Юг вряд ли что-то могло удержать? Или сотни раз изнасилованная Рейегаром Лианна была в его глазах уже подпорченным товаром, невзирая на громкие заявления? В общем, не поехал. Косточки невесты, которые Нед вез на Север хоронить, правда, слезами омыл, поскольку при этом они с другом помирились. Во всяком случае, внешне.
Тем не менее отсутствие Лианны на брачной церемонии по самой уважительной причине дало Роберту повод для грандиозной истерики и припадка саможаления. Напившись, он в первую же ночь показал жене, что ее как таковую даже не заметил. Наладить отношения с женой ни до постели, ни после (уж не говоря во время) не счел нужным. Возможно, побаивался. Роберт вообще сильных натур боится. Между прочим, попробуй неутешный жених подумать хоть пять минут не о себе, а о будущем браке (строго говоря, Серсея ничуть не виновата в том, что Лианна Роберту не досталась), попытайся со своей королевой хотя бы подружиться, – и не исключено, что судьба короля, его брака и его страны сложилась бы куда благополучнее. Но уж как сложилось.
Вызвав в жене острую неприязнь к себе, Роберт решил закрепить успех, то есть, простите, утешить свою израненную вусмерть добрую душу, и пошел трясти штанами, сея крепкое семя по всему Вестеросу. Сценарий всю дорогу один: нашел бабу – сделал дело – порыдал у подруги на плече, рассказав, сколь он несчастен – срубил свою порцию сочувствия – встал и ушел не оборачиваясь. А уж если там будут какие-то последствия типа никому не нужных детей – это их, детей, не говоря уж о матерях, дело. И если они сами не догадаются тихо уйти со сцены и не тревожить короля, пусть кто-нибудь об этом позаботится. Не Варис, так Серсея. Только не лезьте с этими мелочами к тому, кто расстегивал штаны, он ни при чем.
Государственных дел король, конечно, не касался. Да и какой нормальный политик доверит ему государство? Впрочем, Р.Баратеон и сам к делам не проявлял ни малейшего интереса.
До какого-то момента подобная жизнь в долг проходит, но потом начинаются проблемы. У Роберта что-то серьезное грянуло не ранее девяти лет назад, потому что только после этого он начал стремительно набирать вес. Верный признак того, что какая-то проблема перестала решаться, нагло расположилась в уютной, беспечной жизни Р.Баратеона и, ржа в глаза, отказалась уходить. Долго искать не приходится: воз государственных дел не без удовольствия волок на себе Аррен, о развлечениях власть имущих на стороне приближенные охотно заботятся при любых режимах; а вот какую проблему за Роберта отказались бы решать абсолютно все? Правильно, семейную.
То есть сама Серсея и ее шашни с братом, я полагаю, Роберту были совершенно безразличны. Как, пожалуй, и дети, которые вовсе не его дети. Но Серсея, личность в отличие от Роберта далеко не слабая, сумела в рамках их пародии на брак создать себе независимую от Роберта и по-своему весьма успешную жизнь. А король, сколько бы ни пыжился, бегая налево, ничего независимого и успешного в личной жизни создать себе не сумел.
И вот тут Роберта переехало по-настоящему. Эта змеюка подколодная, значит, устроила себе счастливый уголок, а он, обаятельный, привлекательный и вообще обожаемый, чем дальше, тем больше одинок и по большому счету никому не нужен. И ведь с каждым годом все хуже и хуже, ибо мотылек стареет, толстеет, порхать с цветка на цветок уже весьма утомительно. Да и цветочки-то после первых ста, как известно, все одинаковы.
В общем, сделайте, сделайте старому жуку счастливо. А змеюку со змеенышами придавите, чтобы довольством глаза не мозолила.
Однако Ланнистерова дщерь не из-под ближайшего куста взята во дворец. Аррен, к которому Роберт наверняка ткнулся за решением, определенно должен был послать дурачка подальше. В интересах государства с Тайвином не ссориться, скандала в королевском семействе не затевать и оставить все так, как – не без горячего участия Роберта – сложилось. И сколько бы король ни плакал и не бил на жалость, прося освободить его от раздражителя так, чтобы ему из кресла не вставать, государство для Аррена оказалось важнее Робертова самолюбия.
Так что Роберту пришлось все эти девять (или чуть меньше) лет утешаться пьянками, обжорством и сменой партнерш в постели. В последние годы, как мы помним по материалам, предоставленным Катаей Неду, он предпочитал девственниц. Лианну, что ли, в очередной раз воображал? Или, обзаведясь грандионым пузом, традиционно сводящим потенцию к жалким остаткам оной, боялся общаться с более-менее опытными женщинами? Чтобы типа не засмеяли.
Кстати о насмешках и вообще уважении. Дополнительным травмирующим обстоятельством для формирования булимического невроза наверняка послужило то, что окружающие Роберта не уважают и вообще думают о нем как он заслуживает, а не как он пытается себя показать Гавани и миру. Что Совет, что братья, что жена. Один старший шурин, человек романтический, питал какие-то симпатии, и то они ему не мешали Роберту рога наставлять.
Так что король, как вообще все лентяи и эгоисты, погрязшие в саможалениях, не работал над собой, а все больше и глубже освинячивался, пока не дошел до низшей точки. А именно: после смерти Аррена у Р.Баратеона родился гениальный план подставить единственного еще оставшегося у него друга под железный кулак тестя-Ланнистера.
На чем, наверное, и хватит об этой безвылазной грязи. Вроде все сказала, кое-что даже не по одному разу.

Ах нет, не все.

11. Король Роберт как печатный орган

Лет семь назад мой свекор, переехав в Питер из далекого города N и разыскивая квартиру за пять копеек с балконом, фонтаном и садом, вызвал меня однажды на табурет в центре кухни и произнес убедительным голосом: “Аня. Мы с супругой смотрели сегодня вариант на улице К. В газетном объявлении – седьмой этаж девятиэтажного дома, Аня. Мы обошли дом два раза, Аня. И везде – везде, Аня! – у дома было семь этажей. ГДЕ два этажа, Аня?!”
Эээ, начала я, подавив сильное желание похлопать по карманам и сообщить, что я как бы не брала. Понимаете, вы, как и многие другие, очень хотите, чтобы квартира была не на крайнем этаже. Те, кто продает, это хорошо понимают, поэтому пишут 7/9. А то напишешь 7/7 – никто и не придет, видите ли…
Не то говоришь, Аня. Не то, – строго покачал головою свекор, прервав мой жалкий лепет. И, подняв перст, возгласил: – Эта информация размещена в печатном органе! А печатный орган лгать не может!!!
Тут я, помню, с особенной четкостью уяснила себе, какая это нелегкая работа – доказывать чье-то вранье. В большинстве мозги людские устроены следующим образом: кому-то / во что-то верят вовсе не потому, что не представлены доказательства обратного, а совсем по иным причинам.
Опустим естественную, а потому простительную реакцию нормальных людей, осознавших, что их надули и поимели, то бишь отторжение вплоть до огульного и негодование вплоть до огненного. Но естественная реакция со временем проходит, особенно если человек достаточно честен сам с собой. Настоящая беда не с такими людьми, а с другими категориями верящих.
Во-первых, всегда есть те, кто не поймет логическую цепочку доказательных аргументов потому, что глуп / слеп / подростково наивен. Контингент, которому тяжело объяснить не только про ложь, но и вообще что-то взрослое. Им ввиду собственной простоты все кажется простым – кому пока, а кому, увы, перманентно. Поясню на животрепещущем примере: если Роберт знал про Серсеины шалости с братом, мог ли он сделать вид, что не знает? Для группы подростков с банками пива ответ совершенно ясен – ни малейшего сомнения, что нет. Если б мужик знал, что жена изменяет, он бы ей враз бóшку оторвал. И потом, раз он нигде не сказал в тексте, что знает, так он и не знает, во. И неча лажу гонять.
Правда, жизнь таких пивных деток обычно учит. Представим, что через пять-десять годочков тот, кто громче всех орет сейчас про отрывание бóшки, женится на дочери местного авторитета. И будет жена в силу каких-то своих причин ему изменять. И уже-не-подросток, как бы ни были ветвисты его рога, отнесется к ситуации совершенно иначе, чем на посиделках с друганами за пивом. А уж если индивидуум займется политикой, и папа его неверной жены – шишка в правительстве, это будет еще более продвинутый уровень понимания ситуации.
Но пока разновозрастные подростки не вышли из своего баночно-пивного уровня, то бишь, как говаривал Кастанеда, не набрали достаточно силы, чтобы понять взрослое, им практически невозможно это взрослое объяснить.
Вторая группа, которую поди выколупни из атомного бункера, – те, кто верит потому, что верит. И точка. В принципе парой нацеленных ядерных взрывов можно взорвать их веру, но это, граждане, жестоко. Ведь у них картина мира рушится. Ну кому будет лучше, если убедить в лживости Роберта следующие группы Тех, Кто Верит, Потому Что Верит:
1) Стайка наивных девочек разного возраста, которым насущно необходимо считать, что если мужчинка изображает страдание и романтизьм, то его надо пожалеть, спасти и тем самым самореализоваться. Подобные девочки, правда, частенько кончают плохо, чему яркий пример – дурочка из борделя, родившая Барру. Не в пивное же пузо Роберта она влюбилась, а в несчастную тонкую душу нищасненького, сначала раздавленного смертью Лианны, а потом еще перемолотого в пудру политикой.
2) Отряд наивных мальчиков разного возраста, которые искренне полагают, что, если они верны (или считают необходимым верность) единственной любви, значит, любой, кто декламирует: “О, я, несчастный, я разрушен потерей и никогда не утешусь!”, тоже на деле верен. А преданные и брошенные бабы по всей стране – это так, мелкие и простительные издержки неистовой душевной боли.
Чрезвычайно забавно, что у Мартина воплям Роберта на тему верят, кажется, только два мужских персонажа, оба люди очень верные по натуре, но с реализмом у обоих большие проблемы: Нед Старк и Джейме Ланнистер. Особенно трогателен последний, приткнувший сеструху, затеявшую не к месту базар насчет визита в крипту. Доведись Джейме быть на месте Роберта, он бы примчался за пол-Вестероса и точно кинулся к могилке Серсеи, не утерев пот со лба. И плевать ему на правила приличия, равно как и протесты антуража.
Джейме, кстати, отличный пример того, что делает с людьми, верящими потому, что они верят, разрушение картины мира, основанной на вере. Всю четвертую книгу красавчик, потеряв жизненные ориентиры, носится как ошпаренный с налитыми кровью глазами, все мучаясь, кому сестра дала, а кому еще нет. Как ему, наивному, объяснишь, что Серсея не менее верна брату, чем он ей. Только очень по-своему. Что ей все эти промелькнувшие и забытые постельные игрушки, политические орудия и прочая мелочь любого пола?
Серсея вообще имеет особый тип интимных предпочтений. Королева Ланнистеров не гомо- и не гетеросексуальна. Она – моносексуальна.
А иногда стереосексуальна, когда в постели со своей копией. Но это всего лишь улучшение, так сказать, качества звука. И не более.
Да, но попробуйте объяснить все это Джейме, который Верил, Ибо Верил. А теперь хоть объясняй, хоть нет – после памятного разговора с Тирионом мир рухнул.
Так я к чему. По моему глубокому убеждению, людьми, которые верят потому, что верят, надо искренне восхититься и оставить объяснения мирозданию. И вы целее будете, и верящие, и мироздание.
Посему если для кого вдруг король Роберт, как печатный орган для моего свекра, лгать не может, то добро ему, я таких решительно оставляю мирозданию. Но все же мягко замечу: те, кто свято верит в правдивость как печатного органа, так и короля Роберта, могли бы, по большому счету, выбрать себе для веры что-нибудь поприличнее.

12. Нед как лютоволк

Как ни печально, Нед – это, конечно, волчица. Причем в более глубоком, чем кажется на первый взгляд, смысле.
Ведь для детенышей именно гибель матери стала тем, что переменило их судьбу. Не погибни она – ну и выросли бы они лютоволками, ужасом вестеросских полей и огородов лесов и прочих северных территорий. Чтобы выйти за рамки обычной судьбы сильного хищника, но не более чем животного, чтобы проявить свой потенциал хранителей, вернейших друзей и неотъемлемой части юных Старков-варгов, надо было, чтобы щенки трагически осиротели.
Что-то очень похожее у Неда с детьми. Останься он жив, они были бы при нем, в его тени, под его опекой. Чтобы выйти за рамки обычной судьбы, им надо было внезапно и жестоко осиротеть. Тогда вдруг выясняется, что, как известно, тяжкий млат, дробя стекло, кует булат. Очень интересно наблюдать, что именно очень, очень тяжелый удар – смерть Неда – выковывает из его детей. Получившиеся клинки, конечно, несколько разнятся, но все они, несомненно, булатной стали. Даже Санса, из которой Кейтилин ну очень пыталась сделать тепличное существо, оказывается далеко не стеклом.
С другой стороны, не погибни Нед, качество булата в клинках было бы заметно ниже. Даже там, где Арья и Джон. Санса, та и вовсе имела бы неплохие шансы рано или поздно деградировать до того, что хотела воспитать Кейтилин.
Это не умаляет, разумеется, заслуг Неда в воспитании детей. Перед тем, как погибнуть, он вложил в детей ну пусть не все, на что был способен, совершенство в реальном и мартиновском мирах по определению невозможно. Но почти по максимуму и к совершенству довольно близко. Хотя ему самому кажется, что нет, и это естественно для человека до такой степени честного, совестливого и вообще перфекциониста. Но, как бы это поточнее сформулировать, дальше Неду с судьбами своих детей не справиться. Для них настало время оторваться от волчицы, резко повзрослеть и идти дальше самостоятельно, кому куда.
Нед, правда, раз и навсегда задает им масштаб. Никто из его детей никогда не удовлетворится меньшим, чем был отец. Даже его гибель – это, говоря приблизительно, такая вспышка сверхновой, в огне которой рождается не одна галактика, а сразу много. Что-то очень реалистичное есть в том, что Нед в жизни почти ничего не получил для себя, зато все отдал детям – и они вышли вот такие, потенциально способные стать галактиками.
Абсолютное, странное и довольно горькое, но все же счастье родительства. Хотела бы и я так.

1. Отцы и дети

Последний комплекс проблем, который нельзя не затронуть, разбирая главу Неда, пожалуй, обозначим так: “Аррен и его семьи”. Или, если брать в несколько более узком смысле, “Аррен и его сыновья”. Между прочим, правильный ответ на вроде бы простой вопрос, сколько у Джона Аррена сыновей, невозможно дать исключительно по генеалогическим данным из таблиц, которые заботливо и исправно кропает Мартин в конце каждого тома. Ибо отцовство – понятие не только (и не столько) биологическое. Вообще Мартин не устает исследовать нюансы проблемы “что есть отцовство и с чем его едят” – и популярно разъяснять нам это на все новых и новых пальцах. Ну вот хотя бы. Является ли Тайвин биологическим отцом Тириона? Возможны варианты. А вот с точки зрения жизненно-психологической ответ совершенно однозначный: Тайвин всю дорогу Тириону никакой не отец, а вовсе даже соперник.
Или возьмем Джона Сноу. Опять же от чьего бы семени он технически ни произошел, Нед ему самый настоящий и абсолютно неподдельный отец. Когда и если отцовство Рейегара Таргариена обнаружится, станет ли Нед для Джона менее отцом? Я полагаю, что ни на йоту. Джон человек правильный.
Очень любопытно, что у самого Неда отцов, скажем так, больше одного. Никоим образом не желая умалить светлый образ Рикарда Старка, мягко замечу, что по его имени назван все-таки младший из сыновей Неда. В то время как самый старший отпрыск (фактически сын, даже если племянник) получил имя по Джону Аррену.
Золотые дни тинейджерства и юности, если они благополучны, всегда кажутся потом несколько слишком золотыми, это понятно. Но тем не менее о годах, проведенных у Аррена, Нед вспоминает с особенно сильным и теплым чувством. И не он один, между прочим. Вот стоят Роберт с Недом среди могил Старков и вспоминают, как любили покойного Аррена и каким особенным человеком он был в их жизни. Все очень сдержанно, даже скупо, без водки и суровой мужской слезы, но та и другая были бы вполне в тему. Больше бывшим воспитанникам своего приемного отца помянуть будет негде, да и некогда, но здесь, сейчас, это сближает их даже больше, чем скорбь по Лианне. Потому что без истерических восклицаний и элементов наигрыша – оно всегда убедительнее.
Правда, сближает ненадолго. Обсуждение проблемного клубка потому и невозможно отложить на как-нибудь потом, что настоящее горе по отцу как-то невзначай переходит в какую-то совсем другую оперу, и надмогильная беседа братьев по Аррену затрагивает такие темы, которые без бутылки выявления скрытых пружин оценить невозможно. Расскажи про Джона, просит (вполне логично) Нед. Никогда, никогда не видел, чтобы такой здоровый мужик так внезапно заболел и тем более помер, к тому же ему нутро прожгло ажно насквозь, охотно делится Роберт толстым намеком на тонкие обстоятельства. А жена его так совсем крышею поехала и не дала, дура, мне ихнего дохлого мальчонку выдать Тайвину Ланнистеру на дрессуру. Можно подумать, я хотел этому мозгляку чего-то плохого, бабе бы радоваться и рыдать от счастья, а она вместо этого ррраз! – и похитила! Собснаго сына! Где ж это видано? Увезти дите от его тезки-короля, обидев меня, рассердив Серсею, оскорбив Тайвина… Совсем чокнулась, думает о каком-то идиотике, вместо того, чтобы войти в мое сложное положение мужика, вынужденного трахаццо с Серсеей. И если б тебе, Нед, приходилось с моей мадам интимно общаццо, ты бы тоже думал исключительно о себе, а не о каком-то там своем племяннике. Да! Кстати! Ты, суровый мужик! Мне нового десницу надо! Джон коварно помер, и остался я без десницы, а заодно лорда Долины и Хранителя Востока.
До сих пор абсолютно все в рамках характера Роберта, ничего нового. Хорошего тоже, но это уж что сделаешь, дрянь-человек. Но дальше становится интересно. А почему хранитель Востока не сын Джона?.. – начинает Нед. Ему хватит и Гнезда с доходами, гавкает отрывисто отвечает Роберт. Но, удивляется Нед, титул Хранителей Востока традиционно передается Арренам вместе с владением… Если когда этот мозгляк подрастет хотя скорее всего он освободит меня от необходимости его учитывать значительно раньше, я, может, ему и верну должность, а пока извините, отвечает Роберт, мне надо крутого вояку на этом месте. Но, говорит Нед, у нас сейчас как бы мир, титул абсолютная формальность, а ты Джону слишком многим обязан, имей совесть.
Тут, как ясно указано в каноне, Роберт приходит в такое раздражение, что даже снимает руку с плеча Неда. Это он мне, королю, был обязан служить, с необыкновенной тонкостью чувств и силой логики парирует он. Не то чтобы я был неблагодарен, я самое благодарное существо на земле, как ты можешь думать обо мне иначе? Но раз я сказал, значит, я сказал, а если сказал я, значит, правильно. Да, кстати! Ты будешь мне отличным десницей!
Что тут следует сказать. Можно, конечно, расценить усилия могучего Робертова ума, как делала героиня “Бешеных денег” в переводе Михалева: “Таких мудаков просто не бывает. *смотрит на своего любовника*. Ээээ… бывает. Но очень редко”. Однако Роберт в житейском смысле вполне себе неглуп. Просто гнет по трупам всех остальных свою эгоистическую линию. Я уж не буду подробно про финал отрывка, где из обычного порыва Неда поступить по совести ну никак не может быть выведена крайняя пригодность Неда для работы десницей. Следует, в общем, совершенно обратное: этого идеалиста, не понимающего необходимости предательства всех и вся ради покоя королевского зада политических реалий, нельзя к политике подпускать на дневной полет дракона. И если Роберт из надмогильной беседы вдруг ясно видит, что Нед как нельзя лучше годится для некоей работы, сей труд на благо королевского зада заключается в чем-то совершенно ином, нежели деятельность первым министром. И так далее. И хватит на сем, ибо говорено неоднократно (хотя лишнее доказательство правильности умозаключений, как известно, никогда не лишнее).
Но насколько Роберт обязан Аррену, и насколько Аррен был обязан Роберту, и что там за отношения до поднятия занавеса, и при чем тут Лиза и незадачливый Робертов тезка, а также – что, кроме интенсивно педалируемой Робертом темы “как я обожал твою сестру!”, связывает воспитанников Аррена, следует, пожалуй, разобрать подробно.

2. Аррен в первом приближении

Что нам, собственно, известно об Аррене до начала Робертовой заварушки?
Он старший сын и наследник лорда Джаспера Аррена, главы одного из семи Великих Домов. Аррены – бывшие короли Горы и Долины и, как не устает указывать Мартин, являют собою одну из стариннейших и чистейших линий андальской знати.
Когда Джон Аррен унаследовал титул отца, не совсем понятно, но из речей Мизинца на тему напрашивается предположение, что где-то в молодости. Не слишком рано, не слишком поздно.
В первый брак вступил с Джейне Ройс, умершей родами вместе с новорожденной дочерью.
Вторично женился на кузине, Ровене Аррен, которая оказалась бездетной и умерла от зимней лихорадки. Этот брак, видимо, был куда более длительным, чем первый. Хотя бы потому, что все успели разобраться, кто виноват в отсутствии детей.
С третьим браком лорд Аррен торопиться не стал. Тем более что у него, как выясняется опять же из Мизинцевых назиданий-откровений Сансе, был наследник – племянник Элберт (от младшего брата Роннела Аррена, умершего молодым от острого живота. Может, от обыкновенного аппендицита, в средневековье бывало сплошь и рядом). А также у лорда Долины была куча племянниц (сначала восемь, потом, после очередной эпидемии, шесть – все равно немало) от сестры Алис, в замужестве Уэйнвуд. Причем старшая из достигших совершеннолетия племянниц к моменту начала гражданской войны была замужем и на сносях.
Так что Джон Аррен, особенно если он вторично овдовел в солидном возрасте, вполне мог себе позволить не развлекать Вестерос на манер Уолдера Фрея не жениться, а взять для утоления одиночества воспитанников, причем не одного, а целых двух мальчишек близкого возраста. И был прав, потому что стал счастлив и совершенно не одинок. То же самое следует твердо сказать в отношении Роберта (мальчик, как помним, круглый сирота, а в Гнезде он нашел отца и брата, которые ему раз и навсегда стали дороже Станниса и Ренли) – и, с некоторым допуском, Неда (отец и братья которого были тогда живы и любимы Недом, но Нед такой человек, что в нем и любви, и верности хватит на всех).
Воспитание, которое Аррен давал мальчишкам, трудно назвать типично мужским. Хотя оно, конечно, таким было – в воспоминаниях Неда ни малейших следов женщин в семье (я не о служанках и не об утолительницах мужских желаний). Но, как бы это сказать, Аррен в флэшбэковых воспоминаниях не сильный отец, а скорее любящий и снисходительный дед. Уж слишком они все трое на равных – дед с внуками, или, если угодно, дядя Федор, пес и кот.
Но в любом случае им было вместе хорошо, и бывшие мальчишки через годы это отлично помнят, любят и благодарны. Ну, кто насколько способен.
Потом заполыхало по всему Вестеросу, и в Долине тоже все стало скверно, но об этом чуть позже. Пока попробуем прицельно поглядеть, что происходило с Арреном до момента принятия пацанов на воспитание. Ведь что лорду Джону лет тогда уже немало, особенно по средневековым меркам, из текста совершенно ясно. Опустим мнение Лизы, считающей жениха стариком, там можно списать на особенности содержимого дамской черепной коробки. Но вот Аррен к началу войны уже почти что дедушка не в психологическом смысле, а самым естественным образом – через племянницу.
Если же глянуть данные импортных мартинознатцев, все и того круче. Ибо Джон Аррен у них по ориентировочной дате рождения почти что годится в отцы Тайвину Ланнистеру. А у того к турниру в Харренхолле Джейме мальчик совсем взрослый.
В общем, до появления Неда с Робертом в Гнезде лорд Джон прожил длинную жизнь, и поискать подробностей оной было бы, пожалуй, полезно. Ибо посеешь характер – пожнешь судьбу, а судьба Джона Аррена как персоны № 1 1,5 в королевстве слишком уж сильно влияет на судьбу Вестероса вообще и обитателей его в частности.

3. Аррен и Джейне

Самый отдаленный и туманный момент в истории лорда Джона – его первый брак. Тем не менее из скупой фразы в генеалогической таблице кое-что вывести можно. Тем более что мы знаем, как заключаются браки вип-персон в средневековье (причем не только вестеросском). Ну, во-первых, они обязательно заключаются, что бы ни желал по этому поводу наследник или глава Великого Дома. У вип-персон Вестероса, так сказать, в должностных обязанностях прописано дать потомство, желательно мужского пола. Но это в сухом остатке. А вообще-то все как в жизни: те, кто на самом верху, тоже люди, и руководствуются они в общем теми же принципами, что и прочие, не столь высокопоставленные, граждане.
Бывают браки по любви. Даже среди глав Великих Домов. А кто сомневается, вспомните хотя бы Тайвина Ланнистера, что ли. Или состоявшийся брак Молодого Волка, тоже очень показательный пример.
Бывают браки чисто из политических соображений. Чтобы не ходить далеко – король Баратеон и королева Ланнистер в этом смысле чистейшей прелести чистейший образец. Или несостоявшийся брак Молодого Волка, опять же очень было бы показательно.
Но крайние случаи типа Робба, пожертвовавшего политикой ради Жиенны, или Неда, который явно что-то такое имел к Эшаре, а женился на Кейтилин, – это все-таки, наверное, исключение из правила. Равно как безмерная взаимная любовь Рейегара и Лианны. Или столь же безмерное взаимное отвращение Роберта и Серсеи. Даже в чисто политическом браке можно путем длительной и кропотливой работы дожить до любви, как Нед с Кейтилин. А где-то брачующиеся сразу друг другу симпатичны, хотя без политики из союза ничего бы не вышло. Возьмем хотя бы брак леди Оленны, которая достаточно прозрачно намекает, что за тогдашнего главу дома Тиррелов пошла не без соображений политических, но, видимо, и не без прочих иных – вряд ли уж она в романтической младости так решительно пресекла попытки выдать ее за кого-нибудь из Великих И Психических Таргариенов исключительно по велениям холодного разума. Да и слишком уж нежно она язвит по адресу что здравствующего сыночка, что покойного муженька.
Как обстояло дело с соотношением любви и политики в первом браке Джона Аррена, мы, строго говоря, не знаем, но по косвенным данным можем кое-что предположить.
Аррен – жених завидный. Он не только глава одного из Семи Домов, но еще сродни Великим и Психическим. Белая кость, чистая кровь, соколиный глаз высокая честь. Но первый его брак в общем довольно скромен. Конечно, род Ройсов захудалым никак не назовешь, но все-таки барышня Ройс всего лишь девушка из местных. Логично со стороны долинной знати сделать попытку повлиять на своего лорда, подсунув ему жену из своей семьи. Осторожно предположу, что попытались все, кто на этот момент обладал подходящими девицами на выданье, то бишь имела место быть большая гонка за звездным женихом, и Ройсам просто удалось опередить остальные долинные кланы. Благодаря качествам Джейне, влюбившей в себя молодого Джона, или Ройсы так отлично провели интригу, или всего понемногу – это пока не просматривается. Увлечение лорда молодой женой не обязательно, но очень вероятно.
Но когда Джейне и ее ребенок умирают в родах, романтическим чувствам и политическим расчетам равно приходит конец. И нужно выбирать снова. Потому что в должностных обязанностях прописано, сами знаете.
И вот тут лорд Аррен, во-первых, уже точно выбирает сам. А во-вторых, выбор его весьма показателен с точки зрения характера.

4. Аррен и Ровена

Не верю, чтобы после смерти Джейне знать Долины не попыталась снова затеять большую гонку за по-прежнему звездным женихом. Кто же из политиков откажется от своего человека в постели своего начальника.
Однако лорд Аррен женится на кузине. Причем Ровена не просто двоюродная или троюродная сестра, мало ли какие родственные узы могут связывать верхушку Долины. Вторая жена носит ту же фамилию, что и муж. А следовательно, является представительницей той же семьи. И никакая новая группировка не сможет политически давить на владетельного молодожена.
Конечно, Арренов (как следует опять-таки из речи Мизинца) в Долине много, некоторые нищие, некоторые связались с бизнесменами опростились до неприличия. Но в любом случае это те же самые Аррены, которые могли доставать лорда Джона, ссылаясь на родственные связи. Ну, вот теперь они в родстве и с лордом, и с его супругой. Много ли это им даст в плане расширения влияния? Вряд ли.
Итак, женитьбой на Ровене Джон Аррен явно находит способ уклониться от попадания под прессинг влияние через жену со стороны еще какой-нибудь группировки вассалов. Кроме своей родни – но тут, как понятно, нет ничего нового. И на самом деле это довольно много говорит об Аррене как политике. Его методы подчинения ничем не напоминают модель “а вот были такие Рейны из Кастамере, все помнят?”, которую широко использует Тайвин Ланнистер. Но в Долине до момента смерти Аррена в общем все спокойно. Аррен скорее уклонится от прямой схватки и не станет демонстрировать железный кулак, но свои земли он полностью контролирует. А значит, политик хороший.
Между прочим, престиж Аррена как политика высок и вне Долины – иначе как он получает себе на воспитание наследника рода Баратеонов, к тому же родню королям? И при всей политичности сохраняет правильные нравственные установки – иначе вторым его воспитанником не стал бы Нед. Не та семья Старки.
С другой стороны, Ровена, как близкая родственница, Джону еще более своя, чем Джейне. Можно предположить, что второй брак был еще и тихой гаванью после трагических событий, связанных с первой женой. Предполагать любовь с детства в принципе тоже можно, но зачем? Любовь между лордом Арреном и его второй леди возможна, но не обязательна. Зато совершенно обязательны психологический комфорт, душевное сродство, взаимопонимание, ну и возможность дружно тащить упряжку власти (тяжелую, между прочим) в одну сторону.
Дружба, сказала бы я. Возможно, любовь-дружба. Со временем почти наверняка – ведь Джона, который явно остро хотел своих детей, брак с бездетной Ровеной почему-то устраивает в течение многих лет. Никаких следов недовольства Аррена бездетностью супруги, равно как ни малейших попыток развестись, сослать в Молчаливые Сестры или там, допустим, отравить некачественную производительницу. Равно как нет ни намека на побочные семьи, появление дополнительных Стоунов и даже сброс напряжения на стороне с любовницами. Брак отчетливо стабилен, а значит, чем-то очень устраивает лорда Аррена. И дело тут не только в политике, которая, конечно, вещь важная, но и в личных качествах леди Ровены. На годы (скорее, даже десятилетия) создалась устойчивая равновесная система, обеспечивающая стабильность и спокойствие и в политике Долины, и в личной жизни ее лорда.
Тогда понятно, почему, потеряв Ровену, а заодно покой и стабильность, Аррен затосковал в одиночестве. Но рисковать, трезво оценив свои шансы найти еще раз в браке большую дружбу, не стал, а взял воспитанников. Причем если Роберт как наследник Баратеонов и немножко Таргариен еще мог быть взят в Гнездо из соображений политических (без них, полагаю, обойтись и не могло), то второй сын лорда Рикарда Старка уж точно оказался у Джона под крылышком для семьи – и из любви, конечно, куда без нее.
И это был второй правильный выбор лорда Аррена, еще раз обеспечивший ему теперь уже не просто покой, но еще и счастье.
Но тут, как помним, заполыхало.

5. Аррен и начало войны

Мне иногда кажется, что Эйерис подписал себе смертный приговор в тот момент, когда затребовал у Аррена на верную смерть Неда и Роберта. (Очень мартиновский механизм воздаяния, кстати.) Да, восстание Севера после расправы с лордом Старком и его наследником неизбежно. Но на примере войны Молодого Волка с Ланнистерами хорошо видно, чем бы все закончилось. Северянам нельзя переходить Перешеек, не обеспечив себе по-настоящему сильных союзников на Юге. Талли Робба поддерживали, но их одних, оказывается, мало. Более того, Роббу ни разу не изменила и военная удача. Но чем все закончилось? Одно крупное предательство союзников – и, собственно, на этом все.
Аррен, может быть, испытывает не меньше эмоций, чем потерявшие Неда Старки. Но Робб, как ни крути, всего лишь неопытный мальчик. Разумеется, Кейтилин, лучше знающая политическую кухню, трудится для сына на ниве дипломатии как может. Однако Робб выходит из-под влияния и начинает жить своим умом – и это его конец, а заодно и конец восстания Старков.
Лорд Долины на момент начала мятежа, не совсем справедливо обозначенного именем Р. Баратеона, имеет за плечами десятилетия ума холодных наблюдений и сердца горестных замет. И не только в жизни частной, но, конечно, и политической. Воевать с Таргариенами он будет в любом случае – выхода нет. Но лезть на рожон, не попытавшись сколотить коалицию, смерти подобно, и Аррен в отличие от Робба это понимает.
Какими силами располагают мятежники, начиная мятеж? Старки с молодым Недом – это понятно. Баратеоны с формальным главой дома Робертом – тоже само собой, еще бы нет, с учетом непрекращающегося изнасилования где-то там на юге хрупкой, беспомощной Лианны. Если выступит Аррен с силами Долины – это уже три дома из семи. Талли нейтральны, сподвигнуть их на поддержку мятежа можно, но придется платить хорошую цену. Кровью, плотью и властью, да еще и в двойном размере. Тайвин Ланнистер в войну в конце концов вступил, но все помнят, когда? Что делали Тиррелы и Мартеллы, тоже не секрет. Расценим ситуацию трезво: войну, начавшуюся после казни Неда, Старки с поддержкой только Талли проиграли Ланнистерам; в войне, начавшейся после казни Рикарда и Брандона, Старки с поддержкой только Баратеонов были бы быстро, наголову и вчистую разгромлены Таргариенами.
Если бы не Аррен. И его политика.
Может, не все, но очень многое действительно решилось в момент, когда Эйерис с высот Железного Трона распорядился, чтобы Аррен немедленно выслал в Гавань приемных сыновей. Да, на действия Аррена наверняка повлияло то, что случилось в Гавани с Элбертом, но именно требование выдать свое единственное счастье, своих обожаемых мальчишек, стало, как мне кажется, последней каплей. Аррен при всей своей неагрессивности и уклончивости собрал знамена. С этого момента, собственно, и начался настоящий мятеж – поединок на равных, а не избиение младенцев.
Что, между прочим, много говорит о том, сколько политического влияния за долгую жизнь успел накопить тихий лорд Джон.
Вообще если глянуть на эту невеселую ситуацию с точки зрения “отыграем трагедию комически”, эмоции действующих лиц можно высветить с крайней рельефностью, вспомнив бессмертный эпизод из “Операции Ы”. Репетиция ограбления. Диалог: “Вы должны были РАЗБИТЬ ее!” – “Разбить.” – “РАЗБИТЬ!” – “Вдребезги.” – “ВДРЕБЕЗГИ!!” – “Поллитру”. “ПОЛЛИТРУ!”. – “Хе. ДА Я ТЕБЯ ЗА ЭТО!!!..- “Но-но-но!”
Вороватый завскладом совершенно искренне не понимает, почему нельзя для его личного блага пожертвовать какой-то там поллитрой. Точно как Эйерис. В то время как Никулин в отличие от, блин, Великих Руководителей отлично знает, что есть Настоящая Любовь. Пусть даже и к поллитре.
А теперь вспомним, насколько счастье всей жизни Аррена важнее бутылки водки. И поймем, почему негромкий накал эмоций лорда Долины достиг такого градуса, при котором рушатся троны и королевства.
(Кстати, ставлю поллитру, что Эйерис (точно как завскладом) так и не понял, чем вызвал столь бурную реакцию. И, разбивая вдребезги очередную поллитру мучая для душевного покоя очередного бедолагу, бормотал себе под нос: “А че я такого сказал-то?..”)

