Добро пожаловать на форум, где нет рамок, ограничений, анкет и занятых ролей. Здесь живёт игра и море общения со страждующими ролевиками.
На форуме есть контент 18+


ЗАВЕРШЁННЫЙ ОТЫГРЫШ 19.07.2021

Здесь могла бы быть ваша цитата. © Добавить цитату

Кривая ухмылка женщины могла бы испугать парочку ежей, если бы в этот момент они глянули на неё © RDB

— Орубе, говоришь? Орубе в отрубе!!! © April

Лучший дождь — этот тот, на который смотришь из окна. © Val

— И всё же, он симулирует. — Об этом ничего, кроме ваших слов, не говорит. Что вы предлагаете? — Дать ему грёбанный Оскар. © Val

В комплекте идет универсальный слуга с базовым набором знаний, компьютер для обучения и пять дополнительных чипов с любой информацией на ваш выбор! © salieri

Познакомься, это та самая несравненная прапрабабушка Мюриэль! Сколько раз инквизиция пыталась её сжечь, а она всё никак не сжигалась... А жаль © Дарси

Ученый без воображения — академический сухарь, способный только на то, чтобы зачитывать студентам с кафедры чужие тезисы © Spellcaster

Современная психиатрия исключает привязывание больного к стулу и полное его обездвиживание, что прямо сейчас весьма расстроило Йозефа © Val

В какой-то миг Генриетта подумала, какая же она теперь Красная шапочка без Красного плаща с капюшоном? © Изабелла

— Если я после просмотра Пикселей превращусь в змейку и поползу домой, то расхлёбывать это психотерапевту. © Рыжая ведьма

— Может ты уже очнёшься? Спящая красавица какая-то, — прямо на ухо заорал парень. © марс

Но когда ты внезапно оказываешься посреди скотного двора в новых туфлях на шпильках, то задумываешься, где же твоя удача свернула не туда и когда решила не возвращаться. © TARDIS

Она в Раю? Девушка слышит протяжный стон. Красная шапочка оборачивается и видит Грея на земле. В таком же белом балахоне. Она пытается отыскать меч, но никакого оружия под рукой рядом нет. Она попала в Ад? © Изабелла

Пусть падает. Пусть расшибается. И пусть встает потом. Пусть учится сдерживать слезы. Он мужчина, не тепличная роза. © Spellcaster

Сделал предложение, получил отказ и смирился с этим. Не обязательно же за это его убивать. © TARDIS

Эй! А ну верни немедленно!! Это же мой телефон!!! Проклятая птица! Грейв, не вешай трубку, я тебе перезвоню-ю-ю-ю... © TARDIS

Стыд мне и позор, будь тут тот американутый блондин, точно бы отчитал, или даже в угол бы поставил…© Damian

Хочешь спрятать, положи на самое видное место. © Spellcaster

...когда тебя постоянно пилят, рано или поздно ты неосознанно совершаешь те вещи, которые и никогда бы не хотел. © Изабелла

Украдёшь у Тафари Бадда, станешь экспонатом анатомического музея. Если прихватишь что-нибудь ценное ещё и у Селвина, то до музея можно будет добраться только по частям.© Рысь

...если такова воля Судьбы, разве можно ее обмануть? © Ri Unicorn

Он хотел и не хотел видеть ее. Он любил и ненавидел ее. Он знал и не знал, он помнил и хотел забыть, он мечтал больше никогда ее не встречать и сам искал свидания. © Ri Unicorn

Ох, эту туманную осень было уже не спасти, так пусть горит она огнем войны, и пусть летят во все стороны искры, зажигающиеся в груди этих двоих...© Ri Unicorn

В нынешние времена не пугали детей страшилками: оборотнями, призраками. Теперь было нечто более страшное, что могло вселить ужас даже в сердца взрослых: война.© Ртутная Лампа

Как всегда улыбаясь, Кен радушно предложил сесть, куда вампиру будет удобней. Увидев, что Тафари мрачнее тучи он решил, что сейчас прольётся… дождь. © Бенедикт

И почему этот дурацкий этикет позволяет таскать везде болонок в сумке, но нельзя ходить с безобидным и куда более разумным медведем!© Мята

— "Да будет благословлён звёздами твой путь в Азанулбизар! — Простите, куда вы меня только что послали?"© Рысь

Меня не нужно спасать. Я угнал космический корабль. Будешь пролетать мимо, поищи глухую и тёмную посудину с двумя обидчивыми компьютерами на борту© Рысь

Всё исключительно в состоянии аффекта. В следующий раз я буду более рассудителен, обещаю. У меня даже настройки программы "Совесть" вернулись в норму.© Рысь

Док! Не слушай этого близорукого кретина, у него платы перегрелись и нейроны засахарились! Кокосов он никогда не видел! ДА НА ПЛЕЧАХ У ТЕБЯ КОКОС!© Рысь

Украдёшь на грош – сядешь в тюрьму, украдёшь на миллион – станешь уважаемым членом общества. Украдёшь у Тафари Бадда, станешь экспонатом анатомического музея© Рысь

Никто не сможет понять птицу лучше, чем тот, кто однажды летал. © Val

Природой нужно наслаждаться, наблюдая. Она хороша отдельно от вмешательства в нее человека. © Lel

Они не обращались друг к другу иначе. Звать друг друга «брат» даже во время битв друг с другом — в какой-то мере это поддерживало в Торе хрупкую надежду, что Локи вернется к нему.© Point Break

Но даже в самой непроглядной тьме можно найти искру света. Или самому стать светом. © Ri Unicorn


Рейтинг форумов Forum-top.ru
Каталоги:
Кликаем раз в неделю
Цитата:
Доска почёта:
Вверх Вниз

Бесконечное путешествие

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Бесконечное путешествие » Архив незавершённых отыгрышей » [18+] Нас сторожит смерть


[18+] Нас сторожит смерть

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

[18+] Нас сторожит смерть

[http://s5.uploads.ru/iHCYS.jpg
http://sh.uploads.ru/e87uO.jpg

время действия: 1377 год Эпохи Звёзд
место действия: мир, похожий на наш

участники: Король без короны и Королева, взятая силой.

описание эпизода и отступления от канона (если есть):
Это история о любви, хотя каждая строка сего повествования пропитана ненавистью, и порой не возможно представить, как может всё закончится хорошо, когда вокруг одна только тьма. 

Отредактировано Рысь (2018-11-21 23:45:32)

+2

2

Далеко на севере, в окружении высоких гор, лежит королевство Херебеорхт. Границы сих земель на юге берут начало от вершины Сайолтак и одноимённого перевала, и простираются вплоть до самого Северного Моря, через горные плато, равнины и степи, а с запада на восток от горной гряды Эредерд до озера Синтигэрн, а между ними лежат многие недели пути. Населяют королевство люди трудолюбивые и суровые, им подчиняются и камни, и седые ледники, а плодородные земли щедро одаривают урожаем. Долгие годы этим благословлённым краем правил король Эрсус, мудрый и дальновидный правитель. Правил он смело и дерзко, не заслужив любви лжецов и льстецов, но был одарен любовью подданных своих. Сыновья его были опорой и надеждой трона, похожие на отца своего как две капли воды, они сулили мир и покой королевству.

- Милорд? – полог высокого шатра качнулся в сторону, обеспокоенный взгляд слуги смутил господина, сидящего над книгой. – Войско построено и ждёт вас.
- Хорошо, я иду, - Амикус закрыл книгу и поднялся, подхватив тяжёлый шлем, отмеченный венцом. Он бросил взгляд на книгу. Но ему не нужно было её открывать, чтобы прочесть. Эта летопись, написанная, казалось бы, так недавно, уже была похожа на красивую сказку. Строки этой сказки вставали перед глазами всякий раз, стоило глаза закрыть, словно были выжжены калёным железом на веках.

Сыновей у короля было пятеро - Бьорн, Андер, Роффе, Ульф и Амикус. Старший сын, чьё имя означало «Медведь», был спокоен и мудр, реже других вынимал меч из ножен, но если ему приходилось кого карать, делал он это без всякой жалости. Второй сын, Андер, носил имя горного орла, взор его пронзал насквозь не только вольные просторы степей и лугов, но и человеческие души, всякую неправду он видел острее других. Кроме зоркости и прозорливости, был дан ему и дар силы воли, уберегавшей его от всяких соблазнов, реже других братьев был он замечен в плотских утехах, не пил вина и не любил праздности. Роффе и Ульф были близнецами, и оба носили имена лесных волков. Лёгкие на подъём, выносливые и сильные, они служили посланниками короля в дальних провинциях. Они легко распознавали ложь и клевету, потому что сами были горазды на хитрость. Младшим же был Амикус, получивший при рождении имя Линкс, что означает «Рысь», но названый матерью по прошествии нескольких лет другим именем, означающим «Друг». Он удивительной силой объединял братьев, и хоть сам был частой причиной ссор, всегда первым находил в себе мужество признать вину. Характер его, волевой и жёсткий, был подобен закалённому клинку, а клинку, чтобы не ржаветь, всегда нужна битва.

Конь под Амикусом перебирал копытами, рвался в бой. Над головой плескались на ветру знамёна, за спиной звенели копьями тесные ряды воинов, готовые по первому же приказу ринуться вперёд. Амикус закрыл глаза и услышал трепет знамён, но уже не своих. Он не мог видеть равнины за холмами на другом берегу реки, что преградила ему путь, но он точно знал, что там, под королевскими стягами, готовится к бою другая армия – армия короля Бьорна. Армия брата.

Королевскому роду Херебеорхта отпущен Небесами долгий век, больше трёх жизней простых смертных, но и этот срок рано или поздно подходит к концу. Окружённый семьёй, друзьями и верными подданными, король Эрсус скончался зимой 1350-го года. По его завещанию, наследником становился старший сын. Но король оставил в замке своём пять тронов, наказав Бьорну короновать братьев, как только перешагнут они рубеж в пятьдесят лет. Пять венцов, скованных на заказ для каждого из принцев ждали своего часа. Шли годы, королевство богатело, закат правления старого короля стал рассветом нового счастливого времени. Пока….пока в короле Бьорне не начали происходить странные изменения.

- Как мы дошли до этого? – потухший взор Амикуса был прикован к рваному и такому близкому горизонту холмов, за который медленно опускалось солнце.
------------------

