От Елены (человек)

Бывает поздней осенью пронзительный холодный ветер. Он несется по улицам и треплет флюгер на вершине дома, он проникает во все щели, он разжигает огонь. От ветра нельзя скрыться, его нельзя игнорировать. Как бы ты ни кутался в пальто, не надвигал шапочку на лоб и не обвязывал шею несколькими слоями шарфа, он проникает сквозь ткань, окутывает тебя и не дает покоя. А ещё он гоняет жухлые листья по улицам, играет с ними, заставляет отрываться от своего последнего пристанища нестись, нестись куда-то без оглядки. И Елена была этим листом на ветру. Деймон выбросил её на полымя собственных страхов, чувства вины, раздирающих эмоций. И не было спасения.
«Чего ты от меня хочешь, юродивый? Зачем срываешь и несешь куда-то? Я не знаю, почему ты вышел за рамки «друг» в моем сердце. Так не должно было случиться. Это неправильно! Я ведь люблю Стефана. И я говорила это в ту страшную ночь, когда ты чуть не убил Джереми. Я не могу ответить тебе взаимностью! Не имею права. Я не имею на это никакого права!».
Гилберт хотелось разрыдаться от нахлынувших на нее противоречивых чувств. Она любила его? Да. Даже если она даже мысленно боялась это признать, это было так. Каким-то образом Деймон забрался под кожу девушки, заставил пересматривать свои убеждения и чувства к собственному брату, которого она считала любовью всей своей жизни. Якоря прошлого держали её на месте, прибив ноги к полу, но душа рвалась на свободу. Сальваторе поглощал её, не оставляя права выбора. Он никогда не оставлял права выбора, но с ним Елене выбор был и не нужен. Девушка подсознательно тянулась к этому сильному и чертовски сложному человеку. В её маленькой головке не могло уложиться, что тот, кто хладнокровно мог убить на её глазах Джереми и тот, кто помог агонизирующей от укуса оборотня Роуз не бояться смерти – один и тот же человек. И как бы не прискорбно: она любила их обоих. Потому, что Джереми остался жив. Потому, что Деймон был тем, кто готов был голову положить за нее. Да, она осуждала его, когда вампир был готов убить всех вокруг, лишь бы она была жива. Ей казалось это эгоистичным и жестоким, однако её никто и никогда так не любил.
«Неуправляемый и горький».
Да, Елене было горько с Деймоном. Потому, что он был первым, кто мог управлять ею, владеть её реакциями, завораживать простыми словами. Тем, кто мог просто в лицо прокричать, что запрещает и ведет себя как диктатор по отношению к ней, потому, что любит её. Это было выше её понимания. Да, в памяти оставался осадок, который явился, когда Деймон перегорел к Кетрин, однако Гилберт почему-то казалось, что с нею все по-другому. И она чувствовала, что должна была быть с ним ещё когда была малышкой. Это была какая-то странная, космическая связь, невербальное общение.
«Нельзя тянуть. Он ждет моего вердикта. Он послушно ждет».
Елена буквально физически чувствовала, как он нее смотрит: преданно, яростно, отчаянно. Этот взгляд жег спину и не хотел улетучиваться никак. Быть может, Деймон не знал, сколько имеет власти над ней. А быть может, покорно ждал, когда она сама определится, чего ей бы хотелось в этой жизни. А Гилберт знала, что хотела безудержной любви, страсти, опасности, приключений, бурлящей крови. Она не понимала, откуда это знание, но оно было. И именно оно заставляло сердце биться о ребра. И именно оно заставило Елену резко обернуться, сорваться и ринуться в его объятия с поцелуем.
«Вот она я. Бери. Но я могу сгореть. Сохрани мой пепел, не развей по полю».

От Катерины в теле Елены

И всё оставил,
В моей игре
Почти нет правил,
И мой герой
Не держит строй
И лезет на рожон...

Я сбыл мечты и откровения,
В руках судьбы
Моё спасение,
Мой главный нерв
Продет в иглу,
Предельно обнажён...

