Мария Васнецова, "Папины дочки", собственно, тоже как вариант для игры
Перемена. На высоких каблуках я спешу в учительскую. Видимо, у директрисы случился очередной бзик, которым она была преисполнена намерений поделиться со всем педагогическим коллективом. Интересно, что на этот раз? Сдаем деньги на новый компьютер в кабинет директора? Очередная внеплановая проверка из управления образования? Или же она поссорилась с физруком и теперь будет выносить мозг всем окружающим? Странная женщина, Таисия Кирилловна. Сколько себя помню, она всегда была такой. И как, интересно, ей досталась должность руководителя шестьдесят девятой школы? Не понимаю.
Я поправляю сбившуюся прядь волос за ухо и спавшие очки. Черт, какие же они неудобные! Ничего не поделаешь, раз уж я взялась за преподавание, надо выглядеть соответственно. По крайней мере, так выглядят все зануды и зубрилы, и я в новом статусе учительницы физики должна создавать именно такой образ в глазах учащихся.
- Явилась, дамы и господа. Наша примадонна собственной персоны решила почтить нас своим присутствием.
Я уже перестала удивляться колкостям и глупым фразам директора в свой адрес и просто молча прохожу в угол кабинета и присаживаюсь на стул рядом с Людочкой. Странно называть так человека, который обучал меня русскому языку и литературе целых семь лет, но мы стали очень хорошими подругами, и я с удовольствием веду с ней общение. Мы с ней похожи своим одиночеством и судьбами. И, наслушавшись ее драматичных, а порой, трагичных рассказов, понимаю, что у меня еще есть время исправить допущенные ошибки, и я, безусловно, направлю все силы на их исправление.
Таисия Кирилловна начинает что-то бормотать об успеваемости в школе за последнюю четверть, честно говоря, я ее не слушаю, а просто смотрю в пустое, как моя душа, окно. Мне абсолютно все равно, что происходило вокруг меня сейчас и всегда, я просто делаю свое дело, то что должна, и получаю за это деньги. Иного мне не нужно.
- ... А поскольку Мария Сергеевна у нас новичок в области педагогики, - до меня начинают доноситься обрывки фраз, и я с ужасом осознаю, что директор решила подвергнуть меня очередному испытанию. Интересно, что придумает эта женщина теперь? Я внимательно слежу за ней и вслушиваюсь в каждое произнесенное ей, слово. - Поэтому, старшим педагогическим коллективом было решено помочь Марии Сергеевне освоиться в своем предмете еще лучше путем ввода в наш состав еще одного учителя физики.
Что? Она совсем двинулась? Это я не справляюсь? Да я положила все усилия на то, чтобы вникнуть в эту чертову физику и после преподавать полученные из горы учебников знания, своим ученикам! А теперь она считает, что я не достойна носить это звание? Меня обуял гнев. Я подскочила с места, но ни слова не сорвалось с моих уст, будто я на мгновение лишилась дара речи. На самом деле я сдержалась лишь потому, что у меня не было другого выбора. Пока не было. Я опустилась не место и недовольно фыркнула.
- Вот и делай после этого свою работу, - зашипела я шепотом в ухо Люде, - только представь: придет какая-то старая грымза, я буду зарабатывать меньше, а страдать при этом еще больше! Да пропади она пропадом, эта школа, я ее завхозами, директорами, физиками!
- Крепись, подруга, - пытается поддержать меня Людмила Михайловна, но это меня совершенно не успокаивает, - дальше будет хуже.
Ну, отлично!
Пока директор выходила из кабинета якобы встретить моего нового "коллегу", я продолжала злиться и нервно теребила волосы. Сколько можно, я и без того устроилась на полставки, а теперь вообще буду работать за копейки? А на что мне покупать новую коллекцию от Armani? Так, стоп. Здесь решается серьезный вопрос, а я думать не могу ни о чем, как о шмотках. Ну а что? Походы по магазинам меня успокаивают.
- Итак, позвольте представить нашего нового сотрудника.
- Что, вот так сразу? - я от неожиданности подскакиваю с места и недовольно скрещиваю руки на груди, про себя молясь, чтобы этот кошмар скорее закончился, раз уж его уже не избежать.
- Дипломированный специалист по физике и информатике, прошу любить и жаловать.
