Его зовут Тодор Ласлоу, лорд Ардагал, хотя чаще его зовут лордом Эрно, что значит – «борющийся со смертью». Но по мнению многих, со смертью он не борется, а позволяет ей ходить за собой по пятам, подкармливая её с рук, как цепную собаку. У него есть и другие имена – лорд Дойла, завоеватель Комхгола, хозяин лесов и бесов Хольмгера. Про бесов, конечно, шутка, но эту шутку при нём стараются не повторять, и все знают, что шутка правдива. Тодор стяжал славу на поле боя, ему удалось побывать во всех войнах, затеянных королём, и за границей, и внутри неё. Ему доводилось спасать жизнь королю и принцам крови, за что они были благодарны, отплатив землями и звонкой монетой. Даже самые злые враги его не смогли бы упрекнуть в трусости. Но кроме отваги Тодор знаменит ещё и жестокостью, с которой расправлялся с противниками. А так же в число знаменитых его качеств входит отсутствие добродетели целомудрия, трезвости и воздержания. Он в принципе добродетелями не обременён.
Однако, весёлый нрав, лёгкость в общении, любовь к пирушкам и охоте никогда не позволяли Ласлоу оставаться в одиночестве. Он завоевал любовь королевского двора, пробив себе дорогу к трону и став едва ли не правой рукой короля. А учитывая то, что почти половина земель Херебеорхта принадлежала ему, а указ Его Величества позволял ему самостоятельно собирать налоги и строить армию, то и по сосредоточение власти он был почти что ровней своему господину. Лишь одна маленькая деталь мешала Тодору побороться за трон – прав на свои земли наследных он не имел, и после его смерти всё должно было отойти короне. Предусмотрительных монарх, одаривая верного слугу, не упустил из виду любвеобильность оного и растущее с каждым годом количество бастардов, а значит – и угрозу междоусобной войны за наследство. Чтобы предотвратить подобное, он и подписал указ о том, что в полное владение свои земли лорд Ласлоу получит только в случае предъявления единственного и законного наследника.

Осенью 998 года Тодор совершил большую ошибку. Впрочем, ошибок он делал много, и всё сходило с рук, но не в этот раз. Можно сколько угодно портить деревенских девок, но если позарился на дочку вельможи – сумей ответить за все свои грязные желания, которые в штанах не удержал. Это знают все, кроме Ласлоу, он этим знанием не пользовался и благополучно из головы выкинул. Как результат – дуэль, которую остановил король, чтобы только спасти невинную (теперь уже только духовно) девушку от перспективы стать ещё и сиротой, а потом выслал провинившегося на пол года из столицы, загнав в самый дальний из его замков с наказом подумать о своём поведении. Всю зиму Тодор маялся в заточении, довольствуясь компанией пары друзей, которым разрешили его навещать, и девушками, которые эти друзья с собой привозили. А как только сошёл снег и кончилось время ссылки, вырвался снова ко двору, предчувствуя новую борьбу за расположение короны.
Каково же было его удивление, когда он узнал, что от него скрыли женитьбу короля, его отравление, развод и новый указ о престолонаследии, который в корне менял ситуацию в королевстве. Если раньше трон был неустойчив из-за отсутствия наследника мужского пола, то теперь корона должна была отойти дочери действующего монарха, и кризис наследников благополучно разрешился. Благополучно для династии Ормонд, разумеется, но весьма печально для рода Ласлоу.
***
- Девушка действительно так хороша, как говорят? – Тодор сидел в компании друзей в полупустом зале, где только недавно завершилась очередная пирушка по поводу возвращения главного врага целомудрия и приличий ко двору.
- Она молода, её лицо не обезображено оспой, у неё свои волосы, а не конский шиньон, и её стан не испытывает желания вывалиться из корсета, - усмехнувшись ответил Бейл, один из лучших друзей Ласлоу. Он быстро смекнул, что разговоры о королевне запали его другу в душу. – Многое нужно ли чтобы в этом гадюшнике казаться красивой. Но она и правда хороша, тебе бы понравилась.
- А что за семья? – задумчиво спросил Тодор, глядя в одну точку.
- Эрвей. Ты о них вряд ли слышал, они при дворе бывали редко. Но когда-то её дедушка пытался разрабатывать серебряные рудники на севере, денег вложили много, но этого не хватило, и семья почти разорилась. Впрочем, теперь это не важно, король даёт за неё такое приданое, что её впору звать принцессой.
- И эта бесприданница, ставшая королевой, не пустила короля в постель, а потом ещё и отравила? – Ласлоу в недоумении поднял глаза на товарища. У него в голове не укладывалась подобная глупость. Девушки при дворе, даже самых благородных кровей, без проблем соглашались на тайные свидания за одно только обещание пододвинуть их ближе к королю.