1365 год.
***
- Осталось три месяца до моего дня рождения. Пятидесятого, брат! Дашь мне ключ от сокровищницы, взглянуть на отцовский подарок?
- В сокровищнице он хранится, да отнюдь не сокровище. Ты уверен, что хочешь этого, Андер?
- Моя корона не так тяжела будет как твоя, ведь и мой трон от твоего с краю.
Андер спустился в подземелья замка, где в глубоких галереях, запертые на сотни зачарованных замков, хранились величайшие реликвии королевства. В замке щёлкнул ключ, дверь бесшумно отворилась, но Андеру показалось, что он услыхал в длинном тёмном коридоре эхо шороха. В танцующем свете факелов рассмотреть что-то было сложно даже зоркому орлу, и Андер вошёл в комнату, забыв о странном звуке.
По среди тёмного зала возвышался мраморный стол, на котором лежали четыре венца. Раньше этот стол стоял в ногах могилы Эрсуса, в усыпальнице королей, но потом, по приказу нового короля, его перенесли в подземелье под охрану. Никто не зарился на эти венцы, никого, кроме завещанных им королей они бы не приняли, даже переплавить их было невозможно, и эта предосторожность всем показалась излишней. «Может быть, Бьорн был прав, когда убрал их, - думал Андер, подходя ближе, - видь я его каждый день, не испытывал бы такого трепета».
- Нравится? – голос за спиной стал полной неожиданностью, Андер отдёрнул руку, уже протянутую к короне и повернулся. Перед ним стоял советник короля, сухой и длинный старик с тёмными лукавыми глазами.
- Ты напугал меня, Вигге, - этого старика не любили при дворе, но он странным образом нравился королю, хоть и прославился жестокостью на прежнем своём посту главного судьи. – Нравится, ведь он сделан моим отцом для меня. Что может нравится больше, чем родительский дар, преподнесённый с любовью?
- С любовью ли? Говорят, на этих венцах лежит проклятие, - Вигге ухмыльнулся. – У королевства может быть только один король, и тот, кто наденет венец раньше, чем его снимет король, снимет корону потом только расставшись с головой.
- Это всё вражьи сплетни, нет такого проклятия, и не может его оставить отцовская рука! – в груди Андера вскипел гнев, он едва сдержал порыв хватить этого старика и хорошенько встряхнуть, чтобы вытрясти из него всё его вероломство.
- Ну что ж, посмотрим. Вам в смелости нет равных, горько будет только если смелость эта пропадёт всуе, - Вигге слегка кивнул и вышел из зала. Королевским указом ему было дано право не кланяться, старик жаловался на больную спину, но на самом деле (Андер был в этом уверен) неуёмная гордыня, а вовсе не больная спина, мешали ему склониться перед королём и принцами крови.
***
Отчаянный стук в дверь разбудил Амикуса среди ночи. Он вскочил, выхватив из-под подушки кинжал и подошёл к двери.
- Кто там?
- Это я, Андер, - голос брата Амикус сразу узнал и поспешил отворить дверь. Что-то в голосе его встревожило, и как только брат оказался перед ним, в неверном лунном свете, он понял, что не ошибся. Андер был бледен как мертвец, высокий лоб его покрывала испарина, губы были искусаны до крови. Его била дрожь. Таким брата Амикус видел впервые.
- Что случилось? Ты болен? Я пошлю за лекарем, - он уже хотел кинуться за плащом, но брат остановил его.
- Не надо ничего, просто разреши мне остаться с тобой до конца ночи. Мне снятся дурные сны, я не могу от них избавиться.
Пройдя в глубь комнаты, Андер присел на край кровати и внимательно следил, как брат закрывает засов на двери. Потом тихо заговорил.
- Это началось не сегодня. По правде – уже больше двух месяцев назад, как раз после того, как я спустился в сокровищницу взглянуть на свой венец. С тех пор кошмарные сны не оставляют меня ни на одну ночь. Старик Вигге сказал, что венцы прокляты, я ему не поверил. А теперь мне кажется, что он был прав. В моих снах меня преследует смерть. Каждый раз по разному, но в итоге одно и тоже – обезглавливание. Но это не самое худшее – иногда, просыпаясь, я не могу сразу отличить сон от яви, мне кажется, что я мёртв или умру через секунду! – голос Андера сорвался, он закрыл лицо руками. Выглядел он совершенно измученным.
На предложение брата обратиться к целителям он только отмахнулся. Всю ночь он провёл у очага, не сомкнув глаз, а с рассветом ушёл к себе. Днём, встретив его у королевского трона, Амикус с удивлением обнаружил, что выглядит он совершенно здоровым, улыбается и балагурит, словно всё случившееся ночью было страшным сном самого Амикуса.
***
- Амикус, просыпайся! – стук в дверь перед самым рассветом снова застал принца врасплох. Но теперь голос стучащего он узнал сразу – это был Роффе, старший из близнецов. – Скорее идём, случилось страшное, - Роффе мало чем отличался он Андера, когда тот пришёл к брату ночью. С одной лишь разницей – он был одет и с обнажённым мечом. Последовавшего за ним Амикуса он привёл в покои Андера, где уже толпился народ. Войдя в спальню, Амикус остолбенел. Пастель брата была залита кровью, в ворохе красных простыней лежало обезглавленное тело обнажённой девушки – молодой жены, с которой принца обручили всего неделю назад. Сам же Андер стоял на коленях возле ложа, руки его были связаны за спиной, его держали стражи. Рубашка на нём была залита кровью, но уже его собственной, на шее вились кровоточащие порезы, словно бы и его пытались обезглавить. Он не плакал и не просил пощады, он выл, как бьющийся в агонии раненый зверь.
- Ваш брат безумен, сир, - Амикус повернул голову. В двух шагах от него стоял Бьорн, невидящим и неверящим взором окидывая комнату. А подле него сгорбился Вигге, тихо нашёптывая королю на ухо, - посмотрите, он безумен. Он пытался убить себя, ничего не вышло, и он умертвил собственную жену. А завтра он попытается убить младших братьев или даже вас, сир. Он болтал что-то о проклятии короны, но он даже ещё не надел её. Корона для некоторых голов слишком тяжела, разум его не выдержал даже мысли о ней.
- Брат, - Андер поднял голову, устремив полный отчаяния взгляд на своего короля, - помоги мне. Это не я… - голос его сорвался.
- Это ты, - Бьорн опустился на колени рядом с ним и обнял, положив его голову себе на плечо, как в детстве. – Мне жаль, но это ты, - сухие губы коснулись виска безумца и он, словно осознавая конец, повис на руках старшего брата, впав в спасительное беспамятство.
- Перенесите его в подземелье, заприте там и пошлите за лекарем. Позаботьтесь, чтобы он не навредил себе, - король поднялся с колен и направился к выходу. – И пришлите людей к несчастной принцессе. Пусть подготовят её к прощанию, нужно известить родителей.
- И всё? – Амикус крикнул брату вслед, уже собравшемуся покинуть место страшной трагедии. – Ты ничего больше не сделаешь? Он наш брат!
- Ничего больше нельзя сделать, - спокойно ответил король. Вигге за его плечом нехорошо сверкнул глазами.
---------------

1370 год.
***
- Завтра день рождения близнецов, помнишь? – Амикус сидел на полу, прислонившись спиной к решётке камеры. В этой камере уже пять лет жил сумасшедший принц Андер. С того страшного утра, он больше не произнёс ни слова. Он практически не реагировал на внешний мир, иногда ел, позволял ухаживать за собой, но разум его был словно заточён в тюрьму куда более тёмную и крепкую, чем та, в которой оказалось его тело. – Ты не помнишь. Ты и меня больше не помнишь. – Иногда казалось, что Андер ещё узнаёт родных, но это оказалось лишь призраком надежды. Единственный, кто мог взволновать его своим появлением был Бьорн, но он практически не заходил, говоря, что ему больно видеть брата таким. А он ждал, и в редкие моменты встречи словно бы пытался что-то сказать, но не мог. Он жаждал прикосновений, и даже лёгкое пожатие руки словно бы зажигало свет в его теперь всегда пустых глазах. Но за последний год никто, кроме Амикуса его не навещал, а тот не знал, чем и как помочь. Его терзали смутные догадки, что секрет болезни брата кроется где-то рядом, на поверхности, и странным образом зависит от короля. Но найти ответа так и не мог.
- Им все говорят не надевать венцов. А они храбрятся изо всех сил. Говорят, что перехитрят любое проклятие. Никому бы не признался, кроме тебя, ведь ты меня не выдашь – мне страшно. Пожалуй, так, как никогда ещё в жизни. Я боюсь сам спускаться в сокровищницу, боюсь завтрашнего дня, боюсь дня, когда придёт мой черёд. Я не верю, что проклятие лежит на короне, только не от рук нашего отца. Вигге знает ответ, я уверен. О, ты не представляешь, как я мечтаю напоить свой клинок его кровью. Я бы выпустил ему кишки и прибил бы их к его собственным воротам! Но он теперь первый при дворе. Король никого кроме него не слушает, даже нас.
- Мне жаль, милорд, - Амикус схватился за меч и едва удержал себя от порыва всадить его в грудь ненавистного советника. Вигге словно бы появился из неоткуда, из самой тьмы. - Жаль, что в вашем сердце живёт такая ненависть ко мне, уверяю вас, вы не найдёте во всём королевстве слуги преданнее и вернее, чем я, мой принц. – Прежде, чем Амикус успел прийти в себя от захлестнувшей его ярости, Вигге с улыбкой промолвил, - я послан за вами королём, и случайно подслушал. Прощу простить мне мою дерзость. Его величество призывает вас, остальное подождёт.
Путь от казематов до замка занял почти час, и за этой время Амикус успел поостыть, отказавшись от идеи немедленной расправы. Короля и весь его двор он нашёл в тронном зале, там же были и братья-близнецы, с суровыми и напряжёнными лицами разглядывающие карты, брошенные на стол.
- Что случилось? – мрачное веселье на лице Бьорна не сулило ничего хорошего.
- Эти ничтожества посмели отказаться принять моих послов!
Амикус удрученно вздохнул. Разумеется, речь шла о княжестве Эрмингильд, которому не повезло располагаться по соседству. Их решение не иметь больше дел с Херебеорхтом вполне обоснованно, учтивая то, что именно их принцессу пять лет назад убил спятивший брат короля.
- Они назвали меня сумасшедшим, выдворили всех наших купцов и выставили у границ дозоры! – возмущению короля не было предела. – Я этого так не оставлю, они поплатятся за свою дерзость.
Амикус бросил взгляд на Роффе и Ульфа, они оба беззвучно, одними губами произнесли слово, которое можно было легко прочесть – война.
- Стой, ты собираешься объявить войну? – дерзкий принц наткнулся на суровый взгляд и поспешил исправить оговорку, - простите, сир. Вы объявляете войну? А мы готовы воевать?
- Более чем. Вы трое возглавите королевскую армию…- договорить король не успел.
- Нет, не возглавим. Только не мы, - Роффе и Ульф выступили вперёд, на лицах у них светилась какая-то обречённая решимость. Роффе, как старший, обратился к своему королю. – Мы не видим смысла в этой войне. Простите, сир, - в голосе наглеца слышалась издёвка, - но у нас достаточно денег, чтобы выкупить у Эрмингильда их мнение о степени здравости вашего рассудка, Ваше Величество. Это обойдётся нам дешевле, чем поить, кормить и вооружать армию.
- Вы отказываетесь воевать за своего короля? Я напоминаю вам о присяге, которую вы давали! – король побелел, десница его легла на рукоять меча.
- Мы присягнули королю Бьорну. Тот же, кто сейчас сидит на троне – я его не знаю.
- Это измена, - жёстко произнёс король, припечатывая этим тяжким словом провинившихся братьев. За спиной короля, грустно потупив взор стоял Вигге, и Амикус мог бы поклясться, что видел на его устах улыбку.
***
- Ну что ж, король был милосерден. Мы живы, - с печальной улыбкой произнёс Роффе, обнимая младшего брата на прощание. Ему и Ульфу предстояла долгая дорога – по решению королевского суда им было предписано покинуть границы королевства и никогда больше не возвращаться. – Может всё таки поедешь с нами? Жизни здесь уже не будет. Начинается война, и мы её проиграем, даже если выиграем.
- Я не могу. У меня странное чувство, что пока я здесь, у нашего Дома ещё есть надежда. Словно бы я могу всё исправить.
- Будь осторожен. И заклинаю тебя, не прикасайся к короне, которую тебе отец завещал.
- Почему?
- Помнишь завещание? Там есть наказ Бьорну короновать нас. Из его рук мы должны венцы принять. А что сделал он? Позволил Андеру ходить в сокровищницу примерять корону, а нам с Ульфом на репетиции велел самим взять по короне и на головы себе водрузить.
- Стало быть, и правда есть проклятие?
- Нет, это не проклятие. Это испытание. Для Бьорна. Он его не прошёл. Он должен желать разделить с нами бремя своей власти, но он желает упиваться ею в одиночестве. И скоро он может остаться совершенно один.
- Тогда я не могу оставить его. Только не сейчас. Может быть, я сошёл с ума поболе чем Андер, но я верю, что всё ещё можно исправить. 
- Удачи, Рысевич. Береги себя, - близнецы вскочили в сёдла и пришпорили коней. Уже через несколько минут их силуэты совершенно потерялись на равнине за крепостными стенами.
--------------
1376 год.
***
Тяжёлая кровопролитная война длилась уже пятый год. Силы обеих сторон были на исходе, но судьба благоволила командующим армией Херебеорхта, им удалось прорваться к столице противника. Пять месяцев осады истощили несчастных и внутри крепостных стен, и снаружи. Все командиры в один голос твердили королю, что пора идти договариваться с противником, но он требовал только полной победы, чтобы знамёна княжеские Эрмингильда легли к его ногам, окроплённые княжеской же кровью.
На исходе первого месяца осени, в ночь новолуния, Амикус с вверенным ему отрядом нашёл способ проникнуть в город. Незамеченными проскользнули лазутчики по пустынным улицам и устремились к замку, что стоял на холме. У чёрного хода у подножья башни убили часового и сняли дверь с петель, а после разделились, отправившись на поиски князя. Амикус держал при себе письмо, написанное некоторыми членами королевского совета, призванное убедить упрямого правителя содействовать прекращению войны. Князь Ингвар был хоть и горд, но не безумен, как его противник. Амикус был готов преклонить перед ним колени и смиренно просить о благоразумии.
Увлечённый поисками в лабиринте галерей, Амикус сам не заметил, как наткнулся на двери княжеской опочивальни. Сняв со стены ближайший факел, он вошёл, отдёрнув штору, и глазам его предстала картина настоящего погрома. Одеяло с кровати было сорвано, полог порезан, на полу валялись книги и какие-то осколки, словно здесь только что боролись не на жизнь а на смерть. Среди этого мусора на полу принц с удивлением обнаружил…собственный меч! Он судорожно проверил ножны  - так и есть, они были пусты! Он схватил меч, гадая, как тот мог здесь оказаться, и тут в свете факела увидел на лезвии отблески крови. Внутри всё похолодело от страшной догадки. Оглянувшись ещё раз и повыше подняв факел Амикус увидел и князя. Он лежал на полу, в изорванных одеждах, его тело было покрыто множеством глубоких ран, словно его не мечом поразили, а пытались разрубить на куски топором, как оленью тушу. Один из ударов, нанесённых в голову, снёс ему пол черепа, другой почти отрубил руку, ещё несколько вскрыли живот. Вокруг всё было в крови, в неверном свете тлеющего факела кровь сразу было и не заметить, но она хлюпала под ногами. Эта страшная картина невольно напомнила события одиннадцатилетней давности, и Амикус, холодея от ужаса тихо произнёс. – «это не я». А ответом ему было воспоминание: спокойный голос короля, говорящий, - «Мне жаль, но это ты».
В замке поднялся шум, в комнату ворвались солдаты Амикуса. Они в ужасе шарахались от своего господина. Потом, словно очнувшись, выхватили мечи и встали кругом возле него, несмотря ни на что готовые защищать. И тут в комнату вместо стражей ворвалась девушка. Она увидела мёртвого князя на полу и из груди её вырвался полный отчаяния стон. Потом она перевела взгляд на солдат, и отчаяние в её глазах смешалось с ненавистью. Она кинулась вперёд, расталкивая обескураженных мужчин и набросилась на Амикуса, пытаясь ударить его, но попадая только по неуязвимым для женского кулака железным доспехам. Солдаты поймали её и схватили за руки. Девушка плакала, сыпала проклятиями и не оставляла попыток ударить пленителей.
- Это Лисбет, - раздался от дверей тихий голос. Все взоры устремились на невысокого мужчину, печально оглядывавшего место последней битвы. – Моя племянница. А я брат убитого вами князя. А теперь и князь. Ваши условия?
Амикус посмотрел на девушку, бьющуюся в руках солдат, на её слишком спокойного дядю, на убитого лорда, и подумал, что проклятие короля Бьорна наконец пришло и за ним. До срока, назначенного завещанием Эрсуса осталась неделя. 
[icon]http://s7.uploads.ru/dN09c.jpg[/icon][nick]Амикус[/nick][status]Друг[/status]