Я с нетерпением, смешанным с яростью, жду, когда директор жестом пригласит войти моего, как она выразилась, "коллегу", в уме уже обдумывая план по вытравливанию сей зануды из школы. Ибо нечего портить жизнь мне и моим ученикам. Они только ко мне привыкли, а, главное, к моим методам вести занятия, с максимальной нагрузкой информации на уроке, но с минимальными самостоятельными работами. А теперь мне придется существенно менять свои методики и, соответственно, отношение к предмету.
То, что я хотела подумать дальше, прервалось невероятной картиной, вспыхнувшей перед глазами. В учительскую словно свежий весенний ветер, вошел человек, которого я не чаяла увидеть более. Руки сами собой разомкнулись и повисли вдоль тела, а губы задрожали...
- Павел Сергеевич..., - всего два слова еле слышно срываются с моих губ, и я погружаюсь в пучину воспоминаний, которую уже и не надеялась открыть для себя вновь. Будучи еще глупой старшеклассницей я имела странный опыт знакомства с этим человеком. Он преподавал у нас информатику. Я пыталась завладеть его вниманием и тем самым исправить отметки по нелюбимому предмету, который в ту пору стал обожаемым. Мне нравились его уроки, как он стойко держался в нашем классе с преобладающим большинством девушек. Он вообще отличался от всех, кого я знала. И теперь, когда он снова повстречался на моем пути, я поняла, что меня ждало увлекательнейшее и захватывающее путешествие в мир покорения мужских сердец, от которого я порядком отвыкла в последнее время.
А Таисия Кирилловна умеет быть хорошим директором.

Я явственно помню, как тяжело рухнул на промокшую от крови павших в бою воинов землю. Казалось, меня разрывало на части не только изнутри, но и снаружи. Левая рука покоилась на земле словно каменная - прямо под мышку угодило копье. Тем не менее я дотянулся рукой до глубокого пореза на левом боку и зажал рукой рану, дабы унять кровотечение. Пустое... Из правого плеча тонкой струйкой сочилась кровь, похоже, в ране еще остался наконечник от стрелы. Становилось тяжело дышать, неподъемные железные доспехи будто вплавились в кожу и невероятно обжигали все тело, но я не в силах пошевелиться, чтобы стянуть их с себя. Вокруг царила мертвая тишина, я не имел и малейшего понятия о том, сколько времени лежу здесь - час, день или же месяц. Исчезла суета, озлобленные крики, не был слышен звон мечей, свист копий и шелест стрел. Лишь эхом доносились стоны таких же тяжело раненных моих сослуживцев и агеллонцев. Зачем нужна война? Отчего правители не могут жить в мире и спокойствии? Они не понимают ценности жизни простого люда, тех, кто поклялся им в верности и готов жизнь отдать, выполняя свой гражданский долг. Сквозь боль я чуть усмехаюсь своим мыслям. Вероятно, дядя сейчас бурно празднует победу. Он таки добился своего, я практически мертв. У меня нет сил подняться, доползти до ближайшего укрытия, чтобы переждать ночь - смеркается.
Я начинаю ощущать медленно подступающую дремоту, глаза закрываются, однако, сна перед глазами не возникает. Слишком многое отвлекает от него. Колюще-режущая боль в боку просто разрывает (интересно, задет ли какой-нибудь орган?), сверху раны чуть подсохла кровь, образовав тонкую пленку, однако, все еще сочится. Прислушиваюсь: где-то совсем рядом мертвую тишину нарушает чужой стон. Нахожу в себе силы повернуть голову вправо: узнаю по отметке на доспехах агеллонца, достаточно в летах; покашливая, стонет, лежа на боку, зажав рукой область живота. Некоторое время рассматриваю его, мне становится его искренне жаль. Ужасная штука - смерть, ужасно умереть вот так, без семьи, вдали от дома... У меня в Нидервальде осталась сестра, я искренне верю, что она найдет свое счастье, и ее будущий супруг вытащит мою милую Сигрифиду из цепких лап Вольфрама. От меня ему удалось избавиться, но я сверху погляжу на то, как ему удастся удержать власть в графстве, особенно, если у него не будет своего наследника. Странно, что до сих пор ни одна из его шлюх не явилась в Эльц с бастардом на руках. Я издаю негромкий смешок, и это привлекает внимание агеллонца. Он смотрит мне прямо в лицо обессиленным взглядом, и что-то екает в груди. В его взгляде нет той жестокости, с которой агеллонцы атаковали, лишь понимание и сочувствие. И вот он протягивает ко мне руку, но, чтобы дотянуться и схватиться за нее в ответ, мне приходится преодолевать невероятную боль. Слегка сползаю вбок и тянусь правой рукой, мои пальцы едва касаются руки мужчины и, издав истошный звериный рык, я подползаю еще чуть ближе и крепко вцепляюсь в его руку. Мужчина обессиленно улыбается мне, и я с удивлением осознаю, что впервые за свои недолгие годы узнал, что такое братская любовь. Лишь теперь я нахожу в себе успокоение, что он, как и я, погибает не в одиночку. С трудом улыбаюсь в ответ, и меня накрывает забытье боли и полудрема...