- Она наивна и горда, ей ещё во многом предстоит разочароваться, - ответил Бейл, прикладываясь к бутылке. Интерес Тодора он заметил. – Ты можешь познакомиться с её мачехой завтра на приёме.
- Надо полагать, эта дамочка уже достаточно разочарована в этом мире, чтобы хвать всё, что может принести пользу, - зло улыбнулся Ласлоу. У него уже был план, и вполне определённое желание. А, как известно, Ласлоу всегда получает то, что хочет, и не стесняется своих желаний.
***
Бейл был прав. Леди Мириам, вдовствующая леди Эрвей, была хорошая собой, обаятельна, на сколько это возможно, и совершенно беспринципна. При дворе всем было известно – если Ласлоу оказался на расстоянии шага от дамы, жди скандала. Она или отвергнет его, спровоцировав дуэль и позор всех мужчин своей семьи, или примет, потеряв себя и положение. Но вдовствующую леди это не испугало, более того, едва услышав от всё того же предприимчивого Бейла описание великолепных угодий и многочисленных титулов лорда Тодора, проявила к последнему небывалый интерес. При чём судя по обилию неприкрытого флирта, она сама метила на место леди Ласлоу. Тодору пришлось её осадить, прозрачно намекнув, что с «испорченными кем-то другим» дамами он не имеет отношений, разве что сугубо деловых. Она расстроилась, разумеется, но быстро пришла к выводу, что обиду сумеет забыть ради выгодного обмена. Тодор повидал всякое – сам король не брезговал подкладывать ему в постель жён неугодных ему вельмож, а на клинок дуэльный – самих виновных в недовольстве. Но что бы женщина продавала свою падчерицу, да ещё и так явно, нагло и неприкрыто…
«Да, смелость и наглость явно присущи этой фамилии,» - подумал Тодор, принимая портрет леди Габриэль и благословление её мачехи. Но у него были свои причины согласиться на этот мезальянс.

- Я слышал, ты решил свататься к юной леди Эрвей, - Бейл не был удивлён, судя по голосу, скорее хотел уточнить правдивость слухов.
- А ты слышал про приданое, которое за неё даёт король? – в тон ему ответил Тодор. Сегодня он собирался в поместье будущей невесты.
- Впервые слышу, что ты собираешься спать с кем то за деньги. Обычно ты сам готов платить за это, - Бейл рассмеялся. Но увидев решимость на лице товарища и прекрасного жеребца чистейших кровей, которого тот собирался подарить девушке, посерьёзнел. – ты станешь богаче короля, если отхватишь ещё и этот кусок.
- Я стану самим королём, как только у меня появится законный наследник, - улыбнулся Тодор, и непонятно было по его лицу и улыбке, шутит он или говорит серьёзно. – К тому же, она сумела отказать королю, но мне отказать не сможет. Я умею быть…убедительным, - от этой ухмылки даже у видавшего многое Бейла прошёл мороз по спине, он поспешил оставить друга, гадая, что за участь уготовил тот своей невесте.

И вот, этот дом. Богатый когда-то но теперь основательно запущенный. Без лорда, без должного количества слуг, с вдовой, сорящей деньгами, которые король отдал на содержание – печальное зрелище. Единственное, что радует глаз – сама леди Габриэль. Белокожая, темноволосая, с большими волоокими глазами. И она отравила короля? Быть не может! Взгляд лесного оленя, лёгкой газели, взгляд жертвы. И как она смогла сварить яд, откуда узнала рецепт? Эти и много других вопросов терзали Тодора, и он всё больше увлекался желанием обладать этой девушкой. Но чтобы увести её из этого дома с позволения её мачехи и самого короля, ему следовало и её увлечь собой.
- Я Тодор, миледи. Лорд Ласлоу, - почтительно склонившись перед девушкой, промолвил обольститель. – У меня много имён, но в первую очередь я тот, кто сражён вашей красотой и вашей смелостью.
Весь вечер в доме Эрвей он не спускал с Габриэль глаз. Он шутил, не в пример обычным своим шуткам – мягко, осмотрительно и деликатно, не задевая ни чьих чувств и запретных тем. Он отказался от вина, танцевал с молодой леди и её мачехой, то рассыпался в комплиментах, то замолкал, заворожённо ловя каждый жест девушки, и к концу вечера даже те, кто считали, будто знают этого негодника как облупленного, искренне верили в то, что он влюблён как мальчишка. Уже перед самым отъездом Тодор обратился к леди с просьбой.
- Разрешите мне потревожить вас. Если вы уделите мне несколько минут наедине, не скомпрометирует ли это вас?
Он отвёл её на балкон усадьбы, откуда был виден сад, и холм за рекой, и огромное июльское небо. Стоя у самого парапета он нервно сжимал пальцы, будто бы сильно волнуясь, потом, решившись на что-то, повернулся к девушке и опустился перед ней на колени.
