Агния брела по главной улице, пряча бледное от холода лицо за ворот  плаща, когда тишину разорвало звуком сирены. Едва заметно вздрогнув, она замерла на месте, словно испугавшись собственного страха, той животной реакции тела, которую  умом всегда отвергала. Агния боялась, и это чувство неприятно щекотало ее грудную клетку, подступая к горлу с рвотными позывами, а после стискивая виски чем-то вроде железного обруча.  Еще мгновение и ее кулачки воинственно сжались, быстро исчезая  в широких нашитых карманах плаща. Девушка зашагала в темноту. Точно не зная, чего именно   боится, сейчас ее беспокоила лишь неприятная  перспектива встречи с горожанами. Когда все началось – исчезновения, убийства, расследования, похороны, плачь родственников, черные наряды – Агния думала, о ней забудут. Думала, никому не будет до нее дела, может люди  даже сделаются снисходительнее, тем самым облегчив совместное проживание в этом маленьком и душном городишке. Но все сложилось иначе: Виктор, который и без того не оставлял ее в покое, пьянствуя и дебоширя, подолгу выжидая у  окон  ее дома, сделался еще неприятнее в припадке  своей  болезненной любви. Если раньше он просто нервировал, то теперь буквально ограничивал ее в возможностях, пытаясь контролировать каждый шаг. Страх потерять и без того утерянное, нечто такое в лице Агнии, что и вовсе никогда не принадлежало ему – это руководило им. Виктор ходил за своей возлюбленной хвостом, якобы оберегая от возможной опасности, и, как следствие, смерти. Сама же Агния считала, что единственный полоумный маньяк, который есть в городе, это сам Виктор. Все чаще она закатывала истерики на людях, желая избавиться от ненужного внимания к себе со стороны когда-то жениха. В такие моменты в ее взгляде читались отчаяние и просьба о помощи со стороны всех тех других, кому бы Агния никогда и ни за что не сказала этого вслух. Ей было непонятно, почему жертвой в этой ситуации считают Виктора, а не ее, но и эти невысказанные вопросы глушило чувство гордости и почти детская обида.
И Агния боялась. Стоя среди чисто убранной улицы с коваными фонарями у низеньких крыш , она каждый миг боялась, порой прислушиваясь к той тишине внутри себя, что приютила  ранее неведомый страх. Старая повитуха Жозефин Марен, у которой она жила, говорила «пройдет», а после сплетала из старых легенд и сказок еще более устрашающую реальность, чтобы после та проникла в сны с образами лошадей, багряных морских волн и едва уловимого запаха сухих трав.  Учила ли старуха Агнию таким образам примиряться с людьми или готовила к чему-то худшему?.. Известно лишь одно: маяк снова заработал.
…Прибившись к стене паба, Агния наблюдала из темноты, как люди собираются на поиски. Промокшая обувь неприятно чавкала, натирая онемевшие ноги. Далеко на такой не убежишь. Отчего-то эти мелочи сейчас нервировали девушку еще больше.  К ее укрытию доносились голоса, они взволновано оповещали о случившемся, делая трагедию Кемпера почти осязаемой. Сама Агния все еще не верила в происходящее, но чужая тревога возвращала ее к реальности, вынуждая заражаться эмоцией упадка, она-то и выкручивала  суставы, препарируя  сознание, усиленно дистанцирующееся от объективного мирка с его проблемами.
В одночасье ей хотелось прикоснуться к этим людям, исцелив, а может и забрав их боль, с другой же стороны, Агния находила ее красивой, и точно знала, что красота эта сохраниться только на расстоянии. Поддавшись порыву, теперь она желала следовать за ними, увидеть то, что видят они, испытать то, что испытывают они, понять в чем заключается их страх на самом деле. Манит их маяк из-за всеобщей скорби по убитым или он для них напоминание о собственной смерти?..
Дождавшись, пока люди пройдут вперед, Агния вышла из темноты.
Побитым псом следуя за людьми, держала расстояние, то и дело ловя на себе чужие взгляды, тут же поднимала голову повыше, бичуя себя за неуместную горделивость. Агния чувствовала себя не просто чужой – враждебной. Раковая опухоль Кемпера, пускающая метастазы в сердцах чужих сыновей – так о ней думали.
…Дождь усиливался, ветер бил больнее, но Агния хотела увидеть тело. Кто-то из мужчин окликнул ее, сказав, что дальше нельзя, но Агния сделала вид, что не слышит предостережений, шагая в сторону маяка, хотя и было очевидно, что ничего она там не увидит в такую погоду и без снаряжения. Люди начали перешептываться, кто-то презрительно бросил «пусть идет».
«Пусть идет» - эти слова хлестнули девушку больнее чем всякое оскорбление, но в то же время вселили  нездоровую уверенность в себе и в своих действиях.