...- Еще один, сестра. Кажется, он дышит.
   - Несите сюда.
Обрывки фраз совсем близко. Или, быть может, они звучат лишь в моей голове? Мужчины, женщины... кто-то определенно ходит рядом, суетится, что-то говорит. Чувствую холодные руки на своих руках, щеке, ну лбу. Похоже, у меня жар. Я мало что соображаю, но сопротивляться нет сил. Быть может, меня несут чтобы зарыть в братской могиле? Скорее бы встретить конец и освободиться от боли. Чувствую, как меня поднимают, и что-то тяжелое с грохотом падает рядом на землю, видимо, с меня стянули доспехи. А потом я ощущаю на себе невероятно теплые ладони и замираю на мгновение. Полуоткрытые глаза широко распахиваются, и в воображении (я ведь сплю, верно?) вспыхивает яркий образ, обрамленный нежно-белой пеленой света. Он смотрит на меня с жалостью и сочувствием, и мне удается рассмотреть его голубые глаза. Рядом со мной девушка? Нет, скорее, божество. Что-то внутри замирает, оставив за собой тепло в районе сердца. Надеюсь, оно все еще бьется, ибо вечности не хватит чтобы налюбоваться красивыми глазами чуда, снизошедшего с небес чтобы помочь мне выкарабкаться из объятий смерти.
- Истинная... не... оставляй... меня...
Губы сами шепчут отрывистые фразы, утомленный мозг словно в тумане, нет, прошу, о, веки! Не накрывайте глаза, я жажду лицезреть сию прелесть! Но нет, они не слушаются, и, кажется, на целую вечность наступают кромешная тьма и безмолвная тишина...
...- Где я? - шепчу, сквозь сон, не разлепляя при этом веки. Изо всех сил напрягаю память в надежде вспомнить, что со мной происходило в последние... дни? Месяцы? Сколько я лежу средь пуховых подушек? И как оказался здесь? Быть может, за все то, что я пережил при жизни, меня отправили на небеса греться в лучах света Создателя? Вряд ли, ибо я продолжаю ощущать боль. Тело пылает, лихорадка не оставила меня. С большим трудом, но все же мне удалось открыть глаза, и пред моим взором предстает серый каменный потолок. Меня определенно куда-то доставили. Но кто и как они узнали, что мне требуется помощь? Внезапно в воспоминаниях вспыхивают красивые голубые глаза, и я тяжело вздыхаю, что видел лишь сон. А явь совершенно иная. Серая, полная боли и осознания того, что борьба за жизнь, а, главное, родное графство, еще не кончена. По щеке скатывается скупая слеза, и я обессиленно всхлипываю.
А после рядом промелькнет чья-то тень, и я поворачиваю голову в надежде увидеть своего спасителя. И замираю при виде тех самых голубых глаз. Неужели я все еще сплю? Или происходящее со мной и впрямь реальность? Я вытягиваю правую руку из-под овечьего одеяла и тянусь к силуэту, дабы коснуться его и понять, насколько реальна эта реальность, не сводя при этом взгляда с тех глаз. Девушка. совершенно юная, свежая, полная жизни и решимости, закутанная в серые одеяния, из-под чепца спадают рыжие локоны. Определенно, я в монастыре.
- Ты. Не. Можешь. Быть. Дарон, - произношу чуть хрипящим голосом, слегка улыбаясь, все еще не веря в происходящее, - моя Дарон...
Но что же я несу? Кажется, мой спаситель вполне реален, и нет рядом никакого божества, ибо Истинные не принадлежат никому. Она не может быть моей. От невозможности сего воссоединения глаза вновь обессиленно закрываются, сердце словно угасает, как догорающая свеча, а по щеке вновь стекает слеза, но я борюсь со слабостью. Мне не хочется замолкать, хочется говорить речи благодарности своей спасительнице. Красивая...