- Миледи, пусть дерзость моей просьбы не испугает вас, она ни к чему вас не обязывает. Просто услышьте меня. Я прошу вас стать моей женой, - сказав это, он прикрыл глаза, словно эта заветная фраза далась ему с большим трудом, и задержал на миг дыхание. Потом, не глядя на девушку, он поднялся и снова повернулся к ней спиной, будто боясь смотреть в глаза, боясь увидеть отказ. 
- Я не прошу у вас немедленно ответить, подумайте как следует. Ведь у вас уже есть опыт неудачного брака, что так ранил вас, и я не имею права причинить вам ещё большую боль, требуя ответа. Но знайте, - он повернулся, ловя взгляд собеседницы – никто никогда не владел моим разумом и сердцем так как вы. С тех пор как я впервые увидел ваш портрет, ваш взгляд преследует меня во снах, ваш голос и нежные речи слышатся мне вместо речей богов в храмах, ваши шаги я слышу в темноте своих пустых покоев.
И тут Тодор даже не врал. Он сам не понимал, как это случилось, но он был одержим этой девушкой, настолько, что даже выслал из поместья всех своих шлюх – они его больше не интересовали. Только одна женщина грезилась ему теперь. Но можно ли было назвать это любовью?
***
Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Король дал согласие на брак, Мириам Эрвей тоже. Последняя летала как на крыльях, будто бы это она выходила замуж за богача, явно рассчитывая на то, что зять не оставить без содержания бедную вдовушку. Но не тут то было. Что Тодор любил больше чем войну и женщин? Он очень любил разочаровывать людей. И чем выше они забирались за своей мечтой, тем слаще ему было слушать их крики, когда лёгким движением его руки они отправлялись в пропасть. Именно это он и собирался проделать с будущей тёщей. И в качестве свадебного подарка преподнёс будущей жене возможность позлорадствовать.
- Габриэль, любовь моя, как вы смотрите на то, чтобы оставить вашу любимую мачеху с носом? – спросил он как-то во время одной из встреч, когда их неосмотрительно оставили одних. – Бьюсь об заклад, она грезит мечтами о красивой жизни в наших резиденциях и на наши деньги. – Тодор бросил взгляд на целую стопку дарственных, в которых предполагалась его подпись, а сами подарки предназначались почему-то не невесте, а её названой матушке. – Меня такой расклад совершенно не устраивает. Знаете, а она ведь пыталась вас мне продать. Если вы позволите, я проучу её за жадность?
Все дарственные на имя Мириам оказались в камине, а управляющий подготовил целый список новых. По ним в дар вдовствующей леди отошёл «целый табун чистокровных скаковых лошадей», на деле оказавшийся стадом необъезженных злых полудиких кляч, у которых на морде было написаны все аргументы против кровосмешения. Лес и охотничьи угодья, изобилующие дичью, оказались куцей рощицей, к которой давно перевелись даже ежики. Поместье «Карэй» - хутор из трёх домов и разваливающийся сарая на холме, именуемый замком. Зато в обмен на всё это немыслимое богатство предприимчивый управляющий отхватил серебряные рудники семейства Эрвей, которые при небольшом вложении денег обещали стать не серебряной, а настоящей «золотой жилой».  Разумеется, обо всём этом Мириам узнала не сразу, до самой свадьбы своей падчерицы будучи уверенной, что обогатилась за её счёт и заживёт теперь припеваючи.
***
- Скажи мне «да», - прошептал Тодор, с улыбкой глядя в лицо своей суженой. Они стояли под аркой из белых роз, тонкая фигурка девушки была укутана в белый шёлк и паутинку кружев, сквозь тонкую вуаль были видны её счастливые глаза. Церемониймейстер ударил в колокол и объявил лорда Ласлоу и леди Ласлоу мужем и женой. Лёгким движением руки Тодор откинул вуаль с лица невесты и поцеловал её, мягко, но властно и ровно так долго, как ему этого хотелось, словно утверждая на неё свои права. Молодых поздравляли, сверху сыпались лепестки цветов и пшено, как обещание радостной и полной разных благ жизни. Чрево молодой жены благословили на рождение красивых и здоровых детей, а самого Тодора, светящегося от счастья, поздравили с обретением благодати и истиной любви, которая отныне сохранит мир в его душе.
Свадьбу сыграли не в столице, а в родном поместье Ласлоу. Когда удивлённый король спросил, почему любитель пышных празднеств двора решил сыграть свадьбу в провинции в тесном кругу друзей, Тодор, даже будто бы смутившись, ответил, что многих женщина знал в чужих постелях, но законной женой, открывшей ему глаза на радость мира, хочет владеть на своём ложе, в стенах родного гнезда. Король посмеялся и обещал навестить молодожёнов с подарками сразу после свадьбы.