6. Война и политика

Назвался груздем – полезай в кузов. Я не думаю, что в тот момент, когда Эйерис потребовал выдачи Неда и Роберта, молодые главы Великих Домов понимали, чем все чревато. (В точности как сын одного молодого главы, он же тезка другого – через два десятилетия. ) Нед человек умный и сдержанный, но, полагаю, и у него доминировало желание крррррови, мести и преисподней. Про Роберта я вообще молчу. Полагаю, что с момента побега Лианны он только и делал, что орал, выл и жаловался, как его обездолили. Между прочим, в Гавань требовать справедливости рванул не Роберт, но Брандон. Почему бы это? Аррен не пустил Роберта железной рукой? Ну, может быть и так а свиньи летают. А может быть, при большом количестве шума и пыли Роберту и тогда свой зад был дороже абсолютно всех и всего. Не то чтобы я считала, что ехать в Гавань с претензиями к Психическому Королю разумно. Но если Роберт действительно такой пылкий и верный простофиля, каким любит выставляться, полное отсутствие попыток рвануть в столицу весьма странно. Но ладно, сколько бы дерьма ни числилось за Робертом, а в крайности впадать не следует. Примем вполне вероятный средний вариант: заботливый дедушка, оберегая мальчишек, до последнего момента ничего им не говорил.
Кто отлично понимал, в какой кузов придется лезть, так это, несомненно, многоопытный Аррен. Собственно, еще до того момента, как он начал сзывать знамена, лорд Долины просто не мог не оценить ситуацию со всех сторон. Что надо либо воевать, либо выдавать мальчишек – это понятно, и выбор даже не обсуждается. Ага, а теперь вспоминаем всю долгую историю бунтов против Таргариенов за столетия их господства в Вестеросе – и делаем не слишком обнадеживающие выводы. Да, у Великих Психов сейчас нет драконов, а то предприятие было бы совсем безумным. Но даже и так мятеж – весьма сомнительное мероприятие. Если не подготовить его как следует.
Распорядок мятежа устанавливается следующий. Аррен мобилизует силы Долины. Нед отправляется поднимать Север, это понятно (и на Неда можно положиться как на каменную стену). Роберт начнет зажигать в своем уделе. Насчет положиться тут сложнее, но лихие партизанские набеги на какое-то время отвлекут внимание Таргариенов на себя и дадут время Северу добраться до юга, а лорду Долины поработать над вербовкой союзников. Я бы здесь добавила, что Роберт и из войны умудрился устроить совершенный бордель. Но с него что взять. Свою роль отвлекалки выполнил, и то спасибо. В остальном старший воспитанник годится только на вывеску – что на войне, что когда-нибудь, возможно, на троне. Хотя собирался ли Аррен в тот момент вырезать под корень Таргариенов и посадить Роберта на трон с собою в качестве серого кардинала – не знаю. Сомневаюсь. Разве что как крайний, вынужденный и маловероятный вариант.
Конечно, плох тот стратег, который не думает в начале войны о том, как ее закончить. Аррен, вероятно, что-то такое думал. Но главным образом он все-таки в тот момент сколачивал боеспособную коалицию и обеспечивал хотя бы нейтралитет со стороны Великих Домов. Да, Тайвин Ланнистер вступил в войну ровнехонько так, чтобы не опоздать к дележу пирога (и все равно слегка припоздал). Но давайте не забывать, что он и на стороне Эйериса не выступил – несмотря на своего драгоценного Джейме, фактически заложника в Гавани. Да, Мартеллы мятеж не поддержали, но опять же давайте не забывать, что, невзирая на Элию и принца Ливена (тоже ничего так уровень заложников), они и горячей поддержки Эйерису не оказали. Интересно, кто-то еще думает, что, выступи Роберт и Нед вдвоем против Таргариенов, Мартеллы и особенно Ланнистеры вели бы себя так же? Но когда против Таргариенов выступают не два Великих Дома с мальчишками во главе, а два с мальчишками и один – с Арреном, это уже выходит совершенно иной уровень разговора.
А уж когда Аррен согласился уплатить цену, запрошенную Хостером, трон под Эйерисом конкретно завибрировал. Талли обеспечили свою поддержку задорого, но, надо признать, отработали честно. Плюс Нед, плюс, между прочим, Станнис, который по-всякому молодец, – ну и Роберт, как мы помним, местами пригодился. Но давайте честно признаем, что мозгом, связующим звеном, главным организатором и основным противником Таргариенов был все-таки Аррен.
И цену Хостера тоже выплатил по крайней мере наполовину Аррен. Так что подробности купли-продажи требуют отдельного внимания.

7. Военно-дипломатические браки в свете челночной дипломатии

Как известно из старого анекдота, однажды Киссинджера спросили, что такое челночная дипломатия. И он с удовольствием разъяснил. Следующим образом.

Допустим, прихожу я к Рокфеллеру и говорю: послушайте, Рокфеллер, вы хотите иметь своим зятем крутого сибирского мужика? - Фу!- говорит Рокфеллер. – А если он при этом будет президентом швейцарского банка? – О, это другое дело!
Дальше совсем просто. Прихожу в швейцарский банк, спрашиваю: вы хотите иметь своим президентом крутого сибирского мужика? – Фу-у, – говорят в банке. – А если он при этом будет зятем Рокфеллера? – О-о, другое дело!
Потом просто пустяки. Приезжаю к крутому сибирскому мужику, спрашиваю: хочешь жениться на американской еврейке? – Да у нас своих девок!..- говорит тот. – А стать при этом зятем Рокфеллера? – О-о! Другое дело!
И, наконец, сущая ерунда. Прихожу я к дочери Рокфеллера, спрашиваю: хочешь иметь мужем президента швейцарского банка? – Фу-у, – говорит она. – А если это будет крутой сибирский мужик? – О-о-о-о!!…

Вот примерно так все и происходит. Только без Киссинджера. Но схема аналогичная.

Хостер, вы хотите ввязаться в войну с Таргариенами? – Да вы что? – А если при этом выдадите обеих дочек замуж за двух глав Великих Домов? – О! Это меняет дело!!
– Аррен, хотите жениться на дуре и к тому же не девственнице? – Ээээ… как бы помягче сказать… – А если при этом вы получите военные силы Талли в свое распоряжение для борьбы с Эйерисом? – О! Другое дело!
И наконец: – Лиза! Хочешь замуж за старика с запахом изо рта? – Чтооооооо?! – А если при этом он глава Великого Дома? – О-о-о!..

И только Мизинец никому, кроме себя, не нужен, а посему челноки к нему не летают, и из дипломатических переговоров его выносят на закрытых носилках долечиваться по месту жительства.

8. Военно-дипломатические браки с точки зрения Хостера Талли. Теоретические аспекты

К бракам у лорда Хостера Талли особое отношение. Если вспомнить, почему Бринден покинул на многие годы Риверран, можно даже сказать, что устройство браков родных -Хостерова навязчивая идея. Бринден должен быть женат. Кейтилин должна быть замужем. Лиза пропадет, если ее не пристроить за хорошего мужа. Что-то в упорном стремлении Хостера загнать окружающих шеренгами к алтарю есть от молодых женщин, счастливо вышедших замуж и пытающихся теперь устроить жизнь несчастных окружающих, вне зависимости от пола. Вот много, много воды утекло вокруг Риверрана, а Хостер на смертном одре все никак не может забыть брату, что тот не дал себя женить.
Из чего можно заключить, что, во-первых, Хостер в браке неколебимо счастлив – и железно верит в срочную необходимость обеспечить аналогичное счастье остальному человечеству. А во-вторых, для мышления Хостера характерна твердая вера в свою правоту и, скажем мягко, проблемы с пониманием чужих точек зрения. Если еще разок принять всерьез полусерьезную теорию соответствия Великих Домов планетам в астрологии, Меркурий у Талли, конечно, рулит. В двух формах, как и положено в астрологии: близнецово-воздушной и девье-основательной. К первой категории относятся Эдмар и Лиза (к сожалению, Мартин демонстрирует на обоих в основном наихудшие близнецовские качества – сильно подзатянувшийся кишиневский период Эдмара и Лизино упоение собственными несчастьями и депрессиями). Кейтилин и ее отец, напротив, образцовые Девы: стойкие, верные, рассудительные, однолюбные, а что упертые и с проблемами по части фантазии и сопереживания – так это у каждого свои недостатки. Так что на папин пунктик “Немедля Супруга Каждому Талли!” Кейтилин реагирует по-девьи – сплошное разумное следование долгу и долженствующее послушание разуму. А Лизе близнецовски хочется сначала поэкспериментировать, ну там, допустим, пусть Петир еще язык в рот ей позасовывает (а был бы в Риверране не только Петир из кандидатов – Лиза бы и с ним целовалась, а может, и не только целовалась – чего, так сказать, водичку не попробовать).
Что до Бриндена и его решительного отказа от женитьбы по велению старшего брата, тут, честно говоря, возможны варианты. В англоязычном фэндоме когда-то был очень моден вариант “он не хочет жениться, ибо гей”. Почему нет, может, и так, Мартин подобных желаний у своих героев, как мы знаем, ничуть не стесняется. Но не менее вероятно, что Бриндену просто по-близнецовски хочется сначала нагуляться. Или охота по-девьи не жениться абы как и на ком по выбору чужого дяди, а найти правильного человека, с кем бы можно реализовать свою однолюбность. Я бы, наверное, сказала, что последний вариант вероятнее других. Но подробно про Бриндена как-нибудь потом.
Дети Хостера делятся не только на условнодев и условноблизнецов, но еще и на умных и, так сказать, тех, кто приходит на битву разумов невооруженным. Уж не знаю, что Мартин имеет против Близнецов, но Эдмар с Лизой оба относятся, безусловно, к второй категории. У лорда Хостера один умный ребенок – Кейтилин.
Причем Хостер в курсе. Вспомним, как он воспитывает любимую дочь, развивая в ней умение мыслить вообще и мыслить политически в частности. Никаких следов того, что он пытался подобным образом развивать мозг Лизы. Равно как никаких следов того, что мозг Эдмара как-то развился в эту сторону (хотя тут, я думаю, Хостер все-таки пытался).
Теперь с учетом вышесказанного попробуем встать на точку зрения Хостера в предреволюционный период. Дочери должны быть выданы замуж. Для умной Кейтилин, всесторонне подготовленной к выполнению функций первой леди, следует искать человека умного и с отличным положением. То бишь организовывать брак, который поможет гармонично реализоваться прекрасным качествам старшей дочери. А, кгхм, маленькой Лизе в мужья обязателен человек надежный, терпеливый, заботливый, психологически стабильный, ну и не бедный, конечно, а также достаточно сильный. То бишь следует организовать брак, в котором младшая, бедняжка, была бы как за каменной стеной (другие качества каменной стены, такие, как выдержка, в общении с Лизой тоже не лишние).
Но, в отличие от Старков или Арренов, за которыми века королевствования и вообще высокая честь, Талли в Речных Землях до сих пор выскочки. Как, собственно, и Тиррелы на юге. И при заключении браков дочерей дома Талли стопудово встанет во весь рост проблема, которую четко обозначат нам Тиррелы через двадцать лет. Хотеть заключить супербрак могут сколько угодно и Хостер, и Мейс энд Ко. Причем самая желательная партия – это, конечно, дочку сразу в королевы. А что? У всех нормальных Великих Домов было, пусть и у нас как у людей. Естественный для выскочек комплекс, не изжитый за века.
Однако у Мартина, как в жизни, хотеть можно много и до посинения. Так, чтобы свезло, случается крайне редко. И все равно требуется длинная, тяжкая, кропотливая работа для достижения результата.
Вспомним, как через два десятилетия после парного брака дочек Хостера Тиррелы будут зажигать в Вестеросе не хуже Уолдера Фрея, выдавая свою драгоценную Маргери абы за кого, только бы костюмчик сидел корона набекрень хоть как-то цеплялась за уши. Огласим весь список мужей красивой и неглупой девочки Маргери:
- гомосексуалист, секс-партнер и страстная любовь родного девочкиного братика,
- садист, начинающий Эйерис и вообще жертва аборта Серсеиного воспитания,
- маленький мальчик.
Причем всем троим Маргери совершенно не нужна. А мечи Тиррелов? – О, это совершенно другое дело!..

9. Военно-дипломатические браки с точки зрения Хостера Талли. Практические аспекты

Понятно, что устроение дочери любимой, разумной на роль первой леди дома Старков Хостер планировал давно, готовил загодя и считает большой удачей. Так и есть. Конечно, до того момента, как горячий северный парень Брандон полезет бить морду всем подлым Таргариенам сразу, и Кейтилин останется соломенной вдовой.
И словно мало крушения тщательно подготовленного (надо думать, заполучить наследника Старков Хостеру было нелегко) брака старшей дочери, тут же на многострадальную голову заботливого папы, как кирпич, падает официальное заявление Лизы, что она, дескать, беременна от Петира, шьет фату и намеревается жить долго и счастливо со своим лейтенантом, который обязательно станет генералиссимусом. Застал папа дочку за утренней раннетоксикозной тошниловкой? Не очень вероятно, ибо зоркая Кейтилин ничего такого не заметила (а вот что сестра вся такая мягкая и застенчивая, пока за Петиром ухаживает, читай – расцветает в первый триместр беременности, Кейтилин фиксирует). Или же младшенькая из депрессивной фазы перешла в маньячную и явилась, чтобы поставить папу перед фактом? В конце концов не суть важно. В любом случае Лиза, судя по тону ее собственных речей, и через двадцать лет гордится своим выступлением. Бедный, бедный Хостер.
Но тут, как мы помним, начинает полыхать, и Аррен обращается ко всем главам Великих Домов по принципу “а давайте подумаем, что бы я мог вам предложить в обмен на то, что вы в создавшейся ситуации можете предложить мне”. Благодаря творческой работе младшей дочери в постели пьяного воспитанника Хостер попал значительно крупнее, чем остальные члены Большой Семерки, и заинтересован в Аррене по самое не могу. От каких бытовых мелочей, однако, зависят союзы великих мира сего.
Чем великие будут меняться, совершенно ясно. Как мы помним, Аррену для своих мальчишек отчаянно нужны войска. А Хостеру для своих девчонок столь же отчаянно нужны женихи.
Самый простой выход, то есть переженить молодежь между собою, к сожалению, не работает. Нет, понятно, что Неду не миновать наследовать невесту старшего брата. Но Роберт покамест еще числится в помолвленных.
У кого из политиков рождается гениальный план выдать Лизу за Аррена, в конце концов тоже не так важно. Хостер и Аррен сошлись в цене. За мечи для войны, за спасение мальчиков и, между прочим, будущий трон Роберта (а также пожизненную должность первого министра) Аррен согласен заплатить, так сказать, своей плотью. Возможные наследники как дополнительный бонус – тоже неплохо.
В свою очередь Хостер приобретает для Лизы едва ли не идеального мужа: власть, кровь, должность, терпение, забота, надежность и прочая и прочая. Все при Аррене, кроме младости, разумеется. Но вы попробуйте найти молодого-красивого и со всеми вышеперечисленными качествами, а потом еще заставьте его взять Лизу в жены, особенно после ее вояжа в Мизинцеву кровать. Тут никакой войны с Таргариенами не хватит.
Остается решить одну небольшую проблему – и можно меняться: вы кольца девочкам, мы войска мальчикам. Не без риска, конечно. Но чего не сделаешь ради любви – в данном случае к собственным деткам.

10. Маленькая девичья проблема с точки зрения Хостера Талли, как в теории, так и на практике

Задним числом третья мадам Аррен может сколько угодно голосить, что, дескать, не виноватая я, лунный чай сам пришел. Но у бедной Лизы всегда виноваты все, кроме нее. Впрочем, даже из ее пьяно-депрессивных истерических речей можно понять, как было на самом деле.
Во-первых, для пушистой козочки, обманом опоенной аццким зельем, Лиза подозрительно хорошо знает состав упомянутого зелья. Нет, можно, конечно, предположить что-то вроде: пока аборт был в ходу и дочка корчилась от боли, папа ходил вокруг, бдительно следил за процессом и флегматично раз за разом повторял рецепт отравы. Но такие вещи предполагайте сами, я уже слишком стара для этого дерьма подобной романтеги. Хотя бы потому, что Хостер нигде ни разу не садист. Человеком довольно ограниченным я бы его уверенно назвала, и что внешнее ему стократно дороже внутреннего, тоже бесспорно. Даже скажу, что он делает то, что делает, не только для блага дочери, но и для своего. Однако при этом дочь любит искренне, и заботится о ней тоже искренне. Просто в меру понимания ситуации. (А что, кто-то из нас умеет иначе?)
Во-вторых, у нас есть показания внимательной Кейтилин, как выглядела Лиза на свадьбе. Мысленно представим себе, что Лиза безмерно и на всю жизнь (как она всем дает понять) любит своего лейтенанта и невольного похитителя невинности. И что вся эта лажа про счастье в шалаше с селф-мэйд-мэном Петиром на самом деле не самообман не очень умной девушки, страдающей маниакально-депрессивными наплывами, а самая что ни на есть чистая правда. Логически рассуждая – как будет в этом случае Лиза выглядеть на свадьбе? Набираем в гугле “Журавлев перед венцом” и “Пукирев неравный брак” – и наблюдаем сочувственное, но реалистическое изображение обеих фаз отчаяния, рыдательной в обществе противного старого папы и покорной в обществе противного старого молодожена. Вуаля.
Только вот Лиза (опять же согласно показаниям Кейтилин, которая в тот момент насчет грязненько-абортной истории ничего не знает, а потому показаниям надо верить) выглядит на свадьбе “очаровательной и полной надежд”. С тем и берите.
Никаких признаков ужасного горя, согласно Кейтилин, нет и после свадьбы: у сестер после синхронной первой брачной ночи столь же синхронная задержка. Лиза не только не в депрессии, но, напротив, похоже, в экзальтации. Ибо строит чисто маниловские по размаху планы – твой будет наследником Винтерфелла, мой – наследником Орлиного Гнезда, и будут они жить дружно-дружно и построят высокую башню, с которой видно даже Москву, и вечерами станут вместе на верхней площадке кушать чай.
Ужасное горе начинается совсем не перед, не вовремя и не сразу после свадьбы с Арреном. Но когда задержка у Лизы оказывается, скажем так, недолгой. То бишь имеет место первый (то есть первый официальный, конечно) из многочисленных выкидышей.
Схема беднолизиного подхода к неприятностям крайне проста: а) Лиза ни в чем не виноватая, б) виноватые все остальные, в) если вдруг Лиза что-то натворила, см. пункт а. Кто виноват в выкидыше, исходя из схемы? Естественно, муж (старое семя, запах изо рта). Ну и, конечно, папа. Ибо Он Обещал.
Что обещал папа, мы, благодаря Мартину, знаем практически дословно. Хостер на смертном одре проговаривает свое обещание младшей дочке, принимая за нее дочку старшую.
Не думаю, что лунный чай стоит наготове где-нибудь у Хостера в аптечке – нет, логично считать, что Лиза сначала гордо сообщает папаше планы своей будущей счастливой судьбы, после чего папа имеет бессонную ночь с ведром валерьянки в обнимку, решая, как быть с идиоткой. Далее он вызывает упомянутое сокровище в кабинет на ковер и начинает уговаривать выпить рюмочку чаю. Сначала наверняка идет сравнительная характеристика двух женихов – Мизинца и Аррена, понятно в чью пользу. Воспитанника Хостер именует не иначе как “этот несчастный юнец” (кстати, довольно нежно, учитывая все обстоятельства) и просит Лизу имени Петира не упоминать (читай – не вопить на весь Риверран, чтобы хоть кто-то остался не в курсе). Дальше, судя по отрывочным речам Хостера, идет обычный для таких уговоров набор – “твой долг”, “твоя мать тоже” – и, наконец, почти целиком главный кусок речи: “Так лучше для тебя, Джон хороший человек, сильный и добрый, он позаботится о тебе, и рода знатного. Слушай меня, я твой отец. Ты выйдешь замуж вслед за Кет. Вот и весь сказ”.
Но чтобы выйти замуж за Аррена, следует вначале, так сказать, подчистить следы былых грехов. Так что пей, дочка. Нет, там нет ничего, что повредит твоему драгоценному здоровью а содержимому черепной коробки уже вряд ли что-то повредит. Только ромашка, пижма и мята, с ложкой меда и капелькой блоховника. После чего Лиза пьет. С ожидаемыми последствиями. Папа рядом и заботливо уговаривает рыдающее дитя – прости меня, дорогая, за эту кровь, у тебя будут другие славные детки. И притом законные. Будь хорошей женой, и боги даруют тебе сыновей. Причем законных сыновей.
Далее приходит день свадьбы, Лиза цветет и порхает, вся такая очаровательная и в радужных ожиданиях. О несчастном неродившемся ребенке, которого она предала ради собственного благополучия (вместе с бессмертной любовью к Петиру и самим Петиром, если припомнить все аспекты ситуации), новобрачная даже не вспоминает. А зачем? Тем более что Аррен в первую брачную ночь поработал не хуже Неда, и обе сестры беременны. Тут начинается эйфория, ибо все не просто сошло с рук, но складывается уж совсем шоколадно.
Бедная Лиза определенно забыла, в романе какого автора живет. За предательство Петира она ответит позже. А вот за ребенка, которого вообще-то мать, особенно декларирующая свою безмерную любофф, должна защищать до последнего, прилетает очень быстро. Остается только рыдать, глядя на племянника и зверски завидуя сестре.
Кто из супругов виноват в том, что не сложилось? (Если отвлечься от беднолизиного алгоритма, конечно.) У Аррена, как мы помним, с детьми не складывается с молодости. Смерть Джейне в родах, бездетность Ровены и проблемы Лизы могут быть явлениями одного ряда. Тем более что лорд Аррен далеко не молод. Но, с другой стороны, Лиза ведь исправно беременеет. Одних выкидышей от Аррена то ли пять, то ли шесть. Я бы лично на этом месте напомнила, что прерывать первую беременность акушеры-гинекологи, скажем мягко, сильно не рекомендуют. Проблемы в третьем браке Аррена как минимум с равной вероятностью могут следовать из нарушений в половой сфере супруги.
Однако тут следует вспомнить любимый алгоритм. Лиза невиноватая согласно пункту А. Виноваты лунный чай, старое семя мужа и, разумеется, папа. Причем папа больше всех, потому что лунному чаю пофиг, если Лиза начнет на него орать, а девушке приятно, когда на ее истерику хоть как-то реагируют. Лорд Аррен на фронте. Зато Хостер под рукой.
К моменту отъезда к Аррену в Гнездо (или в Гавань? В общем, к мужу из родительского дома) Лиза убеждает себя в своей полной невиновности и ужасном злодействе, которое коварно устроил с нею папа. Причем убеждает до такой степени, что дальше уже из образа не выходит. С Хостером она не только наотрез отказывается видеться – она и писем ему не пишет, а те, что он пишет ей, наверное, не читает. Или читает, чтобы напомнить себе, какая она несчастная и какой злодей папа.
Впрочем, это все происходит уже несколько позже, и разговор о том, как жили в браке лорд Аррен и его третья леди, немного преждевременен.

17. “Пора пришла, она влюбилась. Так в землю падшее зерно Весны огнем оживлено ” (А.Пушкин)

Насколько мне известно, вопрос “почему Петир влюбился именно в Кейтилин?” как таковой никогда не ставился. По умолчанию принимается, что не в Лизу же бедняге влюбляться.
Оно, конечно, так, но, строго говоря, влюбляться Петира никто не заставляет. В его стендалевско-жюльенсорелевской ситуации главное – выбиться в люди путем налаживания контактов с сильными мира сего.
Правда, Петир прокалывается ровнехонько на том же месте, что и Жюльен. Шерше ля фам. А что поделать. Младое бурление гормонов и романтизм.
С первого взгляда сочетание “романтизм” и Мизинец кажется каким-то неправильным. А между тем, если присмотреться к происходящему, история любви юного Петира очень романтична. Не только потому, что любовь. В полном согласии с канонами романтизма младой герой бунтует против действительности. И, пожалуй, местами в его поведении действительно проглядывают черты героизма.
Ну, почти. Героизм – вещь сложная. Кому что. Дени вон регулярно совершает вещи, которые иначе как подвигами не назовешь, но при этом нисколько не чувствует себя героиней, даже входя в пламя погребального костра Дрого. Масштаб, разумеется, иной, чем у людей типа Петира Бейлиша. Если они предпочли чувства и вообще высокое житейскому благополучию, оно же обыденное, и вообще поступили как положено по совести, то они уже в своих глазах едва ли не экипаж “Стерегущего” в полном составе.
Но, безусловно, для человека с жизненной задачей “пробиться наверх любой ценой, сколько бы ни пришлось угождать!” нужно определенное мужество, чтобы поставить благополучие всей жизни под удар ради чего-то вовсе не вещественного и совсем не денежного, и уж точно абсолютно не карьерного.
Что делает Мизинец, по его собственному позднейшему признанию? Он пытается жить как в песнях. Именно здесь ключ к пониманию всей этой довольно грустной истории.
Юный Петир влюбляется в Кейтилин, а не Лизу, потому что Кейтилин девушка возвышенная, романтичная и, сколько дано Талли, духовная. В отличие от сестры и особенно брата, устремления коих находятся, скажем мягко, преимущественно в сфере приземленного и плотского. Лиза хочет удобно устроиться в жизни. (А Эдмар удобно устроился, пока на него не нашлась бензопила, но об Эдмаре как-нибудь после.) Кейтилин же хочет принести всю себя на алтарь долга, как бы тяжко это ни было, и, воля ваша, о таких, как Кейтилин, поют, а о таких, как Лиза с Эдмаром, нет. Ну разве что совершенно определенного рода песни, в которых романтики ни следа, зато цинизма хоть отбавляй, а также много жаргону.
Атмосфера песен в семье Талли вообще сложилась как-то вокруг Кейтилин. С ее уходом из семьи уходят и песни. В частной жизни мадам Аррен места возвышенному тоже не находится. Как бы она ни пыталась изобразить высокоэ и песенноэ чуйство к незабвенному Петиру, выглядит оно… я бы сказала, что скорее комически, чем трагически, но оно и комически не очень выглядит, уж очень безвкусно. Ближе будут термины “пародия” и даже “фарс”.
А Кейтилин ничего так, сохраняет верность идеалам молодости вообще и даже песням в частности. Несмотря на все ее недостатки (иногда, как помним, чреватые нехорошим). Следует признать, что с женой Неду в общем повезло. Не то чтобы Кейтилин была равна мужу, но кто ж ему, алмазу, равен-то в Вестеросе. Особенно среди младых дев-кандидаток в супруги. Самый приличный вариант из всех возможных мужику и достался, в утешение тяжкой молодости.
Петир, конечно, влюблен не только в Кейтилин, но и в свои младые чистые романтичные годы, когда еще все казалось возможным. Но не только поэтому за столько лет отношение к любимой у него не изменилось и чувства не погасли. Кейтилин выдержала испытание временем.
Впрочем, сама по себе влюбленность к числу подвигов не относится. Ну, влюбился. Ну, сохнет. У несчастных юнцов дело житейское. Потом с горя, что девушка не любит, упился в драбадан. Тоже бывает. И что в чаду горя пополам с алкогольным отравлением не смог отказать настойчивой девице, жаждущей, чтобы ее лишили девственности, далеко не героизм. А вот дальше…
Восстановим цепочку событий. Петир просыпается после ночи наслаждений, думая, что лишил Кейтилин девственности. То есть, конечно, он не такой уж виноватый, ибо она, безусловно, сама пришла, но все-таки. Такая девушка, как Кейтилин, любит, раз пришла. Это не какая-нибудь Лиза, готовая утолить свои желанья, как только они зашкалят, чтобы не пришлось себя бедную насиловать воздержанием.
А если Кейтилин любит, к Иным все карьерные стремления и внушенное с детства “стелись перед сильными, сынок, и пробейся в люди”. Петир решительно зачеркивает все, чему его учили. Он будет жить по песням, которые так нравятся любимой. По логике событий, он должен начать кидать взгляды на Кейтилин, пытаясь понять, почему она держится так, словно ничего не случилось. (А она наверняка ведет себя именно так, потому что, как помним, с ее точки зрения не случилось абсолютно ничего.) Далее логически следует предположить. что влюбленный романтик включает мыслительный (это случается даже с очень влюбленными, когда что-то решительно не так). К какому выводу романтик неизбежно должен прийти? Что Кейтилин любит его не менее крепко, чем он ее, но быть с ним не может по не зависящим от нее обстоятельствам. Любовь подарила, а теперь обязана исполнить долг.
Что остается Петиру? Предложить бежать? Не смешно. Попытаться объясниться? Так она же делает вид, что не понимает намеков. И вообще, волю любимой девушки следует уважать.
И тогда он вызывает Брандона Старка на дуэль, и воля ваша, но это – Поступок.
Начнем с того, что у Петира нет шансов не просто выиграть поединок, он вряд ли в живых-то останется. Брандон, воспитанный в Винтерфелле, имеет крепкую боевую и военную подготовку (вспомним хотя бы воспитание Джона и Робба поколением позже) и по складу характера щадить соперников не склонен. Проще говоря, мальчика Петира он разделает как Бог черепаху и не испытает ни малейших сожалений. Порубил, пошел жениться. Кейтилин, как реалистка, тоже хорошо понимает ситуацию, потому и просит жениха о большом одолжении, фактически спасая другу детства жизнь. Петир тоже вполне разумен, и сколь бы он ни был погружен в свою страсть, вряд ли мозги у него затуманились настолько, что он надеется на победу.
Нет, это из разряда “иду на смерть, но умру, встав с колен”.
Но допустим, что Брандон от поединка откажется. Или Петир победит (нет-нет, это только гипотетическое предположение). Или что несчастный юнец каким-то образом в поединке выживет (как, собственно, и случилось). Чем это чревато? Крушением всех надежд, и не только любовных. Полным крахом всех карьерных мечтаний. В лучшем случае юному Бейлишу светит потеря покровительства, разрыв отношений и отправка в родные нищие пенаты. (Что опять-таки и случается.)
Петир совершенно сознательно жертвует жизнью, будущностью и в общем всем, что у него есть, ради даже не того, чтобы быть с Кейтилин – на это надежды нет, разве что случится ну очень чудесное чудо. Нет, он жертвует всем, чтобы быть достойным Кейтилин.
Если это не бунт, то я даже не знаю, что бунтом назвать.
Правда, как мы помним, у данного мятежа конец печальный. Так что, помимо прочего, неплохо бы задаться вопросом, почему Мартин Петира не только не вознаградил, но вовсе наоборот.