Отредактировано Рысь (2018-11-21 23:46:46)

+4

3

Меня зовут Лисбет Дэр Ингвар, я дочь князя и единственная наследница трона Эрмингильда. Я освобождаю от должности Лорда-Наставника Конвела и принимаю корону, завещанную мне по праву рождения. Я даю клятву верности своему Роду, своей земле и людям, что присягнут мне. В мире и на войне, в болезни и здравии, пусть обручат меня Небеса на веки с бременем моим. И только Смерти я дозволяю разрушить мою клятву.

- Моя госпожа, - голос слуги вырвал меня из раздумий над письмом. Перо дрогнуло в руке, едва не посадив кляксу на слово «Смерть». – Гарнизон готов и ждёт приказа.
- Хорошо, я иду, - я засыпала письмо песком, дав чернилам высохнуть, и скатала его в трубку, перевязав красной нитью и запечатав. Расплавленный сургуч больно обжёг пальцы, когда я приложила к нему кольцо с печатью, но послушно принял эту печать и замер, неся в себе отныне волю королевы.
- Найди мне гонца в Эрмингильд, пусть доставят это ко двору моего дяди.
- Будет сделано, моя госпожа, - слуга с поклоном принял бумагу.
- Можешь звать меня своей королевой.
Слуга улыбнулся и с поклоном покинул меня. Вот и всё, теперь я королева.
Я бросила взгляд в зеркало, стоящее в углу моей светлицы, поправила на поясе перевязь, на которой висели ножны, и вышла.
Я королева Эрмингильда, но сегодня я закована в доспех и поднимаю меч во славу другого короля, на чужой мне земле. Вокруг меня горстка преданных мне людей, за моей спиной тьма, впереди меня смерть, и я знаю только одного человека, который сможет встать между мной и моей гибелью. И всё же, буду молить небеса, чтобы Смерть нашла дорогу в мою крепость, но не к нему на поле брани.
- Как это случилось? – прошептала я.

--------
Я родилась среди бескрайних зелёных полей, моей светлицей был цветущий сад, моей постелью – густые травы, мне не нужно было ни факелов, ни лучин, только свет солнца, луны и звёзд я видела истинным. Мой отец был князем, я же – юной княжной. Не было у меня ни братьев, ни сестёр, отцовская любовь принадлежала только мне, как и любовь народа. Я не знала хворей и ран, я никогда не видел обнажённого меча, а звон железа для меня был только песней бубенцов на лошадиной сбруе. О чём я мечтала? Приручить оленя, научиться танцевать, увидеть радугу после дождя, выйти замуж за отважного рыцаря. Хотела ли я править? Нет, я была глубоко убеждена в ту пору, что отец мой будет князем всегда, до конца времён. Возможно, так оно и есть, с его смертью время принцессы Лисбет истекло, её больше не стало.
Ты помнишь, принцесса, свадьбу красавицы Уны, сестры твоей матери, что и тебе была почти сестрой? Вряд ли, ты была совсем крошкой.
Я помню. Я помню счастье в её глазах, я помню пышное платье, усыпанное самоцветами, я помню корону, которую ей сулили.
А принцы, ах, принцы…ты же хотела замуж за принца?
Их было пятеро, один из них уже король. Я помню как жених Уны смотрел на неё, а я, глупая маленькая девочка, смотрела на него, и думала, что пойду замуж только за того, кто подарим мне такой же взгляд. Отец сказал мне, - «Останься при дворе, будешь фрейлиной, научишься у придворных дам наукам дворцовых интриг». Но разве я могла стать фрейлиной той, что по рождению ниже меня? Да, я помню, как мне улыбались, как перед мной, маленькой принцессой в платье, что было мне велико, с титулом, что был мне не по возрасту и уму, открывались все двери. Я смотрела по сторонам с восторгом деревенских ребят на ярмарке, я не знала прежде великолепия, которым могут окружить себя короли. А на меня смотрели с улыбками, и уже тогда говорили, какой красавицей я стану всего каких-то пять лет спустя.
Пять лет? Неужели прошло так мало? Нет, конечно, нет. Одиннадцать. Шесть из них идёт война между нашим княжеством и соседним королевством, на троне которого сидит сумасшедший. Одиннадцать лет мы оплакиваем красавицу Уну, убитую с своей же супружеской постели мужем через неделю после свадьбы. Как ни старалась я забыть, не смогла – глубокий каменный гроб и тяжёлую крышку, что на всегда спрятали Уну от солнца. Её голова держалась на нескольких стежках и широкой кружевной ленте, обёрнутой вокруг горла. Меня оттаскивали от гроба, а я не могла сдвинуться с места. Я вспоминала тот взгляд её супруга и сердце моё разбивалось на тысячу осколков. Никогда я больше не смогу поверить ни словам и взглядам. Уна осталась в чужой ей земле, а меня вернули домой. Отец запретил упоминать имена принцев, запретил думать о Херебеорхте. Но что я понимала, мне было всего девять.
А потом к нам пришла война. Отец поседел в одночасье, дядя, всегда славившийся здоровьем, стал худ как щепка. Я не знала больше беззаботных прогулок, танцев и песен, меня прятали в старых крепостях, перевозили из замка в замок, ничего не объясняя. Только из разговоров, подслушанных украдкой, я знала что войска короля Бьорна подошли к очередному рубежу и готовятся к атаке.
И вот, они рядом. Их знамёна плещутся под стенами, их стрелы летят в нас, огонь пожирает окрестные селения и поля. Снова увезти меня не успели. Я видела слёзы своего отца, я видела мрачную решимость в глазах дяди. Они сказали мне, что я выйду замуж за своего троюродного брата, он воюет где-то здесь же. Отец сказал, что замужество спасёт меня от надругательств, когда крепость падёт. Когда падёт…уже не если, и не вдруг, а когда. Тогда мне впервые стало по настоящему страшно.
Помолвка состоялась. Я принесла клятву не давать никому больше обещаний и надежд, молиться небесам за своего будущего мужа и за себя. Он ответил тем же. Он не смотрел мне в глаза, пару раз только бросил взгляд в вырез моего платья, и на лбу у него выступила испарина. И мне было дурно. В наших взглядах, встретившихся всего единожды, был только страх, и это только это объединяло нас. Я напомнила себе о правиле не верить ни словам, ни взглядам, но не справилась. В душе этого мужчины, такого же молодого как я, ещё вчера – мальчика, я не видела ничего, кроме страха.
В ту ночь я в последний раз спала в своей девичьей светлице. Утром меня должен был забрать мой будущий муж, увести в свои покои, превратить из принцессы в жену война.
В моей комнате не было зеркал, и я понятия не имела, как выгляжу перед сном. Но я облачилась в свадебный подарок – белую сорочку из тончайшего кружева, и распустила волосы по плечам. В тёмном окне отражалась тень с копной растрёпанных волосы в нелепой длинной рубашке. И страх из моих глаз никуда не делся. Служанка за моей спиной всхлипнула, я запретила ей плакать. «Лучше подскажи мне, как веси себя завтра с мужем», - потребовала я. В ответ услышала, что моя верная служанка старая дева и никогда не знала мужчину. Единственный человек, который мог бы мне подсказать, была Уна, но она мертва. Её убили через неделю после замужества, её собственный супруг. Но как он тогда на неё смотрел…нет, я не смогу забыть. Пускай, пускай смерть! Но ту неделю, что она была живой женой принца, разве не светилась она от счастья, разве не горели её глаза тем незнакомым мне пламенем, жара которого я так жажду и страшусь одновременно? Ноги меня не держали, я упала на пол рядом с кроватью, захлёбываясь слезами. Меня спасали, выдавая замуж, но в эту секунду я предпочла бы смерть.
Я уснула, измученная своей тоской и смятением, но проснулась среди ночи от непонятного шума. Я слышала звон железа и разговоры. Холод прокатился по спине, я схватила свечу и босая выбежала из своих покоев. Я бежала в комнату к отцу, как в детстве, когда мне снились кошмары. Всего минута, но я успела уже придумать, как брошусь ему на грудь, как буду умалять не отдавать меня кузену, как поклянусь в стойкости – что угодно. Я не могла и не хотела верить, что меня действительно нужно спасать. Кем бы ни был король, объявивший нам войну, какими бы ни были его братья, я, глупая, верила в благородство королевской крови.
А потом я увидела своего отца, искромсанного как дикий олень, которого уже пытались разделать. И Его. Закованный в латы, с окровавленным мечом, он смотрел на меня с какой-то непонятной обречённостью по взгляде. Словно бы не хотел, чтобы всё так случилось, но ему пришлось. Никого в эту минуту я не ненавидела так же сильно как его. Когда наши взгляды встретились, страха не было ни в одном. Я бросилась вперёд, забыв о том, что я девушка и мне всего двадцать, что я почти в половину меньше ростом большинства воинов в этой комнате, что из оружия у меня только подсвечник с оплывшей свечой, а броня – кружевная сорочка. Я колотила по всему, до чего доставала, кусалась и лягалась как дикий зверь. Из глаз хлынули слёзы, крепкие руки подхватили меня и оттащили прочь, я сыпала проклятиями и вырывалась. А что мне оставалось? Я потеряла всё. Мы проиграли, и я в первую очередь, ведь теперь трон мой, и это я должна сложить корону к ногам убийцы своего отца. Я снова поверила своей надежде, и снова ошиблась.
- Я брат убитого вами князя. А теперь и князь. Ваши условия? – я вскинула голову, посмотрев на дядю с удивлением. Князь?
- Неправда! Я наследница, это моя корона! – мне не дали вырваться, а дядя посмотрел ласково, словно на умалишённого ребёнка. Он сказал, что я не в себе, что меня ранил вид убитого родителя и я сама не понимаю, что говорю. Меня увели и заперли в моей же комнате. Потом прислали служанку сообщить, что наречённый мой мёртв, и это известие меня совсем не тронуло. Мой мир рушился и падал в пропасть, нет разницы, какая из далёких звёзд погасла на озарённом огнём небосводе.
- Ты станешь женой принца Амикуса, - сказал мне дядя, навестив перед закатом на другой день. Я швырнула ему в голову графин с водой.
- Кто это решил?! Ты продал меня! Ты не имеешь права, это не твоя корона!
- Ваше Высочество, - он улыбался. Вы можете представить – он улыбался! Княжество пало, князь, его брат, убит. А это лицо, столько месяцев носившее печать грусти, озарилось улыбкой. – Вы же не хотели замуж за кузена, так по какому же поводу возмущения? Ваш новый жених куда знатнее, старше и опытнее. К тому же, его находят красивым. Может быть, если вы взгляните получше, то измените мнение.
- Я его видела! – продолжала кричать я. – Над телом моего отца, с обнажённым мечом! Я больше ничего не хочу знать!
Меня посадили под домашний арест. Я практически не спала, опасаясь, что в комнату придут, пока не слышу. Я ничего не ела, боясь колдовских зелий в яствах, мне подаваемых. Я снова чувствовала только страх, он вытеснил даже скорбь из моего сердца. На шестую ночь я сплела из простыней и занавесок подобие верёвки и спустила из окна во внутренний двор замка. Я не знала, что буду делать дальше, ноги сами принесли меня в усыпальницу. Я нашла свежую плиту, под которой похоронили моего отца. Мне не дали даже попрощаться с ним. Что со мной тогда случилось? Я рассказывала ему как живому обо всём – и о том, почему не хотела замуж за кузена, и почему думала, что королевская кровь обязывает к благородству, рассказала и о предательстве дяди Конвела. Я лежала на каменной плите, свернувшись калачиком, и водила пальцем по выбитым в камне словам, означающим имя отца и годы его жизни. Кажется, я снова уснула.
Но проснулась я в своей постели! В окно падал луч утреннего солнца, дверь моей комнаты была приоткрыта, как и всегда раньше – я не люблю запертых дверей. Вчера я выбиралась из окна по занавескам, но они все были на месте, как и постельное бельё. А на мне было надето не платье, и даже не ночная сорочка – спала я нагишом! Неужели всё приснилось? Я прислушалась к тишине, потом вскочила, накинула рубашку и схватила плащ, заботливо кем-то уложенный в ногах кровати, и выскочила из светлицы. Сбежала вниз по лестницам, ворвалась в трапезную, уже готовясь вскрикнуть, - «папа, мне приснилось такое…», и едва не захлебнулась этим возгласом. В трапезном зале за большим столом сидел тот самый сумасшедший король, которого я последний раз видела одиннадцать лет назад, а рядом его брат, которого я уже неделю ненавидела. Король рассмеялся, увидев меня, его брат молча смотрел внимательным взглядом. И тут мне пришло в голову, что это он мог найти меня на моги отца и принести в комнату, он раздевал меня и укладывал в постель! Чувствуя, как предательский румянец заливает щёки, я выскочила за дверь под оглушительный хохот мужчин и бросилась наверх, в свою тюрьму. Мне придётся выйти из неё, снова спуститься вниз, смотреть им в глаза и даже улыбаться. Я товар, который продали. Пусть баснословно дорогая, но всё равно вещь.
[nick]Лисбет Дэр Ингвар[/nick]