  В жизни Кэтрин Пирс было много страшных, странных, интересных, скучных и рискованных эпизодов. С того самого момента, как прошла метаморфоза в маленькой хижине на окраине Лондона, всю жизнь можно было назвать «интересным эпизодом». Но среди вереницы разных событий в памяти порой всплывали те, которым раньше не придавал никакого значения. Так женщина часто вспоминала одни сутки в поезде, когда в шикарном купе ехала с мужчиной лет сорока с пронзительными глазами, которые, казалось, знали все обо всех. Она не знала, как ему удалось разговорить её, и не знала, почему не попыталась соблазнить его, переманив на свою сторону, но знала одно: Альбер видел её насквозь. И именно он сказал Кэтрин те слова, что стали сопровождать её по жизни: «Однажды, мадемуазель, вы поймете, что времена борьбы были самыми лучшими. Почему то мне кажется, что вы не созданы для мирного времени. По вашим жилам течет черная отрава вечной войны. Когда-нибудь она исчезнет из вас навсегда, но я уверен, что вы будете скучать по ней». А через пару лет Пирс прочитала книгу этого писателя под названием «Чума», снова сидя в поезде, что ехал в Варшаву. Нет, женщина не спешила себя отождествлять с доктором Риэ, однако понимала, как никто, что хотел сказать автор. Но тогда это были лишь черно-глянцевые буквы, сплетающиеся в ровные рядки слов на белоснежной бумаге. Это была всего лишь книга, подписанная «Для мисс Пирс от попутчика», полученная в подарок от его дочери Катрин через десять лет. 
  Тогда в жизни Кэтрин была непрекращающаяся, многовековая борьба за выживание и ей было некогда думать об этом. Лишь в моменты, когда проклятое одиночество сковывало её, женщина плакала и затевала мысленный спор с загадочным Альбером, доказывая раз за разом, что когда-нибудь она избавится от погони тысячелетнего психопата, что когда-нибудь у нее все будет хорошо, что когда-нибудь у нее будет ярчайшая мирная жизнь. Это было тогда. А вот обретя свободу, Пирс снова вернулась мыслями к тому странному дню, когда были произнесены те слова. После яростной, неистовой и триумфальной борьбы, окончившейся победой, женщина думала, что все будет теперь идеально. Стоило лишь получить вампирское бессмертие от ведьмы Беннет, а потом подумать, чем заняться дальше. Но Кэтрин обманули, воспользовавшись тем, что в те времена она была на взводе. А потом, когда в порыве злости и отчаяния Пирс напала на свою копию, удача повернулась задницей окончательно и, казалось, бесповоротно: мерзкая пародия повергла оригинал во тьму и бренность человеческого бытия.
  Говоря по правде, первым, что пришло ей в голову, когда она очнулась, был вопрос: «Победившая или пораженная?». Со временем Кэтрин начинала понимать, что лучше бы она ещё один век побегала от чертового гибрида, нежели в обличии слабого человечка бежать от могущественного ведьмака, который вообще-то просто влюбленный идиот, желающий воссоединения с любимой. Когда угроза Сайласа миновала, чуть не забрав с собой драгоценную жизнь («Спасибо, Деймон!»), Пирс настигло то, отчего я никак нельзя было сбежать: время. Безжалостная стихия днем за днем уродовала некогда молодое, красивое тело. Но провидение решило смилостивиться над женщиной, решив, что Катерина Петрова может ещё пожить. Оно подарило ей встречу с дочерью, которая стоила своей матери по находчивости, хладнокровию и стилю. И именно благодаря тому, что Надя открыла для женщины её способности странника, которые помогли бы выжить, Кэтрин снова смогла вылезти из передряги, забравшись в тело наивной глупышки Елены, которая, вероятно, думала, что умирающей нужно её прощение. Разумеется, это было не так. И, разумеется, Пирс использовала возможность выжить. И выжила.
   Ах, как же радовалась веселая компания Мистик-Фоллс, когда их милая малышка Гилберт произнесла: «Кэтрин умерла». Они и не знали, что это все лишь игра. Надя выражала сомнения по поводу актерского таланта своей матери, однако Пирс лишь отмахнулась: она сможет сыграть свою копию, любезно пожертвовавшую свое тело на благо самого красивого двойника. Закрепив тело за собой, женщина потеряла свое из-за дурацкого ритуала Мии. «Однако это уже не существенно. Существенно лишь то, что я снова в форме». Кэтрин сладко потянулась, схватившись двумя руками за изголовье кровати. Зевнув, она села на кровати. Пялясь некоторое время в пространство, она улыбнулась и села на кровати. Мгновение – и она в тапочках пошла в ванную. «Это будет замечательный день». 
