[nick]Торонгил Эдельхарн[/nick][icon]http://sd.uploads.ru/CNktp.gif[/icon]
14 ноября.
Я решил записывать всё, что будет отличать эти один от другого. Иногда начинает казаться, что это в моей голове основательно покопались эльфы, и я забываю самого себя.
Сегодня заходила Мария. Как всегда свежа и прекрасна. Но печальна, а ей не идёт. Удивительно, что почти сорок лет назад мы пытались быть вместе, она с тех пор не изменилась.
- Что случилось? – спросил я, глядя как она вертит в руках бокал и разглядывает сквозь него свечи на столах. Ресторан закрывался на перерыв перед рассветом.
- Я влюблена, - в её устах эти слова обретают какой-то мистический смысл.
- В кого?
- В того, кого в любой миг может не стать.
- Смертный?
- Да.
- Так обрати его.
- Как ты думаешь, сколько мне? – хитрый насмешливый прищур глаз. Она весела даже тогда, когда печалится.
- Сто пятьдесят? Сто тридцать? – к чему этот вопрос…
- Мне девяносто восемь. А он профессиональный гонщик.
- Два года до права обращения? – она кивнула и отвела взгляд. – Так попроси кого-нибудь другого сделать это для тебя.
- Ты бы отдал своего главного любовника кому-то даже для одного прикосновения?
- Никогда.
- Тогда не задавай глупых вопросов.
Мой главный любовник. Даже если бы я знал, что мне отведено меньше двух лет, я бы не отказался ни от одной минуты. Эти минуты сложились в семьдесят лет. Так много, и в тоже время бесконечно мало.
...
---
| 16 ноября. Разбирал бумаги, нашёл где-то между документами старое фото. Впрочем, кажется, что это было вчера. Или не было совсем. Странно, но тосковать не получается. Похоже я всё ещё где-то на стадии Отрицания. |
---
17 ноября.
Кровавая Мэри в классической рецептуре.
Водка. Вспоминаю Север, там, кажется, трезвыми даже эльфы редко бывали.
Томатный сок. Потом мне будет худо, но это уж потом. Если бы я знал, на сколько, и что томаты в этом не виноваты...ничего бы не изменилось.
Лимонный сок. Чтобы от жизни сладкой не дай Бог ничего не слиплось.
Сельдерей. Кошмарный ингредиент. Неожиданный. Как эльфийские "ругательства" в моей кровати. Но без них никак.
Соус Табаско. Научит дышать огнём, даже если температура тела давно комнатная. И перец тут не при чём.
Соус Ворчестер. Ещё хуже, чем сельдерей. Что-то кисло-сладкое непонятного происхождения. Как острые эльфийские уши. На моей подушке.
Сельдереевая соль. Что это и как её достать? К такому смерть меня не готовила.
Чёрный перец. см. пункт про Табаско. Огня всегда мало.
Лёд.
Пил весь день и всю ночь. Эту смесь изобрели как средство от похмелья. Ещё бы - сделал глоток и стёкл как трезвышко.
Только на меня действует обратным образом.
---
18 ноября.
Секс на пляже.
Нет, конечно, это случилось не в ноябре, в ту пору ещё и на пляже не было холодно. Но сегодня я делаю вид, что не напиваюсь, надо что-то лёгкое. Секс на пляже - то, что нужно.
Водка. Как же без неё. Я всё время пьяный, а если нет - злой.
Персиковый ликёр. Как его кожа.
Клюквенный сок. Губы.
Ананасовый сок. Солнечные зайчики на плечах.
Ананас. Я кормил его с рук, как дикого зверя, ластящегося ко мне одному.
Малина. Сладкая до безобразия. И во время, и после. И косточки, много косточек, как песка во всех отверстиях.
Лёд. Обязательно нужен лёд, остудить голову.
---
19 ноября.
Я всё ещё делаю вид, что у меня отпуск и я так отдыхаю. Пьяный от заката до рассвета.
Сегодня на ура пошёл Б-52. Я спалил себе брови.
Дно - кроваво-красный кофейный ликёр. мы пили много кофе, я со сливками, он с сахаром. Теперь на самом дне остался горький осадок.
Второй слой - ирландский сливочный ликёр. Сладкий, тягучий, оседающий на языке и в горле. Хочется смаковать вечно.
Верхний слой - цитрусовый ликёр. Прозрачный, кисло-сладкий, быстро сгорает, если не сдуть пламя.