Отредактировано Огневица (2018-02-21 21:50:19)

+4

4

Предутреннюю тишину тронул высокий и печальный звук одинокого рога, словно пастушок в полях сзывал разбредшиеся стадо. Но этот рог держал в руках герольд королевский, и ему вторил хор рогов других – низких и грубых, боевых. Они слились в одну песню, порождая голосами своими, так не похожими, гармоничную песнь о войне и смерти, чести и долге, о жизни и радости. И песне этой откликнулась другая. Другой рог запевающий, другой хор, но песня та же, и о том же. И тем печальнее то, что две армии эти должны были бы встать вместе против одного врага, но вынуждены звать врагом друг друга. Воины рассматривают знамёна, плещущиеся по ветру, и суровые лица их темнеют от грусти.
- Милорд? – советник верный перехватил печальный взгляд своего короля. – Наденьте шлем, ваша голова здесь ценнее сотен прочих.
Амикус опустил взгляд и посмотрел на шлем в своей руке. Увенчанный короной, он был тяжёл как никогда. Эту корону его просили не надевать никогда самому, но он нарушил завет. Сколько их будет ещё, порушенных законов и попранных табу?
------------------
1376 г.
***
- Хороша невеста, а? – король, пребывающий в самом лучшем расположении духа, вспомнил, что у него есть брат. И даже пытался позаботиться о нём. – Красавица, королевских кровей – тут и выбирать не нужно, всё и сразу!
- Я не хочу жениться, - возразил ему принц, угрюмо глядя в полупустой бокал.
- Почему? Не нравится?
- Она и правда красива, но разве этого достаточно для брака?
- А что тебе нужно? Тебе надо только желать её, чтобы идти в постель было не противно, и чтобы дети были красивые.
- Не думаю, что отец так же считал, когда привёл во дворец нашу мать, - тихо ответил Амикус, поднимая глаза на брата. И ему показалось, что он увидел тень удивления. Словно…словно бы его удивило то, что у них одна мать и один отец. Словно он и правда забыл, что в их жилах течёт одна кровь.  А потом король просто усмехнулся, его лицо снова стало весело и равнодушно.
- Ну раз не хочешь, я сделаю её своей любовницей, - он залпом осушил кубок и поднялся из-за стола.
- Нет! – Амикус едва не вскочил следом.
- Что? – взгляд короля потемнел от вспыхнувшего гнева.
- Ты прав, я могу просто считать её своей любовницей, этот брак меня ни к чему не обяжет. Я не отказываюсь. Спасибо, Ваше Величество, за такой подарок, - принц поспешил склонить голову. Ему было больно теперь смотреть в такие знакомые и родные глаза, ставшие совершенно чужими. А ещё он не мог отделаться от видения темницы, и собственного брата, насилующего принцессу. Он не мог сказать, кого он жалеет больше – разрушенную душу брата, или несчастную девушку, отданную на растерзание завоевателям.
***
- В мире и на войне, в здравии и в болезни, в богатстве и бедности, в родном краю и в изгнании, будешь ты мне женой и я тебе мужем. Ни человеку, ни колдовству, ни Богу ни Смерти я не дозволяю разрушить мою клятву, - слова обручальной клятвы сорвались с губ подобно камням при обвале скалы – их не вернуть уже назад, и под ними погребена дорога, некогда бывшая широкой и гладкой. Начинается иной путь, скалистый и неровный, но пройти его надо вдвоём. Амикус стоял перед магом, скрепляющим этот союз, и краем глаза наблюдал за принцессой. Они не держались за руки, не соприкасались локтями, не бросали друг на друга тайных взглядов. Клятву свою принцесса произнесла почти шёпотом, словно каждое слово причиняло ей боль. Их благословил сам король, знамя Эрмингильда к ногам Амикуса положил князь, будто имел на это право. Он должен был быть печален, отдавая в руки чужого главное своё сокровище, племянницу и королеву, но разве хоть раз его лицо мрачилось печалью? Нет, и его улыбающиеся, но холодные глаза Амикус ненавидел так же сильно, как ухмылку советника Вигге.
- Вот и всё, вы теперь моя жена, - тихо сказал Амикус, откидывая с лица принцессы вуаль. Ему велели поцеловать её, и он почти невесомым прикосновением запечатлел поцелуй на её сомкнутых губах. Она не закрыла глаза, не задержала дыхание, но не отпрянула, сохранив твёрдость духа.
- Не бойтесь меня, я не причиню зла. Будьте послушны, и я сумею вас защитить.
Видит Небо, он действительно хотел её защитить.
***
Мрак спальни разрезал надвое лунный луч, бьющий в открытое окно. С улицы тянуло зимним холодом. Амикус замер у дверей, глядя на крошечный комочек, свернувшийся под тонким одеялом на широкой постели. Эта кровать была так велика, что в ней двое супругов могли бы вообще не встречаться, проводя ночи совершенно безгрешно. И тем сиротливее и несчастнее выглядел одинокий силуэт на самом краю. Принц прошёл к окну и закрыл его, оставив шторы распахнутыми. Свет, безусловно, смутить молодую жену, но ему хотелось видеть её. Он уже видел однажды, касался её тела, укладывал в постель, но не в свою, и запретил тогда себе думать о большем. Когда он нашёл её, беглянку, на могиле её отца, обессилевшую от слёз и горя, то в его сердце родилось то, что он назвал сочувствием, не смея применять другое имя. Он принёс её тогда в кровать, раздел, любовался исподволь прекрасными чертами и нежными формами, сдерживал себя, чтобы не касаться лишний раз прохладной гладкой кожи. Теперь же она принадлежит ему, по праву данной ею же клятвы. И всё же, он испытывал трепет, какой просто не может посетить равнодушного солдата, пришедшего к очередной любовнице.
Амикус скинул с себя одежды и прилёг на край ложа, разглядывая отвернувшуюся жену в темноте. Как должно быть она сейчас проклинает его, ведь в её глазах он только убийца, её отца и чести.
- Лисбет, - тихо позвал он, коснувшись её плеча. Она вздрогнула, но не повернулась. – не бойся.
Он протянул руку и взялся за край одеяла. Оно поползло в сторону, открывая взору разметавшиеся по подушке золотые локоны. Виноват ли в этом неверный лунный свет, но раньше Амикусу казалось, что её кудри были темнее, цвета меди. Впрочем, он и видел то её всего пару раз. Потянув одеяло с другого конца, Амикус усмехнулся. Это стало похоже на игру, ведь в конце концов, то, чего она так боится, и чего жаждет он, всё таки случится. Покрывало предательски обнажило тонкие ступни и стройные лодыжки, острые коленки, проглядывающие через тонкую ткань точной рубашки. Раздался судорожный вздох напуганной принцессы, и покрывало, сорванное одним сильным движением упало на пол. Амикус взглянул в лицо, теперь повернутое к нему, и сам едва не подавился вдохом. На него смотрели зелёные глаза, вместо голубых, зелёные глаза княжеского пажа.
Амикус отпрянул, едва не свалившись с кровати. Он схватил с прикроватного столика свечу и поднёс ей ближе, вглядываясь в лица мальчишки. В нём росла волна гнева и обиды, грозящая захлестнуть его с головой.
- Не надо, - пропищал мальчишка, съёжившись под нависшим над ним разозлённым принцем, но его мольба была прервана ударом по лицу наотмашь. Мальчик всхлипнул, прижав руку к рассечённой губе, по подбородку побежала кровь, капнув на ворот кипенно-белой сорочки.
- А вот и обещанная кровь, - зло рассмеялся Амикус. – Значит у меня нет причин возвращать тебя отцу.
***
В окно било солнце, горячий луч замер на лице спящего мужчины, ещё мгновение – и он проснулся. Поднял голову, осмотрелся, встретился взглядом с сидящим рядом на кровати мальчиком-пажом. Тот был одет в привычную свою одежду, волосы сплетены в косу, на бедре кинжал. Просто маленький паж, который вчера был на столько смел, что предложил себя вместо своей хозяйки.
- Что ты здесь делаешь? – обида на недоверие молодой жены и гнев на сыгранную жестокую шутку испарились вместе с выпитым вчера вином. Покинув в порыве злости спальню, Амикус ночью запивал горе элем и вином на продолжившимся свадебном пиру, рассказывая ещё более пряному брату о том, как нежна и невинна молодая жена, и как страсть будет демона в ней. Но как же он потом оказался снова в своей постели?
- Я привёл вас, - ответил мальчик, отвечая сразу на все вопросы. – Вы были пьяны, сир. Я нашёл вас в северной башне у балкона. Вы…словно хотели прыгнуть.
- И ты уговорил меня не делать твою госпожу вдовой? – даже само предположение это вызывало смех. Горький смех.
- Сначала я хотел толкнуть вас. Но потом…
- Что потом? - мальчишку не смутила его собственная честность, что же ещё его может смутить?
- Потом я видел ваши слезы, - тихо ответил он. – Вы сказали, что у вас не осталось ни Рода, ни сердца. Отца и мать, всех братьев у вас отняли, а сердце вы сами отдали той, кому оно не нужно. Я решил, что вы не можете умереть.  В нашей вере хорошая Смерть приходит только к тем, кто спокоен душой.
Амикус поднялся из постели и задумчиво прошёлся по комнате, собирая собственные разбросанные вещи. Потом наткнулся на сорочку с окровавленным воротом и бросил взгляд на лицо мальчика. Губа всё еще была опухшая и кровила.
- Прости, - прошептал он, отворачиваясь. На смену обиде и злости пришёл стыд.
Мальчик ничего не ответил на это извинение принца, он поднялся вслед за ним и помог одеться, словно был его слугой. В нём больше не было страха.
- Как тебя зовут? И сколько тебе лет?  – просил Амикус.
- Джерго, сир. Мне шестнадцать.
- Ты так юн, и так смел. Давно служишь у княжны?
- Я был слугой её отца, вырос у самого трона. Она называла меня братом, - ответил мальчик.
- Ты любишь её?
- А что вы вкладываете в это слово? Физическое влечение? Нет. Я люблю её, да. Но не так, как можете любить вы и вам подобные, - усмехнулся паж. Дерзкий паж смеялся!
- Что значит «вам подобные»?
- То и значит. Вы не умете любить, и не знаете любви.
- Не говори так, - прорычал Амикус, сжимая пальцы на горле мальчишки. Но тот только улыбнулся.
- Ваш король безумен, но вы позволили ему остаться королём и губить себя и других – это вы называете любовью? Где твои братья, которых у тебя отняли? – Амикус отшатнулся от мальчика, вглядываясь в его лицо. Зелёные глаза его подёрнулись серой дымкой, словно бы сединой, если глаза могу седеть. Эти глаза не могли принадлежать мальчику шестнадцати лет, но старику.
- Кто же ты? – прошептал принц.
- Я тот, кто может помочь. Ты веришь в проклятие короны?
- Откуда ты знаешь?!
- Ты вчера рассказал многое. Как часто вино развязывает даже скованные вечным молчанием языки…
- Я верю в проклятие, и оно настигло меня.
- Ты ничего о нём не знаешь. И братьев у тебя никто не отнимал, ты сам отказался. Где они? Двое безумны, двое в изгнании, к кому ты хочешь присоединиться? Или ты ждёшь, когда же твой король подпишет приказ о твоей казни?
- Он этого не сделает, я верю.
- Ты веришь не в то и лжёшь самому себе.
Амикус прошёл по комнате, словно бы уже был в клетке. Он тяжело опустился на кровать, закрыв лицо руками. Прошедшая ночь казалась дурным сном, от которого нет пробуждения. Нет, прошедшие пятнадцать лет казались страшным сном. И никто не придёт, чтобы сказать, что это только сон, не вытрет благодатно холодной ладонью испарину со лба, не принесёт глоток воды. Ночи этой конца не будет.
Амикус поднял глаза на стоящего перед ним мальчика с глазами старого мага.
- Помоги мне вернуть сердце, или взять иное взамен. Я люблю твою королеву.
- Я тебе верю, - ответил Джерго. – Разрешите же и мне любить вас, мой Король.
[icon]http://s7.uploads.ru/dN09c.jpg[/icon][nick]Амикус[/nick][status]Друг[/status]