18. “В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я” (М.Ю.Лермонтов)

После не состоявшегося по настоятельным просьбам трудящихся избиения младенцев Мизинец некоторое время валяется в постели, уже не пьяный, но довольно больной.
Кейтилин, как помним, к нему не ходит. За что Мизинец и Лиза в некоторой обиде и претензии. Причем, что любопытно, претензии Лизы куда более жгучие, а обиды – немеркнущие. Петир, конечно, горюет, что любимая к нему даже не заглядывает. И даже, я полагаю, временами ужасно зол и кроет идеал последними словами. Он ради нее!.. а она в ответ?.. нет в жизни щастья, а все несчастья от глупых баб.
Но, с другой стороны, истинно влюбленный всегда в состоянии наврать чего-нибудь себе оправдать объект любви. ОНА подарила незабываемую (пусть и смутную ввиду алкогольного опьянения) ночь и как-никак спасла жизнь. На что Петиру, правда, жизнь без НЕЕ? Но, видимо, раз ОНА его спасла, значит, хочет, чтобы он жил. А что не приходит – так это потому, что не хочет усугублять гнев отца и жениха на него, любимого, а также боится взрыва собственных чувств и невозможности ввиду чувств покориться долгу. Или, возможно, ОНА тем самым дает знак, что все кончено, остались только вечная память о Ночи и Спасении Жизни? В общем, всякая курья-мурья, обычная для младых романтегов, то бишь людей очень юных, очень влюбленных и безнадежно сохнущих по объекту. В финале Мизинец через много лет на Кейтилин за тот давний неприход зла не держит.
Другое дело Лиза. Раз Петир бился за Кейтилин и теперь страдает, сестра должна была прийти! И утешить! Сначала, понимаешь, обнадежит по самое не могу, даже ночь проведет (спорим, что в черепной коробке бедной Лизы по этому вопросу наблюдалась некоторая досадная и не совпадающая с реальностью неразбериха?..), а потом шасть в кусты. И вообще замуж твердо собралась не за того. Нищасненький Петир, брошенный злой блондинкой (к тому же старшей сестрой, элемент соперничества, а то и зависти у Лизы по отношению к Кейтилин явно присутствует). Как к нему не снизойти в виде утешающего ангела.
Чем именно утешал Петира ангел, особенно любопытно. Вспомним, как характеризует начало своей сексуальной жизни Лиза: “сладкая боль”. Больно (что неизбежно). Но сладко (а вот это уже интересно). Отвлечемся от любовных романов, где что ни первый раз, то оргазм, а то и серия, и обратимся к реальности. Нет, я верю, верю, что современная девушка, особенно с умеющим партнером, может в первый раз и. Особенно не от самого коитуса, а от правильного предварения. Но какие, к Иным, могут быть умения по части предварительных ласк у воспитанного в приличном доме мальчика в темное по части секса европейское средневековье? Даже если, допустим, Эдмар Петиру кой-чего рассказал и даже стаскал пару-тройку раз в бордель по соседству. Шлюхи, как известно, заняты удовлетворением клиентов, а не тем, чтобы обучить этих клиентов, как удовлетворить работниц постельного фронта.
Тем более в Ту Самую Ночь Петир вдрызг пьян, что исключает секс-как-в-женских-романах по определению.
Тем не менее Лиза с первого раза свою сладость получила. А это скорее всего значит, что, кгхм, позывы низа в тот момент руководили ею примерно как у самцов в период весеннего гона. Как ни кинь, а это уже болезнь и вполне определенный диагноз.
Впрочем, Лиза все-таки больна не так глубоко, как, допустим, Рамси. К тому же она – девушка, к тому же – романтичная. Правда, по-своему, но тут уж кто как. Секс с Петиром = любовь к Петиру. Возможно, не сразу, потому что данных о том, как вешается на Петира ведет себя Лиза в промежуток между Той Самой Ночью и типапоединком, у нас нет. Либо промежуток небольшой, либо сладкая боль на время успокоила Лизины низы, а верха у нее интенсивной работой не отличаются. Скорее и то, и другое.
После типопоединка картина меняется. Петир лежит весь в ранах и страданиях, и Лиза его частенько навещает. Причем, как помним, выглядит томно-нежно-мягко-женственно-и вообще.
А теперь сопоставим это с известным в определенных кругах Гавани утверждением Мизинца, что он лишил девственности обеих дочек лорда Хостера.
А еще можно вспомнить, что через некоторое время беременная Лиза врывается к папе с планом поженить ее и Петира, чтобы их общий ребеночек не остался бастардом. Вот если вообразить реальную жизнь, а не любовные романы, можно себе представить, чтобы Лиза с такой уверенностью рискнула объявить отцом своего ребенка Петира, ни разу не нырнув к нему под одеяло? В принципе можно было бы, будь Лиза хоть чуток поумнее. Но ее айкью и ее диагноз Мартин прописывает с убийственной точностью.
Так что выходит не шибко романтическая, но очень жизненная картинка: рассерженная на сестру Лиза утешает расстроенного сестрой Петира совершенно традиционным женским способом, а Петир, который весь ихьбинбольной и потерявший в жизни все, что было нажито непосильным трудом, от ее утешений не отказывается. При этом Лиза стопудово уверяет младого утешаемого, что до него была абсолютно девственна и невинна (и ведь чистую правду говорит). Но Мизинец как-то не уверен до конца, что тогда, что через много лет. Что у Кейтилин он первый, он сказануть любит, а вот что у Лизы первый, тут, наверное, имеются некоторые сомнения. И вообще Петир, когда доходит до Лизы, куда менее легковерен, чем когда дело касается Кейтилин. Вероятно, думает нечто вроде “как будто так, но. И потом, при Лизиных болезненных черепушке и темпераменте так ли уж ей было важно, с кем?”.
Если он так думает, то прав лишь отчасти. Лиза по-своему к Петиру очень привязана и даже имеет неплохой шанс в союзе с ним стать нормальным человеком.
Обычно считается, что люди благородные совершают благородные поступки, и напротив, люди плохие склонны и поступать нехорошо. Оно в общем так, но не только. И вообще по-всякому. Жизнь – штука настолько нелинейная, что в ней существует еще и обратная зависимость между человеком и поступком. Благородное деяние облагораживает. В то время как свинячье – освинячивает. Дал бы Хостер Лизе заботиться о Петире (потому что именно заботиться о ком-то, кто слабее ее, она – если в целом – хочет, и именно здесь способна самореализоваться и повзрослеть). И потекла бы вся история дома Талли (а также финансов Гавани) другим путем.
В этой истории особенно печально то, что старый опытный папа, вроде твердый реалист, оказывается по всем параметрам неправ. А правы, наоборот, молодые, романтичные и, казалось бы, неразумные. Хостер со своим здравым смыслом и стремлением урвать побольше для своих по большей части отвратителен. А главное – глуп. Отчаянные переживания, сложности, планы, надежды и поступки Кейтилин, а главное – Петира и Лизы, много, много более симпатичны – и неожиданно правильны, если посмотреть на ситуацию глобально.
Ничем хорошим эта история не может кончиться вовсе не потому, что молодые романтичны и неразумны. Как мы помним, Лиза со своим планом спасти Петира, вывести в люди и заодно стать нормальной женщиной, сдается нажиму папы-который-знает-лучше и пьет лунный чай. И это – конец всем ее надеждам. Больше случая самореализоваться, повзрослеть и стать человеком, а не дешевой истеричкой, ей дано не будет. Петир же еще раньше предает свой высокий порыв к житию по любви и совести (и заодно, кстати, чувство к Кейтилин), ибо сдается искушению поразвлечься с уступчивой и готовой на все младшей сестричкой, раз уж старшая раз и навсегда обломила. Потом он станет цепляться за ушедшие мечты и потерянные иллюзии молодости куда более последовательно и даже фанатично, чем Лиза, но толку-то? Как говорится, в одну воду нельзя войти дважды. Будущий Мизинец и будущая третья леди Аррен осмелились совершить большой грех в мире Мартина (и нашем тоже, но это совсем отдельный разговор): засомневаться в своих правильных и высоких порывах и от них отказаться.
Понятно, почему за свой бунт и свой небольшой, но реальный подвиг Петир не только не вознагражден, но еще неслабо получает по ушам. Не за что награждать-то. Ситуация совершенно аналогичная той, какая у Джейме и Сандора Клигана: я весь такой герой, но при этом непонятый и опозоренный злым миром. А посему мне можно дальше погрязнуть в лени, трахая сестру / рубить детей, если начальство велело / пробиваться наверх и делать карьеру любыми способами, уничтожая кого угодно и как угодно.
Не, ребята, делать все вышеперечисленное, конечно, вы можете, у Мартина свобода воли рулит, но что вы при этом ждете от него и богов какого-то вознаграждения – это уже перебор с, как говаривал Кастанеда, чувством собственной значимости. Ничего вам мир не обязан за ваши стррррашные страдания и героические подвиги, потому что сами, своими руками, все похерили. Встали в позу? Вот вся награда у вас будет – нахождение в данной позе. Получайте от этого удовольствие, как сможете, ибо другого вам дадено не будет.
Ай хорош Мартин, зараза.

19. “Папа лучше знает! ” (известное выражение, нередко являющееся последним доводом многих родителей)

Вернемся к семейным перипетиям лорда Аррена и еще раз припомним: когда его жена с ее прошлым становится совсем уж непереносима, кто появляется неподалеку от семейной пары десницы? Правильно, Мизинец. Если кто-то верит, что Лиза могла сама, своей волей вызвать друга детства в столицу, представить властному супругу и заставить последнего дать первый толчок Мизинцевой карьере, пусть верит. Мало ли кто во что верит. Лиза вон тоже верит, что это она заставила мужа взять своего бывшего любовника ко двору и вообще устроила на первую должность. И Мизинца она всегда любила, только его одного. А ее сына коварно убили некие “они”. В общем, “я верю в честность президента, в заботу банков о клиентах, и в неподкупных постовых, а также в фей и домовых”. Мы достаточно знаем о Лизе и Аррене, чтобы понять, у кого в этом браке мозги и выдержка и кто может по-умному обыграть спутника жизни. Аррен станет уступать истеричке, чтобы она утихла, но лишь до определенного уровня. Присутствие бывшего любовника жены в Гавани, к тому же на хорошей должности, желаниями Лизы объясняться не может. А вот тем, что Мизинец в Гавани Аррену чем-то выгоден…
Причем выгода должна быть значительной. Ибо на этом месте реалисты должны вспомнить, что Петир Бейлиш для Аррена – не просто друг детства его жены. Он – первый любовник его жены, сделавший ей ребенка. И Аррен об этом осведомлен чрезвычайно хорошо.
Здесь надо наконец подвести черту и определиться с дубль-порцией динамита, заложенного Хостером под брак младшей дочки. Кто рассказал Аррену о том, что Лиза, блин, порченый товар? Кандидатура одна – заботливый папочка. Дочка у меня, значит, убогонькая, ее жалеть надо, заботиться, а недавно трахнулась с одним парнем только что не из прислуги, забеременела, но вы не извольте беспокоиться, это ненадолго, вытравим! И вы получите нашу дурочку-раскрасавицу всю фертильную, с пустым нутром и к рождению вам наследничков зело готовую. А вы в ответ присматривайте за нашим сокровищем как следует, сдувайте пылинки, вытирайте слезки и прочее-аналогичное, а то поссоритесь лично со мною, идеальным папашей.
Тьфу. Как ни относись к Лизе, а Хостер выходит редкостным скотом. Причем назидательно напыщенным и считающим, что он на свете самый умный и проницательный.
Поговорив с Арреном и выложив ему в весьма грязном свете все подробности романа Лизы (в котором, между прочим, как во всяком искреннем чувстве молодой девушки, было немало романтики и даже благородства), нежный папаня переходит к беседе с дочкой. Мне вообще-то кажется, что Лиза позже порвала навсегда с Хостером не столько из-за лунного чая и его последствий, сколько вот из-за этого эпизода. Ты, говорит любящий лорд Талли, благодари богов, что такой хороший жених и знатный лорд с деньгами и положением, как Джон Аррен, соглашается тебя, дуру, взять после твоих блядств и вообще ты должна ему ноги мыть и воду пить.
Нормально, да? Очень укрепляет как чувства, так и взаимное уважение будущих супругов. Хороший такой задел на будущее. Муж, который взял жену, не заслуживающую доверия, и жена, которая знает, что муж знает о ее глупостях, и всегда будет чувствовать себя глубоко униженной. Тем более что когда-нибудь истеричка-жена должна была высказать свои претензии (скорее рано, чем поздно). А муж, сколь бы ни был он терпелив и заботлив, когда-нибудь должен ей и ответить (скорее поздно, чем рано, но, думаю, времени добраться до этого пункта у них хватило).
И ведь, строго говоря, никому не нужны Хостеровы откровения. Аррен женился бы на чем угодно (за мечи Талли-то!) и предпочел бы не знать подробностей прошлого, а начать с попытки уважения. Лиза однозначно желала бы предстать перед женихом в выгодном свете. И вообще чтобы ей дали успокоиться от тяжелых последствий увлечения молодости. Наконец, и Хостер, думается мне, без особого наслаждения выворачивал перед будущим зятем грязное белье.
Как говаривал Талейран, это хуже, чем преступление. Это ошибка. Я бы добавила, что это хуже, чем ошибка, это глупость и безмерное самомнение.
Хостеру-то от Мартина прилетит. Но брак Аррена и Лизы изначально, будем говорить прямо, обречен. Не те они люди, чтобы можно было после такого что-то склеить, а главное – построить заново. Он человек немолодой, усталый и вообще первый министр, да и строить брак должны двое, а что такое Лиза и каковы ее способности к построению чего-либо, известно.
Семейная жизнь первого министра Вестероса подозрительно напоминает семейную жизнь короля Вестероса. Два треугольника, и в обоих при жене персональный психотерапевт, утешитель и козел отпущения. Только Джейме в утешения включает качественный секс с Серсеей, а Мизинцу спать с Лизой явно запрещено.
Вот в чем причина появления Мизинца в столице, устроения его на должность и вообще карьерного роста – он устроен на самом деле на две ставки, только одна не афишируется. А что он оказался способным финансистом и потихоньку учится играм у престолов, забирая себе в руки все больше власти, так это дополнительный и приятный бонус ввиду хороших деловых качеств Петира Бейлиша.
При этом Мизинец, что вполне естественно, ненавидит лорда Аррена. Хотя бы потому, что снова попал в ситуацию “пушистик, который должен дать себя вволю мучить балованной дуре”, а ведь он один раз против такого бунтовал. А еще Мизинец должен униженно благодарить Лизу и клясться ей, что никогда не забудет ее невыносимой доброты. Потому что Лиза-то искренне считает, что старую любовь в столицу вызвала именно она, должность ему дала именно она, и вообще она, как хотела когда-то, вывела его в люди, посему кланяйся, Петир, пониже, а я, так и быть, буду и дальше тебе покровительствовать.
Чисто профессиональная комбинация, примененная Арреном в семейной жизни, многое объясняет в его политике. Хорошая работа. Плохая семья. Никакая любовь, увы. Ни к жене, ни, боюсь, к сыну.
Грустная история, скажу я вам. А еще скажу, что история довольно мерзкая. И еще, пожалуй, добавлю, что политики Гавани с точки зрения личной жизни являют собой все лики неблагополучия. Что Роберт, что Аррен, что, самипонимаете, Варис, что монах по обету, но не по призванию, Барристан, что Пицель с его не успокоенными на старости лет низами, что Станнис, что Ренли, который позволяет красивому мальчику Лорасу любить себя за мечи Тиррелов… что вот Мизинец, работающий комбинацией Распутина и ласкового домашнего животного.
Напоследок два частных замечания. Во-первых, насчет роли, которая, похоже, стала для Мизинца способом жизни. Он служит при Лизе, жене десницы лорда Аррена. Потом он хочет быть при Кейтилин, жене десницы лорда Старка… но тут не выходит, по разным причинам. Так он все не может найти нового способа и хочет быть при Сансе, жене кого-нибудь. Никого не удивляет его отношение к Сансе? Что он ее вроде хочет, но при этом не собирается жениться, а пытается выдать за кого-нибудь и остаться при ней? По моему глубокому убеждению, это принятый им для себя в личной жизни стереотип. Жалкий, довольно гадкий и какой-то мелкий, что ли. Хотя не исключающий искренних чувств.
И второе. Давно мне интересно, насколько Мартин знаком с русской историей и литературой. С историей, видимо, на примере последней царской парочки. Потому что глава государства, который не может контролировать свою истеричку-жену, все более невменяемую (формально из-за больного сына, а на деле самореализоваться некуда), и успокоитель при истерической жене, – все это сильно напоминает именно русских последних и откровенно профнепригодных типовенценосцев.
С литературой еще интереснее. Потому что Лиза, безусловно, бедная, а у нас в литературе как раз присутствует знаменитая “Бедная Лиза”. Если это нарочно, то интересно. А если совпадение, то какое-то уж очень совпадающее.

28. Круг проблем, общие замечания

При первом прочтении, помнится, меня малость смутило ощущение, что закрученное лордом Мартином действие уж очень вертится вокруг детей. Нет, не поймите неправильно, дети – это прекрасно, и один такой цветок жизни на могилах его родителей вечно слоняется неподалеку, требуя внимания. Но, осмелюсь осторожно предположить, не одними детьми должно быть живо повествование. Чай, не доктора Спока читаем.
Однако, если слегка подумать, все решается к лучшему. Виноват не автор саги, но мое начальное невнимание. Вовсе не каждый герой лорда Мартина заключен в магический круг с надписью “ДЕТИ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ”, а лишь четверо. И, если немножко приглядеться, легко понять, почему.
Тут следует сделать небольшое отступление об очевидном, а также в очередной раз пожелать, чтобы в наше многоговорильное время рот открывали пореже и только когда правда есть что сказать. Неужели кто-то забыл, что однажды после взятия одной столицы проказница мартышка, осел, козел да косолапый мишка затеяли играть в квартет лев, рак (а кто у нас с луною в гербе?), волк и этот, у которого главная часть тела – рога, вляпались по уши в очень неприятную ситуацию с детьми? Каковую ситуацию потом каждый из квартета расхлебывал всю оставшуюся жизнь (а если посмотреть непредубежденно, и на посмертие осталось). Впрочем, общение с третьим в моей многотрудной жизни типолитературным фэндомом научило меня, что даже общеизвестные вещи лучше кратенько напомнить. Итак. Тайвин приказал убить двух детей Рейегара. После чего Роберт возликовал над их трупами, возможно, громко возжелав всячески обоссать (может, даже словами не ограничился). Нед оценил действия сих двух уродов громко и недвусмысленно и ускакал на юг, где встретил много интересного. А лорд Джон остался в Гавани и, делая вид, что ничего особенного не произошло, попытался уладить дела государственные (война-казна-доставка костей принца Ливена в Дорн и прочие брачные игры).
Все элементарно, и нет необходимости открывать рот и напрягать пальцы, перегружая интернет констатацией общеизвестного. Я больше скажу – не шибко напрягая черепушку, можно просчитать и последствия истории для каждого квартетчика. Ибо каждый получил от педантичного автора по делам своим – и подчеркнуто от детишек (а где своих и где чужих – это уже детали). Кому выпал вагон геморрою с довеском. А кому от созвездия формирующихся детских личностей, одна другой алмазнее, огромное счастье (ну, слегка, конечно, и геморрой, но не только и не столько он).
Однако на примере сложных, многообразных, значительных и судьбоносных последствий отдельного детоубийства очень удобно рассматривать, как именно приближает к реальному миру свою модель лорд Мартин. Ну и попутно кое-какие загадки обмозговать.
Так что поехали.

29. Проблема свободной воли в мире Мартина

Начнем с того, что у каждого из четверки свободная воля рулит. Тайвин совершенно спокойно мог на младенцах Таргариенах и не срываться, равно как изобрести способ облизать зад Роберту как-нибудь иначе, чем с помощью детоубийства. В то время как Роберт мог бы попытаться полраза в жизни в чем-нибудь особенно нехорошем себе отказать – например, не наслаждаться видом раскромсанных детишек, или уж хотя бы при Неде не прыгать от радости.
С другой стороны, Нед мог бы внять ужасному горю и страстному самообожанию Роберта, почему-то до сих пор не получившего в постель вожделенного тела Лианны, а посему прямо-таки обязанного хоть телами детишек утешиться. Или Нед мог бы подумать политически: дескать, с Ланнистерами не надо ссориться, а посему следует дипломатично молчать и разумно терпеть.
И тому подобное.
Но все они делают то, что делают. И получат по деяниям их. Потому что вольному, как известно, воля. Однако если поднял волну, учти, что она сама по себе уляжется нескоро. И по пути может накрыть с головой много народу. Включая и того, кто поднял. Так что если кто гонит волну в море дерьма, пусть готовится нахлебаться ароматного. Проще говоря – в поступке каждый, конечно, волен, но расплата неизбежна. И никакой танк не спасет, если поднятая волна достаточно велика. Я бы сказала, что захлебываться в танке с отчетливым привкусом солярки во рту даже неприятнее, чем просто в чистой водичке. Опять же без танка можно попробовать всплыть. А в танке это уже куда проблематичнее. Ну и потом, танк, когда его швыряет, набирает собственную инерцию, и поди его потом останови.
В общем, жизненная мудрость во многом состоит именно в том, чтобы сначала подумать и оценить последствия, а потом уж поднимать волну. Вот хоть взять лорда Ланнистера. Вряд ли он думал, что расправа с детьми Рейегара будет в некотором роде стоить ему любимого сына. А мог бы и слегка раскинуть мозгом – что подумает добрый мальчик Джейме о своем папе, если папа прикажет уничтожить двух младенцев? И кто опять-таки Тайвину виноват, если он не счел нужным узнать / забыл / не учел, что к Рейегару Джейме относится не как к какому-нибудь там Эйерису, а трепетно?
Так что после Гавани папа Тайвин для сына в нравственные ориентиры совершенно не годится. Конечно, Джейме с ним считается, поди попробуй с таким папой не считаться. Но вообще-то в гаванской истории куда больше уважения у свеженького Цареубийцы должно было вызвать поведение Неда Старка. Конечно, не в тот момент, когда чрезвычайно жертвенный и героический Джейме устало развалился на троне, а Нед вместо признания высоких заслуг и организации большой шоколадной медали, цветов, оркестра и красной дорожки облил героя ледяным презрением. А чуть позже (почти сразу, насколько я понимаю последовательность событий), когда Нед сообщил всем, не исключая почти-брата и второго отца, все, что он думает о них и о их реакции на детоубийство, – и ушел раз и навсегда своей дорогой, хлопнув дверью. Это ж мечта души Джейме. И, между прочим, то, что он тогда сделать не посмел.
То есть первую половину своего соло младший Ланнистер выполняет не так плохо, ибо по совести. Он, конечно, запятнал свои руки и белый плащ кровью садиста-короля, да. Ну так ведь не для себя, а исключительно для пользы дела. Но тем временем Ланнистер-старший приказал убить детей Рейегара – и тут уж никакой пользы дела, а исключительно для себя и получения должности. Сколько бы там задним числом Тайвин перед Тирионом ни оправдывался.
Нехорошо. К тому же, посидев на холодной острой железке, Джейме рано или поздно должен был вспомнить, кому именно любимый принц поручил Элию с детками. А если не вспомнил, пока сидел, то вскоре после того, как встал, уж точно жизнь напомнила.
Но не рубить же теперь и Тайвина. Семья все-таки.
И вообще что теперь уже сделаешь. А жить как-то надо. И пристраиваться где-то… только не рядом с папой на Бобровом Утесе.
Однако если есть совесть, значит, было и горячее желание высказать всем, начиная с папы, все, что накипело, со всем овновским темпераментом и ядовитым остроумием Ланнистеров. И уйти из этой грязи гордо и навсегда своей дорогой, хлопнув по папиной и прочим мордам дверью.
Но у Джейме так не выходит. Потому что (следует много причин, среди которых стыдливо прячется и делает вид, что оно абсолютно второстепенно, нежелание причинить себе любимому много дискомфорта).
А Нед в плане нравственности еще тот монолит. Так что Тайвин и должность не выиграл, и влияние на сына проиграл. Но это, конечно, далеко не все, чем ему аукнется.

30. Проблема Эру в мире Мартина

Принцип “каждой сестре по серьгам ее” далеко не исчерпывает ситуацию. Как мы знаем, однажды Эру рек: и чего бы вы ни накосячили, дети мои, а будет все равно по-моему. Откуда неизбежно следует, что и детоубийство, совершенное Тайвином, и восторг Роберта по этому поводу должны иметь не просто последствия, а последствия, в чем-то положительные.
Откуда тут, казалось бы, взяться положительным последствиям.
Но это исключительно если смотреть изнутри мартиновского мира. А если глядеть так, как Эру – ну или в данном случае лорд Мартин, или хотя бы как внимательный читатель лорда Мартина, – картинка складывается совершенно другая.
Попробуем решить элементарный вопрос: какие последствия имел поступок Тайвина? Дети мертвы, понятно. Нед ссорится с Робертом, тоже понятно. Еще Таргариенов в Вестеросе стало меньше.
А если немножко глобальнее?
Да, Тайвин не перешиб Аррена и не стал десницей при новом короле. Но при этом он очень качественно и навсегда расколол триумвират победителей.
Проще говоря, Аррен и особенно Нед теперь знают, что такое их любимый Роберт и насколько он пожран своей свиньей.
И на самом деле это не так уж плохо. Близко общаясь с Робертом, по должности или зову сердца, следует всегда помнить, что выпить с ним можно, а вот верить ему нельзя ни на грош. Предаст, продаст и скормит свинье в любой момент, когда сочтет, что это нужно для комфорта его зада.
Я бы даже сказала, учитывая историю с министерским постом Неда, что пятнадцать лет назад Нед недостаточно усвоил урок. Но у них в триумвирате вообще царит что-то вроде культа Роберта. Что сам Роберт всю жизнь верно влюблен в себя и свой зад, понятно. Аррен в догаванский период, согласно воспоминаниям Неда, безмерно любит именно старшего воспитанника (младшего тоже любит, но от него лорд Джон не ловит, что ли, такую яркую и молодую радость). Что до Неда, есть очень забавный в некотором смысле момент: бедняга и через много лет, а также много Робертовых гадостей, не может понять, почему Р. Баратеона не любят такие разные, но сильные (и вовсе не лишенные мозга) женщины, как Лианна и Серсея. Нед (проявляя обычную смелость) даже обеих за это укоряет.
Еще смешнее то, как эти очень разные женщины в ответ совершенно одинаково смотрят на него как на идиота. Каковым он с той стороны Стены, то бишь с точки зрения умной женщины, и является. Много он знает о девичьих мечтах. Можно подумать, мечты бывают только у гормонально озабоченных дур, и список требований в таких случаях ограничен ростом, глазами, красой морды лица, мощью мышц, громким ржачем над своими тупыми шутками и большим членомвыносливостью в постели. Хороший человек этот Нед, но в некотором смысле на редкость тупой.
Однако вернемся к триумвирату догаванского периода. Ну что, кто такой смелый, что возьмется вышибить Аррена и особенно Неда из состояния восторженного обожания Роберта, – и такой умный, что добьется успеха?
Правильный ответ – бензопила. А осуществление пилящего воздействия с помощью Тайвина есть всего лишь частность процесса.
Но это далеко не все доброе-вечное, что для пользы Вестероса и прогресса свершил, сам не желая того, Тайвин Ланнистер, работая бензопилой в добрых, умелых руках Тех, Кто Наверху.

31. Проблема ежика в тумане

Как, надеюсь, помнят даже те, кто в танке фэндоме, Нед, насмерть разругавшись с Робертом, едет на юг. Вопрос “зачем” вроде как даже и не стоит. Естественно, Лианну спасать, а зачем бы еще. Ну и заканчивать войну, само собой. А еще уехать оттуда, где он ничего не может сделать.
Не рубить же теперь и Роберта, в самом деле. Семья все-таки. Где-то как-то.
Но с мотивами мужиков, когда они в сильном гневе, да еще по делу, все не так просто. Сильный гнев, раз возникнув, должен найти выход, причем совершенно не обязательно по делу. В таком состоянии сильный пол частенько ломает дрова просто потому, что лес попался по дороге.
Правда, Нед у нас человек очень неглупый, умеющий держать себя в руках и славящийся своей справедливостью. Что внушает надежду.
Но это лишь до тех пор, пока не поглядишь, что происходит возле Башни Счастья. Причем взгляд должен быть не изнутри, с точки зрения Неда, а снаружи. Благо Мартин возможность дает. Конечно, южный вояж Неда несколько напоминает известную одиссею ежика в тумане – то одна картинка выплывет, то другая, и все сильно фрагментированные. Однако со временем информация все же потихоньку накапливается. А уж события возле Башни из числа наиболее прописанных.
Итак. Нед подъезжает к строению, вокруг коего стоят стеной белоплащовые в настроении “отступать-некуда-позади-Москва”, и, надо думать, информирует общественность о своем желании спасти сестру. Никак нет, отвечают белоплащовые, командир сказал хорек, и никаких сусликов.
Постояли.
Повздыхали.
Пожалели по-мужски, что придется ни за фунт табаку положить столько хороших мужиков, на чьей стороне они бы ни были.
Порубили друг друга так качественно, что в живых остались лишь Нед да Хоуленд Рид. Вот уж точно никаких сусликов.
После чего спаситель зашел в башню и обнаружил, что, приди он на полчаса позже, Лианна уже ни о чем не смогла бы его попросить.
Конечно, у гвардейцев приказ. А Нед на почве военных стрессов в настроении Владимира Красное Солнышко, который, как известно, крестился довольно оригинально: взял штурмом город Корсунь и силой заставил обратить себя в христианство. По поводу чего изощренно стебался еще А.К.Толстой – «Увидели греки в заливе суда, / У стен уж дружина толпится. / Пошли толковать и туда и сюда: / «Настала, как есть, христианам беда, / Приехал Владимир креститься».
Но должны же быть у настроений какие-то разумные границы. Тем более что, согласно воспоминаниям Неда, ни его дружина, ни гвардейцы не горят жаждою смертного боя. Настроение скорее обреченное – не хочется убивать и самим ложиться в сырую землю, так придется же. А еще потом убитые гвардейцы снятся Неду по ночам, и он испытывает, скажем мягко, сильный дискомфорт по поводу того, что порубил столько хороших мужиков. Ведь, строго говоря, абсурдно, что хорошие мужики не смогли договориться между собой насчет того, кому беречь Лианну (которая, кстати, доживает последние часы), любящему брату или преданной гвардии.
Попробуем разобраться, что вообще это было, почему обе стороны так откровенно отжигают и зачем столько народу полегло. Причем исходить будем из простой истины, что у людей, систематически занимающихся физическими упражнениями на свежем воздухе, а Нед с дружиною и гвардейцы именно таковы, массовых сезонных обострений психических заболеваний обычно не случается. А если бы случилось, лорд Мартин нашел бы как намекнуть, он таких вещей не стесняется.
Первым делом следует перестать сомневаться в том, что Лианна в башне не одна, а с ребенком Рейегара. Причем ребенком живым. А как иначе? К кому Неда не пускают-то? Я понимаю, что приказ есть приказ, но гвардейцы тоже люди, и дать брату попрощаться с любимой умирающей сестрой все-таки можно бы было. Полагаю, что Нед для такого случая даже оставил бы на пороге Лед, группу поддержки и всякие ножи в рукавах и сапогах и пошел к сестре прощаться босой и безоружный. Я вам больше скажу – если бы гвардейцы его попросили дать слово, что он умирающей Лианне ничего не сделает, неужели бы он слово не дал? А что Нед обещает, Нед делает.
Впрочем, вряд ли гвардейцы серьезно считают, что Лианну надо защищать от Неда. Конечно, девица Старк ради своей великой любви положила половину семьи, но семья (в лице прежде всего Брэндона) и сама приложила здесь немалые усилия.
В общем, если гвардейцы не защищают принца, совершенно непонятно, зачем им потребовалось лечь костьми (в абсолютно безнадежном, между прочим, бою, отсрочив развязку разве что на время сражения), но не допустить брата на пять минут к смертному одру сестры. Тем более что умирающая, судя по тексту, жаждет брата о чем-то попросить, да так сильно, что, стоило ему обещать – дескать, сделаю, – так она сразу и уходит в мир иной.
А посему –

СОБРАНИЕ ВЕСТЕРОССКИХ МАРГИНАЛИЙ, ЭКСПОНАТ № 5
Башня Счастья, оно же Скорбь. Лианна лежит на смертном одре и прислушивается к голосам, доносящимся снизу.
НЕД (держа перед собою Лед). Не будет ли так любезна многоуважаемая Белая Гвардия допустить меня к моей сестре, именуемой Лианна Старк?
ПЕРВЫЙ ГВАРДЕЕЦ: Не положено.
НЕД (поигрывая Льдом). Многоуважаемая Белая Гвардия, вероятно, не так меня поняла. Я только хотел поинтересоваться, не будет ли она любезна допустить меня к моей сестре, именуемой Лианна Старк.
ВТОРОЙ ГВАРДЕЕЦ: Не положено. (становится рядом с первым)
НЕД (поднимая Лед). Произошло явное недоразумение. Единственным моим пожеланием было увидеть мою сестру, именуемую Лианна Старк.
ТРЕТИЙ ГВАРДЕЕЦ: Не положено (становится рядом со вторым).
НЕД (занимая атакующую позицию). Не будет ли так любезна Белая Гвардия!..
БЕЛЫЙ БЫК (выходя вперед): Будет, будет! Эйерисовское барбекю из тебя будет!
Лианна, тихо матерясь, из последних сил ковыляет к окну, держа в руках полный понятно чем ночной горшок. Выливает содержимое на головы гвардейцев. Громкие крики снизу, по преимуществу нецензурные.
НЕД. Здравствуй, Лианна. Разве ты не видишь, что струи содержимого твоего ночного горшка льются на шиворот обладателям белых плащей?
ЛИАННА: Бык! Кругом опрометью бегом марш к ближайшему пруду! И пока не станешь снова Белым, чтобы тебя и твоих подчиненных духу здесь не было! Нед, не обращай на них внимания, они из фэндома, а потому за девять месяцев так и не поняли, что я беременная. Хватай в руки свою нудную задницу и тащи сюда, а то пока будете рубить друг друга, помрешь с вами и не успеешь по-человечески поговорить.
ЗАНАВЕС.

А если без шуток, то либо вся гвардия во главе с Белым Быком обладает чисто коровьим же интеллектом, либо не только и не столько Лианну гвардия защищает.
Действия гвардейцев совершенно разумны, если в Башне ребенок Рейегара – особенно законный, особенно мужского пола. Вспомним, что Нед не просто Старк и брат Лианны. Он – один из триумвирата победителей. Его ближайший друг и практически брат – узурпатор Роберт, собственными руками убивший принца Рейегара, а потом радостно приветствовавший трупы детей оного принца (возможно, струей).
Да, мы вернулись к детям, ибо в них вся загвоздка. Наивно полагать, что в Башне не могут знать о том, что случилось в Гавани. Они просто обязаны быть в курсе, чтобы знать, как действовать, чтобы спасти последнего ребенка принца Рейегара. Каковой ребенок, между прочим, является в настоящее время законным королем Вестероса. Ведь Эйерис, его старший сын Рейегар и старший сын Рейегара Эйегон мертвы, так? И кто у нас по прямой линии теперь король?
Действия гвардии и Лианны очень разумны и нисколько не отдают идиотизмом, если понять, что все они как раз в курсе происшедшего. Что Лианна, умоляющая брата спасти ребенка от участи Рейенис и Эйегона (и ведь добилась своего). Что гвардия, четко понимающая, что положение безнадежно, однако до последнего из детей Рейегара, он же нынешний законный король Вестероса, мятежники доберутся только через их, гвардии, трупы. А что делать. Работа такая.
Но тогда из этого следует несколько важных выводов – кроме того, что гвардейцы вовсе не идиоты, Лианна – не слабонервная истеричка, жаждущая прощения семьи и обещания места в семейном склепе, а Нед, войдя в Башню, все понял – и что сестра была королевой Рейегара, и почему предпочли погибнуть, но не отступить, гвардейцы. И что главное не в том, кто король Вестероса, бывший лучший друг или вот этот беспомощный младенец, у которого, наверное, еще и имени-то нет. А в том, что бывший лучший друг, узнай он о младенце, в живых его не оставит. И никто ребенка не спасет – если только он, Нед, не вмешается.
Вся эта ситуация по большому счету – возможность для Неда перестать мучиться виной за то, что он не сумел защитить ни в чем не виноватых детей Рейегара. Царский подарок Сверху, если подумать.
Нет, конечно, подарки Сверху чреваты жуткой ответственностью. А также необходимостью переступить через себя – например, Нед будет вынужден всю жизнь врать, поступившись своей драгоценной честью. Но поступается ли честью Нед на самом деле? Я бы сказала, что, напротив, он только после Башни начинает понимать, что существует видимость чести и суть ее, и бывает необходимым отказаться от первой, чтобы сохранить вторую. Главное не в том, чтобы выглядеть безупречным мужем Кейтилин, а в том, чтобы им быть. Можно пожертвовать собственной репутацией и лгать, что имеешь бастарда, чтобы спасти и вырастить такое чудо, как Джон. Правильные действия – это когда даешь принародно лживую клятву в том, что ты изменник (хотя ни разу нигде не), чтобы осталась жить маленькая дурочка Санса…
Это не называется потеря чести. Это выход на совершенно новый, непонятный быдлу уровень. Быдло не поймет, что за нравственное совершенствование надо платить жестокую цену. Но мир устроен так, что именно страдание часто продвигает душу на пути вверх.
И вот тут надо вспомнить, что первый шаг вверх на этом пути Нед сделал потому, что все сложилось так, как сложилось. Дал бы он Лианне обещание сохранить ребенка, не будь погибших в Гавани двух детей Рейегара и ликования Роберта по этому поводу?
И рек Эру: даже такую мразь, как Тайвин и Роберт, можно использовать к добру, ибо Я поверну события так, чтобы Тайвин, убив детей Рейегара, и Роберт, возликовав по этому поводу и обещав убить всех Таргариенов любого пола и возраста, тем самым вынудили Неда Старка спасти, укрыть, воспитать и вырастить Джона Сноу.
Ну и гвардейцы, строго говоря, тоже погибли не зря. Нед, конечно, неправ, идя через их трупы, мог бы, в общем, попробовать как-то выяснить ситуацию. Но со стороны гвардейцев было так логично не верить в то, что один из членов триумвирата оставит ребенка Рейегара в живых и даже будет защищать… Гвардия при дворе давно, политиков навидалась, правила игры знает. Ну и что с того, что Нед хороший человек. Аррен вон тоже неплохой, и, скажу я, забегая вперед, действий Тайвина и Роберта явно не одобряет, причем не только потому, что Тайвин пытается оттеснить Аррена от трона. Давайте припомним, что покойный десница и сам никогда приказа об убийстве Дени и Визериса не подпишет, и Роберту не даст.
Но ссориться из-за детей с Робертом тоже не станет. И заступаться за ребенка Рейегара и Лианны не будет.
Так что, как бы там ни было, хорошие люди гвардейцы не пропустят хорошего человека Неда в Башню. Постоят, вздохнут, спросят – ну что, окропим землю красненьким? – и начнут рубиться.
Печально все это. Но как бы то ни было, а жертва гвардейцев не напрасна, если Нед после бойни понял и ужаснулся – а он, как мы видим, понял и ужаснулся, раз так и не сумел избавиться от чувства вины. А значит, каким-то боком Белый Бык со товарищи сумели добавить убедительности просьбам Лианны. То есть все-таки помогли спасти сына Рейегара.
В общем, при всей горечи совершенного зла милостью Сверху что-то доброе умеет вырасти и в такой ситуации. Что несколько утешает и даже чуть-чуть обнадеживает.
А также вызывает безмерное восхищение мастерством лорда Мартина как писателя.
Впрочем, это лишь один аспект околобашенной ситуации, так что основные восторги прибережем на потом.