Можно потушить и выпить залпом. А можно через трубочку пить горящим. Сначала тяжёлая горечь, потом густая сладость и напоследок лёгкая прозрачная кислинка.
Сначала в памяти оживают воспоминания, причиняющие боль. Потом - только хорошее. И наконец - принятие.
---
20 ноября.
Не помню, когда в последний раз ел. Пил регулярно и помню что - записал. Нашёл на дне морозильной камеры пакет с кровью, не стал размораживать, сожрал в виде снега. Потом тошнило ужасно, почти всё выплеснулось обратно на паркет. Лежал на полу и разглядывал потолок, думал о белом чехле у дивана, который не отстирается и о луже крови, в которой валяюсь. На мгновение представил себя живым и почти мёртвым. Странное ощущение дежавю. Могу предположить, что этому дежавю лет триста.
Есть почти не хочется, но голова кружится. На грани сна и яви придумывал себе повод быть несчастным - нужен какой-то другой, тот, что есть, уже надоел.
Представил себя бредущим по улице в самый чёрный час ночи. Увидел в подворотне троих пьяных подростков. Одного знаю - его папаша крайне раздражающая личность, когда-то был моим кредитором. Яблочко от яблоньки. Меня тошнило, а я представлял, как одним движением руки оттягиваю голову мальчишки назад и с хрустом ломаю позвонки. Он повисает у меня в руках, его дружки парализованы ужасом. Для них проходит одна секунда, а я же медленно втягиваю тягучую кровь из ещё горячих вен, не закрываю глаза и смотрю, как в в глазах парнишки гаснет жизнь.
Двоих других постигает та же участь. Во мне литров пять крови точно, она плещется в горле и меня выворачивает на изнанку. Лужа крови на асфальте рядом с тремя аккуратно уложенными телами. Молодые, красивые, с мраморно белой кожей и остекленевшими глазами. Я мог бы обратить их, но не хочу быть чьи-то создателем. Не хочу плодить "брошенных котят".
Бреду по улице, засунув руки в карманы пальто. Рубашка на мне в крови, пальто в крови, лицо в крови. Кровавые следы на асфальте, по которым за мной пройдёт даже служебная черепаха.
Открываю глаза. Я всё ещё в своей квартире, надо мной белый потолок, подо мной белый паркет. Вокруг запах свернувшейся крови и алкоголя. Надо позвонить в доставку и заказать новый пакет, а ещё выпить что-то из лекарств и прекратить напиваться. Пора возвращаться.
Завтра. Сегодня я буду спать на полу в луже крови.
---
21 ноября.
Мне разрешили один звонок. Полагается звонить адвокату. А у меня на уме только один номер, въевшийся в память как пятна крови в мою рубашку. И я точно знаю, что на том конце провода меня не узнают.
Я действительно убил тех парней. Всех троих, выпил досуха. Меня арестовали спустя шесть часов. Пару часов назад я видел сквозь крохотное оконце камеры следственного изолятора коридор, начальника полиции и двух старых кровососов. Перед Баддом служитель закона извинялся за беспокойство, из рук Виардо принимал какое-то заявление. Сомневаюсь, что это прошение о помиловании.
Значит, всё кончено.
Интересно, я первый прецедент в истории Киютат, или были до меня?
---
22 ноября.
Сегодня мне вернули тетрадь и карандаш. Прошёл год с момента последней записи. А мне казалось, что пара недель. Надо было начать отмечать на стене камеры лунные циклы, как Робинзон, чтобы не потеряться во времени. Впрочем, всё это совсем скоро станет не важно. Минимальная норма по пакету крови в 72 часа ещё поддерживает во мне ясность мысли, но уже не способна вернуть живость плоти. Теперь же я официально осуждённый. Меня ждёт темнота, тишина и голод. Последний пакет принесли сегодня как ужин приговорённого к казни. По сути так и есть - меня приговорили к смерти. Вот только мёртвое умереть не может. Я растяну этот пакет на несколько дней, смакуя густую кровь по глотку, потом буду собирать засохшие капли с пластиковых стенок, потом буду питаться воспоминанием. И наконец воспоминания захватят всё моё существо. Засыпающие и разрушающиеся нейроны отмотают всё моё существование, от стен каменного мешка до того момента, когда клыки Виардо убили меня. Я забуду про голод, забуду про всех, кого любил и ненавидел, всё, о чём сожалел и чем гордился. Спустя тысячу лет я умру человеком. Как и родился.
---
23 ноября.