Кулаки в нашитых карманах плаща разжались. Напряжение спало. Агния старалась аккуратно ступать, чтобы не завалиться на бок. Верно, со стороны больше напоминала карикатурную фею, которая выбрала не то место и не то время для прогулки за волшебной пыльцой.
На полпути к маяку она внезапно задумалась, что будет делать, если ничего не увидит, а, скорее всего, так и будет. С каким видом она вернется назад?..
Примерно в этот момент кто-то больно схватил ее за руку у локтя, потянув на себя. От неожиданности Агния  вскрикнула, и упала бы на пол на подкосившихся ногах, если бы не повисла в чужой хватке.
- Живая, - прижимая девушку к груди, шептал Виктор, гладя Агнию по спутанным волосам.
Какое-то время она не знала, что сказать и как реагировать, позволяя прикасаться к себе.
- Я же просила не устраивать  сцен, - подчеркнуто холодно подала голос Агния, не сразу, но все же отталкивая от себя Виктора. Она хотела сказать что-то еще, но по тревожной улыбке и блестящим глазам мужчины, как, в проем, и по аромату дешевого портвейна, поняла, что это бесполезно.  – Иди домой, ты пьян.
Виктор лишь покачал головой, тем самым демонстрируя, что никуда не уйдет. Агния и сама знала, что никакого воздействия эти слова не окажут, как знала и то, что ей придется самой выходить из этого положение, не рассчитывая на понимание бывшего жениха. А положение буквально было следующим: по одну сторону башня маяка с усиливающимся штормом, и, возможно, телом мертвой девушки подле него, по другую толпа людей, которая пришла сюда не за тем, чтобы наблюдать очередной скандал несостоявшегося семейства.

Сирена продолжала петь, и песнь ее, чем ближе к эпицентру событий, тем страшней.

Отредактировано amphisbaena (2016-09-04 17:34:05)

Капли дождя стекали тонкими струйками по бледному от холода лицу. Агнии снова пришлось сжать кулаки в нашитых карманах плаща.
- Нет,- коротко чеканит, пропуская этап благодарности за спасение. Пребывая во взвинченном состоянии, она даже не удосужилась повнимательнее вглядеться в лицо мужчины, который, казалось бы, избавил ее от проблем. Как бы Агния не скулила у себя в голове, не жалела, но сталкиваясь с фактической помощью, каждый раз замыкалась, словно ожидая от чужого добра колоссальных последствий и таких же кредитов доблести в ответ. Вот и сейчас чужой поступок был принят ею как блажь и самолюбование, соответственно – все то, к чему Агния отношения не имела.
Не замечая, что не отводит холодного, чуть высокомерного взгляда с незнакомца, Агния продолжала плутать в своих мыслях, не зная, как дальше поступить. Здесь был Виктор, здесь были другие. Что если завяжется драка?
- Вам не следует со мной заговаривать, если не хотите… - оборвав себя на полуслове, только сейчас, возвращаясь к реальности, она  посмотрела на мужчину, а не «сквозь», -  испортить себе репутацию.
И еще немного подумав, Агния почти ласково улыбнулась, впрочем, не скрывая лукавых огоньков насмешки в глазах при быстром, но фиксированном взгляде в сторону горожан:
- Впрочем, это и  к лучшему.
Сложно было понять, чем руководствовалась Агния. Казалось, из всех возможных вариантов, она выбирала самые нелепые и неуместные. Менялась в лице, демонстрируя свое отношение, несознательно завлекая в  театр, где она главный герой вечера, с антуражем в виде двух, а может уже и трех, мертвых тел, и маяка под сокрушительными штормовыми волнами.
В тот момент Виктор, хмурясь и не скрывая неприязни, смешно ковыляя, собирался броситься с кулаками на защитника, и тогда случилось следующее:  тройка гнедых  лошадей неслась прямиком в толпу.
Уже задолго после случившегося люди будут восстанавливать в своей памяти события того вечера, смутно припоминая, что лошади были в крови, а одна из них, бедняжка, сорвав платье из бельевой веревки, то самое платье, в котором, как выяснилось позднее, должна была венчаться одна из утопленниц, неслась вслепую, запутав голову в  кружевном подоле, устрашая своим гротескным видом больше обычного.