32. Проблема тумана вокруг ежика

Мартиновская модель мира работает на совесть. Какой вопрос ни подними, везде концы аккуратнейшим образом подобраны и заправлены. А когда пытаешься их вытянуть, вместе с ними вытягиваются прелюбопытнейшие вещи.
Ну вот например. Вокруг событий в Башне почему-то нет никаких разговоров. Все тихо-тихо и мертвые с косами стоят. Никого эта самая Башня вместе с девицей Старк, бурным увлечением принца Рейегара, особенно не интересует. Слухи по Вестеросу, конечно, ходят, но совсем на другую тему. Народ обсуждает, с кем изменил своей жене, а главное – своей высокой чести, лорд Старк, и от кого у сверхчестного Неда, гы, бастард. С народом ясно, с избирательностью памяти Р. Баратеона тоже: все, что противоречит темному образу ужасного насильника, долой, зато свинье нуинтереееееееесноже, с кем опустился до уровня обычных свиней мужиков Нед. Роберт и через пятнадцать лет все пытается выведать, успокоиться не может.
Впрочем, Роберт – это несерьезно. А вот что для всей политической верхушки Вестероса история Рейегара и Лианны давным-давно поросла быльем, несколько настораживает. Если кто-то над этим поработал, то сделано, во-первых, очень грамотно; а во-вторых, работал либо не Нед, либо Нед, но под чьим-то чутким руководством. Если же все забылось как-то само собой, оно еще страньше и чудесатее. Отчего по возвращении Неда в Гавань никто из зубастых и многоопытных политиков не задался вопросом, не осталось ли каких плодов большого увлечения принца Рейегара безвременно почившей Лианной? Даже Роберт не может отрицать, что физические контакты Рейегара и Лианны имели место быть. И даже Роберт вряд ли думает, что насильников было несколько. Как ни кинь, а один Рейегар всю дорогу бедняжку терзал.
А Рейегар, он, знаете ли, Таргариен. А от половых контактов, даже если они насильственные, бывают дети. А дети-Таргариены, даже если законность их происхождения несколько сомнительна, не должны оставаться без внимания нормальных политиков…
Должен же был кто-то проявить интерес. Тот же Тайвин, с учетом его анамнеза. Тот же Варис, с учетом его Идеи. И так далее.
Однако факт налицо: политическая верхушка Вестероса почему-то совершенно не опасается последствий любви принца Рейегара к девице Старк. И совершенно не интересуется ребенком самого подходящего возраста, которого Нед привез с югов и объявил своим.
Логически рассуждая, все подозрения (без которых обойтись не могло) были развеяны, и политики получили твердые основания считать: Джон – действительно бастард Неда, и не более; от Лианны же никаких детей не осталось. А поскольку Нед ну совершенно нигде и ни разу не относится к виртуозам политической игры, хотелось бы понять, как, черт возьми, ему удалось добиться столь единогласного вердикта “не опасно” в отношении покойной Лианны и здравствующего Джона.

33. Песни, проза и лорд Мартин

История с Башней Радости – она неуклюжая какая-то. Как будто не Мартин писал. Прорех как в плохом картонном романе. Например, то безлюдно (что снаружи, где одни гвардейцы, и никого больше, даже завалящего оруженосца; что внутри, где хоть бы какая женщина из прислуги возле Лианны, или медик возле умирающей); а то вдруг совсем наоборот (поскольку Башню, как мы помним, снесли до основания, и трудно предполагать, чтобы Хоуленд Рид с Недом справились вдвоем на раз-два-взяли).
Или вот, как мы помним, Нед берет меч Эртура Дейна и едет возвращать оружие семье убитого. Что очень романтично. Хотя и хочется спросить, куда же девались мечи остальных гвардейцев и почему Нед их не вернул по адресам. Но, может быть, меч Уэнта разбился в мелкую крошку, а Белый Бык свой меч сжевал. Опять же так вот вернешь меч, а реакция семьи очень странная: дочка кидается в море, а отцы выпивают с погубителем сына много крепкого вестеросского самогону и задруживаются навеки. Право, романтика зашкаливает так, что тоже хочется как следует принять на грудь и вдоволь поплакать под творение вестеросских певцов на тему. Что до прорех в логике, то они данному жанру, как известно, не помеха.
Однако Мартин, как мы знаем, предпочитает работать в ином жанре. И либо он один раз изменил себе и выдал что-то ну очень песенное, либо все осколки романтической мозаики должны уложиться в реальность, которая за песней стоит.
А посему начнем. Как мы помним, на входе ровно три (3) защитника. Кто ж так защищает-то, неужели времени не хватило побольше народу собрать. Или вокруг Башни исключительно враждебные и пробаратеонские земли, так что Бык со товарищи как в Брестской крепости? А если бы нагрянул не Владимир креститься Нед с шестью бойцами, а Роберт с армией? Впрочем, не будь событий в Гавани, и в отряде Неда было бы бойцов поболе, чем семеро смелых.
Трое на входе в охраняемый объект, причем трое самых верных, требуются в единственном случае: если, как говаривал Буратино, здесь кроется какая-то Стррррррашная Тайна. Причем сохранять тайну до бесконечности невозможно, рано или поздно все равно кто-нибудь нагрянет. Ситуация, когда Лианна на позднем сроке беременности, и живот никакими ухищрениями моды не спрячешь, как раз сюда идеально подходит. Никого не впускать, никого не выпускать, затаить дыхание, напряженно ждать, когда.
Безлюдье внутри Башни не настолько явно, как малочисленность защитников, но тоже читается. Может, конечно, женщины Лианны испугались и попрятались, но что же они одного побитого Неда испугались, да и потом в тексте не объявились? Или их Хоуленд Рид и Нед порубили и прикопали не то в ближайшем овражке, не то на месте разрушенной Башни? Предположение, что Лианна сама стряпала-убирала, смотрится немногим логичнее. Все-таки девица Старк в видениях носит корону из голубых роз. Но даже если Лианна была не королевой Рейегара, а просто любимой женщиной, неужели он ей никакой прислуги не нанял? Тем более что на даче в горах пара провела медовый месяц, отвлекаться от которого на домашнюю работу как-то, мнэ, не слишком рационально.
Далее, Лианна умирает или как? Почему никаких следов мейстера? На худой конец, знахарки из ближайшей деревни. Или Белый Бык совсем корова гвардейцы брали паузу и клали свои жизни для того, чтобы заимевшая с горя температуру Лианна успела себя как следует самоубить до появления Неда? Но все они немножко ошиблись с подсчетом сроков? Я бы все-таки в интересах экономии разума предположила, что кто-то из женщин, а также медиков (возможно, в одном лице), рядом с Лианной есть. Но их по минимуму, как и защитников. Ситуация в стране такая, что лучше всего ребенка Рейегара охранит не большущее войско и вагон обслуги, а строжайшая тайна.
Немного забегая вперед, скажу, что в непосредственной близости от Башни маячит женщина, подходящая по всем параметрам: незнатная, то есть способная выполнять работу обслуги; не без медицинского образования; кормилица; и для полного счастья как-то связанная с вполне лояльным трону семейством.
Впрочем, до Виллы разговор дойдет. Определимся сначала с позицией руководства.

34. Белый Бык, бегущий краем саги

Что должен был сделать для спасения ребенка Рейегара реальный, а не песенный Белый Бык? Ну, кроме того, что погибнуть, защищая. В песне бы сработало, но в жизни, ограничься этим командир Белой Гвардии, вышел бы он дурак дураком. Никаких do it or die – исключительно “умри, но сделай”. Вертись как хочешь, но чтобы ребенок остался жив.
Но, может быть, сир Хайтауэр согласен сложить голову за принца, а вот шевельнуть мозгом не в состоянии? Проще говоря, дурак ли Белый Бык? Если исходить из обиженных воспоминаний показаний Джейме, его бывший командир был, кгхм, служака, не отягощенный особой нравственностью. Может, и так. Но даже из рассказа Джейме понятно, что идиотом его командир не был. Горело ретивое у Быка при виде костров Эйериса или нет, мы не знаем. Зато видим, что лорд-командующий вполне профессионально следует методике, изложенной Куорреном Джону некоей холодной ночью. То бишь стремится понять, кто из подчиненных чем дышит и на что способен. Бык настроения Джейме понимает сразу и правильно, после чего проводит воспитательную беседу – жестко, но по делу, без грубого ора тупого ефрейтора. Делай как положено, мальчик, настроения оставь при себе, ты на работе. В общем, похоже на реакцию Дарри во время незабываемого дежурства у опочивальни Рейеллы: Эйерис-то сволочь, но мы присягу давали, пусть от этого и не легче.
Но, быть может, дурак не Бык, а Рейегар, поручивший работу не тому человеку? Конечно, принца готовили к руководству огромной страной с детства, но мало ли. Вот он Джейме, помнится, дал поручение, а что вышло в итоге? Зашкалило, и все кино. Правда, зашкалило здесь скорее не младого Ланнистера, а старого Таргариена. А не случись форс-мажора, Джейме вполне бы справился.
Так что Белый Бык, выбранный Рейегаром для охраны Башни, вообще-то должен соответствовать. А что он выбран и отправлен на юг лично Рейегаром, это точно. В начале войны сир Хайтауэр в столице, наблюдает аутодафе. В конце войны он на крайнем юге, с мечом и двумя подчиненными в дверях высокого терема, куда к Лианне нет ходу никому. Я не выпью столько, чтобы поверить, что его туда командировал Эйерис. А кто у нас еще выписывает командировочные удостоверения лорду-командующему королевских гвардейцев? Разве что Рейегар.
На этом месте, пожалуй, следует посмотреть, как вообще расставляет гвардию Рейегар по возвращении с юга. Джейме, например, остается в Гавани, ибо Эйерис страшно боится Тайвина, а галоперидола в Вестеросе пока не изобрели, и Джейме в столице работает за двоих: заложником и охранителем Элии с детьми. Может, Рейегар поглядел на разнесчастного Джейме, брошенного всеми возле ненормального короля, и поручил ему хоть что-нибудь, чтобы приободрить мальчика. Почему нет, забота о боевом духе подчиненных есть вежливость командиров. Но Рейегар должен быть очень плохим политиком, чтобы не увидеть, как сочетать приятное с полезным. Особенно когда если нагрянет Тайвин.
Здесь надо на минутку остановиться и спросить, от кого следует защищать Элию и детей. Понятно, что от крыши Эйериса, от нее всех подряд защищать надо (что, кстати, Джейме в конце концов и делает). Но все-таки семья любимого сына может бояться Эйериса чуть меньше, чем остальные. Далее, есть у нас Роберт, пышущий яро. Но как бы он ни пыхал, а сам вряд ли прикажет убить Элию и детишек. Не в его стиле. Тем более что рядом Аррен и Нед.
Зато на горизонте маячит Тайвин, Рейегару в профессиональном и личном плане наверняка хорошо знакомый. И вот этот никого и ничего не пожалеет. Кроме того, у Тайвина свои счеты к Таргариенам, прежде всего к Эйерису, и если теперь об этом уже знаем даже мы, Рейегар тем более в курсе. Так что, Джейме, моя жена и дети – твоя работа, и попробуй не справиться, во сне достану.
С Джейме ясно. Рейегар идет на войну, каждый меч нужен, и чем круче его владелец, тем лучше. И что, принц берет с собою на Трезубец всех шестерых и валит Роберта в грязь вместе с его рогатым шлемом? Ничего подобного. Он делит элиту точно пополам: трое к Трезубцу, трое на юг охранять Лианну. Я больше скажу – и лучшие из лучших поделены точно пополам, ибо Барристан остается с Рейегаром, а Эртур Дейн, личный друг принца, едва ли не самое доверенное его лицо, непревзойденный Меч Зари и т.п., дежурит при Лианне. Чтобы было уж совсем дивно, южный отряд своим присутствием усиливает Белый Бык. Какие еще нужны доказательства, что защитить Лианну так невероятно важно, что явно не только Лианну Рейегар защищает?
То, что делает Рейегар с гвардейцами, напоминает о знаменитом тришкином кафтане, которого не хватает на безопасность ни Элии, ни Лианны, ни самого Рейегара. Три проигрыша из трех – очень плохой результат. Но, с другой стороны, до успеха в двух случаях из трех не хватило самой малости. Если бы Джейме, прежде чем изображать капитана Америку, запер Элию с детьми в бункере и взял ключ с собой, все бы у него вышло. А если бы на юге вместо Освелла Уэнта рядом с Эртуром Дейном оказался Барристан, упокоиться бы под кучкой камней не гвардейцам, а отряду Неда в полном составе. А окажись на Трезубце Меч Зари и Белый Бык, глядишь, и лежал бы в грязи не Рейегар среди рубинов, а Роберт в обнимку со своим молотком. И вся история Вестероса пойдет другим путем. Рейегар нейтрализует Эйериса, замирится с Арреном и Недом, привезет Лианну с юга и объявит королевой номер два… но что уж теперь. Что вышло, то вышло.
Делил Рейегар кафтан по-порядку-номеров-рассчитайсь, или, может быть, у него и другие аргументы есть? Это, конечно, вопрос риторический. Гвардейцы Эйериса, как позже Роберта, а еще позже – Серсеи, все живые люди со своим анамнезом жизни, семейными историями, тайнами, сильными сторонами и маленькими слабостями. Вот принц Ливен. Можно его послать на юг охранять Лианну? В принципе можно, и, скорее всего, Ливен выполнит приказ, потому что долг, присяга и т.п. Но не исключен жесткий конфликт интересов. Ливен – Мартелл, а для Мартеллов семья, как мы знаем, святое, а Элия – семья. В то время как Лианна – это, эээ, Лианна, и сложно будет возле нее Ливену. Мало ли. Пусть Ливен отправляется на Трезубец. И Эйерису будет спокойнее: лишний заложник – никогда не лишний.
Далее, рядом с Рейгером остается Джонотон Дарри, о роли семейства которого в спасении Рейеллы, Визериса и еще не родившейся Дени уже говорилось. Если уж на то пошло, идеальный принц Рейегар мог и должен был заботиться не только о женах, но о маме и младшем братике. Вот он, похоже, и поручил Рейеллу с Визерисом Дарри. Но Джонотон остро нужен на поле боя (лишний аргумент в пользу того, что трех гвардейцев Рейегар отрывает от себя только что не с мясом). А вот Уиллем Дарри вполне может курировать Рейеллу с Визерисом – точно как Джейме, но с куда большим успехом.
Наконец, при Рейегаре остается тот рыцарь Вестероса номер единица, который Барристан Селми. Другой номер единица (немножко единичнее Барристана) Рейегару нужнее на юге. И мы сейчас поймем почему, если посмотрим на ситуацию не как певцы, а с точки зрения реальности – ну и заодно Белого Быка.
Что должен сделать Белый Бык, чтобы спасти новорожденного принца? Сохранить беременность Лианны и рождение принца в глубочайшей тайне – лишь первый этап большого пути, пусть и очень важный. Да, около Башни нет никого, кроме гвардейцев, и по максимуму отослали женщин. А гвардейцы на пару-тройку месяцев перешли на режим самообслуживания, включая стирку-отбелку плащей. Ну и вполне переживабельно. Главное, чтобы не просочилась информация – то есть чтобы новорожденный принц не оказался под ударом.
Однако у маленького гарнизона Башни какие-то связи с внешним миром должны были обязательно существовать даже в этот период зашкаливающей секретности. И по очень важной причине. Белый Бык не идиот, а, значит, должен думать, куда спрятать принца после родов. Режим секретности в уединенном месте сработает лишь на время. Дадут боги, Лианна успеет разродиться до того, как с севера нагрянет армия спасителей, против которой гвардейцы, конечно, не устоят. Но, допустим, от шайки разбойников лучшие бойцы Вестероса уж как-нибудь отобьются.
Тем более что им, собственно, нужно лишь выиграть время. А когда родится принц, заработают родственные связи другого гвардейца.

35. Башня Счастья без песенного грима

Право, если бы Эртура Дейна не существовало, его надо было бы придумать. Человек вместо того, чтобы работать по профилю лучшим мечом королевства, отправляется служить на периферию, причем неподалеку от родного дома. И надо же – именно поддержка какого-нибудь не Великого, но сильного дома гражданских в данном случае остро требуется армии.
Если же Эртур оказывается возле Лианны чисто случайно, и никто из начальников не сообразил, что можно использовать не только верность долгу и отличную физподготовку, но и родственные связи подчиненного, число идиотов в руководстве Эртура возрастает ровно вдвое. Один придурок держит на юге лучшего бойца королевства, чтобы тот не то защищал Лианну от брата, который не обидит, и жениха, которого она в бараний рог скрутит; не то полег впустую задаром, биясь за новорожденного с неизбежно грядущей армией мятежников. А другой дебил не смог найти свою задницу без лоцманской карты оказался не в состоянии дотумкать, что родственники Эртура рядом, вполне лояльны, и можно с ними договориться, чтобы дите (которое, между прочим, могло родиться с лиловыми таргариеновскими очами) спрятали в семье, которая своими лиловыми (хотя и не таргариеновскими) очами знаменита.
По мне, куда экономнее для разума считать, что и Рейегар сознательно ослабляет свою оборону, держа Эртура при любимой женщине, и лорд Хаутайэр в курсе, куда можно ткнуться, спасая новорожденного.
Вообще, если Дейны в деле, все концы невразумительно-песенной околобашенной истории сразу подбираются. Например, Дейны, в Дорне свои, могли аккуратно отвлечь внимание разных любопытных дорнийских лордов от того конкретного ущелья, где находится Башня Радости. Укладывается сюда и вопрос с верными женщинами, включая медицински подкованных, но не только их. Вилла, скорее всего, сама полы не моет, ей и молоко надо беречь, и руки держать чистыми. Ну, можно приставить к ней пару преданных бабулек из проверенных десятилетиями дейновских людей. Что до самой Виллы, то, завершив вскармливание Джона, она возвращается именно к Дейнам и у них успешно подвизается. Свидетельств, что она работает в Звездопаде до войны, нет, но, на мой взгляд, как минимум равновероятны два предположения – 1) Дейны знали Виллу и до, и 2) Вилла к Дейнам попала впервые с Недом, который ехал забросить меч Эртура его родным и, надо же, повстречал на обочине дорнийского тракта маму своего дитяти с колясочкой.
Итак, дураков в руководстве нет. Есть умные люди, которые могут ошибиться, но стараются этого не делать. Рейегар уменьшает свою охрану по крайней мере вдвое не по небрежности, беспечности или глупости, а чтобы защитить сына. И отправляет с миссией Белого Быка, неболтливого, верного, хорошего организатора. Меч Зари то ли едет на юг с Быком, то ли уже находится возле Лианны. Кто-то же ее защищал все то время, когда Рейегар уже в столицу отбыл, а сир Хайтауэр оттуда еще не прибыл.
Правда, у нас еще есть Освелл Уэнт, о котором лучше сказать здесь, чтобы лишний раз не вставать. Думаю, Мартину Уэнт в Белой Гвардии понадобился потому, что Харренхолл так хорошо укреплен. Как-то, однако, Рейегар умыкнул оттуда Лианну. Не на тракте же он все это провернул, напав на Старков с дружиною. Но поди увези кого-нибудь из Харренхолла тайно, без шума и пыли. Если, конечно, у тебя нет в кармане брата хозяина замка, который давал присягу и сделает, как ему сказали.
Отсюда, между прочим, следует, что Уэнт должен был охотно отправиться на юг со счастливой парой, встать там в караул и очень стараться назад в средневестеросские земли не возвращаться. Потому что вопросов у окружающих к нему будет уйма. И все неприятные. А ему, бедолаге, кроме присяги и сослаться не на что. Конечно, Белой Гвардии не привыкать, но все же…
Однако вернемся к Эртуру. После гибели Рейегара на Трезубце (о чем Белый Бык, полагаю, узнает еще по дороге на юг, Освелл Уэнт – как только ворон в Башню прилетит, а Эртур Дейн либо так, либо этак) план вступает в действие. Рыцарь номер единица навещает семью и возвращается в Башню с Виллой и парой посудомоек а также запасом нескоропортящихся продуктов месяца на три. Белый Бык тем временем удаляет из Башни всех лишних людей (в настоящий момент не просматривается, как именно, но кого-то из очень болтливых несентиментальный лорд Хайтауэр мог и вправду в ближайшем овражке прикопать). Гвардейцы встают караулом у дверей и надеются, что великое событие произойдет до того, как придет армия. Правда, у них есть благодаря заметанию следов некий дополнительный запас времени (как мы помним, Нед далеко не сразу нашел Лианну, а ведь как, должно быть, старался). Но запас, конечно, не очень велик. Если не свезет и придет армия, гвардейцы обречены, равно как новорожденный. Возможно, существовал вариант и на этот случай – армия передвигается куда более шумно и менее быстро, чем небольшой отряд, может быть, Лианну собирались срочно куда-то спрятать. Однако если спасатели придут с малым отрядом, гвардейцы – все-таки элита – будут отбиваться до конца.
В Башне рядом с Лианной находится Вилла, готовая принять роды. Может быть, повивальная бабка еще какая-нибудь, а Вилла всего лишь готовится кормить, но это пока не просматривается.
До родов Лианна в Башне. А после родов, логически рассуждая, новорожденного следует увезти и спрятать у Дейнов. Согласно той же неумолимой логике, Лианне придется отдать ребенка, остаться в Башне, ждать, пока появится кто-нибудь из ее спасителей, и с большими голубыми глазами сообщить им, что мальчика не было / родился мертвым, вон холмик на горке. Надо думать, дальше Лианна, спасая сына, уедет с Недом на Север. Как-то не думаю я, чтобы она в принципе могла выйти за Роберта, пусть даже вначале сообщив ему много неприятного насчет своей настоящей любви. Не после Трезубца.
И поскольку Старки тайну хранить умеют, даже Нед никогда не узнает о ребенке, оставшемся у Дейнов.
Довольно жестокий конец для такой любви. Может быть, для Лианны даже лучше так, как вышло. Во всяком случае, понятно, почему в живых ее держит только забота о ребенке. Больше никакого будущего у нее нет. Даже если выживет.

36. Дейны и песни

Тем временем в Звездопаде тоже готовятся. Но зачем Дейнам вообще ввязываться в это сомнительное предприятие? Потому что попросил Эртур, а также из соображений гуманности, ибо жалко дите? Ну и опять же верность Таргариенам, она же неприязнь к узурпатору и вообще новой власти.
А не мало будет? Нет, разумеется, возможно, что Дейны – благороднейшие люди, верные долгу, аки Нед и даже хуже, и, кстати, именно поэтому нашедшие с ним общий язык даже после того, как он их девочку обрюхатил, бросил, потом убил их мальчика и привез им в качестве сувенира мальчиков меч. Но они вместо того, чтобы снять с Неда голову, его поняли, рыцарское песенное благородство оценили, зла не держали, обняли и поплакали вместе, попутно наблюдая, как Эшара бросается с высокого обрыва. После чего Нед уехал навсегда, а Дейны сохранили о нем столь нежную память, что даже своего Эдрика ласкательно Недом зовут.
До этого места я пыталась верить во всю эту лирическую галиматью. Но Нед Дейн, следующий лорд Звездопада, названный не то дедом и бабкой в честь погубителя дочки и сына, не то папой в честь убийцы брата и практически убийцы сестры, – это как-то, знаете, больше того, чем можно вынести даже в самой песенной песне.
Поэтому будем исходить, как всегда, не из суждений разных лиц, а из тех фактов, которые Мартин нам дает. Эртур погиб в бою с Недом. От руки Неда, или последний удар нанес все-таки Хоуленд Рид, на самом деле не так важно. Все были при мечах и при исполнении, к тому же Нед скорбит, извиняется и даже привозит родным оружие павшего. Вроде как-то еще увязывается, что лорд Старк после этого ушел из Звездопада живым а те два передних зуба и так надо было удалять. Хотя все равно неясно, чем он вызвал в Дейнах столь горячую симпатию, что они назвали наследника Недом, а не, скажем, Эртуром, в память о ничуть не менее рыцарственном Мече Зари.
Еще более непонятно, как Неду сошли с рук шалости с Эшарой. Полуофициальная версия отношений сына Старков и дщери Дейнов заключается в том, что они на турнире в Харренхолле танцевали и, так сказать, дотанцевались до того, что Эшара отбыла на юг с подарочком в животе. Кто кого поил и бесчестил, решайте сами. Я бы поставила на Эшару. Что, впрочем, не слишком облегчает вину Неда, который вскоре после этого женится в интересах, ять, Р. Баратеона на Кейтилин Старк. Далее, зарубив в бою, пусть и честном, брата девицы, Нед решает воспользоваться случаем и с нею повидаться посмотреть, не было ли от танцев в Харренхолле каких последствий. А, заглянув в Звездопад, выясняет, что у Эшары и впрямь родился сын. Тут Нед, человек ответственный, чувствует, что сына должен воспитать сам и только сам. А посему выкрадывает его у матери, даже не потанцевав с ней напоследок, и увозит на Север. Как после такого не выбрать скалу повыше и не прыгнуть в море подальше.
В картонных романах и не такое бывает. Только это а) не уровень Мартина, и б) почему наследник Дейнов зовется Недом, все равно непонятно. Нет данных, за что папа /деды Эдрика так сильно не любил(и) свою сестру /дочку Эшару. Вероятно, на редкость противная девица была.
В общем, кому что, по предпочтениям его, а я предпочитаю вариант циничный реалистический.

39. Лорд Аррен и бастарды

Доказать что-либо по части знаний Аррена в сложном вопросе Джонова происхождения, в общем, конечно, невозможно. Но в жизни многое из того, что нельзя не учитывать, доказать невозможно. У Мартина, как и в реальности, люди в исчезающе редких случаях предлагают вам присесть и выслушать подробную историю их жизни, а тем более тончайших нюансов того, что они думали или подозревали триста лет тому назад. И уж совсем редки случаи, когда подобные задушевные беседы станет с вами вести покойник.
Да, лорд Аррен нигде ни разу не сказал – “О, а ведь я знаю, кем был рожден Джон Сноу!” – или что-то подобное. Однако Мартин слишком умен для того, чтобы герои, которых он потенцирует как неглупых, были по сути идиотами. Особенно те, которых нам представили как умных политиков.
А посему разберем ситуацию так, как она выглядела бы в жизни.
Умный политик, если он к тому же дед Неда много лет потратил на воспитание Эддарда Старка, не способен пропустить прокол, который нечаянно позволили себе в организации легенды Ребенка-С-Югов Дейны. Им, впрочем, простительно, они не в курсе. А Нед хоть и в курсе, но еще молодой и не понимает, что хороший дед воспитатель не может не присматривать за интимным взрослением своих мальчиков самым внимательным образом.
Только сразу давайте договоримся, что “присматривать”, “воспитывать” и тем более “окультуривать”, а также “повышать нравственный уровень” – это все разные слова и разные действия. Что росло из Роберта по части интимного общения с женщинами, то и выросло. Как-то сильно непохоже, чтобы Аррен хоть раз взял ремень или сложил пальцы в кулак и доступно объяснил старшему внучку, как должен вести себя с женщинами и детьми мужчина, если он не просто самец. (А жаль. Впрочем, что толку повторяться.)
Зато дедушка всегда знает, что именно вышло из интимных похождений внучка. Потому что кто-то всю дорогу разбирается с результатами этих самых интимных похождений, и если не Аррен, то кто? То есть вроде как бастардами короля технически занимается Варис. Но, во-первых, Варис нигде ни разу не страдает сентиментальностью, ни вообще, ни по части деток, а деловой и политической пользы от Робертовых бастардов вряд ли дождешься. Ну, похожи они на него, а дети Серсеи не похожи. И? Тоже мне доказательство, что для Тайвина, что для народа.
А во-вторых, пригляд за детьми Р. Баратеона начинается еще в Гнезде, где Варисом никогда и не пахло. Но кто-то тихо и тщательно заботится о Мие Стоун все годы ее пока недолгой жизни. Да так основательно, что для девочки, пока лорд Долины еще персона номер один 1,5 в Вестеросе, едва не нашелся высокородный жених. А после смерти этого самого лорда надежды на жениха вдруг и моментально испарились. Только не надо говорить, что все это чисто случайные и ничего не значащие совпадения, а не потому, что знать Долины традиционно умеет держать нос по ветру, любит и ценит своего местного губернатора, подрабатывающего премьер-министром, и традиционно старается пролезть к нему в свои-родные, неважно, с какой стороны одеяла.
Если покинуть Долину и обозреть страну глобально на предмет судеб плодов чресел Роберта, везде наблюдается примерно то же самое: за детьми смотрят, их судьбы устраивают. Вот Эдрик Шторм, он даже признанный бастард короля, и в условиях живет соответствующих, и воспитание хорошее. Лично я сильно сомневаюсь, чтобы это Варис взялся за сложную задачу заставить короля признать свое дите, а уж тем более преуспеть в выполнении задачи. Тут действовал кто-то куда более для Роберта авторитетный. Проще сказать, из дела Эдрика торчат не длинные уши Вариса, а мягкие лапы Аррена.
С устройством тех королевских бастардов, что в Гавани, совсем просто. Ибо уши объединяются с лапами, вернее, лапы делегируют полномочия ушам, и Джендри ненавязчиво растят, не забывая учитывать интересы самого мальчика, вплоть до устройства к кузнецу.
Единственный крупный прокол лап и ушей – близнецы в Бобровом Утесе. Но там территория Тайвина, а лорд Аррен – профессиональный политик, поэтому всегда знает, когда надо придержать лапы и не нарываться на крупный скандал из-за всякой дряни типа Роберта и Серсеи / мелочи типа пары младенцев.
Так, но если Аррен так хорошо смотрел за старшим приемышем, неужели он не знал, как обстоит дело по этой части у младшего?
А как оно, кстати, обстоит?

40. Личные потемки души Эддарда Старка

Вроде как-то странно говорить, что Нед – человек с по-настоящему тонкими нервами и вообще глубоко закомплексованный. А придется.
Больших и Настоящих комплексов у Неда по крайней мере три. Про Лианну мы уже знаем. Цепочка хоть студентам демонстрируй: а) триггерная точка “Лианна!” – б) зрительные (голубые розы), обонятельные (запах крови) и слуховые (шепот “Обещай мне, Нед”) реакции – в) ощущение безмерной тяжести и невыносимости наряду со стойким намерением вопреки всему продолжать выполнять Обещанное. Но тут все ясно, не будем повторяться.
Далее, имеет место быть сильный комплекс насчет старшего брата. Он хороший, я – плохой. Он настоящий наследник земель, я – так, за неимением лучшего. Он всегда знал бы, что делать! А я никогда не знаю. И т.п. Причем Кейтилин (все-таки тупые эти Талли до удивления) комплекс регулярно подкармливает. Под мелодию “А вот Брандон на твоем месте…” (тут следует меланхолически припомнить аналогичную Серсеину песнь “А вот Рейегар на твоем месте…” – и в очередной раз подивиться тому, какой хороший, терпеливый, незлопамятный человек Нед). Страшно представить, как бедолага изводился перед тем, как войти к такой вот тупой, но памятливой Кейтилин в первую брачную ночь. Исполнить свой долг в полном объеме и сделать ребенка, будучи всего лишь жалкой заменой идеального старшего брата, – это, знаете ли, внушает почтение.
Здесь, пожалуй, следует в очередной раз притормозить и сделать небольшое, но лирическое отступление насчет этого самого брата. И того, что он, идеальный, натворил на своем месте, для которого был рожден. Потому что, как мы знаем, с фактами у Неда всегда очень точно, а вот оценка регулярно страдает. (Впрочем, кто этим не грешен?..)
Начнем с того, что Брандон, каким бы ореолом ни был окружен в памяти Неда, как раз регулярно совершенно не знает, что делать в сложных и нестандартных ситуациях. Для примера возьмем историю, эээ, не скажу расправы с Мизинцем, формально это все-таки поединок, но все мы помним, что исключительно формально, и мальчик Петир выходил на безнадежный бой с единственным желанием достойно и песенно умереть во славу Великой Любви.
А также помним, что Кейтилин, в отличие от Петира, повела себя как сугубая реалистка, и, между прочим, добилась успеха, сочетая реализм с гуманностью.
Казалось бы, что нового можно накопать в этой старой истории, посмотрев на нее глазами Брандона Старка.
Но это только кажется.