Я не сдержал обещание и сожрал весь пакет за один раз. Дрянь консервированная. Даже те малолетки были на вкус приятнее. Но голод отступил. Я скоро о нём вспомню вновь, буду кидаться на стены, выть и тянуть сукровицу из собственных жил. Сам себе говорю, что нужно экономить силы, и сам же спорю - для чего? Какой смысл продержаться на несколько дней дольше, удлиняя агонию?
Интересно, почувствует ли что-нибудь Виардо, когда я окончательно усну? Судя по тому, как легко он меня отдал, он страшится отзыва связи не более, чем мелкого прыщика на своей белой заднице. Я вспомнил эту гадкую самодовольную ухмылочку и впервые за свои триста с лишним лет пожалел, что позволил обратить себя. Впрочем, пожалел только на секунду. В моей голове уже звучит Его голос, говорящий о том, что, как это не странно для эльфа, но Он рад, что я умер триста лет назад.
Люди, просто люди, смертные и хрупкие, живут по семьдесят лет, некоторые чуть дольше. Они уносят со собой в могилу груз воспоминаний, счастливых и не очень, длительностью в эти семьдесят лет. Моя память хранит столько же. Если выкинуть всё остальное, что не имеет значения, у меня есть одна жизнь. Я забираю с собой любовь самого невероятного полукровки, ревность для него же, гнев на него, и радость в его глазах. Его смех, слёзы, горячие руки, серьёзно сведённые тёмные брови, ямочку на щеке, сладкий кофе, большую плюшевую акулу и одно старое фото.
Хорошо, что я догадался подклеить фото в дневник. В каменном мешке три на три метра без света, тепла и будущего - я не один. Он останется со мной до конца.
Спасибо.
---
24 ноября.
Сегодня меня навестил адвокат. Тот самый, которого мне предоставил суд и который целый год делал вид, что пытается меня спасти. Он был очень спокоен для того, кто проиграл дело. Пожал мне руку, сказал, что сожалеет, взял с меня подпись о том, что я не имею к нему претензий и не собираюсь подавать апелляцию. Потом напомнил, что по суду кроме "высшей меры" я приговорён к штрафам в пользу семей убитых мною подростков. Прокурор требовал, чтобы всё моё состояние было разделено на три части и конфисковано. Но от количества нулей, в которое оценивался мой капитал, заботливо собранный за триста лет, даже у папаши главного из мёртвой шайки глаза слезились. Как на солнце смотрел. Три семьи дрались за мои деньги, доказывая, чей подонок стоил дороже. И всё равно после дележа и суда осталась приличная сумма. Адвокат с издевательской ухмылкой предложил пожертвовать эти деньги в благотворительный фонд. Общество поддержка вегетарианцев, должно быть.
Я попросил позвать ко мне нотариуса. Пришлось рычать - мои тюремщики заявили, что пришлют его ко мне через недельку. А у меня в запасе всего пара дней здравого рассудка. Разумеется, я никому не смогу пожаловаться потом на грубое обращение или игнорирование просьб. Но нотариуса мне всё таки прислали.
Я составил завещание. Через несколько дней я буду в голодной ярости пытаться прогрызть стены, через пару недель свалюсь в бреду, ещё через месяц наступит глубокий анабиоз, из которого меня уже не выведет даже чудо. Это то, что называется смертью у вампиров. Сказки про восставших из могил вампиров, спящих столетиями, а потом выпивающих за ночь целую деревню - всего лишь сказки. Уснувший от голода вампир никогда не проснётся сам.
Так что завещание вступит в силу через семьдесят дней, когда врач, пришедший навестит узника, диагностирует "мёртвый сон". И эльф-полукровка с волшебным именем Сапфировое Лето получит неожиданное богатство. А так же дом у моря, коллекцию мотоциклов и фотоальбом полный кусочков жизни, которой не было.
---
25...чего? Ноября.
Можно подумать, что последнюю запись в дневнике я сделал вчера. Но нет. Вчера я очнулся.
Я медленно приоткрыл глаза. Тусклая матовая лампа едва разгоняла полумрак, очерчивая на потолке уютный круг жёлтого света. Вместо каменного пола подо мной ощущалась удобная кровать с упругим матрасом, тонкое и тёплое одеяло укрывало меня до плеч, в подушке образовалась очень удобная ямка под затылком. В комнате было почти темно, почти тихо, если не считать тонкого попискивания каких-то приборов, и тепло. Я не так представлял себе склеп.