Отредактировано Рысь (2018-11-21 23:47:16)

+7

5

Тяжёлый доспех давил на плечи, и все мои силы уходили на то, чтобы просто держать спину прямо. Я никогда не носила брони, моим уделом были платья из льна и цветы в волосах. Но я дочь князя и жена принца крови, есть ли у меня теперь выбор? Да, я верь, что я жена, а не вдова, я знаю, что Он жив. Я не вижу его знамён, не слышу рога, но армия короля Бьорна пришла в эти поля не для того, чтобы взять крошечный форт с тремя сотнями защитников. Они даже не знают о нас. Они смотрят за реку и ждут той секунды, когда утопят в её кровавых водах принца-изменника.
Я оглянулась. Вокруг меня стояли войны в доспехах двух враждующих королевств, объединённых одной любовью. Моей любовью, к человеку, которого я совсем недавно проклинала. Грозные войны Херебеорхта – высокие и могучие, в тяжёлой стали, с тяжёлым взглядом. Они не верят в милость богов, ни в кого не верят, кроме себя. У меня на родине их потому и называли Безверными. И рядом с ними – сыны зелёных равнин Эрмингильда, лёгкие и ловкие, идущие на бой с верой в хорошую смерть.
За моей спиной зазвенело железо, и рядом появился лорд Торвард, мрачный как туча. Я знала всё, что он скажет, как и то, что примет мой ответ.
- Если армия короля двинется на нас, мы можем считать себя мертвецами, - тихо промолвил он, не сводя глаз с холмистого горизонта, где то и дело показывались королевские разведчики.
- Значит, будем думать, что мы уже мертвы, - ответила я. – Поднимайте знамёна, трубите в рога! Пусть нас услышат!
В небо вырвались отчаянные песни боевых рогов Эрмингильда.  Пусть услышит нас король Бьорн, пусть думает, что здесь стоит вся армия ненавистного ему княжества, пусть ринется сюда за местью! Мой дорогой супруг, нас сторожит смерть. Она стоит между нами и ждёт, кого забрать первым. Я зову её на себя. Мне не страшно! Я помню ту строку свадебной клятвы, что ты изменил. Ты, Безверный, сказал «ни человеку, ни колдовству, ни Богу ни Смерти…» и потому мне больше не страшно. Никто не сможет разлучить нас.
-------
Меня спрашивали служанки, как я провела первую брачную ночь, а я презрительно фыркала в ответ. Я не знала, что ответить. Мой верный друг и слуга Джерго запер меня в комнате, лишив сладкой мести. Я готовила отравленный кинжал для чёрного сердца моего ненавистного супруга, но едва сама не всадила его себе в грудь от тоски и отчаяния. Я не хотела думать, что мог сделать мой муж с этим дерзким мальчишкой, но измученный разум сам подкидывал мне картинки. А утром он появился в дверях моей светлицы с окровавленный простынёй в руке и с улыбкой сказал, что я теперь законная жена принца. Джерго, мой милый славный Джерго. Мальчик с глазами старика и привычкой говорить то, что думает. Его считали колдуном, но мы с ним знали, что он просто не похож на окружающих и это его единственная магия.
А потом Джерго сказал то, что потрясло меня на столько, что я забыла, как ненавижу принца Амикуса.
- Не будьте к супругу жестоки, его брат не любит его и скоро казнит, - со всей своей пугающей прямотой заявил он в один из тех дней, когда нас ненадолго оставили одних. – Вы станете вдовой и будете свободны. Не долго, конечно, король возьмёт вас.
- Разве они не братья? – едва сумела спросить я, поражённая его словами.
- Король не помнит об этом, он же безумен.  Недуг короля доставляет вашему супругу много страдания, но это не на долго, - жестокая усмешка искривила рот Джерго. Он ушёл, а я долго ещё пряталась в саду, думая о его словах. Своего супруга я так ни разу вблизи и не видела, только через подвенечную вуаль, и знала о нём лишь один поцелуй, который так хотела забыть. А теперь мне вдруг хотелось увидеть его, сию же секунду. Увидеть его глаза, правда ли в них есть боль? Увидеть его губы, действительно ли они такие жёсткие, как мне показалось? Увидеть его руки, скучают ли они по рукояти меча каждую секунду и ищут ли клинок у бедра?
-------

Король Бьорн с моим дядей, лордов Конвелом, заключили мир. Мир для Херебеорхта, конечно, не для Эрмингильда. Отныне моя родина – всего лишь регион захватившего её королевства. Ежегодная дань, обязанность поставлять армию и полное бесправие проигравших. И мой дядя на это согласился без вопросов.  Он получил титул лорда-Наместника.
И все это приняли! Только один человек спросил, почему именно он, и это был мой главный враг – мой муж. Я подслушала его разговор с королём накануне нашего отъезда. Король, его брат, и вся свита возвращались в столицу, и забирали меня с собой.
- Почему ты не хочешь сделать Наместницей Лисбет? Она наследница трона и народ принял бы её куда спокойнее.
- Потому что здесь больше нет трона и наследников. Править будет тот, кого я назначу, - таким был жёсткий ответ. А потом…потом король задал вопрос, от которого у меня внутри всё похолодело, потому что я знала, теперь уже знала, к чему это приведёт.
- Почему ты хочешь видеть её на троне? Хочешь стать королём сразу двух корон?
Ответа я не услышала, вопрос был задан как будто бы в шутку, но я видела мельком злой блеск глаз короля и мелькнувшее на мгновение отчаяние на лице его брата.
-----
По возвращению в столицу король устроил большой праздник в честь победы. И я была почётной гостьей на этом балу и главным трофеем. Мой муж хотел бы запереть меня в башне и никому не показывать, я видела это, но ему не оставили выбора. Его положение при дворе становилось всё более шатким, мерзкий советник по имени Вигге усердно плёл вокруг него паутину интриг и злых слухов. Именно ненависть к этому человеку, так похожая на ту, что я испытывала к своему дяде, сблизила меня с супругом. Мы всё больше времени проводили вместе, и пусть я не разрешала ему касаться меня, его речи казались мне разумными, суждения мудрыми, а честность подкупала. Он не боялся рассказать мне, как не любит многих из окружения короля, и мы вместе со смехом обсуждали, от кого нас тошнит больше. Наверное, первая моя улыбка примерила меня с мыслью, что этот человек – мой муж, и я перестала клясть свою злую судьбу. А первый его смех отозвался странной дрожью в моём сердце.
На балу я отказалась изменить привычкам и укладам моей страны. Я и моя свита стали предметом пересудов и смешков, но я не пожалела об этом. Один восхищённый взгляд я получила, и большего мне не нужно было. А смеющееся общество я справедливо считала лицемерным и не достойным того, чтобы считаться с их мнением. Все эти женщины смеялись над моим простым платьем и открытыми плечами, называли распущенные волосы простотой и безвкусицей, а кто-то даже с ужасом утверждал, что видел под тонкой тканью моего наряда голое тело. В этом гнилом дворе было совершенно нормально выходить замуж уже не девушкой и иметь двух-трёх любовников, пить вино до потери человеческого лица, годами не стирать простыней, но совершенно неприемлемым было появиться с голыми плечами, без корсета и вороха нижних юбок. Я вдоволь посмеялась над ними.
А когда мой принц пригласил меня танцевать, я впервые сама вложила руку в его ладонь, я позволила ему вести меня в танце, я позволила ему обнять меня за талию, чувствуя через тонкую ткань платья его горячие пальцы. Почему то у него всегда были горячие руки, даже на пронзительно холодном ветру.
В тот вечер я впервые просила его о поцелуе. Не словами, но всем своим естеством. Мы стояли в саду под яблоней, сквозь ветки над головой я рассматривала звёзды, он стоял рядом, держа меня за руку, а я даже мысли не допускала убрать руку. Потом я осмелилась посмотреть на него. Он что-то увлечённо рассказывал про эти созвездия, а я смотрела на его губы и в глаза, и молила только о том, чтобы он полян, потому что просить сама я не смогу, моя и без того потрёпанная гордость не выдержит. И он понял. Замолчал на полуслове, поймав мой взгляд, поднял голову мою за подбородок, как тогда, в первый раз, и поцеловал. Но на этот раз очень нежно, без надрыва, словно боясь вспугнуть. Мы оба не закрывали глаза. Я впервые видела его глаза так близко, и все звёзды в небесах меркли перед ними. В том, что казалось мне серой завесой цвета стали я увидела сверкающую изумрудную пыль, и вспомнила, что бабушка говорила, будто зелёные глаза – это к беде. Мои глаза тоже были зелёными, но без стального блеска.
Наверное, я позволила бы ему тогда и всё остальное, на что он имел супружеское право, но нас потревожили. И мы бежали через сад смеясь, как дети. Но разошлись по разным спальням – я так и не смогла перебороть смущение.
Джерго, моя добрый друг, как ты оказался жесток. Ты просил меня быть милосердной к тому, кто приговорён к смерти, а я, кажется, полюбила его.
[nick]Лисбет Дэр Ингвар[/nick]

