Ночь была в прямом смысле жаркой. Взвод Барнса подняли по тревоге после того как загорелся склад с горючим. Пожар не могли ликвидировать почти шесть часов, хоть песка здесь было предостаточно, тушить пожар под обстрелом не самая легкая задача, так что солнце уже поднялось из-за горизонта, когда им удалось со всем справиться.  Бьюкенен был выжат как половая тряпка, радовало его лишь то, что удалось обойтись малыми потерями как человеческими, так и среди запасов, вертушка должна была прилететь еще не скоро, и остаться без горючего было бы большой потерей.
После всего этого Баки одолевали лишь два желания. Хоть немного поспать и умыться. Запах пота, дыма и гари, тот еще цветочный букет. Барнсу казалось, что за эту ночь, он пропитался им просто насквозь.  И теперь понадобится немало усилий, чтобы от него избавится. Хотя в условиях, где вода являлась практически чудом света и ценилась куда больше чем все сокровища мира, её расход строго контролировался и был чудовищно мал, это вообще не представлялось возможным.  Но это армия, а не университет «Лиги плюща». Хотелось спокойной и комфортной жизни? Тогда стоило остаться дома, коль оказался здесь, не тебе было выбирать. Те, кто не мог этого перенести и принять как данность, так или иначе, уходили. По своей воле или по воле шальной пули врага.
Баки же если и не легко это переносил, то во всяком случае без боли. Порой ему хотелось комфорта, кому не хотелось? Но по большому счёту это было лишь желание оставаться человеком, цивилизованным. Но постепенно и это гасло, с каждым разом ему требовалось все меньше,  ему уже не нужен был галлон воды и мягкая постель, ведь мокрое полотенце и кусок земли в тени  уже возведены в ранг предела мечты. Хорошо если и это будет, ведь чаще всего и этого не было и проблема даже не вместе, а во времени. На войне не было выходных и перерывов. Здесь ты должен быть готов 24/7 и по возможности функционировать. Поэтому когда Бьюкенена в очередной раз поднимают и рапортуют о новом задании, он не жалуется, он привык. Вопрос лишь в том был ли у него выбор. На «гражданке» Баки все это казалось куда более романтичным. Они едут даровать свободу, творить справедливость. Он в это верил. Так ему говорили. И цена свободы и справедливости не может быть маленькой, если бы это было так, стоила бы она борьбы?
Но лишние фантазии исчезают сразу же, как только первая пуля натыкается на человека. Этого ему уже не забыть, характерный мокрый шлепок который при этом слышится, остается в памяти навсегда, этот звук ни с чем не спутать. Баки не был к этому готов, не был готов стрелять в человека, он еще из мирной жизни, из мира. Постепенно от прежнего Барнса ничего не остается, только имя. В смерти больше нет тайны. Он уже не пугается при виде убитого, а спокойно или с досадой думает, как будет стаскивать его со скалы или тянуть по жаре на себе несколько километров. Большинство действий проходит по инерции: бежать, тащить, стрелять и по возможности не запоминать все это, ведь те жалкие мгновения, что остаются на сон, ему хочется провести спокойно, а, не просыпаясь от испуга. Так проходят недели, и все вдруг становится обычным. И даже обостренное, волнующее чувство «не меня» при виде убитых  не кажется чем-то неправильным. Просто потому что здесь нет времени много думать и рассуждать, копаться в себе, это как ненужная функция, которая порой мешает быстро бегать и метко стрелять. Думать, доверяется одному человеку – командиру, все остальные исполняют приказы, иначе ничего хорошего не выйдет.
Сейчас приказом Барнса было помочь вытащить из под огня гражданских. Это случалось довольно часто, но каждый раз словно был первым, просто потому что к этому невозможно было привыкнуть. Цель обнаруживается легко, но подобраться кажется невозможным. Баки приходится ползком на животе преодолевать это расстояние, одежда набивается песком, да и рот уже им полон. Но нужно двигаться дальше, отстреливаясь, переползая от камня к камню. Пока, наконец, не оказывается у цели. И кажется, полдела уже сделано, пока не возникают непредвиденные обстоятельства. Кажется гражданским, не слишком нужна помощь? По крайне мере один из них рвется в пекло, вырываясь из рук военврача, видимо контуженный.
– Вам помощь не нужна? Лагерь в другой стороне. – Крепко сжимая автомат и озираясь по сторонам, произносит Бьюкенен. – Нужно выбираться отсюда, пока тут не стало совсем жарко.