41. Личное фиаско Брандона Старка

Что испытывал Брандон, когда его Петир вызвал на бой за руку Кейтилин? Если исходить из особенностей мужской психологии? Во-первых, как минимум сильное раздражение, ибо этот клоп покусился на МОЕ. Клопа следует проучить. А во-вторых, рейтинг Кейтилин наверняка несколько поднялся в глазах Брандона, ибо, согласно старой мудрой поговорке, если тебя люблю только я, я тебя тоже не люблю.
Однако это в теории. А на практике Брандону предстоит взять меч (любовно доведенный до такой степени остроты, что можно побрить волосы на женском лобке – надо понимать, без дискомфорта для дамы) и настрогать на ломтики пятнадцатилетнего влюбленного мальчика, который дерзнул посягнуть на.
Не думаю, что Брандон оставил бы Петира в живых. Во-первых, ввиду того, что мелкий, как было сказано, покусился на святое, то бишь Брандоново. Во-вторых, Кейтилин, которая в теме и, в отличие от нас, знает о Брандоне не три истории, а побольше, не сомневается, что придется вмешаться. Кстати, вмешивается она изумительно грамотно. В сочетании с нежным поглаживанием эго жениха, то бишь заверениями, что она принадлежит только и исключительно ему, и что он Самый Великий, а потому исход поединка определяет исключительно его воля, девушка смиренно просит, если это не составит Великому труда, не убивать глупого мальчика. Дитенка, конечно, зашкалило, но исключительно по детской дури, в то время как для Кейтилин оно, разумеется, всего лишь ребенок. Но он милый, добрый, славный, мягкий плюшевый, вместе росли, практически брат, – в общем, нельзя ли?.. Смиренная просьба наряду с поглаживанием эго (а также, как мы помним, неожиданным повышением рейтинга просящей в глазах жениха) срабатывает.
Кейтилин, надо признать, умеет работать с мужчинами.
Есть и в-третьих. Нед (а он давно и глубоко в ситуации) ставит в один ряд Арью, Брандона и Лианну, говоря о них – “волчья кровь”. Надо понимать, именно эти трое Старков чем-то сильно схожи.
Я бы сказала, что волчья кровь – это не столько темперамент (хотя, конечно, не без этого), сколько отношение к физическому насилию. Брандон любит вид крови на мече. А Лианна меч пусть и не кровавит, но порядок среди оруженосцев наводит быстро и прочно. Что до Арьи, то ее в Браавосской школе вообще признали за отличный материал для обучения грамотному убийству.
Все это, конечно, настораживает. Но Мартин к сложным, настораживающим и сомнительным темам, равно как к всякой-разной политкорректности, подходит совершенно бесстрашно. Просто он своими убеждениями не тычет в глаза, и разностепенные дуро свободно могут в меру своей дурости ничего не замечать.
Волки – хищники, и к этому надо относиться спокойно. Чай, живем не в раю, где львы возлежат рядом с ягнятами, и все вполне целы и сыты. Хищник – не обязательно плохой и пропащий. А жертва – не обязательно хорошая и духовно просвещенная. То и другое – попросту суть, так сказать, категория инструмента в руке богов. Дальше человек может направить свою хищность на самые благие дела и вообще духовно просветлиться (Дени у нас дракон, тоже неслабый хищник по природе), или жертва жертвою выйти исключительно гнусным и вредным барахлом (каким, раз уж мы о королях говорим, получился Р. Баратеон). Не то чтобы все в руках человека, но очень, очень многое. Изменить свою природу почти невозможно. А вот сделать правильный выбор – пожалуйста, полная свобода.
Очень многое определяет, конечно, и воспитание. Вон типичная жертва Санса предала Неда, подведя под помним что. А типичный хищник Арья – одна из самых верных и честных в пространстве саги. Потому что одной папа объяснил суть верности и чести, а другой мама все только импринтировала, что надо выглядеть леди. Леди-то выглядеть, конечно, надо, особенно если хочешь ею быть, но если попадаешь в ситуацию, не предусмотренную в учебнике для леди, поверхностность воспитания сразу вылезает со всеми вытекающими.
Впрочем, хищники в сложных ситуациях теряются ничуть не меньше леди. Вот Брандон, как отмечает Кейтилин, с холодными глазами, готовится резать Петира на мелкие кусочки. Казалось бы, какой там холодный взгляд у темпераментного Брандона. Но ведь все верно. У волка перед схваткой холодные глаза и, прошу заметить, холодная голова. Накручивать себя – это из другой оперы, к хорошему хищнику отношения не имеющей. Мы можем драться, и один из нас умрет. Мы можем не драться и разойтись. То и другое – в некотором смысле одно и то же, ибо есть попросту выход из ситуации, а также неотъемлемая часть жизни хищника.
Правда, наслаждаться схваткой, вкусом крови на зубах / видом ее на клинке и вообще хорошей охотой – тоже часть психологии хищника, не хорошая и не плохая, а просто его хищническая суть. С точки зрения волка-Брандона, Петир – законная добыча, потому что а) не является равным хищником, б) тем не менее дерзко вылез под зуб, в) и вообще если суслик на глазах стаи прыгнет на волка, пусть даже сытого, цапнет его за самое святое и остановится перед носом, нагло подбоченясь, какой нормальный волк кротко отвернется и станет зализывать рану на святом?
Петир занимает нишу жертвы, причем нагло вызывающей на бой волка? Ну, Петир получит то, чего добивается.
Но вот какое дело. Сколько бы ни было волчьей крови у Брандона, он все-таки в первую очередь человек. Идти на поводу у своего внутреннего волка – это не самое полезное занятие для любого человека. И уж тем более наследника Великого Дома. Да, самец обиделся, что на самку посягнули. Но соперник-то даже не молодой слабый самец, а по сути скорее детеныш. У волка в таких случаях стоит жесткий блок: он волчонка может весьма больно потрепать, чтобы была дурачку наука, но никогда не загрызет. И уж тем более не будет наслаждаться вкусом детенышевой крови на своих зубах / видом крови на клинке.
Между тем Брандон определенно хочет двойного удовольствия: в чем кайф хищника в схватке – ясно, а как человек он собирается мальчишку маленько построгать, поставить на колени, заставить умолять – и, так и быть, отпустить живым.
А за такие вещи добрый лорд Мартин выдает вдвойне.
Широкий жест – я такой справедливый, я расстаюсь с большей частью своего снаряжения, раз уж на жертве оного нет, – на самом деле не такой уж широкий. Чтобы схватка была по-настоящему на равных, все снаряжение Брандона надо надеть на Петира, потом привязать отлично обученному наследнику лорда Старка правую руку за спиной и дать вилку вместо меча заставить соперников поменяться оружием. Может, тогда и будет на равных. Но скорее всего еще нет.
И начинается то, что в учебниках леди инстинктах хищника не предусмотрено. Брандон гоняет Петира как хочет и раз за разом режет до крови, повторяя – сдавайся, сдавайся.
А тот не сдается и не сдается. И убить его нельзя, и на колени поставить не выходит.
С точки зрения Петира, все правильно, ибо он пришел умирать, и если это будет от потери крови из тысячи миллионов царапин, то бишь долго, больно и занудно, ну и ладно, он решился, тем более на глазах у Нее.
И вот что делать с этим, Брандон не знает абсолютно. Гоняет мальчишку, режет снова и снова, требует сдаться… вообще-то это называется “мучительная ситуация” и попахивает паникой. В конце концов любитель окровавленного клинка наносит удар посильнее, к счастью для обещания и гордости обещавшего, не смертельный. Фууххх. Петир бормочет имя Кейтилин и падает без чувств. Наконец-то. Брандон может выдохнуть и пойти напиться, только так, чтобы никто не видел. Ибо, с его точки зрения, мир сошел с ума.
Недаром, по свидетельству Неда, Брандон позже вспоминает ситуацию “нередко и с некоторым пылом”. В переводе это, видимо, означает, что на турнире в Харренхолле Брандон матерно, яростно, неожиданно и весьма нелогично крыл Петира и все, что связано с тем боем, по любому поводу и несколько раз в день. Ибо бой Петир проиграл, но при этом победу у Брандона умудрился отобрать вчистую. Оказывается, в мире людей законы волков не действуют. И книга “Как стать идеальным наследником Севера” – тоже. Брандона, не привыкшего сдерживать свои волчьи, равно как самцовые, равно как иные прочие желания, Сверху очень эффективно поставили на место, сделав это от противного. Ты привык, что перед тобой все гнутся-ломаются-сдаются? Хорошо. Вот тебе идеальная жертва, которую даже и рубить-то как-то смешно, чтобы не сказать неловко, и при этом жертва не сдастся до конца. Совершенный кошмар хищника, если подумать: ты убиваешь, он встает и снова и снова и снова вынуждает тебя убивать, а потом снова встает. И ведь ударить-то в ответ не может, но и унизиться отказывается…
Если бы Брандон учел после этого урока, что мир вовсе не собирается вертеться вокруг него драгоценного, и это Брандон должен приспособиться к миру, а не наоборот. Но куда там. Брандон ведь у нас идеальный наследник, рожденный для и так далее. Проще говоря, лорд Рикард так хотел, считал, настаивал, а также убедил на всю жизнь Неда – ну и до кучи самого Брандона.
Но, как известно, только тот, кто начинает сомнениями, закончит уверенностью. А кто начал с уверенности, тому рано или поздно прилетит. Из вечно сомневающегося Неда вышел отличный лорд Севера. А что вышло из Брандона, ясно показывает его финал.

42. Уже не только личная катастрофа Брандона Старка

В принципе если бы парень вел себя так, как он ведет, будучи кем угодно кроме наследника Великого Дома, оно бы и ладно. Но то, что позволил себе идеальный Брандон, узнав о похищении Лианны, не лезет ни в какие ворота. Я бы сказала, поведение совершенного наследника северных земель совершило невозможное, а именно заставило лично меня несколько проникнуться к королю Эйерису. Если бы ко мне под окна ввалились четыре отморозка, вопящих во все горло, что мой вежливейший есь, с девушками безупречно рыцарственный с младых ногтей и вообще на арфе играет, кого-то там украл, напоил и изнасиловал, а потому пущай немедля выходит и мучительно умирает путем настрогания на мелкие кусочки прям на моих глазах, я бы тоже как минимум заперла идиотов трезветь в холодном погребе и вызвала идиотовых родителей для допроса с пристрастием индивидуального Психологического Разбора каждого. (Что, конечно, превосходит по жестокости действия Эйериса на порядок, ну так я никогда и не скрывала собственных недостатков.)
Помимо разъяснения провинившимся особенностей их же семейного мышления я бы обязательно выспросила, где растет то, что курили отморозки перед визитом под окна моего терема, дабы выжечь заразу на корню (и немножко себе оставить для расслабления использования в случае чего в качестве биологического оружия). Но если конопля нигде не мутировала, а ребятки просто такие без курева по натуре и вследствие заботливого отсутствия родительского воспитания, то дело конкретно пахнет керосином.
То есть я понимаю, конечно, что старшие братики имеют склонность лишаться последнего ума, когда дело касается их маленьких сестричек, и Брандон, получивший по дороге к невесте известие о сестре, отреагировал вполне по-человечески. Равно как очень понятны, особенно при его горячем характере, желание немедленно урыть оскорбителя беззащитной сестренки и даже безумная скачка до столицы.
Но. Во-первых, темперамент темпераментом, а наследник Великого Дома обязан уметь включать мозги. В таких случаях даже тем неразумным, кто не рожден владыкою, советуют пойти попинать унитаз, а потом уже принимать решения. Ибогипс на ноге неплохо отрезвляет сантехнику можно и новую купить, а вот вторую жизнь себе, нового папу Рикарда и мир во всем Вестеросе приобрести крайне затруднительно. Наследник Севера обязан уметь держать себя в руках, потому что его опрометчивое решение обойдется миру куда дороже, чем бешеная вспышка первого парня деревни Гадюкино. Отреагировать на создавшуюся ситуацию можно и нужно. Вламываться в столицу, голося – РЕЙЕГАР!!! ВЫХОДИ, ПОДЛЫЙ ТРУС!!! И УМРИ СТРАШНОЙ МУЧИТЕЛЬНОЙ СМЕРТЬЮ, УРОДИЩЕ!!! – воля ваша, но это несколько, эээ, неверный способ действий. Ну вот был бы Эйерис нормальный, и не зашкалило бы его от Брандоновых диких воплей, – и что? Чего бы реально добился Брандон, оповестив столицу и короля о своем недовольстве вот таким образом? Помог бы он чем-то Лианне или чести дома Старков? Да нисколько. Уж извините, но наследник Севера на самом деле вовсе не добивается реального разруливания ситуации. Он всего лишь желает выразить свои чувства, чем громче, тем лучше, и снять таким образом напряжение.
Это даже хуже, чем эгоизм, – это грандиозная глупость.
Во-вторых, Брандон как высокопоставленная персона обязан знать, с кем имеет дело. И я не только об Эйерисе. Хотя не мешало бы учесть и чувства отца Рейегара, человека сложного, к тому же с хрупкой психикой (а поломки хрупкой психики сложных людей, как мы знаем, чреваты). Но уж если Брандон даже не дает себе труда догадаться, что папу Рейегара надо перетягивать на свою сторону, а не восстанавливать против себя, что уж тут ждать. Я, собственно, о двух других участниках мерлезонского балета, они же влюбленная пара, они же гнусный насильник и опозоренная ромашка. Хорошо, допустим, Брандон туп, слеп, глух и пил без просыпу во время харренхолльского турнира от первого до последнего звонкабеспрестанно жалуясь на коварного Мизинца, так что совершенно откровенную, благородную и скандальную влюбленность Рейегара в Лианну пропустил. Там вообще какое-то интересное настроение по этому поводу, типа все сделали вид, что ничего не происходит. Ладно Р.Баратеон, который на турнире, между прочим, присутствует и все видит, – он трус везде, где нельзя махать молотком, и до последнего будет упорно не замечать. Но остальные-то? Или отзываться цинично не выходит, уж очень неземной свет от Рейегара с Лианной, а отзываться не цинично не выходит за неумением оного?
Но, в конце концов, Рейегар Брандону человек чужой малознакомый и вообще пусть это Рейегар изучает Великого Брандона и учитывает Его желания. Но Лианна? Волчья кровь? Вразумительница оруженосцев? Неужели можно настолько плохо знать собственную сестру?
Я вообще сильно сомневаюсь, что мечтательный, меланхолический, поэтический, музыкальный и рыцарственный Рейегар способен не то что схватить волчицу под мышку и уволочь на юг, но даже что он подал эту идею. Как-то куда логичнее выглядит, если это Лианна отвергла скучный ритуал ухаживания, сложных разговоров с родителями на тему “можно ли жениться тому, кто уже женат, если его предки широко практиковали двоеженство” и так далее. Тут ведь и состаришься под их умные разговоры, а между тем “жить осталось так мало – мне уже шестнадцать лет” (“Труффальдино из Бергамо”). Если ты меня по-настоящему любишь, бежим вместе далеко-далеко и будем там счастливы безмерно, и я тебе нарожаю маленьких дракончиков сколько захочешь, а своим я оставлю записку, чтобы не возникали и уважали право девушки на самоопределение.
После чего Рейегар сдается, Освелл Уэнт берет у родичей ключик от ворот Харренхолла, и Лианна получает свой страшно романтичный побег навстречу безграничному счастью. Остановить и вразумить ее некому, лорд Рикард на турнире, похоже, отсутствует, Брандон направляется в Риверран к невесте с повышенным рейтингом, а Нед и Роберт с дедушкой Арреном отбыли в Гнездо. Есть, правда, в Харренхолле младший братик Бен, но думать, что он способен остановить волчицу, рвущуюся к счастью, по крайней мере наивно.
Ну а далее Брандону остается показать себя эгоистом неразумным романтиком во весь рост: в результате его шумного, грозного и бестолкового бития стекол Эйерису явления в Гавань его ждут длинная (и хотя бы уже потому мучительная, для такого-то характера) отсидка в тюрьме и жестокая гибель. Между прочим, Лианна расплачивается за все, что натворила, очень похоже: длинная (и хотя бы уже потому мучительная, для такого-то характера) отсидка в Башне с животом и тяжелая смерть в родах.
Ох уж эта волчья кровь. Теперь вся надежда – что на Арье сработает воспитание Неда и богов.

43. Нед и достойные люди его жизни

И ведь что интересно – все вышеизложенное Нед прекрасно знает.
Правда, исключительно в том, что касается фактов, конечно. Выводы у него получаются совершенно другие, чем у меня. А именно: Брандон – настоящий наследник, рожденный для этого дела, а я тут совершенно случайно и ничего не могу сделать как следует. А посему недостоин ничего хорошего, кроме разве хорошего пинка.
Тут можно, конечно, вспомнить, что на формирование подобной точки зрения у Неда наверняка мощно повлиял папа Рикард. Но точно так же можно и нужно вспомнить, что в жизни Неда есть еще один человек, который а) уверен в своей исключительности, б) пользуется в этом вопросе полной поддержкой и святой верой Неда, в) а на самом деле еще хуже Брандона, который на деревне Гадюкино был бы очень приличным первым парнем, а этому даже на деревне Гадюкино регулярно устраивали бы темную.
Я, конечно, о Роберте. Вот уж барахло-то. Вот уж уверенное в том, что оно – пуп земли.
И – абсолютно тот же механизм, что с Брандоном. Нед располагает всеми фактами, знает картину, понимает частности, все вроде путем – но на стадии вывода необратимо отметается все, что накоплено по вопросу, и делается твердый и неукоснительный вывод о собственной полной несостоятельности и невыносимой прекрасности старшего брата / друга детства.
Что уже настораживает.
Вообще на самом деле Неду честь и хвала за то, что он в детстве не единожды, как Станнис, но целых два раза угодил в ситуацию “всего лишь второй при Блистательном Первом”, – и не уселся в углу, злобно проливая слезы о том, что у него отняли солнце, а сильно и навсегда подружился с обоими Блистательными и их полюбил. Равно как любил – и продолжает любить – обоих отцов, родного и приемного, в отличие от Станниса, так и не простившего своим преступным и неблагодарным родителям то, что Роберт Был Для Них Первее, а потом они вообще коварно померли, и он ничего не успел доказать.
Но, как бы это сказать, любовь не должна плотно завязывать глаза, затыкать уши, связывать руки, промывать мозг и вызывать глубокое экзистенциальное ощущение собственной неполноценности.
Конечно, как говаривал мудрый Бальзак, наши недостатки есть всего лишь продолжение наших достоинств. Как резюмирует Кейтилин, неплохо знающая мужа, Нед – скала. Цельность, монолитность, устойчивость и несдвигаемость скалы могут быть ее, скалы, достоинствами. А могут быть и недостатками. Точно так же и у Неда: что он верный до упора – это отлично, а вот что отказывается из верности пользоваться головным мозгом и возвышает друганов за счет втаптывания в пыль самого себя – это уже совсем наоборот.
Но поскольку одно лишь продолжение другого, остается лишь вздохнуть и пожелать тем героям, которых добрый Мартин пока держит в живых, побыстрее достигнуть баланса на лезвии бритвы. А также вернуться к комплексам Неда и констатировать, что реальному Брандону нет доступа в Недову голову, где впечатан в гранит идеальный старший брат, предмет вечных терзаний младшего, который унизительно и позорно несовершенен по сравнению с идеалом.
И если вспомнить, что комплексы Неда на этом не заканчиваются и упомянутый Нед твердо знает, что безнадежен не только в профессиональном, но и в, гм, весьма интимном смысле, начинаешь осторожно подумывать, не нравится ли Неду где-то глубоко-глубоко в душе быть Самым Безнадежно Несовершенным Человеком Вестероса.

44. Интимный комплекс Эддарда Старка

Я долго пыталась понять, что меня так веселит в Недовом перечислении Робертовых совершенств, оно же список требований девушек к идеальному мужчине. Ну, помимо лежащего на поверхности (см. раньше). Потом до меня дошло: это тихая, скрытая, тоскливая жалоба на то, что Нед девичьей мечтой нигде ни разу не является.
Переводить на нормальный язык ее следует так.
Роберт высокий, а Нед – нет, и потому ни одна девушка на Неда не посмотрит.
Роберт голубоглазый, а Нед – нет, и потому если какая-нибудь девушка случайно на Неда и посмотрит, то тут же отвернется и убежит.
Роберт накачанный, а Нед скорее худощавый, и потому прощай, прощай мечта о том, чтобы убегающая девушка хотя бы не плюнула на бегу в того, от кого убегает.
Роберт смазливый, а Неду, надо понимать, на шею вешают сардельки, чтобы с ним хотя бы собаки играли.
А еще Роберт чисто бреется, ржет как конь, пахнет кровью и кожей, и т.д. и т.п. Чего Неду решительно не дано.
Причем если бы мальчик ляпнул эту глупость в давнем разговоре с сестрой. Типа вопль младой Недовой души, обнаружившей, что тело по всем этим пунктам девичьим мечтам не соответствует. На основании каких только глупостей не создают себе комплексы в подростковом возрасте.
Но мужик так считает в тридцать пять (!) лет при пяти (!!!!!) законных детях.
Что тут следует сказать (если цензурно). Во-первых, я всегда считала, что для подавляющего большинства мужчин содержимое собственных черепных коробок – тайна за двадцатью семью печатями. Я вам больше скажу: если достать содержимое и разложить перед ними, снабдив этикетками и стрелочками, что из чего проистекает, все равно 99,9% откажутся даже попробовать разобраться. Поэтому когда имеется безнадежно запутавшийся в себе муж, мне всегда хочется по душам поговорить не с ним (с ним чего говорить, там без бензопилы обычно делать нечего), а с его благоверной. Ибо сражаться с комплексами детей и мужей – неотъемлемая часть традиционной женской работы.
Нет, конечно, среди женщин встречаются и тупые курицы хуже мужчин, и самоупоенные самки богомола, для которых мужики – всего лишь экзотический продукт питания. Но Кейтилин далеко не глупа, и всего лишь умеренно эгоистична, и мужа любит, и чувством долга пропитана до мозга костей. Так почему за столько лет совместной жизни она не объяснила Неду, что стройные невысокие молчаливые выносливые мужчины с холодными серыми глазами и бурной активностью в постели как раз очень даже нравятся дамам? Да и предпочтения давних долинных дуродефф вовсе не определяют вкусы умных женщин.
А что тогда в Гнезде упомянутые дуродеффки самоскладывались штабелями пред красотами Роберта, так это в основном потому, что Роберт встречал штабеля с распростертыми объятиями. И совершенно не исключено, что к худощавому сероглазому младому Неду деффки тоже дышали весьма неровно. Так он же был юноша строгий и нравственный, не забалуешь, и они в его присутствии попросту робели. Что, естественно, парализовало самоскладывание. Хотя, полагаю, на пару-тройку штабелей, пусть и пониже Робертовых, вполне бы хватило.
В общем, есть у меня ряд тем, на которые я бы с Кейтилин с удовольствием и подробно побеседовала. Часиков этак восемь без перерыва на обед и кофе. Но я-то что, а вот список претензий к леди Старк, который тщательно и заботливо составляет лорд Мартин, – это уже серьезно.
Во-вторых, у Неда есть ряд смягчающих обстоятельств. Он никому не навязывает свои комплексы, но, напротив, героически прячет их в глубинах души. Что уже подкупает. Лично меня напрочь обезоруживает то, что он, твердо верящий в безграничное превосходство Роберта над собою, при этом совершенно ему не завидует. Брандону, между прочим, тоже. Редкое качество, если подумать. Для рода человеческого куда более типичен Станнис, исходящий бессильной, но незатихающей злобой на тему старшего брата, напрочь затмевающего ему, бедолаге, солнце (надо полагать, в период кратких наездов из Гнезда). А вот не было бы Роберта или хотя бы наездов, и Станнис, разумеется, вырос бы легким, обаятельным душкой и вообще девичьей мечтой.
Ну-ну.
В-третьих, Нед, конечно, самтюфяк, что не верит в себя и прочно закрепился на месте вечно второго, нечаянно попавшего на место первого, в том числе в постели Кейтилин. Но следует признать, что воспитатели этому все же поспособствовали, причем не меньше супруги. Вспомним, кто вбил ребенку в голову, что Брандон – настоящий наследник, рожденный для этой работы и всегда знающий, как поступить. (А также кто распустил Брандона до безобразия и того, что все закончилось так, как закончилось?) И кто восхищался весельчаком Робертом и особенностями веселости его в Гнезде? Да так, что Роберт раз и навсегда утвердился в мнении, что ему все можно, а Нед – в том, что ему, напротив, нигде ничего нельзя.
Короче, ответственность лорда Аррена за то, что вышло из Роберта и Неда, не менее велика, чем ответственность лорда Рикарда за то, что вышло из Брандона и того же Неда.
Впрочем, отношения Аррена и Неда далеко не столь прямолинейны, как “Роберт – это настоящий мужик, рожденный для щастия и всегда знающий, как его заполучить, а ты, ацтой, брысь на помойку жрать червяков”. Робертова экстравертность и упоение жизнию, согласно тексту, очень и очень импонировали Аррену. Но вот какое дело: сам-то лорд Джон больше похож не на Роберта, а на Неда. Если говорить конкретно об отношениях с женщинами и детьми, Аррен с младшим воспитанником вообще похожи до удивления.
Аррен женат трижды, после смерти второй жены долго вдовеет, но – ни одного бастарда в Долине, ни одной любовной интрижки. И когда он сам пытается устроить свою личную жизнь, то не женится, а берет к себе домой детей. А когда он не сам устраивает свою личную жизнь, то есть из-под политической палки женится на барышне Талли, он опять-таки терпит ее сколько может, официальных любовниц не заводит, и еще большой вопрос, бегает ли по подземному ходу в бордель расслабляться (ибо Лиза имеет необходимый для беременностей секс с удивительной регулярностью, а у Аррена, кроме жены, между прочим, еще вся страна на плечах, какие уж тут бордели).
Как все это напоминает Неда, который, глянув на жену, которой он, между прочим, безупречно верен, немедленно спрашивает: “А где дети?”. Ибо дети, как у Аррена, главнее жены. Однако не плачьте, феминистки, ибо, согласно убеждениям Неда, жена – тоже человек, ее надо любить, беречь, регулярно удовлетворять в постели, прислушиваться к ее мнению и никоим образом, никогда и нигде не позорить на людях! Ибо грех.
С моей точки зрения, совпадение по трем весьма нетрадиционным точкам (жену не позорь, особенно публично; дети – лучшее, что может быть в жизни мужчины; и, наконец, Верность Высокой Чести Форева!) – неопровержимое доказательство того, что принципы личной жизни Нед позаимствовал у Аррена. Но, как бы это сказать, стал католичнее римского папы. Если за Арреном числятся мелкие (и даже не очень мелкие) нарушения буквально всех этих (и не только этих) принципов, то за Недом нигде ни разу ничего подобного не замечено
Если уж совсем честно, гляжу я на то, что думает о себе весьма привлекательный внешне и очень активный в постели мужчина (не забудем, в тридцать пять лет при пяти детях), и упорно кажется мне, что Нед в постель к Кейтилин пришел девственником. Полагаю, при этом ужасно переживая из-за увлечения Эшарой и совместных танцев с нею же. И мучительно раздумывая, является или нет позором для Законной Жены добрачное увлечение мужа, даже если оно так и осталось в рамках грез и танцплощадки. Далее, этак смутно вырисовывается в моем представлении картинка, на которой Аррен с Недом обреченно глядят друг на друга перед тем, как пойти и пожертвовать собою каждый на своем брачном ложе. Причем старший (все-таки две женщины в анамнезе) чувствует необходимым как-то подбодрить младшего (вообще никаких женщин в анамнезе), хотя остро ощущает, что сам мало что понимает в вопросе, а что знал, изрядно подзабыл. Но – надо, ради мужской чести, мира во всем Вестеросе и этого блядуна Роберта! А посему настоящие мужчины молча смотрят друг на друга, потом расходятся каждый к своей сестре Талли и в результате поистине героических усилий оставляют их наутро успешно оплодотворенными.
Орлы.
Наконец, я твердо уверена, что ни единого разочка Нед жене не изменял. И когда он ужасно переживает насчет того, что покрыл супругу позором, он переживает именно из-за того, что сказано. Ибо весь Вестерос думает, что Нед изменил Кейтилин, и это покрывает супругу лорда Старка вечным и несмываемым позором. А уж как это покрывает вечным и несмываемым им же самого лорда Старка, так это словами совершенно невыразимо.
Нет, что вы, факта измены не было. Его и быть не могло, при таких-то принципах. Если бы лорд Старк действительно изменил супруге, я даже не знаю, что бы он с собой сделал. Вероятно, отрубил бы себе самому Льдом голову, ибо оказался бы не в силах выдержать свой испытующий взгляд в зеркале.
Но отсутствие измены по факту совершенно не меняет того, что Нед в собственных глазах – не только Самый Несовершенный Человек Вестероса, но и вообще худший негодяй вселенной. Ибо он ради клятвы Лианне допустил, что все думают то, что они думают. А это, как вы понимаете, непоправимо, позорно и т.п. Клейма ставить на этом Неде – и то негде.
Ффух. Что здесь следует сказать в заключение, если опять-таки строго цензурно. На самом деле честь Неда в этом, как и прочих случаях, совершенно безупречна. Все считают, что лорд Старк имел, кроме законной жены, по крайней мере Эшару и Виллу, а также, возможно, рыбачку, а может, и еще кого, такие тихони – они всегда подозрительны. Ну уж кого-то из них точно имел, поскольку Джон живое доказательство. В то время как Нед, бедняга, безупречно верен будущей жене до брака, во время брака и после брака.
Далее, по моему мнению, это в каком-то смысле смешно, во всех смыслах грустно, весьма поучительно, а также есть история всей Недовой жизни, до последней секунды. Включая откровения на эшафоте. Всю-то жизнь бедолага вынужден поступаться видимостью чести ради сути чести. И никто не увидит, и никто не оценит… кроме близких, богов, ну и лорда Мартина, конечно.
Но если в пространстве саги Неда как человека (а также всю его нелегкую и непростую жизнь) по-настоящему знают разве боги да Джон Аррен, может ли последний поверить, что Нед нагулял с пластилиновой Эшарой ребенка, привезенного с югов?
В картонном романе – да. В романе умного автора – ни в коем разе.
Мартин умный автор.

45. Последняя тайна Джона Аррена

Подведем промежуточные итоги.
Аррен умный персонаж, и он знает, что за ребенок появился у Неда, потому что не может не знать.
При этом он отпускает Неда с ребенком на север и никому, нигде, ни разу не дает даже намека на то, что он должен был понять.
При этом они с Недом переписываются, и Аррен очень, очень много значит для Неда.
А еще один раз они имеют возможность повидаться без Роберта и поговорить по душам. Это, если кто забыл, когда у Аррена родился Робин, и Нед поехал в Гавань, повидав Серсею с очередным плодом инцеста, но почему-то не короля, – ибо, надо понимать, все было сделано так, чтобы короля не застать.
И, наконец, ребенка, которого Аррен позволил Неду увезти на север, зовут Джоном.
Все одно к одному. Аррен знает, и Нед знает, что Аррен знает.
Не знаю, говорили они об этом откровенно или нет. Может быть, намеками. Во всяком случае вряд ли подробно. Не те они оба люди. Но Аррен в этом пункте Неда никогда не предаст. А Нед твердо верит, что может здесь положиться на лорда Джона, занимающего особенное место в Недовой жизни.
Впрочем, Нед для Аррена тоже особенный человек. Не думаю, что умный лорд Джон не осознает, что регулярно предает собственные принципы. Нед, неуклонно следующий этим принципам, не может не занимать в жизни Аррена совершенно отдельное и очень важное место. Думаю, Аррен им восхищается, в него (и ему) верит – и очень его любит.
Что до Джона Сноу, то он для Аррена, во-первых, совершенно безопасен в политическом отношении. Неду не нужен и никогда не будет нужен карманный Таргариен. Но ему очень нужен мальчик Джон Сноу – чтобы его любить и растить.
И во-вторых, Джон Сноу и его тайна для Аррена в некотором роде искупление того, что произошло при взятии Гавани. Уж не знаю, тревожат ли кровавые призраки детей-Таргариенов сны правой руки Р. Баратеона. Вряд ли. Но вину он, конечно, испытывает. Хотя бы потому, что никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяет Роберту отдать приказ об уничтожении Визериса и Дени.
Конечно, рядом бдит Варис, который принял бы в случае чего свои меры, и с устранением последних Таргариенов вряд ли что бы вышло, – но мы сейчас об Аррене и о том, что он никогда не погрузится в пучину нечистоплотной политики настолько, чтобы взять на душу грех убийства детей. Пусть Визерис уже и не ребенок, все равно, вина есть вина.
Кстати, думаю, Варис и Аррен так хорошо сработались не в последнюю очередь из-за твердой позиции Аррена по данному вопросу.
Ну и раз уж мы о детях – неусыпная забота Аррена о детях Роберта тоже, конечно, в чем-то стремление искупить ту давнюю вину.
Не стану говорить, что отношение Аррена к Неду всегда отличается исключительной порядочностью, и вообще что там только любовь. Как всегда в жизни, намешано разное. Любовь любовью, забота заботой, уважение уважением, но Аррен, как мы помним, позволил Мизинцу трепать языком насчет того, кто был первым у Кейтилин. Хотя, может быть, Аррен этому сколько-то верит? С учетом того, что Лиза была вовсе не, и потом, Нед с его полным отсутствием опыта мог и не разобраться… И все равно Аррену следовало бы заткнуть Мизинца, потому что Кейтилин – леди Неда, уж какой бы ни была. А раз этого не случилось, значит, имело место мелкое и, казалось бы, малозначащее предательство Неда его бывшим воспитателем в политических и личных интересах последнего.
Что, конечно, нехорошо. Зато, увы, очень жизненно.
С другой стороны, как бы ни было, а тайну Неда Аррен сохранил. И любовь между ними тоже сохранилась, скрасив, как мне кажется, последние годы жизни лорда Долины и фактического главы Вестероса.
Мальчик, бывший в детстве на втором плане, стал для Аррена любимым сыном и, наверное, даже утешением в старости.
С Робертом все с точностью до наоборот.