  Собираясь, Кэтрин думала о том, как же все таки хорошо быть снова вампиром. Ведь теперь она была молода («Ей навсегда останется восемнадцать… хотя почему же «ей»? Мне!»), здорова («И никакой кровопролитной борьбы с насморком и повышенной температурой») и красива («Эта дурочка не умела обращаться с собственным телом. Ну, ничего, я смогу сделать его прекрасным. Ведь это я»).
- Елена, ты скоро?– послышался нетерпеливый голос Кэролайн, которая и сама могла проводить перед зеркалом несметное количество времени. Кэтрин даже не шелохнулась, аккуратно нанося блеск на губы. Сама бы она предпочла  накрасить что-нибудь более яркое, но какая роль, такой и костюм. Что правда, в ближайшем будущем женщина хотела несколько улучшить стиль золотой девочки Елены Гилберт, а пока…
- Уже иду, Кэролайн, – улыбнувшись своему отражению, Кэтрин прошла по комнате, хватая на ходу сумку. В это же мгновение блондинистая голова Форбс показалась из-за приоткрытой двери. – Иду, – мягко улыбнулась женщина, умело повторяя манеру Гилберт.
- Догоняй, – с некой сосредоточенностью ответила Кэролайн, скрывшись за дверью. Вероятно, она все ещё дулась на подругу за то, что та «случайно» выдала страшную тайну о том, как она «посидела» на дереве с тем, кто убил мать её бывшего. Пирс было на это плевать, ибо по её глубокому убеждению она поступила правильно, ибо не стоило пить за её смерть, когда лично для Форбс она сделала одолжение, мягко придушив подушкой.
  Хотя вообще-то Кэролайн нравилась Кэтрин. По крайней мере, эта девчонка была куда веселее и куда более драйвовая, нежели ведьма Беннет. «Которая уже не ведьма, а якорь. И поэтому мне надо ей сочувствовать, хотя мне, вообще-то плевать». Ведь пока неугомонная блондинка увлеченно вещала о новой вечеринке «Бал скорби», посвященной всем разбитым сердцам, Бонни уныло шлепала за ними. Пирс не хотелось поддаваться тоненькому голоску совести, которая не была утилизирована, как многие черты Катеньки Петровой, подсказывающему, что лучшая подруга Елены испытывает не лучшие ощущения каждые сутки.
- …и это будет первым шагом, чтобы стать независимыми, самостоятельными и сильными девушками, которые не нуждаются в мужчинах. – «Ты так хорошо это себе доказываешь, а на самом деле мало чего стоишь без них». – Ну, что? Вы со мной?
- Конечно, Кэр, – улыбнулась Кэтрин как можно более оптимистично, при этом карие глаза имели оттенок грусти, отчего можно её можно было принять за девушку, которая тяжело переживает разрыв с парнем, но при этом хочет вернуться к нормальной жизни.
- Бонни, ты с нами? – обратилась к задумавшейся брюнетке Форбс.
- Что? – Кэтрин с все той же грустной улыбкой потрясла перед Беннет листовкой о «Бале горечи». - Бал для всех одиноких сердец… – прочитала девушка. – Но я ведь не одинока. – извиняющимся тоном произнесла она, как бы оправдываясь, что у нее-то в личной жизни все отлично.
- А твои подруги одиноки, значит, ты идешь с нами! – требовательным тоном, не терпящим пререканий, произнесла Кэролайн. Кэтрин виновато улыбнулась Бонни и та лишь мягко улыбнулась в ответ:
- Ладно, хорошо, я иду с вами.
- Отлично! – воскликнула Кэролайн, и хотела было продолжить свое радужное повествование, которым она надеялась заглушить свои сердечные проблемы с Тайлером и Клаусом, но вошел преподаватель и начал лекцию.
  На лекциях Кэтрин было скучновато. Она знала многие вещи, а поэтому ей можно было не напрягаться. Она потихоньку увлекала Кэролайн в разговорчики и даже извинилась за то, что случайно выдала секрет о ней и Клаусе. Когда преподаватель заметил их перешёптывание, он сделал замечание и попросил блондинку ответить на вопрос по теме. Пирс же спасла девушку, потешив свое тщеславие восхищенными и благодарными взглядами.
  Дальше же день шел, как по маслу. И сидя на большой перемене в сквере, Кэтрин писала в личном дневнике Елены: «Дорогой дневник. Решение стать пассажиром в теле Елены Гилберт было лучшим за последнее время. У меня есть шикарное, нестареющее тело. Меня все любят. А главное: я могу получить Стефана. Я уже исправила её ошибку в виде любви к Деймону. Осталось совсем немного. Покойся с миром, Елена Гилберт. Спасибо за такой дорогой подарок в виде твоей жизни!». Захлопнув небольшой блокнот и закрыв на замочек, Пирс поспешила на последнюю лекцию.
  На этом занятии женщина в прямом смысле засыпала. Но не слишком внимательный старый преподаватель не обратил на нее никакого внимания. Когда же Бонни спросила все ли с ней в порядке, Кэтрин изобразила грусть на лице и сказала, что немного устала. Все было хорошо. В кои-то веке все для мисс Пирс все было хорошо. И положив голову на парту, удобно умостив её на кольцо изящных рук, она вновь вспомнила Альбера и их спор. «У меня все хорошо в мирное время, Альбер. Достаточно было лишь сменить роль и все стало хорошо».