+4

6

Этот день в летописях будет отмечен как 17 день месяца Азалт года 1377 от Рождения Звёзд. Славная эпоха, первый месяц весны, самая чёрная ночь и самый горький день. В эту ночь мятежный принц Амикус с войском подошёл к реке Неис, встав лагерем на левом берегу. А на правом ждал его брат, король Бьорн, но не для того, чтобы разделить с ним трапезу и не для братских объятий, а для того, чтобы за трапезой испить вина за упокой его души. Амикус тоже пил вино в тот вечер, и тоже желал покоя душе брата, но не отделял при этом душу от плоти и не жаждал этого. Когда всадники седлали коней, а герольды поднимали солдат для штурма – он всё ещё не знал, что сделает, когда придётся ему с братом скрестить мечи на поле битвы.
- Короля взять живым и невредимым, - сказал он своим советникам, а те разнесли приказ всем. – Он король, мой и ваш, никто не вправе поднять на него меч. Тот, кто посмеет отнять его голову, своей же головой украсит ворота замка Уалтар.
Там, в нескольких десятков миль за рекой лежала столица – Славный город. Когда-то у города было другое имя, но это было так давно, что уже никто об этом не помнит, кроме хранителей старых летописей. Но стены и замок, в которые заключён Славный город до сих пор носят древнее имя – Уалтар, что на старом языке значило «правитель армии». Замок – тоже воин, он защищает тех, кто ему доверился и укрылся в его стенах. И Уалтар был сильнейшим из замков, его стены никогда не сдавались врагам. Почему же тогда король вышел за стены встречать брата на реке среди холмов, где укрыться было негде? Этот вопрос терзал не только Амикуса, но и всех его командующих. Они чувствовали подвох, но не знали, куда смотреть. Форсировать реку в ночной темноте тоже будет тяжело, почти невозможно, но взять стены Уалтара было бы невозможно без приставки «почти».
- Могила вашего отца мешает ему убить вас у стен города, - мрачно заявил лорд Бардли, а Амикус в ответ покачал головой.
- Он не помнит ни отца, ни матери, и старые могилы ему не мешают.
- А вам?
Амикус сжал в руках шлем, увенчанный короной и в тысячный раз повторил про себя слова отцовского завещания. Потом отбросил шлем в сторону. Холодный ветер, вещающий о скором рассвете, трепал волосы и пробирался в сердце. Амикус тронул коня и двинулся вперёд, и за ним без звука устремились его советники, молчаливые теперь герольды, знаменосцы, и вся армия в одну минуту пришла в движение. Шли в молчании, боясь потревожить тишину звоном оружия. Разведчики короля показались над высоким берегом и исчезли. Но едва кони принца и его свиты оказались на середине брода, на холмах появились лучники. Конные тут же встали так, чтобы боками лошадей прикрывать пеших, мечники подняли щиты, встав стеной перед лёгкой пехотой.
Кто-то потом сказал, что небо рухнуло на голову. И оказалось оно не нежное и чистое, а холодное и горькое. Кто-то потом говорил, что река вышла из берегов, переполнившись кровью. Кто-то потом пел песни о реке, что стала солёной как море и о том, что глубокий брод стал мелкой переправой – люди шли как по суше по телам своих павших товарищей. Правый берег был так близок, и в тоже время – почти недосягаем. Коня под Амикусом убили. Кто-то поднял щит на головой упавшего принца, но защитник через мгновение рухнул сражённый стрелой. Быть может, принца спасала непокрытая голова – будь на нём шлем с короной, все стрелы летели бы в него. Он шёл вперёд, спотыкаясь о лежащие в воде тела, каменистое дно, борясь с течением, и уже не думая о стрелах. Не было страха, не было сожаления, ничего, кроме стремления выйти на берег. Но в тот миг, когда ноги ступили на сухую землю, оцепенение отступило. Где-то рядом заржал конь – молодой знаменосец уцелел на переправе, он смотрел на реку огромными остекленевшими глазами, его лошадь переминалась с ноги на ногу, боясь идти вперёд. Одним движением Амикус скинул мальчика из седла и сам оказался на лошади. В одной руке у него теперь был стяг, в другой – выхваченный из ножен меч. Он поднял коня на дыбы, и люди, увязшие в страшной ловушке в воде, увидели своего принца живым и невредимым на желанном берегу. Уцелевшие всадники выводили лошадей из воды и без промедления кидались в бой – лучники, ещё минуту назад бывшие карой небесной, теперь стали лёгкой мишенью. Мечи и копья пошли в ход, кровь солдат короля Бьорна смешалась в реке с кровью людей изменника. Но реке было всё равно, она несла свои кровавые воды дальше, в долину и в море.
На боевой клич откликнулись воины, и страшная преграда осталась позади. Армия принца Амикуса преодолела реку, они взяли холмистый берег штурмом, разбив передовые отряды противника и обратив выживших в бегство. В битве, среди звона железа и стонов раненых, Амикусу почудился звук рога Эрмингильда, но не придал этому значения. Этого просто не могло быть.
- Они бегут! – лорд Бардли был ранен, но воодушевлён, он смотрел вслед покидающим холмы противникам и праздновал победу. Он был хорошим воином, но знал мало войн.
- Это только передовой отряд, где сам Бьорн и армия? – Амикус был куда менее весел. Меч его был окровавлен, он сам – почти обессилен. Он убивал раньше врагов своей страны, убивал тех, кого врагами не считал, но тех, кого таковыми называл его король. Но никогда прежде ему не приходилось поднимать меч против людей, вместе с которыми он приносил присягу короне, и никогда он не посылал своих солдат убивать их же братьев. Гражданская война, братоубийственная война – разве могут придумать боги кару страшнее? Люди верят, что короли вершат судьбы мира. Но один из этих лучников, что стояли на берегу, мог просто не вложить стрелу на тетиву, и это сделали бы остальные. И тысяча людей не полегла бы на этом броду, и ещё тысяча не присоединились бы к ним на берегу. 
- Король отвел армию в холмы севернее, когда ваше высочество ступили на берег. Струсил, - усмехнулся Бардли, но Амикус ему не поверил.
И в этот миг ветер снова донёс до него далёкий отголосок рога, высокий и звонкий. Песня зелёных полей Эрменгильда.
- Вы слышали? – он замер, подняв руку. Люди вокруг напряжённо прислушались. – Этого не может быть… - но это было. То ли песня, то ли плачь. Отчаянный зов в бой на смерть и мольба о помощи.
- Вот ответ на ваш вопрос, почему король не хочет убивать меня у стен Славного города. Он может сделать так, что я приду сам и позволю отсечь себе голову на могиле отца, -  непонимающие взоры сменились испуганными и тёмными от печали. Там, в сторожевом форте в холмах и правда звучал рог Эрмингильда – рог княжны Лисбет.
- Она не так уж безрассудна, - показал головой Лорант. – Если форт не сдастся, а мы успеем прижать короля к его стенам – у нас есть шанс.
- Если, - горько повторил Амикус. Он оглянулся назад, поднял над головой окровавленный меч и крикнул, - Вперёд!
Прошедшая через смерть и идущая по следу смерти армия двинулась через холмы, оставляя позади раненых и убитых. Если будет ещё кому вернуться – они вернуться. Но сейчас впереди были обречённые живые, а позади уже мёртвые, и выбор был очевиден. Форт «Сторож», один из оборонной гряды столицы, который каким-то образом удалось занять мятежникам и жене мятежного принца. Там едва ли наберётся три сотни мужчин, способных держать оборону. Три сотни мужчин и одна женщина, которая стоит целого королевства.

***
После возвращения домой, если это место теперь можно было назвать домом, прошло почти три месяца. Война была окончена, но мира не было. Король был мрачен, хоть и прятал дурное настроение за весельем на пирушках и охоте, принц сторонился увеселений двора, не в силах сносить присутствие Вигге и его усмешек. А советник времени не терял. Он усердно нашёптывал королю свои идеи и всё чаще заводил разговор о коронации принца Амикуса по завещанию отца. Пятый венец ждал своего хозяина, впрочем – как и три других, так и не увидевшие королевского чела. А время пришло.
- Ты славный воин, но так и не попросил награду за свою доблесть, - за одним из ужинов в замке король в который раз завёл этот разговор, от которого Амикус до сих пор умудрялся увиливать. О короне он и слышать не хотел. Его тяготила мысль о том, что как только он согласится с завещанием отца, рухнет всё то хлипкое ощущение мира, которого они добились.
- Я получил свою награду, сир. Вы подарили мне прекрасную жену, я считаю её главной своей наградой, - принцесса Лисбет сидела по правую руку от Амикуса, и уже не вздрагивала, когда он случайно касался её плеча.
- И всё же, ты достоин того, чтобы стать равным мне, - король Бьорн говорил с улыбкой, но глаза его недобро сверкали, а в пальцах он крутил нож, которым резал мясо. Пляска острого лезвия завораживала, Амикус смотрел не в глаза брату, а на его руку.
«Мы равные от рождения, у нас один отец и одна мать, в моих жилах течёт та же кровь. Мы с тобой одно, но не целое. Две пятых целого,» - подумал он, но вслух сказал только – нет, сир, я не могу быть равным вам. Вы король, я ваш вассал, - он склонил голову, отводя взгляд. – Но если вы позволите попросить вас об услуге, - тут Амикус наткнулся взором на Вигге, стоящего у трона. Лицо его было в тени, но улыбка – почти ласковая, словно обращённая к нашкодившему ребёнку, была видна в свете свечи. И от чего-то Амикус понял, что делает сейчас то, что этот злодей ждёт. – Я бы просил позволить мне уехать на некоторое время.
- Куда же? - король со звоном бросил нож на стол и взялся за кубок.
- В замок Каоидхин. Нам с женой нужно уединение, которого при дворе мы не найдём. К тому же, этот замок расположен на юге, зелёные равнины тех мест напомнят принцессе её родные места. Я бы хотел…
- На юг? – король сурово посмотрел на принцессу и на своего брата. – Ей придётся учиться любить скалы и север, потому что я не позволю тебе покинуть двор. Ты нужен мне здесь, - но через мгновение суровый тон короля сменился на насмешливый, - а впрочем, отправляйтесь. Уединение вам и правда нужно. Окровавленную простынь мы видели, но лекарь принцессу не осматривал, и мы не знаем, та ли это была кровь.
За столами послышались смешки и сальные шутки, Амикус с силой сжал зубы, чтобы ничего не ответить на очередную попытку унизить его. Правая рука, лежавшая поверх стола, дрогнула в стремлении сжаться в кулак и прогуляться по лицу кого-то из смеющихся, но через мгновение её накрыла маленькая тёплая ладонь. Принцесса Лисбет не повернула головы и не встретила взгляда супруга, но этот жест значил больше тысячи слов.
На следующий день начались сборы, и уже через неделю принц с женой и их небольшая свита отправились на юг, в замок Каоидхин. Небольшая крепость на юге, у моря, не имеющая большого военного значения теперь, когда Ромул, некогда могучая морская держава, пала и потерялась в течении времени. Но это было удобное место чтобы пережить надвигающуюся зиму. Давным давно, когда был жив старый король, не было пяти венцов и проклятий, королевская семья приезжала сюда летом, чтобы просто слушать море, строить замки из песка и удить рыбу. Амикус тешил себя мыслью о том, что ему удастся возродить детское ощущение покоя.
Разумеется, он ошибся. Замок был холодным, пустым и почти заброшенным. Зима приближалась, и это ощущалось даже на юге. Прежде чем удалось растопить печи и камины и хоть немного согреть пустынные залы, все основательно намёрзлись и успели невзлюбить морской ветер и шум волн. Сам принц и его молодая жена не чурались работы, приводя в порядок замок наравне со слугами, коих было не много. Все жители замка составляли собой  сотню солдат гарнизона, десяток слуг, три егеря и стая собак, две скучающие фрейлины и принц с принцессой. И после шумного королевского двора тишина казалась непривычной, пугающей. Но именно частое одиночество и много работы бок о бок сплотили молодых супругов, умерив холодность и взаимное смущение. Лисбет, оказывается, умела смеяться, и смеялась заразительно, как ребёнок. Её звонкий голос оживлял тёмные пустые залы. Каждый вечер Амикус устраивал для неё маленький бал – только они вдвоём, скромный ужин, паж, играющий на лютне, и огромный зал, в котором Лисбет танцевала одна, наслаждаясь музыкой и даря наслаждение мужу наблюдать за собой. Они не делили ложе, но общество мужа принцессу явно больше не пугало и это обнадёживало.
Однажды ночью, мучаясь бессонницей, Амикус отправился гулять по замку и увидел, как из окна спальни Лисбет вылетел ворон с письмом. Кому она пишет по ночам да ещё и тайком? Это не было тайной слишком долго – вечером следующего дня взволнованный супруг пробрался в комнату жены и вскрыл секретер, в котором нашёл черновики гневны писем принцессы к её дяде, наместнику Эрмингильда.  Она так и не смерилась с тем, что он стал правителем после смерти её отца. Ещё там были письма от Джерго – мальчика, что спасал свою княжну от первой брачной ночи, и от пары старых друзей отца Лисбет, чудом избежавших казни после смены власти. Кажется, юная принцесса за спиной своего мужа играла в интриги. Но Амикус не злился. Он признавал её право на это, право на ненависть, о котором часто забывают. Правда, когда жена застукала его за чтением писем, она хотела и его возненавидеть, этого он допустить не мог. И с тех пор её друзьям они писали вместе, потому что судьба Эрмингильда вдруг оказалась крепко связана с судьбой Херебеорхта и проклятого короля.
Говорят, ненависть это просто отсутствие любви, как темнота просто отсутствие света. Значит, там, где нет ненависти, обязательно должна быть любовь. Жизнь не допустит пустоты. И любовь появилась. Однажды вечером, но, на самом деле, много раньше, просто её не замечали. Однажды вечером за привычно одинокой трапезой, Лисбет смущённо опустив глаза попросила супруга не ложиться в кровать слишком рано. Амикус пообещал, пытаясь скрыть волнение и радость. Он ждал этого так долго, осторожно взращивая в сердце дикарки из зелёных полей любовь к суровому человеку с севера, и теперь боялся одним неверным движением всё разрушить. После ужина она ушла к себе, Амикус бродил по галереям в одиночестве, вспоминая тот первый раз, когда он держал её в своих руках, когда раздевал её и укладывал в постель – когда нашёл её обессиленной от горя на могильной плите её отца. И тут же мысли его возвращались и к той ночи, когда смелый мальчик Джерго пытался выдать себя за принцессу, и кровь из его разбитой губы была выдана за девичество невесты. Прогулки по закоулкам замка и закоулкам памяти привели Амикуса на нижний этаж, в купальню. Из под двери была видна полоска света, оттуда шёл пар и слышны были голоса. Чуть приоткрыв дверь, Амикус увидел свою жену в большой каменной чаше, источающей пар и ароматы трав. Она играла с огромным облаком пены, зарываясь в него с головой и смеялась, когда пузырьки лопались у неё на носу. На полу виднелись лужи – свидетельство активного ныряния. Как плещутся в ванне дети, так веселилась Лисбет. Забыв на время от всех тяготах, что выпали на её долю, о чужой стране, о неприветливом доме. Только одно отличало её от ребёнка. Служанка, подававшее ей мыло и мочалки рассказывала то, что обычно не говорят маленьким девочкам – про травы и отвары, способные сделать женщину желанной для мужчины. Она втирала в огненные волосы принцессы какие-то зелья, покрывала её плечи и грудь благоухающими маслами, Лисбет слушала её, не пропуская ни слова, и огромными любопытными глазами ловила каждое движение рук. И не знала она, что её супруг, которого она собралась соблазнять зельями, стоит у дверей и подсматривает, отчаянно желая её без всяких трав и колдовских заговоров.
Едва сумев совладать с собой, Амикус прикрыл дверь и устремился наверх, в свои покои. Но едва он вошёл в комнату, все мысли его о супружеском долге разбились о мрачный взгляд Торварда Ласлоу. Человека, которого здесь быть просто не могло.
- Что вы здесь делаете? – должно быть, румянец и сверкающие глаза выдавали с головой причину волнения принца, но лорда Ласлоу это не смутило.
- Я приехал тайно, чтобы сообщить вам о заговоре. Сегодня вечером король подпишет приказ о вашем аресте.
- Аресте?
- По обвинению в измене. Вам нужно бежать, милорд, они казнят вас.
- Нет, - почти беззвучно выдохнул Амикус, бессильно опускаясь на край кровати. Он сам не мог сказать, что отрицал в этот момент. То, что брат действительно пожелал ему смерти? Вопреки заверениям своим же, он не сомневался, что однажды это случится. Что король действительно казнит его, если получит? О, да, он сделает это, в этом Амикус тоже не сомневался. Но бежать…уехать сейчас, когда… - Нет. Я не сбегу сегодня.
- Но вы погубите себя! Её высочеству ничего не угрожает, но вам они отрубят голову и повесят её на воротах.
- Я уеду завтра. Готовь коней и жди рассвета.
Торвард ответил долгим взглядом, словно пытался заглянуть в душу и в сердце своего лорда. Тот не отвёл глаз, и оба всё поняли. И Амикус понял, что за ним уже гонятся, и рассвета для него не будет, и Торвард знал, что никуда принц не поедет этой ночью, не для того, чтобы спасти свою шкуру. Лорд вышел, чтобы приказать держать коней под седлами, а сам провёл долгую ночь у дверей покоев своего принца, не вкладывая меча в ножны и не гася огня.