Околевшая толпа так и стояла бы, не крикни кто-то «Бегите!», только после этих волшебных слов, словно птицы с подрезанными крыльями, люди начали носиться по мысу. Одна из лошадей, проскочив в образовавшуюся в толпе арку, бросилась в море. Спустя три дня ее найдут мертвой, она прибьется к телу той самой утопленницы, жертвы сегодняшнего вечера, чье имя пока никому неизвестно. Второй повезло меньше. Как и первая, она проскочила, никого не задев, но сорвавшись с утеса, упала на острые скалы, переломив себе ноги и раскрошив череп. Уже задолго после случившегося кто-то кричал «принесите ружье», а затем снова « у кого есть ружье», но ружья не было, и измученную скотину пришлось добить  ржавым якорем.  Третья же лошадь осталась в живых, но искалечила несколько городских жителей, двоих пришлось сразу же госпитализировать, еще четверо обошлись легкими травмами. Шторм усиливался вместе с неразберихой.  Приоритеты были таковы, что помощь оказывалась живым, а не мертвым. Если в начале собрания  у горожан еще была надежда отыскать у скал погибшую – а они точно знали, что  там кто-то есть, и знание это подчас было таким сильным, что, казалось, может накликать беду туда, где ее быть не должно –  то сейчас надежда пропала. 
Люди расходились по домам, унося под теплыми кофтами и водонепроницаемыми плащами мертвую безымянную девочку,  скандал несостоявшейся семейной пары, незнакомого чужака и белые кружева, запачканные в чужую кровь. Кто знает, что еще случилось бы в тот вечер, если бы не погодные условия.

…Спустя три дня, когда непогода выпустила людей из своих домов, ставших им пусть и уютной, но тюрьмой, в том числе – тюрьмой незнания, горожане начали шептаться. О том, откуда взялись лошади, и кто их выпустил, еще только предстояло разобраться. Кто-то припомнил, что сразу после злосчастного случая, появилась Жозефин Марен, но тут же ушла, волоча следом рыжую девку, ту самую скандалистку по имени Агния Атталь, которая  жила у нее. И если богобоязненным любителям мистификаций  нравилась версия уходящая корнями в легенды славного Кемпера  о Морвархе, то скептики видели причину в лице Жозефин.
Агния не слышала этих разговоров, но, когда обрывки доносились до нее, не считала нужным  вносить ясность. Люди напуганы, и в мирке, где ничего неясно, и каждый день может стать последним, думала она, всякая сплетня и догадка спасительна, она отвлекает от быта, от вырванных с корнями деревьев, расквашенных мозгов животного у маяка. От белых кружев.
- Людям нужен враг,- пожимала она плечами, шагая среди товарных лавок с овощами. В рамках случившегося ей было понятно, почему этим врагом стала Жаклин, как, впрочем, и сама Агния. Все же на мысли у нее было долгих три дня.  Следует сказать, что горожан, мотивы которых стали ей ясней, она не простила, напротив – еще больше запрезирала, высмотрев в них самое слабое место. Словно единый организм, в глазах Агнии, они двигались в такт. Большая Многоножка, которая способна пожрать все на своем пути, причудься ее коллективному разуму нечто враждебное на пути. Агния находила это одинаково устрашающим и жалким.
И все же жизнь продолжалась. Возможно, в знак этого, затарившись фруктами и бутылкой красного вина, Агния шагала в дом, где прежде не была, чтобы отблагодарить незнакомца за оказанную им помощь и извиниться за вольности. Было бы глупо портить отношения с приезжими сразу же, тогда как в них можно обрести если не поддержку, то приятный нейтралитет. Впрочем,  в случае Агнии все это было лишь жалкой попыткой найти для себя объективную причину увидеть мужчину вновь, тем самым сохранив внутренне равновесие  и гордость. Больно уж не хотелось  ей признавать, что незнакомец вызвал  интерес, и что именно с ним ей хотелось бы поделиться мыслями о происходящем. А мыслей у Агнии Атталь было предостаточно.
Подходя к поместью, она вдруг заколебалась, резко остановившись среди узенькой,  заросшей по обе стороны, дорожки, которая вела к входу в дом. Травинки ударили по голени, оросив ногу грязноватыми каплями воды. Агния выпала из своих мыслей и посмотрела на дом невидящим взглядом. Вся старость и обветшалость ускользнула от нее, вместо этого Агния  окунулась в воспоминания этого места, о которых знать не могла, но не гнушалась их себе вообразить.
Когда же ее окликнул женский голос, испугавшись, она покрепче прижала к себе сумку с вином. Агния не слышала, что ей говорили, но чувствовала себя пристыженно, словно ее поймали на чем-то порочном. Не знала она и о том, как долго здесь стояла.
Желая объяснить все и сразу, Агния продолжала молчать, растягивая и без того неловкое молчание. Когда же слова нашлись, она полезла в сумку, чтобы достать вино и отдать его женщине, но вместо этого выронила фрукты, большая часть которых тут же укатилась в сорняк.
Бормоча себе что-то под нос, с пылающим от стыда лицом, Агния полезла в траву, пытаясь отыскать там свои «дары».