46. Аррен как воспитатель

Начнем с того, что в целом Роберт – разочарование Аррена. Буквально все хорошие задатки, все, что восторгало снисходительного дедушку в давние счастливые долинные годы, обращается сначала в пепел, потом в грязь, а далее совсем в отходы органики.
Причем Аррен прикован к Роберту и обречен за всем этим наблюдать.
Более того, в чем-то именно лорд Джон способствует окончательному освинячиванию Роберта. Ибо с концом войны приходит конец и воспитанию старшенького. Теперь Аррену типа некогда, он занят важными государственными делами. В то время как Роберт брошен в пучину бесплатных удовольствий, за которые исправно платят Аррен – и, не забудем, страна.
Нет, понятно, что поручить Р.Баратеону дело – значит завалить дело. Но без дела Р.Баратеон скользит по наклонной все быстрее.
Здесь, пожалуй, следует сказать пару слов на тему о том, до какого возраста следует воспитывать своих детей. Вопрос, разумеется, из разряда кухонно-философских и может быть обсуждаем до бесконечности. Но все-таки. Мы вообще зачем детей воспитываем? Чтобы нам было чем заняться или чтобы подготовить детей к самостоятельному существованию в суровых реалиях жизни? Это вообще скорее для нас или скорее для них? И по каким критериям следует оценивать работу родителей? Вот Кейтилин, Серсея и Лиза – то, что обывателями называется “хорошие матери”, страстные, неравнодушные и охотно занимающиеся своими детьми. Только вот их любимцы получаются какие-то, простите за точность выражения, сильно недоделанные. Для себя-то дамы проводят время с толком и страстью. А как насчет пользы для отпрысков? Насколько приспособлены к реальной жизни Санса, Джоффри и, простите вестеросские боги, Робин?
То есть, конечно, у любого воспитателя, хоть семи пядей во лбу, случаются провалы. Вот хоть Нед, прекрасный отец, и Теон, а также то, что из него получилось. Но в таких случаях воспитатель должен осознать, проникнуться и заняться исправлением своей ошибки. Что мы ответственны за тех, кого приручили, широко известно благодаря Сент-Экзюпери. Что мы ответственны за тех, кого взялись воспитывать, как, впрочем, и за результат любой работы, нами на себя взваленной, говорят значительно реже.
Роберт – это педагогическая ошибка Аррена. И не надо считать, что Аррен плохой воспитатель, потому что Нед как раз у него вышел прекрасный (кроме самоуничижительных комплексов, но, как известно, у каждого свои недостатки). Но в вину лорду Джону можно и необходимо ставить то, что он, увидев свою ошибку, устранился и предоставил тому, что росло в Роберте, расти как заблагорассудится.
Ну и выросло то, что выросло. Вот был любимый, веселый, забалованный мальчик, а потом тинейджер, а потом молодой человек, которому все прощалось, ибо обаяшка, подлиза, забавник, рубака и здоровый крепкий парень. А что учится Роберт главным образом тому, как забавлять и обезоруживать окружающих, дабы они простили ему, Роберту, все, что вообще-то нехорошо, Аррен как-то просмотрел. Ибо комфортно и весело, ура, нам хорошо втроем, а мелкие недостатки мальчика – они же такие мелкие, на фоне семейных комфорта, хорошести и веселья.
Но тут, как помним, грянуло. И обнаружилось, что Роберт недалек, крайне эгоистичен, решительно не различает, где хорошо и где плохо, способен бурно ликовать над трупами маленьких детей, а также в принципе не умеет быть благодарным. Для начала хотя бы тому же Аррену, который ради Роберта пошел ой на многое.
Что делает Аррен со своей педагогической ошибкой?
Устраняется.
Да, человек, правящий государством, – это занятый человек, и ему очень некогда. И ситуации в Вестеросе без Роберта, конечно, куда лучше, чем с ним. Но деградация Роберта без Вестероса столь же безусловно усиливается.
Воспитуем ли Роберт? Глобально, конечно, вряд ли. Но что-то, кроме пьянок, траха и турниров, думается мне, можно и нужно было для него найти. И даже не из любви к самому Роберту. (Хотя, строго говоря, что же это за любовь, когда ребенок тебе нужен, только пока он тебе делает весело и комфортно?) А прежде всего потому, что для страны очень опасно, когда ее глава, пусть и формальный, есть всего лишь существо скучающее, гниющее и все более никчемное.
Но тут вот какое дело: воспитывать такое дерьмо, как Р.Баратеон после войны, можно уже только с применением ремня разного калибра.
В то время как Аррен резко не склонен к силовым решениям. Я бы сказала, что он от них, силовых решений, отчаянно уклоняется до последнего момента и даже некоторое время после.
Понимает он, кого воспитал? Конечно, он ведь умный человек. Не исключено, что в первые годы после войны он даже сколько-то пытался приобщить старшенького к работе. Там, где ответственность поменьше и последствия попроще. Но ведь Роберт к этому делу от природы не склонен, ибо глуп, не желает заставлять себя работать и так далее. Так что сначала его приходится тащить к работе, преодолевая рев, взбрыкивания и отнекивания, потом контролировать и подправлять весь процесс – и, наконец, исправив, доделав и переделав всю работу за него, выслушивать вой на тему, что он вообще не понимает, зачем над ним так издеваются, выдернув его зад из любимого кресла.
Процедура, безусловно, малоприятная. Но если пустить этого недоумка на самотек, он весь быстренько изойдет на лужицу понятно чего. Будучи при этом первым лицом государства.
Не говоря уж о том, что исправлять свои ошибки – обязанность каждого взрослого человека. Притом, что нежелание Аррена лишний раз заниматься старшеньким после Гавани и трупов детей совершенно понятно. Но взрослые люди обязаны уметь заставить себя делать то, что им неприятно и нежеланно. Если оно действительно нужно.
А заниматься воспитанием Роберта, вместо того чтобы, проумилявшись столько лет ахзабавным выходкам оного, бросать его вариться в собственной толстокожести, безусловно, нужно. Сколь бы ни была велики занятость Аррена и его ответственность перед руководимой страною.

47. Аррен как глава страны и семьи

Кстати, насколько необходимо Аррену участвовать в руководстве страною? Да, я понимаю, Тайвин – нехорошая альтернатива. И Роберт без Аррена пропадет. (Тут, правда, такое дело, что он пропадет и при Аррене, поскольку лорд Джон на воспитание старшенького, как мы помним, решительно забивает и обращается к типа более важному.) Да и вообще хлопать дверью, когда власть идет в руки, – мероприятие сомнительное со всех точек зрения. Вот Нед порывает с Робертом и уезжает на юг. Следует ли Аррену, явно не одобряющему убийство детей-Таргариенов, сделать то же самое? Или он не может себе этого позволить? Уж не говоря о том, что работа проделана титаническая, один брак с барышней Талли чего стоит, и вдруг развернуться и уехать, кинув Тайвину на разграбление страну и, так сказать, поле боя?
И вообще много ли пользы от хлопания дверями и прочего бития стекол? Вон Брандон, как помним, попытался что-то подобное устроить, и толку было не просто ноль, а минус бесконечность. Нет, такие поступки позволительны, когда человек не может сделать ничего иного. Вот Неду хлопание дверями простительно, более того, оно, хлопание, похоже, неплохо расставило акценты в ситуации – кто прав, а кто органический отход. Но у Неда кармическая роль такая – работать нравственным камертоном. Аррен – другой человек, и у него роль другая.
В общем, Аррен имеет основания считать, что при нем будет лучше, чем при Тайвине. И Роберту, и Вестеросу.
Ну и власти тоже хочется, конечно.
Ну и с Робертом лишний раз возиться тоже не хочется, конечно.
Вопрос, прав ли Аррен, что берет на себя власть, некорректен в принципе. Давайте изменим формулировку: Аррен берет на себя обязательства по стране и королю, и вот если он их выполнит с честью, значит, его решение взять власть было правильным. А если нет – ответственность прежде всех иных на нем, на ком же еще.
И в общем сначала все идет хорошо. В стране наступает мир, даже в Дорне. Позже прижмутся и островитяне. Мир, торговля, благоденствие, никаких репрессий, при полном контроле над ситуацией (спасибо Варису). Один из признаков сильного режима: нет надобности добивать детей-Таргариенов за морем. Потому что вина виной, но будь Визерис вправду опасен, разговор бы сразу пошел на ином уровне.
А так – Роберт женат, Тайвин устранен от власти, Серсею удовлетворяет Джейме. Розы цветут, шторма утихли, львы мирно роют золотишко, честь высока, и даже зима вроде как далеко. В конце концов даже Лизе удается обзавестись живым ребенком.
Когда эта идиллия покрывается трещинами и превращается в невнятное месиво, разве прикрытое благопристойностью, сразу так и не скажешь. Опять же что-то раньше, что-то позже. В целом я бы провела, пожалуй, черту где-то после рождения Робина, когда Аррен единственного сына отдает на откуп Бедной Лизе.
Понятно, что он устал, и что синдром профессионального выгорания в цвету, и что Лизе надо чем-то заняться, чтобы она отстала от мужа. И что в пожилом возрасте тяжело в очередной раз рисковать сердцем, привязываясь к слабому ребенку.
Но все-таки. Если тебя не хватает на страну и ребенка одновременно, почему бы не выбрать частную жизнь и ребенка? Тем более что на страну уже не хватает отчетливо.
Тут я, пожалуй, для примера еще раз вспомяну недоброй памяти свежепроизведенную в святые последнюю царскую парочку. На сей раз не только истерическую жену, которой на самом деле хотелось не счастья своему неизлечимо больному ребенку, а гарантий безопасности и вообще хорошей жизни для себя любимой. Сын должен быть императором! И точка. Причем во всей полноте власти. Ибо иначе мама жуть как психует и трясется за себя любимую.
Ее мог бы остановить и ею заняться безмерно любящий супруг. Но ему же некогда – он на работе, страною правит. Пусть уж она как-нибудь сама, с Мизинцем, ой, то есть, простите, с отцом Григорием.
Но о дамах уже говорено, а вот был ли иной путь у мужчин, которые правят страной, а дома навести порядок некогда?
Безусловно, да. Если страной руководить толком уже не выходит, и дома большой непорядок, без тебя неразруливаемый, готовь преемника, бросай работу, уходи в личную жизнь и получи свои покой и счастье вместе с пенсией.
Но ни последний царь, ни лорд Аррен на такую жертву не согласны. Себе и другим они, конечно, долго будут рассказывать, что без них все непоправимо обрушится, Вестерусь пропадет и зачахнет на корню, Роберт сгибнет, и вообще они глубоко незаменимы, преемников не имеют, да и вокруг исключительно сволочи и подонки.
На деле фигня все их якобы высокие соображения. Никому не лучше оттого, что дожившие до профнепригодности или с самого начала профнепригодные властители зубами вцепились во власть. Ни их женам, ни больным детям, ни плохо руководимым странам.
Да и с преемниками все обстоит не так уж кошмарно. Черт с ними, с Романовыми, хотя даже среди них могли обнаружиться неплохие лидеры, а вот есть ли в Вестеросе альтернатива Аррену? Реальная, а не лорд Эддард Старк, конечно.
Между прочим, есть. Даже притом, что вокруг себя Аррен, как мы помним, способных людей не держит (разве вдруг думает, что при этом держит их за горло). То есть преемника не просто не растит, но панически боится, что таковой вдруг возникнет.
Начнем с того, что, даже если не принимать во внимание клан Тиррелов, где что-нибудь способное вполне может найтись, и политически подкованных Мартеллов (они все-таки местнически настроены), есть человек с опытом работы, бесспорно способный, сильный, умный – и Аррен, на мой взгляд, ему малость задолжал.
Я про Тайвина.

48. Аррен и Тайвин

Тайвин – человек плохой, жестокий и бессовестный. Это я говорила и еще, надеюсь, скажу не раз.
Но мы сейчас не о нравственности, а о политике. А в политике следует учитывать даже очень плохих, жестоких и безнравственных людей – если они представляют собою реальную силу.
Тайвин не просто сильная фигура: он фигура, сильная настолько, что, когда уйдет Аррен, противостоять Тайвину не сможет никто. Что мы, собственно, и видим. У власти мог оказаться не Нед, а кто-нибудь другой, Станнис, допустим, или кто-то из Тиррелов, – Тайвин начнет войну, разорвет страну надвое, но, будем реалистами, скорее всего, добьется своего, пройдя по трупам. Его не пускали к власти столько лет, он сидел и копил злобу и решимость, и теперь его ничто не остановит.
Аррену следует либо убирать Тайвина физически, обезглавив клан Ланнистеров, либо допустить к власти, но не абсолютной, а дозированной, и использовать как хороший инструмент. (Есть еще третья возможность, но о ней чуть позже. ) Первое чревато, ибо клан Ланнистеров слишком силен и богат, и там кроме Тайвина есть люди, способные стать лидерами. К тому же Тайвин, как помним, хорошая корова, дающая золотое молоко.
Безусловно, пустить Тайвина к власти опасно. Но тут опять же вопрос, что опаснее – допускать Тайвина наверх или упорно не допускать. Аррен не вечен. Приход Тайвина к власти после ухода (на тот свет или в отставку, сейчас без разницы, хотя Аррен сам в отставку не уйдет) лорда Джона неизбежен, как приход зимы. Что дешевле обойдется стране: если Тайвину дадут кусок пирога мирно или если он пойдет к власти по трупам с характерной для него безжалостной настойчивостью?
Чем выгодно использование Тайвина для Аррена? Именно личными качествами Тайвина, теми, которых у Аррена нет. Лорд Джон резко не склонен к силовым решениям – Тайвин ими живет. Аррен не способен дать ремня Роберту, а также Серсее, а также, между прочим, наследничку трона Джоффри (которого Серсея запретила пороть / воспитывать) – Тайвин способен приструнить дочку, зятя и внука, пока не стало слишком поздно для всех троих. Роберта раздражает Серсея, которую не может вразумить даже Джейме? Тайвин – чуть ли не единственный, кто способен поставить дочь на место. И она ведь на место встанет, и придержит язык, и даже родит кого-нибудь от мужа. Если папа нажмет. И Роберт под взглядом тестя будет вести себя куда приличнее, даже, глядишь, делом со страху займется. А уж как полезно оказаться под холодным взглядом дедушки Джоффри, еще не достигшему сложного тинейджерского возраста. Глядишь, человеком вырастет.
Наконец, есть еще вопрос казны и финансов, в котором давно должны быть закручены гайки, но Аррен их закручивать не решается, а Тайвин способен вполне. Вообще при таком руководителе, как Аррен, Тайвин – отличный грозный зам. Если, конечно, его как следует контролировать.
Причем, на мой взгляд, контролировать Тайвина Аррен вполне способен. Тем более что весь Вестерос ему в помощь: Тиреллы, братья-Баратеоны, Нед, Хостер Талли и, разумеется, Мартеллы. (И не забудем всезнающего Вариса, хотя бы в скобках.) Да, Тайвина воспримут плохо и даже местами в штыки. Но ведь это как раз самому Тайвину чрезвычайно полезно для входа в рамки. Совести он лишен, а вот ума – вовсе нет. Сильное давление на Тайвина есть необходимое и достаточное условие, чтобы он не забывал о приличиях в широком, я бы даже сказала, политическом смысле. Он будет вынужден идти на жертвы, чтобы удовлетворить Мартеллов, – ну и очень хорошо. Придется выдать Гору и Лорха – так ведь прекрасно, если он вовремя избавится от подобных сотрудников. Зато человек вместо того, чтобы бесконечно копить злобу на всех и вся за каждый потраченный впустую день, будет себя реализовывать. Глядишь – обтесается, обучится приличиям и несколько помягчеет. Совесть, конечно, не приобретет, но ему придется подлаживаться ко всем подряд и изображать наличие совести, что весьма способствует формированию, так сказать, совестного протеза. Ну и стране в целом вряд ли станет хуже – ибо Тайвин, в отличие от Аррена, не загонит проблемы под лед, а начнет их решать.
Да, за ним как человеком много плохого. Но руководитель он как раз небесталанный. И, в отличие от Аррена, еще не выгорел профессионально.
Тайвин делает страшные вещи, когда он берет власть, я первая это скажу и еще добавлю. Но не забудем, что по большей части все это происходит потому, что власть Тайвину приходится брать с боем. Приди она, власть, к нему пораньше и мирно – скорее всего, все вышло бы иначе. Куда менее ожесточенно, куда менее хищнически.
Наконец, есть Джейме, ради которого Тайвин готов на многое. Даже, полагаю, прилично себя вести. В преемники Аррену Тайвин, конечно, не годится, по многим причинам, среди которых позиция Дорна – не последняя. Но если Джейме, вместо того чтобы гнить в безделье наподобие того же Роберта возле той же Серсеи, после хорошей встряски возьмется за ум и обучится делам политическим, из него выйдет очень неплохой преемник лорда Джона.
Вариант не без своих рискованных и слабых сторон, однако в политике других вообще не бывает. Зато если бы вышло, создалась бы уникальная ситуация “и овцы целы, и волки сыты”.
Впрочем, имеется и третья возможность: почувствовав, что не тянет, но не желая и Тайвина звать на помощь, Аррен может начать готовить себе другого преемника. Не Мизинца и не кого-нибудь из тех, кто рядом, там глухо и бесперспективно. Но Вестерос – страна большая, таланты найдутся. Только надо честно поискать, а когда найдешь, начать так же честно готовить. Чтобы человек успел к моменту ухода Аррена с поста набрать столько политической силы, что даже Тайвина сможет прибрать к рукам.
Тем более что у Аррена, как мы помним, есть на Тайвина совершенно конкретный и внятный компромат.
Но куда там. Кто же выпустит власть из рук. Аррен выбирает единственный абсолютно гибельный вариант: не делать ничего, загонять проблемы под сукно, примораживать ситуацию в стране (а также в семье, а также со старшеньким). И так до тех пор, пока все не рванет самой что ни на есть отходной органикой.
Что после смерти Аррена и происходит. Причем органический душ достается, к сожалению, прежде всего Неду. Хотя тут как раз вины Аррена нет. Он, судя по тексту, Неда от столицы держал сколько мог подале.
В общем и частном, именно Аррен отвечает за тот вселенский срач, который начался после его правления в стране.
Так был ли он прав, беря власть после войны? Скорее всего, да. Был ли прав, упорно оставаясь у руля, причем в одиночестве, до самого конца? Однозначно – нет. С ним случилось то же, что часто губит хороших политиков и неплохих людей: их не отпускает и развращает власть.
Больной Робин и безумная Лиза – не только бремя лорда Джона, но и последний шанс на спасение, так сказать, души десницы. Но как раз к возможностям спасения своих душ политики обычно безнадежно глухи.
В общем, вышло как в той фразе Буджолд: только мелкий человек не даст вырасти рядом преемнику. Аррен оказался по большому счету мелок. При всем хорошем.
И уж совершенно непростительна его позиция по принципу “После меня хоть потоп”.
Вот как раз потоп и грядет.

49. Аррен: смерть и далее

Ситуация вокруг десницы перед его внезапной кончиной глубоко безрадостна, и он сам во многом за нее в ответе. Любимый мальчик Роберт – грязная свинья и трус, пытающийся освободиться от жены и детей чьими угодно, но не своими руками. Жена – тяжелая, полубезумная истеричка. Ребенок – испорченный физически и, боюсь, душевно, к тому же при такой мамочке вряд ли выживет. Ситуация в стране чревата взрывом. Казна пуста, корона в долгах выше темени. Вокруг ни капли любви, одни хищники.
Есть Нед, но он далеко. И даже Неда иногда приходится по мелочам предавать.
Это называется полное и горькое одиночество.
Наконец, Роберт начинает давить на Аррена с помощью Станниса. (Иначе как предательством по отношению к Аррену его действия не назовешь; но Аррен с Робертом вообще довольно лихо предают друг друга.) А Станнис – это бульдог, который добычу не выпустит.
Пытаясь задружить с бульдогом, Аррен кидает ему кость: собственного сына.
И это – конец лорда Джона. То есть начал-то всю историю, сгубившую Аррена, конечно, Роберт. Но за черту Аррен переступил лично. Даже если он не намеревался сдержать обещание, вся эта история ясно показывает, как мало значил для него его больной сын.
Даже и тогда, впрочем, деснице сошло бы это с рук… но добавился фактор Мизинца, единственного человека, который по-настоящему ненавидит десницу. Ибо Аррены на пару столько лет имели беднягу пушистика, что он не без удовольствия убирает мужа руками жены, а потом убирает и жену – пока в Гнездо, а там видно будет. Ибо не только Бедные Лизы, но и пушистики, между прочим, чувства имеют.
Аррен умирает в муках, причем очень некрасивых. Возле его смертного ложа – трое людей, которые, собственно, и отправили лорда Джона на тот свет: Роберт, Лиза и Пицель. Особенно мне нравится поведение Роберта по принципу “ну, раз уж ты все равно помираешь, так хоть не жадничай, расскажи, как мне дальше жить покомфортнее для моего драгоценного зада”. Ничтожество, на которое Аррен все-таки, как ни кинь, при всех взаимных счетах и претензиях, положил жизнь.
И ничего уже не исправить.
И что самое плохое – именно после смерти Аррена все только и начинается.
Мог ли Р. Баратеон, оставшись без единственного человека, который всю жизнь его защищал от мира, а главное, стоял между Робертом и Тайвином, сохранить статус кво? Да, вполне. Все, что ему следовало сделать, – это допустить к власти клан Ланнистеров. Приход Тайвина к власти на сей раз, разумеется, уже неотвратим, но его опять-таки можно было бы окультурить. Назначение Джейме десницей – это тот минимальный кусок, который следует бросить Тайвину, чтобы не началась война. Да, придется прижаться с веселой жизнью и расходами, но можно взамен потребовать, чтобы Серсея вела себя прилично, и вообще начать жить как взрослый ответственный человек. Тайвин способен взять зятя в ежовые рукавицы, но можно добиться ряда поблажек, если повести себя по-умному. Опять же обмануть ожидания Станниса и Ренли (мелочь, зато как приятно мелкой душе Роберта). И Вестерос будет цел.
Но разве ж Роберту важен Вестерос? (За что, кроме личной Робертовой свиньи, опять же спасибо лорду Аррену.) Р. Баратеон одержим желанием освободиться от гадюки со змеенышами, и ради этого готов подставить и погубить не только приемного отца, но и названого брата. Пущай все мрут до кучи, только бы свинье было чем гадить.
Поэтому первое, что делает Роберт, – это кидает Ланнистерам два, увы, совершенно неудовлетворительных куска. Джейме становится Хранителем Востока, каковой титул срочно отнят у мальчика Робина. А второе – Тайвину в воспитанники (читай – заложники) обещается тот же самый мальчик Робин. Поскольку Робин ничего не значит для Р. Баратеона, то его в случае чего и не жалко будет.
А насчет бить себя в грудь и орать, что мы типа одно имя носим, и вообще, я за него горой и хоть ща в огонь, и как вы могли подумать, что он мне не дороже родного сына и наследника, – это Р. Баратеон, как мы помним, всегда запростяк и на счет раз.
И тут, конечно, ничего не значат заслуги Аррена, который и так был обязан служить своему законному королю. Тем более что не какой-то там мозгляк Робин, а он, Роберт первый этого имени, есть настоящий сын почившего Аррена, которого, конечно, жалко, что уж там. Но не настолько, чтобы не пожертвовать ради себя любимого всем, что от Аррена осталось.

50. Вместо заключения

Почти точно год прошел с того момента, как меня угораздило начать обсуждение того, что на самом деле стоит за разговором в крипте двух старых друзей. И даже не за всем разговором, а только за той его частью, где про столицу, политику и покойного лорда Джона. Год без девяти дней на полстранички мартиновского текста. Какой отличный результат.
Как сам Мартин, бедолага, соблюдать какие-то сроки успевает, при подобной насыщенности текста смыслами? Ума не приложу.

6. Бен Старк до Харренхолла

О Бене до Харренхолла известно крайне мало, но бывает и хуже. Все-таки Мартин кинул читателям три ошметка косвенных намека и одну совершенно конкретную косточку картинку из видений Брана, где Бен с Лианной, правда, по именам не названы, но легко узнаются. Нечего жаловаться, вперед за работу.

Итак.

1) Мама рядом с Беном и другими детьми Рикарда Старка почему-то не просматривается. То есть абсолютно. То есть Сам в свое время был очень раздражен вопросами читателей на эту тему и имел неосторожность сказать, что неужели, мол, Толкиена тоже аналогично доставали насчет мамы Арагорна. Что очень забавно, потому что про маму Арагорна Толкиен как раз довольно подробно отчитался. В то время как мать Брандона, Неда, Лианны и Бена отсутствует в саге как класс.
Ну, правда, мы от противного знаем, что у всего выводка лорда Рикарда одна и та же мать (ибо обратное не указано). Уже что-то.
Далее, мы знаем, что промежутки между рождением детей невелики (Брандон – 261 г., Нед – 263 г., Лианна – 266 г., Бенджен – 267 г. или малость позже). Как следствие, первенец Брандон был старше последыша Бена всего лет на шесть-семь. То есть, если (допустим) леди Старк умерла родами Бенджена или вскоре после этого, в тексте может быть именно такая картина, какую мы наблюдаем. Четырехлетний Нед, оставшийся без мамы, может ее попросту не помнить. Был бы старше, наверное, в своих главах хоть что-нибудь сказал. Брандон, который на два года старше, что-то помнить был должен, но мы глав от него не читали (и, боюсь, никогда не прочтем). В целом, рабочая гипотеза о смерти жены лорда Рикарда при рождении Бена или вскоре после этого вполне имеет право на существование. Тем более что при общеизвестно низком уровне средневековой медицины ранняя смерть женщины, пусть даже знатной, в родах или от их осложнений, есть дело обычное.
Лорд Рикард второй раз не женится, а воспитывает свой выводок сам, причем вполне себе прилично воспитывает. При всех тараканах дети – семья, друг другу и отцу преданы. Бенджен – не исключение.
Можно пойти чуточку далее и продолжить предполагать, что Бен был ребенком слабеньким, возможно, родился преждевременно, и т.д. и т.п. Все это, однако, покамест разговоры в пользу бедных, особенно головным мозгом. Особенно если припомнить, что в зрелом возрасте Бенджен в непростом климате Антарктиды Стены много лет успешно ведет более чем активный образ жизни (ибо работать начальником разведки Дозора вовсе не значит сутками просиживать штаны в центральном офисе и перемежать длительные совещания с чтением сводок и иногда компьютерными играми).

2) Из разговора Неда с Арьей (опять-таки по принципу “от противного”) известно, что Бен, по примеру Неда и в отличие от Лианны и Брандона, был нормальным человеком не страдал от приливов избытка волчьей крови.

3) Наконец, есть такой любопытный момент (как назло, снова от противного). Сыновья лорда Рикарда, как положено подросткам из благородных домов, воспитываются на стороне – Брандон поближе, у лорда Дастина, Эддард подальше, в Долине Аррен. О Бенджене ничего такого не известно. Между тем Нед, сколько помнится, был отослан в Хогвартс далеко от дома лет этак в восемь (Роберт точно в восемь). А Бену к моменту событий в Харренхолле лет 13-14. Но – ничего похожего.
Так что либо лорд Рикард был очень привязан именно к младшему сыну и не мог с ним расстаться надолго (хотя ничего такого из текста мы не знаем, а знаем, напротив, что любимцем отца был Брандон Волчья Кровь), либо надо возвращаться к версии о хрупком здоровье маленького Бена. Теоретически есть еще вариант, что лорд Рикард настолько обожал дочь (тоже волчью кровь, может, у него был пункт на этой почве?), что оставил братика при ней для игр и компании, но это все-таки какой-то, ммм, слишком уж вариант Талли. Старки – они другой закваски ребята.

А посему –

4) особенно внимательно присмотримся к сценке из детства Бена, благо мы теперь имеем возможность это сделать.

Эддард Старк растворился, как туман в лучах утреннего солнца. Теперь в богороще плясали двое детей, крича друг на друга, сражаясь сломанными ветками. Девочка была старше и выше. “Арья!” – отчаянно подумал Бран, когда та вскочила на камень и кольнула мальчика. Но это не могло быть правдой. Если девочка – Арья, то мальчик – сам Бран, а у него никогда не было таких длинных волос. “И я никогда не проигрывал Арье бой на мечах, а эта девочка победила”. Она хлестнула мальчика по бедру так сильно, что его нога подогнулась, и он упал в пруд, где начал плескаться и кричать.

– Тихо, дурачок, – сказала девочка, отбрасывая свою ветку в сторону. – Это всего лишь вода. Ты хочешь, чтобы Старая Нэн услышала и побежала рассказывать отцу?

Она встала на колени и потянула брата из пруда, но до того, как вытащила, они оба исчезли.

Вряд ли стоит думать, что дети – не Бен с Лианной, а кто-нибудь еще. Себя Бран уверенно исключает (хотя, видимо, сходство есть), значит, его поколение отпадает. Поскольку его видения идут, так сказать, вспять реке времени, искать нужно во времена более ранние, чем молитва молодого Неда, вернувшегося с фронта домой, о том, чтобы Джон и Робб выросли настоящими братьями (отметим на полях, что боги просьбу услышали и выполнили). Дополнительные признаки соответствуют: Лианна с мечом в большой дружбе, это нам объясняли не единожды; равно как не раз намекали, что Арья с Лианной похожи не только внутренне, но и внешне.
Между прочим, последнее действует в обе стороны. Надо понимать, Арья в возрасте Лианны имеет отличные шансы стать женщиной “невероятного очарования”. А Лианна в возрасте Арьи хотя и показывала некоторые признаки будущей красы, но была большим сорванцом и гадким утенком.
Сколько лет Лианне в видении Брана, не совсем понятно. Судя по тому, что Бран сразу улавливает, как похожи девочки, тетка примерно в том возрасте, в каком была племянница, когда Бран ее в последний раз видел. То есть восемь-девять. Вряд ли Лианна-из-богорощи намного старше – как помним, с началом роста, расцвета и прочего полового созревания дети внешне могут сильно меняться, а лошадиные лица способны сделаться поразительно красивыми.
С возрастом Бена-из-богорощи немного сложнее. Разницу в возрасте между Арьей и Браном мы знаем – примерно два года. Лианна и Бен, возможно, погодки. Вряд ли они близнецы, уж, наверное, нам об этом хоть как-нибудь бы да намекнули. Может, разница немного больше года, но именно немного. До рождения Бенджена леди Старк по понятным причинам не могла сойти со сцены, а в пять-шесть лет Нед бы ее уже запомнил.
Но тогда нельзя обойти вниманием вот какую подробность. Что мальчик семи-восьми лет ниже ростом девочки, которая его на год старше, совершенно нормально. Что он выглядит младше, тоже. Однако вот Бран не без удовольствия вспоминает, что до своего неудачного вояжа в места психотерапевтического утешения Серсеи ее близнецом ни разу не дал Арье себя побить. Правда, он отдельно добавляет, что побить его Арье не удавалось “на мечах” – не на мечах она, вероятно, вполне могла взять верх.
А вот Бен, у которого по сравнению с Браном целый год в запасе, противостоять сестре отчетливо не способен (и, похоже, не только на мечах). Что уже достаточно веский довод в пользу версии “слабый ребенок”. Равно как момент, когда Бен начинает хныкать, свалившись в теплую воду винтерфелльских незамерзающих прудов (а не в какой-нибудь родник с ледяной ключевой водой, когда и не хочешь, а завопишь). Понятно, что неожиданно падать в воду не шибко приятно, но вообще драка на палках подразумевает некоторый уровень неожиданного физического неудобства. Можно упасть, поцарапаться, получить синяки, испачкаться, наконец. Не похоже, чтобы Бен был против (иначе ему стоило бы только пойти и пожаловаться). Скорее, хнык – просто астеническая реакция слабого ребенка, который устал и у которого не выходит.
Но, правда, там, где дело касается боя на мечах, Бран мог иметь некоторое преимущество. Его ведь этому делу учили с явного одобрения Неда. А вот Арью столь же явно если и учили, то частным образом и уж точно без отцовского одобрения. Но, во-первых, сколько-то Арью все-таки учили, пойди от нее отвяжись, сколько бы там септа с Кейтилин ни кудахтали; а во-вторых, у Арьи, как и у ее тетки, по этой части настоящий природный талант. Как ни кинь, Бран правильно гордится тем, что на мечах был сильнее сестры.
Тут следует ненадолго отвлечься от детства Бена и задать вопрос: а почему, собственно, Нед так долго не хочет допустить, чтобы Арья училась бою на мечах? Если смотреть шире – зачем ему отдавать младшую дочь на воспитание жене, если жена отчетливо с этим делом не справляется? И, кстати, почему он вообще так упорно отстраняется от воспитания девочек, пока его совсем к стенке обстоятельства не прижали?
Ответ, думается мне, именно в том, что боем на мечах и прочими вовсе не девичьими заморочками владела Лианна. А в ней была сильна волчья кровь (как и в Арье). И она была прекрасна (как, видимо, будет Арья). А также рано умерла… упс, а вот этого Нед допустить никоим образом не может.
И потом. Само по себе умение задать жару оруженосцам и добиться справедливости с помощью меча прекрасно. Равно как нет ничего страшного в том, что девушка умеет защитить себя и других. Однако Лианна ведь славна не только тем, что навела порядок в низшем звене харренхольских визитеров. Она, воспитанная снисходительным отцом так, как ей захотелось, еще искренне верила, что ей многое позволено. И в некий момент ее, увы, занесло так, что Вестерос невзначай порвался вдребезги пополам. Само собой, над организацией гражданской войны не одна Лианна поработала, но ее вклад все же следует признать очень значительным.
Можно свалить все на Настоящую Любовь. А можно, между прочим, и на полученное воспитание, которое подходило бы больше парню, а у девицы привело к тому, что она возомнила о себе невесть что, вместо того, чтобы скромно сидеть в углу и молча прясть шерсть, и вот, гляньте, люди добрые, как вышло.
В общем, можно понять Неда, которому вовсе не хочется, чтобы его Арья повторила судьбу тетушки. Уж не говоря о том, что и Вестерос пока не до конца оправился.
Так что лорд Эддард подходит к вопросу воспитания дочерей вообще и младшей в частности следующим образом.

1. Если рассматривать ситуацию в целом, даже лорд Рикард был не в состоянии воспитать дочь как положено, но лишь так, чтобы это кончилось плохо. А уж если у великого лорда Рикарда не вышло, у его недостойного наследника Неда тем более не получится. Поэтому вопрос воспитания дочерей следует полностью доверить их матери. Отцу же надлежит самоустраниться, насколько он это сможет.
2. Если же рассматривать ситуацию в частностях, то у дочери, так сильно и точно напоминающей несчастную тетку, следует наистрожайше исключить возможность воспитания, которое было дано Лианне и привело ее к трагическому концу.