Эта ночь показалась долгой только лорду Ласлоу, стерегущему двери спальни, но пролетела как один миг для Амикуса. Лаская принцессу Лисбет он думал только о том, что если ему придётся заплатить жизнью за эту ночь – она того стоит. Этой ночью он узнал наконец свою жену. Он узнал, что прекрасные и дерзкие глаза её могут наполняться слезами не только от горя, но и от удовольствия. Он узнал, что веснушки у неё не только на носу, но на плечах и даже на лопатках. Он узнал, что у неё есть трогательная ямка на пояснице и шрам под коленкой, он узнал, что она боится щекотки. Он узнал, что она действительно была невинна, но не боится стать женщиной, и хочет быть умелой женщиной. Он узнал, что она не любит спать в одежде и засыпает, свернувшись клубком. А ещё он узнал, что она любит его.

Под утро забывшихся сном любовников разбудил звон мечей и доспехов. Торвард выстоял ровно столько, сколько требовалось Амикусу, чтобы предстать перед людьми короля, пришедшими за ним, одетым. Пленили его или убили – неизвестно, Амикус его не видел больше. У принца отобрали меч, связали ему руки и под конвоем вывели во двор замка, где ждали кони. Как изменника, приговорённого к казни, заперли в клетке на телеге, чтобы все, кто встретит конвой по дороге, могли бросить в преступника камень или коровью лепёшку. Его ждали столица и плаха.
Но умирать он не собирался. Пусть его сторожила смерть. Но его любовь звала к жизни.
Ты меня зовёшь, ты меня хочешь – я иду.
[icon]http://sd.uploads.ru/zgAip.jpg[/icon][nick]Амикус[/nick][status]друг[/status]

+3

7

- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного, -
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, млечный дым?

- К бою! – выкрикнула я, поднимая высоко над головой сверкающий клинок. Меч, что отнял жизнь моего отца, меч, который я поднимая во славу жизни того, кого считала его убийцей. Смерть смеётся за моим плечом и толкает в бездну. Но передо мной стена сторожевого форта, передо мной армия короля. Я не имею права упасть. Я слышу далеко за рекой рог принца Амикуса, я думаю, что если хорошо присмотреться, я увижу на холме его знамёна. Нет, человеческому глазу не дано такое зрение, но сердцу – да. Я вижу его, он жив, несмотря ни на что. Окровавленные доспехи и непокрытая голова, восходящее солнце красит рубиновым цветом лезвие его меча. Он поднял его, как я, зовя своих людей в бой. Пусть смеются надо мной солдаты короля. Нет, я не сумасшедшая, не более, чем мой супруг. Я читаю молитву всем богам сразу. Первому Мужу и Первой Жене, Первому Отцу и Первой Матери, всем ликам богов.
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

Зазвенела туго натянутая тетива, лорд Ласлоу поднял руку, мгновение тишины разбилось свистом стрел. Я слышала, как смеялась Смерть, но я смеялась громче. Мой муж сказал мне когда-то, что если Смерть захочет его забрать, ей нужно бить на поражение, второго выстрела он ей не даст. Она стреляла много раз, и всегда промахивалась, хоть на маковое зёрнышко, но промахивалась. Она промахнётся и сегодня, я знаю.