Медленно повернув голову я увидел в огромном кресле неподалёку Тая. Он дремал, подперев голову рукой, подобрав под себя ноги, завернувшись в плед и один из своих нелепых свитеров. Он казался старше, на много старше, чем я помнил. Доже во сне казался усталым. Но он словно почувствовал мой взгляд, вздрогнул, поднял голову. Синие глаза были всё те же. Никаких сомнений - это он, мой Тай.
Я попытался что-то сказать, хоть и не представлял, какую из тысячи мыслей озвучить первой. Но из горла вырвался только странный хрип. В глотке что-то мешало, потянувшись рукой к лицу я нащупал трубку, торчащую изо рта. Тай уже был рядом, он отвёл мою руку, что-то тихо сказал, а потом одним ловким движением вытащил из меня зонд. Я чуть не подавился им, но обрёл голос.
- Что....что произошло? Где я? - я обвёл взглядом комнату ещё раз, приподнимаясь на локте. Это простое движение далось с огромным трудом, но тот факт, что я не сплю мёртвым сном в каменном ящике, сейчас сподвиг бы меня и не такие подвиги.
А комната не была похожа на больничную палаты. Скорее, чей-то дом, когда-то любимая спальня, оборудованная для ухода за тяжело больным.
- Ты у меня дома, - просто ответил Тай и повернулся к приборам. - Я ждал, что ты очнёшься, энцефалограф не затыкался ни на минуту. Но уснул, пока ждал.
- Сколько же я спал? - Тай снова ко мне повернулся, и я заметил серебряную прядь в его тёмных волосах, прямо надо лбом.
- Не знаю, когда ты уснул, так что считаю от оглашения приговора. Ровно пятьдесят восемь лет.
Я снова, не веря своим глазам, огляделся вокруг. Это невероятно, но я не сплю. Я увидел огромный морозильный ларь у стены, зонд с руках у Тая, окрашенный на одном конце сгустком свернувшейся крови, свежий пакет на тумбочке...
- Откуда ты взял столько крови, чтобы выкормить меня?
- Я готовился много лет, - Тай бросил теперь бесполезный шнур, спасший меня, в железный таз для мойки. - Всё это оборудование, технику, кровать и прочее я собирал незаметно из списанного барахла Медицинской Корпорации. И заготавливал кровь, - Тай снова упал в кресло, и я заметил, как он чуть морщится, сгибая руку в локте. Не может быть...
- И что теперь? - в настоящее я уже поверил, но всё ещё не мог поверить в будущее. Хотя, кому я вру - не верил я и в настоящее. Это очередной морок голодного разума...но такой яркий, красивый. Пусть не кончается.
- А теперь ты будешь есть и набираться сил. Придумаешь новое имя, я сделаю документы. Выбирай - солнечные Афины или дерзкий Мадрид? Ты уедешь в глубь Европы, забудешь Торонгила Эдельхарна и начнёшь всё заново.
- И как Виардо допустил это... - я рухнул на подушку, пытаясь осознать свалившееся на меня. Начать с начала.
- Виардо покинул Киютат, Тафари с Селвином его вытравили, как таракана.
- Хорошо, как Бадд допустил это, - усмехнулся я, вспоминая грозного главу Каррингтонов. На суде, где вампиры сдали меня на расправу, он выглядел так, будто хотел свернуть мне шею прямо в зале суда, и одновременно - испытывает отвращение перед перспективой об меня замараться. Ну или мне так казалось.
- У Тафари тоже проблем без тебя хватает, - в голосе Тая послышалось веселье, я отнял ладони от лица и повернулся к нему. - Он женился недавно. - Тай кинул мне потрёпанный журнал давности пары лет. Я с минуту просто смотрел на дату на обложке, потом только перевёл взгляд на фото.
- Это же....
- Да. Какая ирония, правда? Зато теперь они с новоиспечённым тестем воспитывают друг друга, и им плевать на узников старых склепов.
- Но как? - я наконец задал главный вопрос. Фото счастливой пары напомнило мне. - Ты ведь не должен помнить. Ничего о нас...?
- Да, но... - Тай потянулся и вытащил из тумбочки потрёпанный, очень потрёпанный, но очень ценный фотоальбом. Я узнал его. За содержимое его страничек я платил не малые деньги, часть получал угрозами, хитростью или шантажом. мы порядочно наследили с Таем, несмотря на всю конспирацию. - Я получил это по твоему завещанию. И вспомнил одну важную вещь. Человека определяет не свойство характера или кровь. А сделанный им выбор. Я когда-то выбрал тебя. Я это вспомнил.