Все это, эээ, сильно негибко и малость топором вырублено, но что-то в этом, надо признаться, есть. Лорду Рикарду при воспитании великолепной Лианны следовало бы придерживать ее, равно как великолепного Брандона. И особенно тщательно наставлять своих волчьекровных, чтобы те ставили долг выше своих горячих чувств, сколь бы эти чувства ни были благородны. А пускать великолепную парочку на самотек, умиляясь их буйному великолепию, чревато тем, что случилось.
Однако Нед со свойственной мужчинам прямолинейностью таким натурам логикой перегибает палку точно в противоположную сторону. А толку? Гони природу в дверь – она влетит в окно. Зачем делать из Арьи Сансу, все равно не ничего выйдет. Лучше сделать из Арьи Арью, проследив, конечно, при этом, чтобы процесс не зашел слишком далеко и не вышло второй Лианны.
К тому же все мы знаем, чем закончилось упорное самоустранение лорда Эддарда от воспитания дочерей. Правда, он, как человек умный и чуткий, успел и сам все понять. И даже изменил свою точку зрения. И даже успел многое изменить в плане воспитания Арьи. За что ему честь и хвала. Ну, а за свою ошибку с Сансой человек заплатил так дорого, что тут скорее надо не ругать, а сочувствовать. (А Сансу и без нас били долго, упорно и даже, похоже, не без некоторых результатов.)
Но вернемся к Бенджену и тому, как примерно вырисовывается его детство. Ребенком он был слабым, скорее всего, с рождения. То ли недоношенный, то ли что еще. Вряд ли был таким уж дохлым и больным, просто плохо рос, быстро уставал и все такое. Есть в видении Брана намеки на то, что хрупкое дите мамушки и нянюшки малость подбаловали. Волосы у маленького Бена такой длины, какой никогда у активного и не избалованного Брана никогда не были, а Старая Нэн, видимо, летит стремглав на любой писк маленького, а потом еще и требует от лорда Рикарда, чтобы девчонку придержал.
Но Робином Бен ником образом не стал, а стал собой, и в этом, думается мне, велика роль постоянного стимулирующего фактора, которым работала близкая по возрасту, сильная и активная сестра с волчьей кровью. Вместо того, чтобы щадить младшего брата, она его дразнила, гоняла, лупила, обзывала, затыкала, чтобы не возникал, вытаскивала из пруда и начинала все заново. Причем делала это не из жалости и христианского милосердия, а просто потому, что такова была ее природа, как у скорпиона из притчи. То есть всю дорогу и без остановки.
И знаете, это было Бену необыкновенно полезно. Возможно, лорд Рикард, Старая Нэн и прочие взрослые это видели и одобряли как лучший способ заставить мальчика догнать сверстников. А может, они, напротив, ругались по-черному и требовали, чтобы Лианна, лосиха здоровая, прекратила мучить хрупкого котеночка, которому лишний раз из постели вылезти страшно, а уж быть биту палкой и искупану в пруду и вовсе сильно неполезно. Но скорее, как в жизни, имело место нечто среднее.
Так что Бен к году ложной весны вполне прилично окреп и вырос, получив пусть и домашнее, но недурное образование. Лианна же, надо думать, к пятнадцати годам привыкла не только заботиться о младших и слабых, где бы она их ни встретила, но еще и вертеть мужчинами.
А еще она, похоже, очень неплохо научилась в мужчинах разбираться. Знаменитая уничтожающая характеристика Роберта, выданная ею Неду (уж не в Харренхолле ли, кстати?), свидетельствует о том, что в пятнадцать лет Лианна действительно смотрела глубоко и понимала, что видит. Чтобы Нед и Аррен увидели, чего стоит их драгоценный Роберт, потребовалась смерть детей Рейегара. Значительной части фэндома это не ясно до сих пор и вряд ли когда-нибудь станет ясно. Пятнадцатилетняя Лианна определила суть жениха за несколько встреч (вряд ли многих и вряд ли долгих), быстро, точно и совершенно не ведясь на поведение Роберта, который, бесспорно, был влюблен по уши и наверняка стелился под ноги невесте мягкой травкой.
Нда. Потенциал, надо сказать, почти пугающий. Равно как у Арьи. Сдается мне, Наверху долго, тщательно и серьезно думают, когда попадается вот такая страшная и роскошная личность, что же с такими в жизни делать. Уж если Санса с Кейтилин и прочие серсеи могут наворотить такого, что расхлебывать и расхлебывать, то здесь надо подходить к вопросу особенно осторожно.
Но, с другой стороны, какие фантастические возможности открывают подобные личности.
Что бы и как бы там ни было, но к 14 годам Бена можно уже совершенно спокойно людям показать, и оно нимало не стыдно. Подросток, правда, не Гора и никогда не будет, но не в размерах сила, брат. Совершенно нормальный парень, владеет оружием, обучен всему, чему положено – раз уж лорд Рикард справил младшему сыну доспехи и обеспечил личным боевым конем. Каковые доспехи и коня Бен и предлагает Хоуленду Риду, упомянув, между прочим, что они придутся тому по росту.
То есть рост у Бена и Хоуленда на данный момент одинаковый, и сложение тоже где-то близко. А Хоуленд, как мы помним, “маленького роста, как все болотные жители”, ниже любого из оруженосцев, которые на него напали (притом что никому из буйных мальчиков не было больше пятнадцати). Бен пока такой же. Но Старки вообще не гиганты, вон Нед среднего роста, и это никому не мешает воспринимать его серьезно; и Бен, как мы знаем, к зрелому возрасту до старковской нормы вполне себе дорастет. Не копнешь поглубже – и не догадаешься о детских проблемах начальника разведки Дозора.
Второе, что мы немедленно узнаем из рассказа Миры о Бене: он принимает в Хоуленде горячее участие. Интересно проследить, как кто из “стаи девушки-волчицы” относится к спасенному Лианной болотному жителю. С Лианной все понятно (Хоуленд, кстати, платит ей восторгом на грани влюбленности). Бен тоже очень расположен к Хоуленду и жаждет помочь восстановить справедливость. Хочешь по-мужски расплатиться с этими придурками? Давай я тебя экипирую, пойдешь и наваляешь им всем по полной. Очень мужской подход к делу, который всем хорош, только не учитывает некоторых нюансов, а именно – что Хоуленд турнирному бою нисколько не обучен.
Между прочим, то, что Бен даже не подумал, чтобы кто-то, пусть маленький и хрупкий, мог просто не уметь сражаться как рыцарь, многое говорит о правильном и успешном воспитании младшего из Старков. Если вспомнить несчастного Робина-Зяблика, следует в очередной раз раздраженно констатировать, что Лиза держит сына на полке в оранжерее исключительно для себя любимой. С другой стороны, если Бен смог, может, и для Робина при правильном, а не Лизином, воспитании есть какая-то надежда на нормальную жизнь.
Но вернемся к стае волков, с которыми подружился Рид. Нед относится к Хоуленду явно доброжелательно, раз уж пригласил ночевать в своей палатке, но энтузиазма младших в нем столь же явно нет. Что до Брандона, то он Хоуленда прочь не гонит, но как-то и все.
В общем, сколь бы ни был хорош лорд Эддард зрелого периода, которого мы знаем по саге, в молодости он не слишком рвался защищать слабых и беспомощных. В отличие от Бенджена, который по себе знает, что такое быть слабым, и рвется помочь. И особенно Лианны, которая, прямо как Дени, не может пройти мимо тех, кого обижают.
В связи с этим следует подробно разобрать вопрос, кто же все-таки навел порядок в вестеросских войсках и восстановил справедливость по отношению к Хоуленду Риду. То бишь кто был таинственный Рыцарь Смеющегося Древа.
Начнем с того, что Ридом этот рыцарь быть никак не может. На предложение Бена снабдить нового друга доспехами и боевым конем Хоуленд, конечно, сказал спасибо, но согласия не дал, и в рассказе Миры подробно объясняется – почему.

Сердце у него разрывалось. Жители болот ростом меньше большинства людей, но не менее их горды. Он не был рыцарем — ведь на болотах они не водятся. Мы чаще садимся в лодку, чем на коня, и наши руки созданы для весел, а не для копий. Юноша очень хотел отомстить, но боялся, что только выставит себя дураком и посрамит свой народ.

Дело, конечно, не в том, что весла болотные жители удержать могут, а копья по каким-то причинам – нет, и вообще у них руки иначе устроены, чем у других людей. Поединок на длинных копьях – это в некотором роде вершина рыцарского боевого искусства.

…есть только один способ пользоваться длинным копьем. Оно слишком велико и слишком много весит, чтобы можно было держать его в руке на весу. Оружие приходится держать под правой рукой и крепко прижимать древко к груди. Форма грудной клетки такова, что прижатое к ней и направленное вперед копье отклоняется влево под углом тридцать градусов; таким образом, если держать копье крепко, а иначе держать его нельзя, оно не будет направлено точно вперед от правого бока рыцаря… копье держали по диагонали – так что его острый конец был направлен в промежуток между корпусом воина и шеей коня; при этом острие копья было повернуто влево.
Рыцарю следовало позаботиться о том, чтобы этот угол не был слишком тупым, так как в этом случае сила, переданная на расположенный справа тупой конец копья, грозила при столкновении вышибить его из седла. Мы уже не говорим о противнике, который изо всех сил старается сделать то же концом своего копья в момент сшибки. Сила удара при столкновении двух тяжеловооруженных и одетых в доспехи всадников была огромной, и вся скорость и вес концентрировались в крошечном кончике копья…
Для того чтобы правильно провести поединок, требовалась постоянная практика и сноровка – пожалуй, самая большая, нежели во всех других видах боя; надо было не только управлять лошадью – тоже специально обученной, – которая должна была нестись во весь опор на противника до сближения с ним и пробегать возле самого бока его коня, но и точно направить копье в ту точку на корпусе соперника, в которую надо было ударить. В последний момент перед столкновением – не раньше и не позже – надо было сгруппироваться, привстать на стременах и в момент нанесения удара всем телом стремительно податься вперед. При этом крепко держать щит под таким углом, чтобы копье противника скользнуло по нему и отклонилось влево; кроме того, необходимо было в последний момент уловить, куда именно хочет соперник нанести удар. Если удар был нацелен в голову, то надо было так ее наклонить, чтобы копье скользнуло по шлему. Все это требовало невиданной сноровки и великолепной реакции…

Э.Окшотт, “Рыцарь и его оружие”

Невиданная сноровка, как и прочие физические навыки, в мире Мартина нарабатываются так же, как в мире реальном: трудовым потом и долгими часами тренировки. Арья при всех ее природных талантах должна вкалывать как негр на плантациях, чтобы стать водным плясуном. Джейме за неимением кошек тренирует левую руку на Илине Пейне уже сколько страниц, а результат пока не так чтобы: кошка Пейн поддается, пока хочет, а как надоест, неслабо поколачивает бывшую суперзвезду средневековых сражений.
Но, правда, Хоуленд горячо молился старым богам. Так что желающие могут верить, что Мартин выдал что-то этакое песенноэ, старые боги вдруг даровали деснице (и прочему телу) Хоуленда соответствующие силу и умение, и возмездие внезапно свершилось. Я лично этому не верю ни на грош. В том числе и потому, что если младшие Риды рассказывают эту историю не кому-нибудь, а Брану, и регулярно спрашивают – а тебе точно отец это не рассказывал? точно-точно не рассказывал? – это не может быть история о Хоуленде и чуде, снизошедшем на него милостию божией. Это может быть только история о Старках.
Точнее, о ком-то из них.
И если первая часть рассказа, до момента появления таинственного рыцаря, – песнь о Лианне и гимн Лианне, то логично будет осторожно предположить, что Рыцарь Смеющегося Древа, герой второй части, есть та же Лианна, просто в другом облачении. А также всесторонне изучить эту (и другие) версии – и поглядеть, что выйдет.

7. «Корнет, вы – женщина?!!» («Гусарская баллада»)

На вопрос, владела ли Лианна копьем (в Рыцаря Смеющегося Древа без этого никак не поиграешь), сходу не ответишь. Вот мечом девица Старк владела смолоду, и вообще занималась благородным рыцарским спортом по настоятельному зову души. Лианна, умирающая с голубыми розами в руке, она же коронованная на турнире, – этот прекрасный и очень женственный образ нам хорошо знаком. Но существует и другая Лианна, не менее, надо сказать, прекрасная. Самая ранняя картинка из ее жизни, напомню, это девочка, которая упоенно сражается на ветках (мечи, понятное дело, им еще не дают) в богороще с младшим братом. Вторая в хронологическом порядке картинка – воспоминание Хоуленда из Харренхолла. Избитый до крови, он валяется на траве, а три самоутверждающихся подростка-оруженосца упоенно продолжают на нем самоутверждаться. Но тут является девушка-волчица и очень грамотно восстанавливает справедливость. “«Вы бьете человека моего отца», — грозно прорычала она”. Не сказать, чтобы это была неправда, поскольку Сероводье в принципе относится к Северу, а лорд Рикард, бесспорно, на своем Севере главный. Но фраза построена так, что чтобы оруженосцы подумали, что Хоуленд к лорду Рикарду весьма близок и вообще, возможно, из свиты молодых Старков. Что со стороны Лианны очень умно и доказывает, что девица умеет работать не только мечом.
С владением оружием, впрочем, у фройляйн Старк тоже полный порядок. “Она набросилась на оруженосцев с турнирным мечом, и они разбежались”. После чего Лианна-амазонка превращается в Лианну-целительницу, что для женщин как бы потрадиционнее будет. “Юноша был весь в синяках и в крови, и она отвела его в свое логово, где обмыла и перевязала его раны”.
Все это очень хорошо, а Лианна так прямо бурно замечательна. И я даже верю, что она чисто случайно оказалась на поле, через которое шел Хоуленд, согласно его признанию, радуясь весеннему дню и никого не трогая. И тоже там гуляла, аналогично наслаждаясь хорошей погодой и красотами южных пейзажей. Но. А откуда у нее вдруг взялся турнирный меч? Если девушка, допустим, увидела, что маленького обижают, от своей палатки, схватила оружие кого-нибудь из братьев и помчалась на помощь, почему она одна? Почему братья не побежали за ней? А если они были заняты, то, наверное, кто-нибудь из северян уж поблизости был, почему он не побежал? Может быть, конечно, Лианна вестеросский чемпион по спринтерскому бегу. Но пока она лупила оруженосцев, а потом вела Хоуленда назад к палатке, времени прошло достаточно, чтобы ее догнать, даже ползком.
Ну или есть вариант, что, увидев безобразие, воспитанная леди Лианна возвела глаза к небу, со вздохом вынула турнирный меч из косметички, прошептала – о боги, как утомляют эти неинтеллигентные мужчины, – и только потом вступила в бой. Но это вы опять-таки верьте сами, если можете, а я, пожалуй, меланхолически констатирую, что Лианна абсолютно случайно забрела одна, далеко от всех сопровождающих, в мало посещаемое место, представляющее собою чистое поле, невзначай прихватив с собою турнирный меч, скорее всего, Бенов. И если она, назовем вещи своими именами, сбежала от братьев и свиты не для того, чтобы всласть потренироваться, то даже и не знаю, что она этим мечом собиралась делать. Разве что ногти чистить.
То есть оружие и умелое обращение с ним для Лианны – дело привычное, как дыхание. Плюс талант от природы (что подтверждает Нед, проводя параллели между Арьей и ее тетушкой), каковой талант вряд ли был зарыт в холодную винтерфелльскую почву.
Да, но схватка на мечах и турнирный поединок на копьях – это все-таки очень разные виды сражения. Многолетние сражения с младшим братом на ветках, палках и прочем оружии – это одно. Методы обучения копейному бою – совершенно другое.
Впрочем, они, во-первых, несложны, а во-вторых, широко распространены в Вестеросе (и мы в другом месте даже наблюдаем за обучением на примере маленького Томмена).

Основное, что требовалось, – это на скаку верно поражать мишени копьем. Самым лучшим из известных упражнений было упражнение со столбом-мишенью, который являлся довольно хитроумным приспособлением. Он представлял собой вертикально врытый в землю столб, на котором горизонтально вращалась доска, к одному концу которой была прикреплена мишень… а к другому – мешок с пеком. Высота, на которой располагалась такая горизонтальная, вращающаяся вокруг оси столба перекладина, равнялась приблизительно семи футам. Если мишень поражали правильно, то есть в нужное место, перекладина вращалась на четверть окружности и останавливалась, если же удар был нанесен неправильно, то перекладина описывала полуокружность и мешок с песком бил проезжавшего мимо рыцаря по спине.

Э.Окшотт, “Рыцарь и его оружие”

В Винтерфелле аналогичное приспособление наверняка имелось (Брандон ведь выступает на турнире именно в копейном бою, да и Бена следовало учить). Но если вдруг лорд Рикард уперся и запретил Лианне использовать его для тренировки, а мастера над оружием уломать не удалось, существовали и другие способы.

Менее хитроумным, но более практичным способом тренировки была тренировка с петлей; на ветку высокого дерева подвешивали петлю из веревки или какого-либо иного материала. Надо было на полном скаку поразить концом копья петлю. То же самое делали с куском материи.

Э.Окшотт, “Рыцарь и его оружие”

Что Лианна с Брандоном скакали как пара кентавров, мы знаем из показаний леди Барбри. Наладить петлю на каком-нибудь дереве или накинуть на ветку платок, а потом тренироваться до посинения с длинным копьем, технически совсем не сложно. Много работы плюс отличная координация плюс верный глаз плюс крепкая рука – да, Лианна при ее энергии и способностях вполне могла научиться управляться с копьем на профессиональном уровне.
Кстати о твердой руке. Существуют очень сильные физически женщины – Екатерина I, жена Петруччо, например, могла на спор с иностранным послом удержать за ножку вертикально стул (тогдашний, а не современный) в одной руке (а посол, между прочим, не смог). Но в копейном поединке можно было обойтись и без подобных крайностей. На доспехах существовал упор, т.н. копейный крюк, толстая стальная скоба, прикрепленная к правой стороне нагрудника, и на него можно было перенести часть веса тяжелого копья. В Рыцарском зале Эрмитажа есть доспехи с подобным крюком, и я всегда немало развлекаюсь, слушая народные версии о том, зачем эта ручка к доспехам приварена.
Однако это лишь одна сторона вопроса. Можно уметь попасть копьем на полном скаку в кольцо, но это всего лишь показательные выступления. Рыцарский поединок – это когда две танковых башни (всадники-кони-доспехи) несутся друг на друга, вся сила удара, страшная, надо признать, приходится на конец копья, и надо иметь большую и постоянную практику, чтобы не просто ударить самому, но правильно отреагировать на удар соперника и не вылететь из седла. Еще бывает, что копье не ломается (а оно обязательно должно, поэтому их с некоторого момента стали делать полыми), или ломается неправильно, или всадник неправильно реагирует на слом копья, – и его выкидывает на землю собственное оружие, с силой причем. А еще есть история Уилласа, который в поединке с Оберином упал, но не успел высвободить ногу из стремени, и на ногу “зеленого как его камзол” бойца упал его собственный конь. Сколько бы ни старались мейстеры (Оберинов в том числе), колено Уилласа теперь нерабочее до конца жизни. Ну и, конечно, следует помнить совершенно реальную земную историю, как погиб на турнире французский король Генрих II, которого и жена, и любовница, и противник дружно просили не лезть на рожон, но он же полез, и все закончилось тем, чем закончилось.
Так что Лианна при ее напоре и обаянии могла, конечно, добиться того, чтобы ее учили копейному бою. Но – и мы должны это хорошо понимать – на реальный турнир ее бы никто и никогда не выпустил. Да, хочет – пусть научится. Но только неофициально. Вон Дейена, сестра-жена Бейелора Странноватого и мать принца Дейемона, была обучена копейному бою. Но на турниры ее не допускали.
Посему единственная возможность для Лианны восстановить справедливость в отношении Хоуленда, то бишь навалять хозяевам оруженосцев в копейном бою, – это явиться инкогнито. Чего, между прочим, совершенно не требовалось от ее братьев. Если бы тот же Нед или тот же Бен захотели выступить на турнире, они могли сделать это совершенно открыто, как Брандон. И добились бы в случае победы совершенно того же результата, что и Рыцарь Смеющегося Древа. Таинственность, без которой невозможно появление на турнире Лианны, в случае мужчин-Старков есть вещь совершенно лишняя и ненужная.
Можно, правда, предположить, что Бену выступать на турнире было строго-настрого запрещено отцом (“ты еще маленький!”). Однако, как мы, надеюсь, помним, Рыцарь Смеющегося Древа был облачен в очень странные доспехи – они,“составленные из кусков и обрывков, плохо сидели на нем”.

Обратимся снова к Окшотту.

Часто при ударе древко ломалось, но если этого не происходило, то доспехи должны были быть действительно крепкими, чтобы наконечник копья не смог пробить их. Когда основной защитой рыцаря была кольчуга, основной удар принимал на себя щит, сделанный из кожи и дерева, но в дальнейшем, когда на смену кольчуге пришли металлические латы из закаленной стали, щиты перестали использоваться в рыцарских поединках. Гладкие, отполированные, скругленные стальные пластины великолепно отклоняли и отражали самые сильные удары. Перекрывания отдельных металлических пластин выполнялись таким образом, чтобы при любом направлении удара кончик копья не попал в промежуток между пластинами и не разорвал латы.

Э.Окшотт, “Рыцарь и его оружие”

То есть если Бен, имеющий свои (надо думать, отлично подогнанные винтерфелльскими кузнецами) доспехи, сознательно отказывается от них и надевает для конспирации “куски и обрывки”, он совершенно сознательно и очень сильно рискует. Но, собственно, зачем? То же самое работает и в случае Неда (кандидатура которого, равно как и Брандона, кстати, не проходит еще и по причине роста – рыцарь был “маленький”).
Если же рыцарь – Лианна, все как раз очень убедительно. Если она учится сражаться на копьях, то в Винтерфелле у нее обязательно есть свои доспехи. Но кто же ей позволит их везти в Харренхолл (“а зачем тебе, собственно? на турнир, что ли, собралась?”). Явиться в доспехах Бена невозможно, их сразу опознают, а Лианне важно остаться неопознанной (или разразится поистине грандиозный скандал). Следует именно набрать “куски и обрывки” (вероятно, из доспехов братьев, хотя, возможно, что-то для той же конспирации было позаимствовано у воинов свиты).
Однако из чего ни набирай, а именно на женщине мужские доспехи всегда будут сидеть недостаточно хорошо. Над чем стебался еще Пратчетт: “Обмундирование младшему констеблю Ангве еще не выдали – и не выдадут, пока кто-нибудь не отнесет, э-э, давайте называть вещи своими именами, НАГРУДНИК к оружейнику Ремитту и не попросит его сделать большие выпуклости ВОТ ТУТ и ТУТ”.
Выбранный способ восстановления справедливости опять-таки подходит именно Лианне. Мужчины традиционно считают, что драться за другого индивидуума мужского пола – это унизить его, индивидуума, мужское достоинство (ну если разве ребенок, калека или старик на смертном одре). Вот снабдить доспехами, подержать пальто, помахать в перерыве полотенцем, – это да, сколько угодно.
А сначала побить негодяев, а потом дожать воспитание до конца, публично потребовав и добившись наказания этих самых негодяев, укладывается именно в женскую модель поведения. Впрочем, в жизни, конечно, бывают исключения.
Далее, если героиней первой части Ридовского рассказа о турнире является Лианна (это именно так, она неизменно в центре повествования), а дальше она вдруг исчезает из повествования, это решительно не в духе подобных рассказов. Бран мальчик маленький и схему не ловит, но мы-то обязаны.
Опять-таки Смеющееся (а не грозное, печальное, гневное, мирное и прочее) Древо на щите отлично укладывается именно в характер Лианны.
И наконец. В семье Хоуленда память о Лианне свята и передается следующему поколению. Настойчивые вопросы – а тебе этого точно не рассказывали? – свидетельствуют о том, что Ридам не очень понятно, как же может быть иначе в семье Старков. Как же можно такое вдруг не помнить.
Между тем мы абсолютно точно знаем, что судьба Лианны для Неда – очень болезненный вопрос. Арья, в общем, обладает тем же потенциалом, что и ее тетка. Арью подчеркнуто не воспитывают, как ее тетку, чтобы судьба девочки не была столь же горькой. Совершенно естественно при таком подходе молчать о том, чем – с точки зрения Хоуленда Рида и его детей – следовало бы подчеркнуто гордиться.
Нелинейная штука эта жизнь.

8. Небольшое вступление к большому отступлению

Итак, принципиальная возможность быть Рыцарем Смеющегося Древа у Лианны есть, а что до всяких бытовых мелочей, типа кто поможет облачиться в доспехи, пусть даже из кусков и обрывков, или возьмется изобразить необходимый герб на щите, то это вполне организуемо. Дунк справился, значит, и Лианна может. Вот что будет посложнее, и что ей, в отличие от Дунка, обязательно надо сделать (без этого даже нет смысла затевать мероприятие), – так это устранить на один день с турнира братьев. Причем обязательно всех троих.
Главная проблема, конечно, двое старших – младшего нельзя ни уговорить, ни запугать, но при отношениях Лианны с Беном (“молчидурак”) можно, допустим, братика просто где-нибудь запереть. Харренхолл замок большой, укромный сундук уголок найдется. Если кто-то думает, что отношения между Лианной и Беном с годами могли и перемениться, пусть идет и читает, только внимательно, сказку Миры. “Принц-дракон спел песню, столь печальную, что девушка-волчица прослезилась, но когда младший волчонок стал ее дразнить, она вылила вино ему на голову”. А вот не дразни сестру.
Тут, правда, следует остановиться и исследовать вопрос – что же такого Рейегар исполнил душераздирающего, что публично довел крепкую северную волчицу до слез. Все-таки история Лианны и ее большой, но чистой любви настолько романтична (в кои-то веки у Мартина), что вряд ли причиной слез могло быть мощное принятие на грудь того же вина. Нет, конечно, мы знаем, что когда есь тоскует Рейегар поет, народ сильно проникается. Но если принять во внимание то, чем кончилась история, а также вспомнить, как подействовал Рейегар на другую младую да раннюю, только из дома Ланнистеров…
Впрочем, девушки, вне зависимости от происхождения, социального положения и даже, о ужас, интеллекта, вообще любят певцов. Вон Саймон Серебряный Язык, который внешне не так чтобы сколько-то соответствовал образу романтического красавца (см.), а поди ж ты. Это только Тирион, верный Шае до гроба, может а-ля Джейме свято верить, что любимая ему априори верна, а сталбыть, Саймон сочиняет песни о Шае ради песен и – в качестве дополнительного развлечения – небольшого шантажа. Я лично думаю, что Саймон таким образом обеспечивал себе хорошее отношение Шаи и стабильное местечко в ее теплой постельке в периоды не столь уж редкого отсутствия Тириона. А также – что Шая, когда давала свои знаменитые показания на суде, слегка свела с покровителем личные счеты. И ведь это, прошу заметить, шлюха с опытом, знающая (или считающая, что знает) все о мужской натуре. Что уж говорить о воздействии хорошей, качественной песенной романтики и авторов оной на невинных девиц типа Сансы или ее тетушки.
Вообще Лианну обычно сравнивают с Арьей, а другая племянница вроде как совсем не похожа. Что совершенно не соответствует истине. Санса, как помним, млеет от певцов, обморочно влюбляется в доблестного и прекрасного бойца Лораса, а уж ее восторг в присутствии Настоящего Принца Джоффри и вовсе не поддается описанию, во всяком случае, приличными словами. Ну и вот. А в случае Лианны, строго говоря, то же самое, только еще хуже, ибо три в одном флаконепрекрасный принц, талантливый трубадур и доблестный рыцарь оказывается одним и тем же человеком. К тому же, в отличие от всяких джоффри, лорасов и серебряных языков, порядочным человеком. Женатым, правда, но в жизни вообще не бывает совершенства.
Короче, Лианне просто больше повезло, чем Сансе. Или меньше. Опять-таки с какой стороны Стены посмотреть.
Однако, вне степени везения, Лианна влюблена, Лианна на потоке, и удача, как часто бывает в таких случаях, начинает сама идти ей в руки. Ничего особенного делать для отвлечения братьев, похоже, не приходится, они сами ужасно заняты.
С Недом вот приключилась фиолетовоглазая Эшара – не без некоторого пинка вмешательства старшего брата (а может, и сестры, поскольку развести Брандона на “а слабо попросить девушку потанцевать с нашим Недом?” проще простого; но вполне могло быть и без этого). Насколько с Эшарой приключился сероглазый Нед, кстати, вопрос дискутабельный. Судя по списку тех, с кем фрейлина королевы танцует всего за один вечер, ей и без Неда есть кем заняться. Белый плащ – это, вероятно, влюбленный Барристан (см. его горькие, но лирические воспоминания о том, насколько Его Эшара затмевала не его Элию). Кандидат на красного змея понятно кто. Лорд грифонов, не исключено, Джон Коннингтон (нда, если Эшара и Лемора – одно лицо, их знакомство с Коннингтоном, мягко говоря, очень давнее). С другой стороны, Барристан и Оберин по прямо противоположным причинам в женихи не годятся, а Нед, между прочим, вполне годится, почему бы им и не заняться?
Что до Брандона, то у него свои проблемы. Есть история с Мизинцем, которая его не отпускает, но она не главная, хотя и очень болезненная. Уж не думаю, что наследник Старков весь турнир провалялся пьяный в дупель в углу, время от времени издавая зычные вопли: “БЕЕЕЕЙЛИШШШШ! ППППАДАЙ, СССУКА!!!” Хотя бы потому, что он участвует в турнире. Но и еще по одной, очень важной причине.
Дело в том, что Харренхолл – это не просто турнир. По составу это приблизительно саммит представителей “Золотого миллиарда”. На подобной сходке обойтись без политики попросту невозможно. Если вспомнить, что турнир по времени приходится на жесточайший кризис в отношениях короля и его старого друга и многолетнего десницы, становится еще интереснее. А если посмотреть, кого на саммите неожиданно нет и кто столь же совершенно неожиданно есть, и что именно кто делает друг другу хорошего на мероприятии, становится ясно, что Лианна со своей выходкой в духе Шурочки Азаровой угодила в самый центр чего-то очень-очень важного, сложного и, скорее всего, жестокого и грязного.

То бишь политики.

Бейелор I Благословенный

Бейлор, не устрашившись змей, спасает принца Эймона Рыцаря-Дракона

Мысль о том, что вообще учудил Бейелор I Благословенный, пойдя пешком в Дорн и обратно, не давала покоя уже давно. Но поскольку информации о походе практически не было, то и думать на эту тему смысла не было. А вот после выхода Путеводителя она появилась. Есть несколько обстоятельств, не дающих взглянуть на эту прогулку как на сумасбродство. Во-первых, личность прогуливающегося. Бейелор, конечно, остался в истории псих психом, но живущие в тот момент истории о себе не читали и не знали, что Бейелор посадит сестер под замок, выгонит шлюх из города и сделает все, что там еще он сделает. Пока же Бейелор — семнадцатилетний слегка чересчур набожный юноша, побаивающийся своей бойкой сестры-жены. И есть, чего побаиваться! Дейена [Непокорная], наиболее известная из трех сестер, и наиболее любимая — как за красоту, так и за отчаянную храбрость. Она была умелой наездницей, грозной лучницей, владевшей дорнийским луком своего брата Дейерона, который он привез с собой после завоевания. Также она практиковалась в езде на ристалище (хотя ее так никогда и не допустили к турниру, несмотря на все ее усилия). Кроме того он король. А короли — люди в своих действиях сильно ограниченные, что бы себе не думали всякие Джоффри. Во-вторых, обстоятельства прогулки.

Дорн завоевание не признает и бунтует. Наместников убивают (Но настоящее восстание началось, когда лорд Тирелл и его сопровождающие приехали в Песчаник, где лорд и был убит на постели скорпионов. Как только весть о его смерти распространилась, мятеж вспыхнул от одного конца Дорна до другого.) и только что убили одного Таргариена и взяли в плен другого: Дейерон Молодой Дракон, решивший подавить мятеж лично, погиб, его кузен и гвардеец Эйемон Рыцарь-Дракон был ранен и пленен и находится в замке лорда Виля на границе Дорна. Не забудем, что Эйемон не только кузен Дейерона и Бейелора, но еще и сын десницы.
В-третьих, личность десницы.
Допустим даже, что Бейелор — сумасшедший и творит чушь одинакового уровня с самого дня своего рождения и до смерти. Но страной правит его дядя. А дядя — тот самый Визерис будущий второй этого имени, который младший сын Рейениры и принца-разбойника Дейемона. Этот Визерис служит сначала у брата Эйегона III Драконьей погибели, а потом у двух племянников бессменным десницей. То есть человек не только разумный (раз власть удержал), но и власть эту имеющий и пользующийся доверием брата и племянников.
И о личности Визериса у нас есть свидетельство. Причем свидетельство человека, историю изучавшего очень хорошо, поэтому его свидетельству можно доверять.

— Однажды мне посчастливилось увидеть тот экземпляр «Жизни четырех королей», что хранится в Цитадели, — говорил принц Оберин ее [Сансы] мужу. — Иллюстрации поистине превосходны, но Каэт слишком уж добр к королю Визерису.
— Слишком добр? — остро глянул на него Тирион. — По-моему, он бессовестно им пренебрегает. Книгу, в сущности, следовало бы назвать «Жизнь пяти королей».
— Визерис и двух недель не правил, — засмеялся принц.
— Он правил больше года, — возразил Тирион.
— Год или две недели, какая разница? Он отравил родного племянника, чтобы занять трон, а заняв его, ничего уже не делал.
— Бейелор сам уморил себя своими вечными постами. Его дядя верно служил ему как десница, а до него — Молодому Дракону. Царствовал Визерис всего лишь год, но правил он все пятнадцать, пока Дейерон воевал, а Бейелор молился. А если он и в самом деле умертвил племянника, можно ли его упрекать? Кому-то нужно было избавить страну от безумств Бейелора.
Сансу эти слова поразили.
— Но Бейелор Благословенный был великим королем. Он прошел босой по Костяному Пути, чтобы заключить мир с Дорном, и спас Рыцаря-Дракона из змеиной ямы. Змеи не стали его жалить, так чист он был и свят.
— Разве вы на их месте, миледи, стали бы кусать сухой сучок вроде Бейелора Благословенного? — улыбнулся принц. — Я бы приберег зубы для кого-нибудь посочнее…
— Принц шутит с вами, леди Санса, — вставила Эллария Сэнд. — Только септоны и певцы утверждают, что змеи не тронули Бейелора. На самом деле он получил с полсотни укусов и должен был умереть от них.
— Если бы он тогда умер, Визерис царствовал бы двенадцать лет, и Семи Королевствам это пошло бы только на пользу, — сказал Тирион. — Кое-кто полагает, что Бейелор свихнулся как раз от змеиного яда.

«Буря мечей», четвертая глава Сансы

То есть даже если мы предположим, что у Бейелора винтики в голове перемешались, его дядя Визерис достаточно разумен и властен, чтобы не отдать такое важное дело как война или мир в государстве (да еще и с личной заинтересованностью в виде сына в плену) на откуп босому чудаку в хламиде. Не забудем, что Бейелор двигается в Дорн не один — за ним едут взятые его братом Дейероном по итогам завоевания Дорна заложники. При этом Бейелор шел пешком, а заложники «ехали позади него на прекрасных лошадях». Если нет сопровождающих из верных королю и/или деснице людей, то какая сила удерживала заложников от того, чтобы обогнать пешехода и приехать, наконец, домой? Ну разве что пари, вроде «дойдет или не дойдет Бейелор» или «какую ногу он сотрет первой». Но ведь на пару дней развлечение-то.
Ну и еще один момент, из забавных.
Бейелор идет пешком в Дорн. Его кузен Эйемон сидит в клетке голый под открытым небом. Бейелор приходит в замок лорда Виля на границе с Дорном, видит Эйемона в клетке и клянется его освободить. Бейелор идет пешком через пустыню в Солнечное Копье. Эйемон сидит в клетке голый под открытым небом. Бейелор договаривается с принцем Дорна об условиях мира. Эйемон сидит в клетке голый под открытым небом. Бейелор идет пешком через пустыню обратно. Эйемон сидит в клетке голый под открытым небом.
При этом после освобождения из клетки Эйемон тащит искусанного змеями кузена на руках половину Костяного пути, пока «деревенский септон в дорнийских горах не дал ему одежду и осла, на котором Рыцарь-Дракон смог нести короля, лежащего в коме».
Вспомним другую клетку, которую в самом начале «Верного меча» видят Дунк с Эггом. Там помимо солнца и ветра еще и вороны трудились. Следов труда солнца, ветра, ворон, голода и жажды на Эйемоне что-то не заметно, раз он после продолжительного сидения имеет в себе силы с кузеном на плечах прыгать через змей и тащиться через Костяной путь.
И последний, самый интересный момент. Для наглядности вспомним особенности путешествия Дунка с Эггом, а также сцену, когда Дунк велит Эггу заткнуться и почистить чужую лошадь:

Дунк тронул шенкелями бока Грома и скоро поравнялся с Эггом.
— Ты сердишься, что вчера я не заступился за тебя перед Беннисом? — спросил он у насупленного оруженосца, когда они двинулись к следующей деревне. — Мне он нравится не больше твоего, но он — рыцарь. Ты должен разговаривать с ним почтительно.
— Я — ваш оруженосец, а не его, — буркнул Эгг. — Он грязный и грубый, и все время щипается.
«Знал бы он, кто ты на самом деле, наложил бы в штаны прежде, чем пальцем тебя тронуть».

«Верный меч»

И это не первый раз, когда умному и дерзкому мальчишке с драконьим темпераментом не очень умный, зато взрослый дядька, не представляющий, что перед ним Таргариен, хочет оборвать уши. Единственную за всю известную историю странствий оплеуху Дунк отвешивает Эггу, когда тому за дерзость приставили копье к горлу. Ну а что прикажете делать?..
А теперь представим себе идущего босиком мальчишку в рубище, который утверждает, что ему нужно в Солнечное Копье к принцу Дорна. Или назад в Гавань, когда заложники его больше не сопровождают. Что он король всея Вестероса, на лбу у него не написано. Зато, поскольку даже королям и святым надо что-то кушать, у него есть деньги, и он их вынужден тратить, а взрослые дядьки, не представляющие, что перед ними Таргариен, будут хотеть их присвоить. Да-да, и дядя Визерис о таком развитии событий совсем не подумал. Ну или не догнал племянника.
Либо есть нечто, о чем прямо не написано, но без чего картинка Бейелорова похода не складывается.
Вспомним наше средневековье.
Монархи в нашей истории время от времени осуществляли прогулки на покаяние. Хорошим примером может служить хождение в Каноссу Генриха IV императора Священной Римской империи в январе 1077 года.
Генрих тогда рассорился с папой римским Григорием VII, отказавшись признавать его папой. Григорий в ответ отлучил Генриха от церкви и объявил его правление незаконным. Патовая ситуация разрешилась публичным покаянием Генриха и его милостивым прощением папой.
Глупо думать, что Генрих, идя босым в Каноссу, серьезно рисковал своим здоровьем. Совсем глупо думать, что он стоял во дворе замка три дня, не зная, простит его папа или нет. Политика и тысячу лет назад была политикой. Никто же сейчас не думает, что Владимир Владимирович Путин ехал по федеральной трассе Хабаровск — Чита на первой попавшейся Ладе Калине, что у него не было запасной машины и что находившиеся в кафе дальнобойщики, с которыми он разговаривал, не были проверены службой безопасности. Ну или что он совершенно случайно и незапланированно решил покататься по дорогам России.
Ну вот и Бейелор Генрих не внезапно в Каноссу пришел. Ритуал проговаривается заранее и детально: насколько должен унизиться кающийся, когда именно ему будет дарована милость, и какая. Главная сильная сторона ритуала — это возможность обоим договаривающимся сторонам сохранить лицо (ключевое слово — обоим). Ну и имиджевую составляющую прокачать по максимуму.
В тексте ПЛиО есть подтверждение того, что и в мире Мартина публичные выступления великих сначала оговариваются, и только потом исполняются по согласованному сценарию:

— Ему было велено простить Старка, позволить ему надеть черное. Эддард навсегда убрался бы с нашей дороги, и мы могли бы заключить мир с его сыном, но Джофф решил устроить народу зрелище позанимательнее. Что мне было делать? Он потребовал головы лорда Эддарда перед доброй половиной города. А Янос Слинт и сир Илин в тот же миг эту голову отчекрыжили, не успела я и слова сказать! — Серсея сжала руку в кулак. — Верховный септон жалуется на то, что мы осквернили септу Бейелора кровью, дав ему ложные сведения относительно наших намерений.

«Битва королей», первая глава Тириона

Сюда же в копилку расписанный по репликам разрыв помолвки Джоффри с Сансой и заключение новой помолвки с Маргери.

Собравшиеся снова загомонили, крича: «Маргери! Маргери!» Санса подалась вперед, вцепившись руками в перила. Она знала, что будет дальше, но все-таки боялась того, что скажет Джоффри, боялась, что он не даст ей свободы даже теперь, когда от этого зависит судьба его царствования. Ей казалось, что она опять стоит на мраморных ступенях септы Бейелора и ждет, когда ее принц объявит помилование ее отцу — а он вместо этого велел сиру Илину Пейну отрубить узнику голову. Пожалуйста, горячо молилась она про себя, пусть он скажет это, пусть он скажет.

«Битва королей», восьмая глава Сансы

То есть сир Гарлан, предлагая Джоффри руку своей сестры, абсолютно точно знает, что тот ему не откажет. Сделает лицо, испросит у богов позволения нарушить слово, данное Сансе, и к радости собравшихся согласится. Более того, всем участникам даны конкретные и четкие указания, какое они должны делать лицо: Джоффри — удивленное, Санса — печальное. А десница пристальным взглядом проследит, чтобы все сыграли свои роли.
Почему же поход Бейелора должен быть другим? Попробуем рассмотреть его именно как публичное выступление.
Шесть Королевств и Дорн только что пережили жестокую войну и не менее жестокий мятеж. Через 150 лет принц Доран в беседе с дочерью скажет, что «Дорн – самое малонаселенное из Семи Королевств. Молодой Дракон в своей книге сильно преувеличил численность наших войск, чтобы сделать победу над нами более значительной, а мы усердно поливали посаженное им семя, чтобы сделать себя более сильными в глазах наших врагов, но принцесса должна знать правду. Доблесть числа не прибавит. У Дорна нет никакой надежды победить Железный Трон в одиночку.». То есть Дорн не против заключить мир на выгодных условиях, но дорнийцы же непреклонные, несгибаемые, несдающиеся. И как с ними договариваться? Вот если бы им боги какое чудо явили… А пока боги чуда не явят, Эйемон побудет в гостях в замке Виля с относительным комфортом, проводя сколько-то времени на свежем воздухе.
Поскольку боги чудеса являют редко, полагаться на них в таком вопросе нельзя и приходится брать дело в свои руки.
И чудо явилось. Прямо в Солнечное Копье, босиком и в рубище. Как это должно было выглядеть: король, пройдя весь путь босиком и вернув Дорну заложников, предложив мир и брак наследников (Дейерон на текущий момент — прямой наследник при отсутствии у Бейелора детей), а Дорн, поторговавшись и получив выгодные условия присоединения, согласится. Бейелор, конечно, не кается — ему не в чем, он ни в чем не виноват. Он жертвует собою и возвышается над ситуацией, делая ритуальный жест и приглашая дорнийцев оказаться на том же высоком уровне милосердия. При этом совершенно не важно, настоящая ли религиозность Бейелора (что скорее всего) или не очень (а может, и так), она — не цель, а всего лишь средство. Дорнийский принц в рамках ответной любезности предложит галею, Бейелор так же любезно откажется, и публичное выступление торжественно перейдет в его заключительную часть — освобождение Эйемона.
Эйемона не отпускают, когда Бейелор идет в Дорн. Эйемона не отпускают по прямому приказу принца Дорна, который был по просьбе Бейелора отдан. Более того, клетку с Эйемоном подвешивают над ямой со змеями и предлагают Бейелору взять ключ и открыть ее самостоятельно. Очень, очень логично и последовательно. Особенно с учетом гостеприимства всех лордов на Бейелоровом пути, а также опасений, что Визерис развяжет войну, когда (не если) Бейелор погибнет. И это все при том, что с Бейелором должны вернуться в Гавань те, кто сопровождал его на пути в Дорн. Неужели не нашлось бы никого, понимавшего, что Визерис за спасение сына наградит хоть не самого героя, так его семью?
Акция по вызволению Эйемона спланирована. Красивое завершение красивого похода, третье чудо Бейелора (первые два — это приход в Дорн вообще и объявление брака наследников), воля богов и все такое. Разве можно потом отвергнуть договоренности, если сами боги защитили святого короля от змей?!
Так что лорд Виль в полном соответствии со своим гербом (на желтом поле черная гадюка, кусающая пятку) устраивает Бейелору испытание. Бейелор без страха берет ключ и идет через яму вызволять кузена. Надо думать, змей проверили трижды: сначала дорнийцы, потом гаванцы и еще раз все вместе. Бейелор должен был пройти к клетке, не обращая внимания на укусы, и распахнуть дверцу с подготовленной речью «я пришел к тебе, мой рыцарь, сдержать свою клятву и дать тебе свободу!». Эйемон свободен, зрители аплодируют, дорнийцы несгибаемо покоряются божьей воле, явившей чудо, король — герой, Шесть Королевств и Дорн превращаются в Семь Королевств. Ура?
Почти.
Потому что в один момент в красивой и продуманной политической акции, из которой уши умного Визериса торчат ничуть не меньше, чем особенности верующего Бейелора, что-то пошло не так. Среди проверенных змей оказалась парочка непроверенных. И Бейелор совершенно натурально падает на Эйемона. Именно срежиссированностью спектакля объясняется бездействие окружающих: никто не верит, что с Бейелором может что-либо случиться. И только Эйемон видит, что Бейелор не придуривается, а по-настоящему укушен змеей.
Надо сказать, что в наступившей суматохе выбранный в итоге образ действий оказался самым правильным. Стопроцентное алиби, что это не он подсунул ядовитую змею в кучу неядовитых, есть только у Эйемона. Поэтому Эйемон сгребает Бейелора в охапку и, не подпуская к нему никого другого, тащит его на себе на нейтральную полосу. В это время обе партии, дорнийская и гаванская, спешно в рамках продолжения святого похода изобретают посланца богов — септона с ослом для Бейелора и одеждой для Эйемона.
К счастью для политической акции и всех ее участников Бейелор выжил.
Дорн присоединился к остальным королевствам Вестероса без сгибания несгибаемых дорнийцев, а исключительно явлением чуда. Заключена помолвка между наследницей Дорна Марией Мартелл и двоюродным племянником Бейелора Дейероном. И это весьма интересно. Потому что Бейелор женат и у него вполне могли бы быть наследники, чье появление оттеснило бы внуков дорнийского принца от трона далеко и навсегда. Зачем же дорнийский принц согласился на двоюродного племянника, а не потребовал сына? И тут получает объяснение еще одно необъяснимое чудачество Бейелора. А именно: почему брак с прекрасной непокорной Дейеной был расторгнут, а сама Дейена и ее сестры были заточены в одной из башен Красного замка.
Бейелор настаивал на том, что его брак никогда не был консумирован, и это могло быть по различным причинам, вплоть до импотенции Бейелора или его бесплодия. Но это на самом деле совершенно не важно, потому что причина развода могла быть только одна. Как известно, умная женщина всегда найдет способ родить своему мужу наследника. А после заключения мира с Дорном Бейелору другой наследник, кроме Дейерона, не нужен. Не будем запрягать телегу перед лошадью и считать, что Бейелор отказался от личного мужского счастья отцовства из-за союза с Дорном. Скорее союз с Дорном был заключен именно на таких условиях в связи с невозможностью личного мужского счастья Бейелора. И чтобы непокорная жена не разрушила так тяжело доставшийся мир беременностью не от мужа, оформил развод. Вообще меры Бейелора оказались не просто оправданными, а крайне необходимыми. Дейена умудрилась забеременеть и в заключении, и оставайся она женой Бейелора, тот не смог бы доказать, что ребенок — не его (заметим в скобках, что этого не удалось его племяннику Эйегону IV Недостойному, подозревавшему, что королева Нейерис родила Дейерона от Эйемона, а не от него).
Поставим вопрос немного по-другому. Почему от Эйегона рожали его многочисленные фаворитки, ясно — попытка закрепиться если не возле Эйегона, то хотя бы при дворе. А почему от него родила Дейена? Ведь она при дворе и так по праву рождения, а матерей своих детей Эйегон бросал и раньше, продолжит бросать и в дальнейшем. Почему она не пила лунный чай? Почему она отказывалась назвать имя отца ребенка? Я предполагаю, что не в последнюю очередь для сохранения возможности представить его впоследствии сыном Бейелора. Однако Бейелор вскоре скончался, и с доказательством его отцовства не выгорело настолько, что мейстер в Путеводителе останавливается на притязаниях Дейены и сестер, но не ее сына.
Остается еще один вопрос: кто подсунул ядовитую змею в яму лорда Виля? Боюсь, что мне показать пальцем не на кого, разве что могу исключить невиновных посмотрев на последствия. Это не люди лорда Виля и не он сам, потому что свой замок он не потерял (Бейлон Сванн, везущий принцу Дорану голову Горы, охотился восемь дней у Вилей на Костяном Пути). Это не дорнийский принц, потому что пока Бейелор то ли умирал, то ли нет, «принц Визерис правил как королевский десница, поддерживая установленный Бейелором мир с Дорном», а принц, соответственно, поддерживал его со своей стороны и продолжил поддерживать позже. По этой же причине это не мог быть Визерис. Подождем, может быть Мартин подкинет еще информации, и этот вопрос найдет свой ответ, как нашел ответ вопрос о некоторых чудачествах Бейелора.

Любовь и змеи, или Балет «Баядерка» в творчестве Дж.Р.Р.Мартина

История прогулки Бейелора I босиком и некоторые аспекты неожиданного финала вояжа детально разобраны выше, аплодирую и соглашаюсь. Я, пожалуй, рискну только добавить немножко о том, какой дворник в данном случае убийца — то есть кто подложил под пятки героического путешественника пяток несцеженных гадюк.

Итак. Убивать Бейелора по политическим причинам, конечно, имеет смысл — тем, кто хочет сорвать намечающееся соглашение. Или нет? Поставим вопрос так: что бы изменила смерть Бейелора? Босоногий паломник, конечно, назначен знаменем союза двух высоких договаривающихся сторон и вообще на гребне волны. Но сама волна поднята вовсе не им, да и гребень Бейелором не исчерпывается. Таргариены и Дорн договариваются о фигурах танца, которые надо выполнить, чтобы и драконы были сыты, и дорнийцы горды. Танец слишком важен и слишком далеко зашел, чтобы прима-балерина, в конце своего финального соло поскользнувшаяся и даже угодившая в оркестровую яму, сорвала шоу. Скомкать — сколько угодно (хотя, если вспомнить степень осведомленности людей наивных, типа Сансы, ясно, что шоу в историю вошло без всяких комков). Но когда заинтересованные стороны заинтересованы по-настоящему, они и в случае смерти главного актера найдут как вывернуться договориться.
Что, собственно, и происходит после того, как голый Эйемон вытаскивает искусанного родича из змеиной ловушки, хватает какой-нибудь большой и острый на конце предмет и ясно дает понять окружающим, что к королю никого не подпустит. Ибо твердо знает, что он змей не подкидывал, а насчет остальных бабушка надвое сказала. После чего у этих самых остальных начинается активная работа, она же нормальный кромешный ад опытных людей, знающих, что своих в таких делах следует подозревать ничуть не меньше, чем находящихся по ту сторону. Одновременно с бурной следовательской деятельностью высокие договаривающиеся стороны валяются в ногах у Эйемона (разумеется, не ближе, чем позволяет длина большого и острого предмета) и слезно умоляют его взять что-нибудь тристапятьдесятмильоновраз проверенное обеими сторонами, начиная с какой-нибудь набедренной повязки прикрыть срам и кончая, как помним, ослом септона. Десница Визерис при этом неуклонно соблюдает договоренности в Гавани, а дорнийцы соответственно в Дорне. Все заканчивается вполне себе хорошо, а крыша у Бейелора, может, и так бы поехала, и даже репрессий в отношении партии войны с обеих сторон Мартин не отмечает.
Или их не было. Потому что за покушением стояли причины не политические, а личные, которые бывают сплошь и рядом даже у высоких договаривающихся.
Личная жизнь Бейелора, однако, заключается прежде всего в отсутствии личной жизни. Нет, я не сомневаюсь, что бывают святые мужского пола с, так сказать, сохранной половой функцией, которые героически себя преодолевают. Я только мягко замечу, что вряд ли кто-то разрешит будет разумно вести себя подобным образом королю. А если он так себя ведет, и окружение ему разрешает, значит, неспособность короля к личной жизни попросту грамотно используется на благо государства. Совершенно сознательно (и опять-таки очень грамотно) создается легенда о святом короле, славном многими подвигами, воздержание среди которых есть подвиг не последний. А еще король босиком через горы ходил к свирепым мусульманам заклятым врагам в Дорн! И боги его хранили, а дорнийцы, потрясенные личностью юного святого, даже массово обратились в правильную веру добровольно пошли под руку Таргариенов! И даже змеи его не… ой, извините, ошибочка вышла, но задумывалось, конечно, как еще один бриллиант в венце.
Отсутствие личной жизни у Бейелора — очень важный момент легенды, и есть у него две особенности. Во-первых, и это не подлежит обсуждению, король воздерживается не потому, что не может, а исключительно потому, что не хочет! И сестер-невест запер в башню лишь потому, что они суперсексуальные девушки, а он, нормальный мужчина, ужасно боялся поддаться своим основным инстинктам и как-нибудь ночью, аки новоявленный Геракл в тринадцатом подвиге, лишить девственности всех имеющихся поблизости девственниц. У Геракла, правда, дев было, сколько помнится, полсотни, но зато дракона — ни одного, так что мужество Бейелора всяко круче крутого.
Во-вторых, отсутствие личной жизни у короля определяет отсутствие у него наследников. А посему, если Бейелор взял курс на святость и ему это разрешили, наследовать после смерти Бейелора предстоит его дяде, он же десница. Либо, если молодой Бейелор переживет Визериса, который постарше, — детям Визериса. Прежде всего старшему сыну, будущему Эйегону Недостойному.
Так, но зачем Визерису (или, допустим, Эйегону, будущему Недостойному) убивать Бейелора? Если они все равно и так наследуют? Тем более зачем убивать именно в этот момент? Визерис, во всяком случае, вложил в договор с Дорном очень много сил. Бейелор в этом смысле верное и очень важное орудие Визериса.
С личной точки зрения ни у кого на тот момент и нет необходимости убивать Бейелора. Особенно таким, прямо скажем, странным образом. В путешествии, которое Бейелор совершает, масса возможностей убрать его куда проще и надежнее, уж не говоря о публичности и скандальности действа.
Да и вообще Бейелор, как помним, не умер. Гадюки — змеи, безусловно, ядовитые, и умереть от их укуса можно, но лишь в том случае, когда доза яда на килограмм укушенного достаточная.
А поэтому давайте посмотрим на обстоятельства отравления. Вот Бейелор в полной уверенности, что змеи ему вреда не причинят, идет через змеиную яму, получает свои укусы и свою пока что не летальную дозу. Естественно, ему плохеет. Во что не верят те, кто собрался вокруг и в курсе дела. Вот изображает-то, восхищаются они и даже развлекаются по этому поводу в духе «ставлю триста, что Бейелор не помрет!» — «дураков нет, а вот ставлю пятьсот, что Эйемон из клетки через яму прыгнет!»
И только Эйемон, втащивший Бейелора в клетку, понимает, что родич и правда схватил дозу, пусть и непонятно насколько летальную. А значит, змеи в яме не такие, как рассчитывали. При этом никто Эйемону, буде он начнет взывать к общественности, не поверит — во всяком случае, быстро. А между тем надо как-то Бейелора отсюда вытаскивать и откачивать.
Но Эйемон, между прочим, голый, а значит, защитить ноги от укусов змей нечем. Остается взваливать Бейелора на плечи и жертвовать собой (Бейелором, кстати, тоже), рванув через яму босиком. Не гарантия, что Эйемон дотащит короля, ибо тоже заплохеет, будучи укушен. Кстати, и защищать на том берегу бесчувственного Бейелора он уже не сможет (если не потеряет сознание по дороге и не свалится в объятья гадюк в королевской компании).
Ну или надо делать так, как кричит хозяин замка (может быть, это было не столько издевательство, сколько хороший совет?..). То есть прыгать.
И вот на этом месте у меня большой вопрос. А Бейелора ли вообще убирали? Поскольку, как мы помним, он остался жив. И вообще в яме он не один.

Там есть еще Эйемон.

И вот если вспомнить особенности личной жизни Эйемона, картинка складывается быстро, и получается совершенная «Баядерка», только немножко наоборот. Там две женщины, влюбленные в одного мужчину, здесь два брата, влюбленные в сестру, жену одного из них. Там бедняга Солор вынужден жениться на нелюбимой дочке раджи. Здесь бедная Нейерис должна стать сестрой-женой старшего брата-короля, ибо положение Таргариенов обязывает. А Никии и Эеймону остается рыдать на свадьбе на глазах у всего зрительного зала/Вестероса. Далее, впрочем, Мартин оказывается добрее Петипа. Эйемон не умирает, а остается при Нейерис и их общем сыне, официально сыне короля. А если кто-то недоволен тем, как все сложилось, может обратиться к Эйемону с претензиями. Рыцарь-Дракон всегда открыт для соответствующего диалога и вообще человек мирный, а что у него бронепоезд, то бишь Темная Сестра крутой девушки Висеньи, всегда на запасном пути, — так это проблема желающих пообщаться.
И все, враг не пройдет, и Эйегон тоже, сколь бы ни было ему не все равно. А что ему очень, очень не все равно, мы знаем хотя бы потому, что он ведет себя совершенно как Р. Баратеон в сходной ситуации, в пику жене делая веселое лицо и трахая все, что движется, но почему-то все толстея и толстея на нервной почве. И хотя в конечном счете Эйегон сумел-таки отомстить и брату, и сестре, вогнав в гроб сначала одного, а потом и другую, большого счастья ему это не принесло. А наследником у него так и остался Дейерон, которого Недостойный, скажем откровенно, страстно мечтал из наследников удалить. Но тут уж коса нашла на камень. Сначала были живы настоящие родители Дейерона, особенно Эйемон, который, как помним, был всегда открыт для диалога, брата не исключая. А потом Дейерон и сам был уже не маленький, и настоящие родители, рассуждая логически, сумели обеспечить ему поддержку тех, кто был Недостойным недоволен (не думаю, что таких набралось немного). И как ни пыжился король, доказать у него ничего не вышло, и слухи остались слухами. Так что все, что смог напоследок предпринять догнивающий Недостойный, чтобы отравить жизнь наследника-племянника, — это объявить всех своих бастардов законными детьми. И пусть Дейерон попрыгает.
Но если Эйегону было глубоко не все равно всю жизнь, вряд ли он спокойно относился к треугольнику в собственной семье в бурной молодости. Тем более что характер у него и тогда был вспыльчивый, а терпения наверняка еще меньше, чем в последующие годы.
Если все так и было (может, конечно, и не так, но на основании имеющихся данных пока сложить мозаику удается только в рамках данной версии), совершенно понятно, почему дальше вышло так, как вышло. На политику покушение на Бейелора/Эйемона особо не повлияло — кому было нужно, договорились и так. А вот в плане личной жизни — о да. До правды в Гавани, похоже, все-таки докопались, и тут я бездоказательно, но в рамках здравого смысла думаю прежде всего на десницу-Визериса. Которому и по должности положено, и Эйемон с Нейерис ему такие же дети, как Эйегон. Порядок в треугольнике был наведен жестко и надолго. Эйегон в интересах дела остался наследником, а потом стал королем, а также сохранил полную свободу личной жизни, то бишь приказывать вымыть и положить в постель все, что ему понравится, с дальнейшим зачатием любого количества бастардов. Но при этом он раз и навсегда молча соглашался с отношениями Нейерис и Эйемона. А также с тем, что их ребенок будет по-прежнему считаться сыном Эйегона и наследником.
В дальнейшем, особенно после смерти общего отца треугольника, Эйегон с одной стороны и Эеймон с Нейерис с другой стороны предпринимали определенные усилия: один — чтобы нарушить статус кво, а другие — чтобы, напротив, в интересах себя и сына его сохранить. Как всегда в таких случаях, однозначно выигравших не было. Эйегон все-таки убил чужими руками брата-соперника, а затем затащил в постель сестру-жену (вот это уж точно глубоко личная месть и абсолютное неравнодушие до конца) и заставил от себя забеременеть. Действительно ли Нейерис нельзя было рожать или ей помогли уйти на тот свет после родов, сказать сложно. Могло быть и так, и сяк. Но подходящего наследника Эйегон от этой грязной истории не получил. Так что Дейерон, надо думать, к тому времени неплохо обученный настоящими родителями, благополучно наследовал злому дяде недоброму папе. Получив, правда, напоследок букет узаконенных сводных братьев и сестричек. Впрочем, среди них, кроме врагов, оказались и друзья (тот же Бладрейвен), так что букет не был однозначно проблемным.
В общем, все закончилось куда интереснее, а главное — душевнее, лучше и добрее, чем в «Баядерке». Где Никия, как помним, погибла от укуса змеи и осталась исключительно тенью на вершинах Гималаев в третьем акте. А вот Эйемон выжил (да еще и Бейелора вытащил), счастливо (ну, насколько возможно на верхах) прожил с любимой женщиной еще много лет и хорошо воспитал вместе с нею любимого сына.
А вы говорите — кишки на соснах. Драйзеры, они ж просто душки. И вообще добрейшие люди, доброту которых, к сожалению, мало кто понимает.

Беременности королевы Нейерис

После выявления и рассмотрения треугольника среди детей Визериса II, попробуем посмотреть на их семейную жизнь с учетом окружающих обстоятельств.
Эта семейная жизнь началась в 153 году, когда пятнадцатилетняя Нейерис вышла замуж за своего восемнадцатилетнего брата Эйегона, будущего Недостойного, а семнадцатилетний Эйемон Рыцарь-Дракон надел белый плащ. В последний день 153 года у принцессы родился сын Дейерон, будущий Добрый, относительно которого Эйегон никогда не был уверен в своем отцовстве.
Однако у Эйегона и Нейерис была еще дочь Дейенерис, вышедшая замуж за Марона Мартелла, принца Дорна и младшего брата Марии. И нигде не проскакивает ни намека на то, что Эйегон сообщал, что дочь ему не дочь, ну хотя бы в контексте «король все чаще начал делать завуалированные намеки на незаконнорожденность своих детей». Но нет, намеки есть только про сына, про дочь ни слова. Попробуем разобраться, то ли девочки не в счет, то ли Эйегон насчет дочери в своем отцовстве не сомневался. Ну и попутно нарыть, что нароется.
Нейерис, несмотря на предупреждение великого мейстера Элфорда о том, что следующие роды могут ее убить, рожала перед смертью еще трижды: в 161 и 172 годах, а также через год после смерти Эйемона, произошедшей не раньше 178 года. В этом году Эйегон казнил свою фаворитку Бетани Бракен и ее любовника сира Терренса Тойна, чья смерть послужила причиной мести братьев Тойнов, в битве с которыми и погиб Эйемон. Неизвестно, однако, сразу ли братья Тойны отправились мстить или подождали сколько-то, но дата, раньше которой Эйемон погибнуть не мог, известна.
Если посмотреть на обстановку вокруг родов Нейерис, выясняется интереснейшая вещь: в двух случаях из трех Эйемон отцом не мог быть однозначно, а Эйегон — наоборот, во всех трех случаях мог.
Относительно последней, четвертой беременности Нейерис у Эйемона алиби абсолютно железное: Нейерис умерла родами годом позже гибели любимого брата, то есть забеременела месяца через три после его смерти.
Насчет второй беременности все тоже довольно однозначно. В 161 году в Дорне погиб Дейерон Юный Дракон, королем стал Бейелор Благословенный, первым же указом после коронации помиловавший дорнийских заложников и отправившийся пешком в Дорн, а Нейерис родила близнецов, умерших вскоре после рождения. Именно в связи с этими неудачными родами Бейелор едва не убил себя, постившись в течение месяца. Вероятнее всего постился он после возвращения из Дорна, поэтому пост и оказал такое серьезное воздействие на здоровье короля, ослабленное змеиным ядом. Впрочем, не важно, когда именно Нейерис рожала, а Бейелор постился: до и после похода в Дорн, поскольку Эйемон отсутствовал в Королевской Гавани еще со 160 года, когда он ушел подавлять мятеж вместе с Дейероном, а после находился в замке лорда Виля. На время его отсутствия и приходится вторая беременность Нейерис. Поскольку беременность с одного раза скорее исключение, чем правило, выходит, что Эйегон старательно выполнял супружеский долг как бы не половину времени отсутствия Эйемона.
Третьи же роды Нейерис, произошедшие в один день с родами Барбы Бракен, пришлись на год коронации Эйегона. Упоминание об одновременности родов позволяет довольно точно установить и время зачатия. Барба Бракен была компаньонкой заточенных в башне сестер Бейелора Благословенного. Принцессы были вновь допущены к мужскому обществу со смертью Бейелора и воцарением Визериса в 171 году. После собственного воцарения в 172 году Эйегон назначил отца Барбы десницей, а Барбу открыто взял себе в любовницы. Пока Нейерис рожала Дейенерис и мертвого мальчика, десница открыто говорил о скорой свадьбе своей дочери и короля. Здесь Эйемон вроде как рядом, однако отсутствует еще одна внешняя сила, определенно влиявшая на треугольник: умер Визерис.
Дело в том, что отношение Визериса к треугольнику его детей можно выяснить довольно точно. После вторых родов Нейерис в 161 году и вызволения из змеиной ямы то ли Эйемона Бейелором, то ли Бейелора Эйемоном, принц Эйегон отправлен в Браавос с дипломатической миссией. Мейстер в «Путеводителе» отмечает, что «это было сделано для того, чтобы избавить с трудом поправляющуюся после неудачных родов Нейерис от присутствия Эйегона». Нам не говорят прямо, что думал Визерис относительно связи Нейерис с Эйемоном, вряд ли одобрял, но вот сведение дочери в могилу путем родов (а роды хоть убили Нейерис далеко не сразу, все же каждый раз были очень тяжелыми и ставили роженицу на грань смерти) он не только не одобрял, но и неодобрение выразил ссылкой. Вспомним, что именно ссылку в Вольные Города устанавливает Мейекар в качестве наказания Эйериону Яркое Пламя по итогам событий «Межевого рыцаря». Так что все вполне традиционно и однозначно.
В Браавосе Эйегон отметился десятилетним романом с Беллегерой Отерис, Черной Жемчужиной Браавоса. Не буду утверждать, что все десять лет романа Эйегон провел в Браавосе хотя бы потому, что в 170 году у Дейены Непокорной родился Дейемон, будущий Черное Пламя, по мнению половины Вестероса истинный наследник Железного Трона. Если Эйегон и не являлся настоящим отцом Дейемона(кто ж эту Непокорную знает!), он должен был хотя бы иметь возможность им быть, то есть не только иметь с Дейеной секс (о чем никто кроме Дейены и Эйегона может и не знать), но и присутствовать в Королевской Гавани в соответствующий период (о чем уже вполне в курсе весь двор). Иначе восстание Черного Пламени захлебнулось бы на фразе «да вы что, какой он Эйегонович, Эйегон тогда в Браавосе безвылазно сидел и вернулся, когда Дейемон уже под стол ходить начал!».
Тем не менее ссылка Эйегона была и была довольно продолжительной. И видимо, Визерис оставался при своем мнении относительно Нейерис и Эйегона, поскольку Нейерис в следующий раз беременеет сразу после смерти отца, но не раньше. Так что вполне логично, что когда Визериса не стало, Эйегон папино мнение поимел вместе с женой.
Из перечисленного выходит, что как только появлялась такая возможность, совершенно не любящий и не желающий жену Эйегон бежал активно ее осеменять вплоть до беременности. Именно поэтому он и не выражал сомнений в том, что Дейенерис — его дочь, поскольку ничьей больше дочерью она быть не могла некогда Нейерис было спать с кем-то другим, все время Эйегон донимал.
Интересно, что при таком внимании к жене Эйегон в любимые любовницы выбирал не просто молодых, а прямо-таки девочек. Нельзя не отнестись с улыбкой к высказыванию о том, что Мелисса Блэквуд была более молода и красива, чем Барба Бракен. Ну-ну, «старой”-то Барбе ведь уже шестнадцать, песок сыплется. Конечно, и в наше время ближе к тридцати женщины уже «сморщенные» (© Павел Астахов), что уж говорить про средневековье. Да и любить молоденьких, а не стареньких вполне логично.
Нелогично другое. В год казни Терренса Тойна Нейерис исполнилось сорок лет, но Эйегон при всем разнообразии молодых любовниц упорно трахал немолодую жену.
Да и с внешностью любовниц любопытно. Барба Бракен получила отставку сразу после родов в пользу тощей Мелиссы Блеквуд. Видимо, Барба была полновата, поскольку зло обзывала преемницу плоской, как мальчишка, что послужило поводом Эйегону отобрать у Бракенов холмы Сиськи и подарить их Блеквудам — теперь у Мисси тоже появились сиськи, причем Барбины. То есть у Эйегон в любовницах были не просто малолетки, а субтильные малолетки, в типе жены. (Для серии портретов Романа Папсуева Мартин дал такое описание Нейерис: «Очень стройная девочка-женщина, даже меньше Дени, с большими фиолетовыми глазами и тонкой бледной полупрозрачной кожей. Она мало ела и была болезненно худой, почти истощенной»).
Можно еще предположить, что Эйегон до последнего хотел наследника своей крови, вот и заставлял Нейерис рожать, а сама Нейерис, Эйемон, папа Визерис и женщины хрупкого телосложения были ему до лампочки. Однако этот вариант не находит своего подтверждения: если бы Эйегон хотел законного сына, он после смерти Нейерис женился хотя бы на Серении из Лиса, особенно после того как она забеременела.
Так что приходится говорить не о любви Эйегона к молодым и красивым, не о желании получить правильного наследника вместо неправильного Дейерона, а об одержимости женой и упорных попытках ее поиметь как через регулярное ее осеменение, так и через секс с ее подобиями. Ужасающе несчастный человек был Эйегон, нельзя не признать. Хоть и сам в своих несчастьях виноватый.