***

Зима пришла неожиданно. Однажды утром я проснулась и обнаружила, что замок занесло снегом, а морской прибой зашумел ледяной шугой. У меня дома, в Эрмингильде, Херебеорхт всегда называли Севером, хотя половина их земель лежали южнее, чем наши. Теперь я поняла, почему.  В родных зелёных равнинах я редко видела снег даже тогда, когда зимы звались суровыми. Здесь же первые снежинки закружились в воздухе задолго до того, как обновился календарь. В огромных пустых залах я отчаянно зябла и куталась в плащи, жалась поближе к огню, рискуя опалить ресницы, а вечерами служанка запихивала под перину в мою кровать по пять грелок; кажется, угли всех каминов замка шли на обогрев моего ложа.
Но, как бы холодно не было моим рукам и ногам, душа моя согревалась. Я чувствовала это всё острее, и иногда это было почти больно. Как если отморозить пальцы, а потом прижать их к стенке очага и плакать от боли, но знать, что пальцы не отвалятся, они спасены. Нечто подобное я чувствовала сердцем. Долгие вечера почти наедине с моим супругом – паж, играющий на лютне и слуга, подающий на стол не в счёт – и я начинала привыкать к тому, как он смотрит, как говорит, не опасаясь косых взглядов и осуждения. Иногда его слова были грубыми, а шутки плоскими, а иногда мне хотелось его даже ударить. Как в тот раз, когда он залез в мою комнату и вскрыл тайник с письмами. Неужели он думал, что я оставлю попытки вернуть себе свою корону? Возможно, я не умею играть в политику, но зато у меня есть честь! Возможно, моему мужу не доставало чести, но он умел играть в политику. Он смотрел на меня как на глупенькую девочку и правил мои письма. Но теперь я доверяла ему и это.
И однажды – это должно было случиться – я решила, что могу доверить ему и себя. В конце концов, может он и не любит меня, но я, кажется, его люблю, этого может быть достаточно. Сколько несчастных вроде меня выходят замуж, впервые видя своего суженого на свадьбе? И все ли они всю жизнь избегают мужа, проживают жизнь девами и сходят в могилу, не познав ни мужчины, не материнства. К тому же, вдвоём в кровати не будет так холодно.
Тем вечером я попросила согреть воды, много воды, на целую купальню. В Херебеорхте не любили воду так же сильно, как у меня дома, у них не входило в привычку умываться трижды в день и каждую седмицу стирать рубашки, но если уж они доползали до ванны, то, надо отдать должное, купание устраивали с размахом. В Эрменгильде не было такого количества угля и дерева, чтобы греть воду для купален даже в домах богачей, и я впервые увидела купальню, достойную королей только став принцессой-пленницей. В тот вечер служанка приготовила для меня даже не ванну, а целое озеро горячей воды в мраморных берегах. Какие-то составы, добавленные в воду, пенились и источали приятные ароматы, большая и холодная комната быстро заполнилась горячим паром. Я скинула платье и опустилась в воду, едва не застонав от удовольствия. Я хотела просто лежать вот так на горячем камне и никогда больше не слышать ни про короля Бьорна, ни про моего вероломного дядюшку. Если бы не служанка, я бы уснула там и утонула счастливой.
- помочь вам, миледи? – служанка была женщиной средних лет, крепкой и здоровой, с большими ловкими руками и румяным круглым лицом. Почему-то я ей верила, каждому её слову, хотя не знала её до приезда в этот замок. Я даже временами забывала её имя, к стыду своему, а она мне прощала мою девичью память.
- Да…э-э-м…
- Мэриди, ваша милость, - подсказала она и взяла в руки жёсткое мочало. Я говорила, что она мне прощала мою забывчивость? Нет, судя по тому, как она меня тёрла, словно пыталась соскрести скудное мяско с моих костей. Кожа на мне горела и пылала, меня раз за разом окунали в воду и пену, не слушая возмущений. Я плескалась и плевалась, пытаясь вырваться, но куда мне до неё – как мать маленького ребёнка, она держала меня и тёрла, тёрла, тёрла…Когда каждый сантиметр моей белой кожи стал розовым, она меня отпустила. На какой-то миг мне показалось, что она умудрилась стереть с меня все веснушки. Одно хорошо – спать в ванне мне расхотелось.
- Мэриди, скажи, как узнать девушке, любит ли её мужчина? – кажется, мой вопрос поставил её в тупик. Я сидела по шею в воде на середине бассейна, где она не могла меня достать, а Мэриди мыла мочалку в тазу, у нас было перемирье. Она посмотрела на меня удивлённо, а потом как-то странно понимающе. И просто пожала плечами.
- Проще всего спросить. Но мужчины не любят таких вопросов.
- Как же спросить, если спрашивать нельзя? – я подплыла к бортику и положила на него руки и подбородок. – Если скажете секрет, я согласна терпеть ваши пытки.
- Можно и не спрашивать, можно сделать так, что ответ не нужен будет, - Мэриди странно улыбнулась выудила откуда-то мешочек, а из него – кучу всяких скляночек и мешочков поменьше. По купальне моментально разлетелась смесь незнакомых пряных ароматов. Я поймала себя на том, что глубоко и медленно дышу и вожу носом, как собака.
- Вы знаете, что делать, миледи? – спросила служанка, а я промолчала и отвела глаза. Я уже почти полгода за мужем, но ни разу не была с мужем.
Мэриди покачала головой, что-то проворчала. Побросала в воду какие-то травы, потом долго втирала в мои волосы снадобья, покрывала плечи и бёдра маслами и рассказывала. От каждого её слова я заливалась краской всё сильнее, и наверно была похожа на подгоревшую на солнце свёклу. Её жёсткие твёрдые руки скользили по моему телу там, где даже я сама себя касаться смущалась. Она рассказывала, когда и как прогнуть спину, когда напрячь бёдра, когда расслабиться, когда можно двигаться и когда следует замереть. Она бесстыдно советовала мне «не ждать от моря погоды и милостей от мужа» и ласкать себя самой! О, боги, зачем я спросила?!
А несколько часов спустя я лежала на горячих простынях, пытаясь понять, где у меня руки и ноги и на месте ли голова. И думала, что бедняжке Мэриди не повезло с мужем, если таковой у неё есть. Мой муж с улыбкой наблюдал за моими попытками сыграть в хорошую любовницу, а потом взял всё в свои руки, показывая и принуждая к тому, что нравилось ему самому. Сначала меня это напугало, потом возмутило, потом начало нравится, а потом я забыла собственное имя. Я лежала на горячих простынях, свернувшись калачиком и прижавшись к нему. Внутри у меня, в самом низу живота, поселился горячий комочек и мне так не хотелось расставаться с ним, я крепче подтягивала коленки к груди, только чтобы не дать ему развеяться. Тепло расходилось по всему телу, от живота вниз, до кончиков пальцев на ногах, и вверх, до стука сердца в ушах. Мой муж засыпал, я слышала как его дыхание становится медленным и глубоким, как снова размеренно застучало сердце, только что отбивавшее бешенную дробь. «Я не буду спать, - сказала я себе, - если я усну, утром всё развеется». Но стоило мне закрыть глаза, как тяжёлая нега захватила меня, и я провалилась в сон.
А утро не наступило. В предрассветной мгле сквозь сон я слышала лязг железа и чьи-то грубые голоса, крики. Я распахнула глаза, увидела мужа, уже в штанах и рубашке, с обнажённым мечом в руке. Он кинул мне платье, я машинально влезла в него, путаясь в завязках корсажа и одёрнула подол за секунду до того, как распахнулась дверь спальни.
Я не успела спросить, что происходит, увидев солдат королевской гвардии, я всё поняла без слов. Я видела бледное лицо супруга, я видела свиток, с которого капитан гвардии зачитывал приказ об аресте, я видела, как блеснули в руках его подручных кандалы и цепи, но не верила. Не верила несколько долгих мгновений. Потом тяжёлый удар молота, вогнавший замковый штырь в оковы на руках моего мужа вырвал меня из оцепенения. В один миг перед моими глазами встала другая похожая комната, ночь, солдаты и дорогой мне человек, которого у меня отбирали. Я кинулась на солдат, как тогда, я кричала от ужаса и ненависти, как тогда. Нет, я не позволю снова забрать у меня то, что я люблю! Я слышала голос своего короля, он пытался остановить меня, я слышала смех солдат и звон их железных кирас, по которым молотила кулаками. Меня отбросили на пол, моего мужа выволокли за дверь, ведя на цепи, как зверя. Солдаты смеялись, а я выкрикивала проклятия. На полу остался лежать меч. Тот самый, что когда-то отнял жизнь моего отца, который принадлежал моему мужу. Я никогда не держала оружия в руках, но сейчас я вцепилась в него, словно это была моя последняя защита и надежда.
- Ножны, ваша милость, - кто-то из солдат кинул мне ножны. – А то порежете нежные ручки.
Они снова зашлись хохотом. Я сидела на полу у их ног, в смятом нижнем платье на голое тело, неумело пытаясь вложить меч в ножны и раня руки. Но я сделала это. И поднялась, вскидывая голову. Они хотели моего унижения? Я не доставлю им такой радости!
- Вам, мая леди, король дарит своё милосердие, - усмехнулся капитан. Его маленькие злобные глазки сально блестели, словно он задумал какую-то отвратительную шутку. – Вы жена изменника, лишены отныне всех титулов и регалий, но свободны и вольны уйти отсюда на все четыре стороны.
Солдаты замерли, ожидая моей реакции. А у меня в голове только отдавали слова «жена изменника….изменника». Это я виновата! Мои письма он подписывал, он писал лордам в Эрмингильд о восстании и брешах в обороне короля Бьорна! Из-за моих игр в подполье его казнят! Я слышала на дворе скрип повозки, я хотела броситься туда и молить о прощении, я готова была в этот миг упасть на колени перед самим королём, только чтобы вымолить пощады для своего короля. Но путь мне преградили солдаты и их командир.
- Как я сказал, вы лишены всего, здесь больше нет ничего вашего. Я хотел в милости своей позволить вам взять платье, но, кажется, вам приглянулась другая вещь? – взгляд этого мерзкого человека упал на меч, который я всё ещё сжимала в руках. А до меня начал доходить смысл удовольствия в его глазах. Я хотела падать на колени? Нет! Я ненавидела в этот миг их всех больше, чем кого-либо в жизни. Я бросила ножны на столик у двери, солдаты разочарованно вздохнули, но уже в следующий миг захлебнулись своим вздохом, когда я, едва не рыча от злости, рванула завязки корсажа. Платье на мне расползлось, я швырнула бесполезную тряпку к ногам своих мучителей, представ перед ними обнажённой. На моих плечах расцветали красные цветы поцелуем мужа, на белых бёдрах виднелись следы его рук. Я не пыталась прикрыться волосами, откинув их за спину, не пыталась прикрыть грудь, только эфес меча, который снова сжимала в руках, прислонила к лобку, охраняя остатки чести. Солдаты не пытались меня остановить, когда я прошла мимо них к двери, потом по коридору вниз, к галереи, к лестнице и двери во двор. Шёл снег, чёрные плиты покрылись тонким слое холодного белого пуха, я оставляла на нём чёрные следы босых ног. Я видела следы повозки и лошадиных копыт, я готова была идти по ним до самой столицы. Если это спасёт Его…Я шла вперёд, не обращая внимания на взгляды солдат гарнизона замка, ещё вчера отдававших мне честь, слуг, вчера подававших мне ужин. Их королева идёт босая и голая по снегу, на все четыре стороны, как велел король.
Я не помню, куда шла. Кажется, к морю. Шумел прибой, а у меня в голове шумела толпа зевак у эшафота. Я видела Его, закованного в кандалы, и чувствовала холод железа на своих руках. Я видела топор палача, и мороз пробегал по спине. Я видела, как блеск лезвия прорезал небо, и мне казалось, меня обезглавили. Я упала, наверно, не в первый раз. И уже не могла подняться. Я всегда считала себя сильной, дерзкой, стойкой. Я теряла близких, друзей, я пережила смерть отца и осталась собой. Что же со мной сейчас? Ведь Он не мёртв, почему же я уже будто стою на краю могилы? Его? Моей? Нашей? Я впустила его в себя, не в лоно, не только в него. Но в сердце. И отдала ему себя. Его голова слетит с плеч, моя расстанется с телом. Его заковали в кандалы, и каждый мой шаг тяжёл, будто кандалы эти я ношу. На нём защёлкнулся ошейник, и мне стало тяжко дышать. Всё, что я есть сейчас – это Он. Не станет его, умрёт и королева Лисбет. Останется только маленькая напуганная княжна.
Отец как-то сказал, что слёзы всегда рождаются только от жалости к себе. Сегодня ночью я плакала от удовольствия, но я знала, что никогда не стану прежней и оплакивала себя прошлую. Теперь же я плакала, оплакивая себя нынешнюю. Я прижимала к груди тяжёлые ножны и захлёбывалась слезами. В глазах темнело, моего горя стало слишком много для меня. Как Его было слишком много для моего маленького кособокого мира, разделённого на чёрную и белую сторону. Он – всё: нежность, грубость, страсть и холодность, смех и молчание, правда и ложь, верность и измена, любовь и ненависть. Я с отчаянием поняла, что не он вошёл в мой мир, он стал моим миром. Если остановится его сердце…что будет с миром после смерти Бога?
Кровавое солнце поднималось из воды, я сидела на ледяных камнях, с трудом вспоминая, как дышать. Я слышала шорох шагов рядом, но не могла даже повернуть голову. Рядом со мной остановился мужчина, незнакомый, но мне казалось, что я видела где-то это лицо. На скуле у него горел кровоподтёк, одежда была изорвана, рукав окровавлен. Он держал обнажённый меч. Пришёл за мной? Нет, я не умру на коленях, я не могу посрамить честь своего мужа. Я дрожащими руками оперлась на Его меч, с которым не рассталась и встала, хотя видят боги и Он, скольких усилий мне это стоило. Но в тот миг, когда я попыталась фирменным жестом вскинуть голову, чтобы встретить удар, стоявший передо мной человек сам опустился на одно колено, потупив взор.
- Торвард Ласлоу. Ваш слуга, моя леди, - тихо сказал он, не поднимая глаз.
В этот миг разом на меня обрушился холод, я впервые почувствовала как замёрзла, я вспомнила, что на мне нет и клочка одежды, и на сотни лиг вокруг нет ни одного друга. Кроме того, что стоит передо мной коленопреклонённый, и я могу верить только его словам. Но ничего другого мне не оставалось. Я была обессилена горем, я позволила ему закутать меня в свой плащ и усадить в седло, но не разрешила забрать из моих рук меч. Потом мы долго куда-то скакали, я не запоминала дороги, время от времени проваливаясь в забытье. Очнулась в очередной раз уже в руках служанок, которые отогревали меня и одевали. Потом был ужин, во время которого я не притронулась к еде и вину, лишь краем уха слушая, что мой спаситель рассказывает другим людям за столом о случившемся. Я слышала слова «казнь» и «приговор» и вздрагивала каждый раз.
- Когда это случится, - прошептала я, не надеясь, что меня услышал, но мужчины тут же замолчали, глядя на меня. Я совсем охрипла и не могла говорить громче, но меня слышали и слушали.
- До столицы путь не близкий да и дороги сейчас плохие, так что в городе он будет не раньше седьмого дня, - лорд Ласлоу разглядывал меня, словно что-то для себя решал.
- Мы можем освободить его? – я пыталась не надеяться, пустая надежда плохой советчик, но сердце моё мне было не подвластно.
- Для короля Бьорна сейчас нет ничего страшнее, - усмехнулся лорд, - вы, полагаю, не слишком хорошо знаете своего мужа. С вами он нежен и ласков, он думал о вас тот момент, когда должен был спасать собственную жизнь и свободу, - лорд осуждал меня, я видела это. Но в этом не было нужды, я сама себя терзала виною. – Ваш муж умеет воевать и любит это. Он не поднимет меч на брата, но с удовольствием выпустит кишки всем его советникам. И он умеет убеждать людей, сейчас в стране много земель, где одного его слова достаточно для восстания. Король спешит этого не допустить.
- Ах, не допустить? Дайте мне перо и бумагу, - скомандовала я, и видела, как в глазах лорда Ласлоу что-то блеснуло. Неужели я прошла проверку? – Убеждать здесь умеет не только мой супруг. Вы отправите два письма: одно в Эрмингильд, второе – в столицу. От имени своего собственного королевы Лисбет я уведомляю Его Величество короля Бьорна, что он может сколько угодно казнить своих подданных, но если он вздумает покуситься на голову князя-консорта Эрмингильда, моя земля этого ему не простит.
- Для него это будет как укус осы, - проворчал какой-то седой лорд справа от меня, но лорд Ласлоу перебил его.
- Оса станет страшнее корзины змей, если заберётся под железную кирасу. Король выскочит из своего панциря в одних портках. – усмехнулся он, и в этот миг я вдруг поверила, что надежда действительно есть. Настоящая, та, которой можно верить.
[nick]Лисбет Дэр Ингвар[/nick]

+2


Вы здесь » Бесконечное путешествие » Архив незавершённых отыгрышей » [18+] Нас сторожит смерть


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно