Одно из своих замечательных предсказаний Томас Лермонт произнес 18 марта 1285 года, когда царствовал Александр III, один из самых славных и мудрых королей Шотландии. В этот день за Томасом послал граф Марч и спросил его:
— Какая погода будет завтра?
— Завтра перед полднем забушует буря, какой еще не видывала Шотландия, — ответил Томас.
Наутро день выдался тихий и ясный. Граф снова послал за Томасом.
— Ты предсказывал, что сегодня будет буря. Почему же ее нет? — с упреком спросил он.
— Полдень еще не настал, — спокойно ответил Томас.
И вдруг в комнату ворвался человек с криком: «Король умер!» Оказалось, что король ехал верхом по крутой горной дороге, упал с коня и расшибся насмерть.
— Вот теперь в Шотландии забушует великая буря, — сказал Томас Лермонт.

Астер дышал жадно. Хватал потрескавшимися губами воздух, часто сглатывал. По горлу катались песчинки, увязали в тугом комке.

Приступ кашля согнул его, лежащего на земле, пополам; в груди заклокотало что-то. Изнутри раздирали когти, впивались в нутро огненные иглы. Скрюченные судорогой пальцы вцепились в рубашку, дёрнули на себя, словно так можно было избавиться от страданий.

— Жи-и-ив! — хохотнул он, содрогаясь от острой боли, захлестнувшей его. Каркающий смех вспорол тишину, цвиркавшую насекомыми, ринулся к пронзительной голубизне неба и увяз в зное.

Яркими бабочками вспыхнули воспоминания: плутоватая улыбка, тянущая тонкие губы; холодный, расчётливый прищур светлых глаз; согбенная спина.

Астер знал, что с тем стариком не стоит связываться. За медлительными движениями угадывалась ловкость, за рассеянной улыбкой, приклеенной к лицу, чувствовалась жестокость. Шуг помнил, какие байки ходили про пожилого торговца, обменявшего своё сердце на драгоценный камень. Знал многое про старика, но сглупил. Упустил из виду серые фигуры, сливавшиеся с сумерками, — и лежит теперь, посыпанный щедрыми ударами, посреди степи. Слишком понадеялся на удачливость, слишком велико было желание разгадать очередного человека, слава о котором опережала его самого. Хотелось заставить обнажить душу, выудить из неё воспоминания, но старик быстро смекнул: растрёпанный торгаш ему не только сплавить камень с гор Шала пытается.

Возле уголков глаз, запутавшись в сеточке морщинок, скопились слёзы, проступившие то ли от хохота, то ли от боли. Мозолистые пальцы смахнули влагу. Астер провёл опухшим языком по разбитым губам, сглотнул с трудом. На языке осела горечь. Почесал подбородок и, вскинув брови, посмотрел на бледно-красную полоску, оставшуюся на пальцах.

— Сколько внимания к моей скромной персоне, — просипел он, вслушиваясь в речь. Голос рвущийся, ломкий.

Кряхтя, мужчина поднялся и, прикрывая глаза ладонью, сощурился. Всюду, насколько хватало глаз, стелилась пустынная степь. Земля желтела выжженной травой, выставляла напоказ неглубокие трещины, напоминавшие морщины на женском лице. Торчали островки светло-зелёных стеблей. Над головой дрожало голубое небо, высветленное белым солнцем. Позабыв на время о ноющей боли, Астер наклонился к земле, сорвал и прикусил стебелёк. Разлилась во рту горечь, пьянящая, возвращающая к жизни. Он вдохнул полной грудью, впуская в себя пыль, переплетённые запахи трав. Раскалённый ветер забрался под рубаху и вздул её горбом. Стало жарче.

Мужчина стянул рубаху, скосил взгляд на выпиравшие рёбра, впалый живот. Прощупал грудь, морщась и гримасничая намеренно, зная, что раны не смертельны, хотя били его в полную силу, так, чтобы вбить знание не лезть впредь, куда не следует.

Харкнул под ноги кровью, придавил массивным сапогом влажное пятно.

— Ты погляди-ка, а? — посетовал, обращаясь к невидимому собеседнику, словно молчать не мог. — Опять буду жёлтый от этих синяков.

Обратно влез в тёмно-бордовую рубаху, покрутил головой в поисках накидки, но той не было рядом, из-за чего изломились брови на мгновение жалостливо. Но только на мгновение.

— Ну что, — поправил он широкий пояс, пробегаясь пальцами по побрякушкам, висевшим на нём, — будешь ещё попадаться столь глупо? Нет? То-то и оно, Астер. То-то и оно...

Любовно огладил компас, взял в руки. Кроме него, больше никаких ценных вещей не осталось: всё забрали наёмники, возникнувшие из-под земли по щелчку старика. Последнему не нравилось любопытные носы, и каждого обладателя слишком длинного носа долго и однообразно учили уважать частную жизнь. Кого-то били со вкусом, выплёскивая накопившееся раздражение; кого-то только для вида, чтобы припугнуть. А уж на подвернувшемся смуглом торговце так и вовсе оторвались, затем бросили в глухом месте, не озаботившись погребением безжизненного тела. Костлявая смерть, которую позвали для мужчины, истекающего кровью, потыкала носком в его грудь, пожала плечами и прошла мимо, бряцая сталью. Время этого человека ещё не подошло, знала она.

Астер сверился с компасом, метнул острый взгляд на горизонт, где синели горы. Ухмыльнулся. И, прихрамывая, потащился следом за перестуком костей.

— Сегодня нам с тобой по пути, старушка.