- Пойдём, нас ждёт супружеское ложе, - рассмеявшись, Тодор подхватил смущённую жену на руки и унёс из праздничного зала под песни и продолжающиеся поздравления. Он отворил ногой дверь в свои покои и пронеся девушку в спальню, мягко опустил на широкую кровать. – Теперь ты моя, - прошептал он. Но в его голосе уже не было нежности и восхищения. Только констатация факта. «Моя» - как говорят о вещи.
Он поднялся и прошёл к двери, замкнул её, спрятав ключ. Потом повернулся к жене.
– Раздевайся, чего ты ждёшь, - ему показалось, что она слишком медленно выпутывается из узкого корсета и пышного подола. В пару шагов пересекая комнату, он оказался возле кровати и рванул ткань, с треском расползшуюся по швам. Потом грубо оборвал сорочку, и, опрокинув девушку на кровать и подняв ей ноги, сдёрнул ворох нижних юбок. Весь этот белый шёлк тончайшей работы, превращённый теперь в груду рваного тряпья, рухнул на пол возле кровати. Тодор сделал пару шагов назад и опустился в кресло напротив кровати.
- Встань, - приказал он. И для убедительности продемонстрировал плеть, оказавшуюся в его руке. – Ты сумела отказать королю. Но мне ты не откажешь, - он рассмеялся, глядя как её вечно печальные глаза наполняются страхом. – Я мог бы осыпать тебя поцелуями и ласками, и ты сама развела бы передо мной ноги. Но мне это не нужно. Я буду брать тебя как хочу и когда хочу, а ты будешь послушной. И когда тебе откажет гордость, когда я до конца тебя сломаю, я, может быть, полюблю тебя.

Эта ночь, первая брачная, едва не стала для Габриэль последней. Вымещая на ней страсть трёхмесячного целибата, Тодор Ласлоу не давал ей передохнуть до самого рассвета. И каково было ей, не знавшей желания и мужчин, в первую же ночь стоять обнажённой в свете десятков свечей, давая рассмотреть себя? Изучив её совершенно молодое тело, Тодор поставил её перед собой, у кресла, на колени, и заставил её уста принять его. Она плакала и задыхалась, когда твёрдый член мужчины, по рассказам замужних подруг обещающий неземное наслаждение, едва не душил ей, заполняя горло, но больше этого жизни угрожал кнут, обёрнутый вокруг её шеи. Тодор рычал от удовольствия, запрещая своей жене и пленнице плакать навзрыд. Заполнив её рот своим семенем, он дал ей короткую передышку, а затем уложил на постель лицом вниз и грубо взял, не заботясь о том, сколько боли отпущено девушке невинной природой и на сколько он превысил эту границу. Крови на простыни вылилось явно больше, чем можно было ожидать. Стройное тело, напряжённое до судорог от боли и страха ещё больше воспламеняли желание Ласлоу. Любые попытки девушки скинуть его с себя он пресекал ударами, и на бёдрах несчастной к утру расцвели багровые синяки. Желая убедиться в сломленности игрушки, мужчина развернул девушку к себе лицом. Он держал её руки над головой, не позволяя вырваться и не давал отвернуть лицо.
- Смотри мне в глаза, - прорычал он, яростно тараня её израненное лоно. За миг до вершины сладострастия он впился жестким поцелуем в её губы, искусанные в попытке сдержать крик, и почувствовал на языке вкус её крови. Этого оказалось достаточно. В глазах у Тодора потемнело, и он выплеснул семя в терзаемое спазмами нутро девушки.
Переждав последнею судорогу наслаждения, он отпустил Габриэль и откатился в сторону, сев на край кровати. Усмехнувшись, от осмотрел девушку, чьё тело было всё в следах спермы и крови, убедился, что синяки только там, где их не будет видно из-под платья, и поднялся на ноги.
- Ты была права, что отказала королю. Этот старик с тобой бы не справился, - Ласлоу поднял с пола возле кровати кнут, застегнул штаны и поправил рубашку. – Отдыхайте, дорогая жена, но помните – сегодня к вечеру нас почтит визитом сам король. А завтра у нас королевская охота. Постарайтесь быть готовой сесть в седло, - жестоко рассмеявшись, он вышел из спальни.
[icon]http://f4.s.qip.ru/vwdt6yQq.png[/icon][nick]Тодор Ласлоу[/nick][status]Железное сердце[/status]

Отредактировано Рысь (2018-11-17 22:07:26)

Свадебное празднество продолжалось всю ночь. Появившийся на рассвете Тодор вновь присоединился к пирующим друзьям, принимая поздравления и отвечая на грубые шутки. Разумеется, всех интересовала молодая жена – действительно ли она оказалась нетронута, знала ли она, что следует делать, смущалась ли, была холодна, или же страстна и жадна до ласк. Тодор пресёк все разговоры уверением, что юная леди оправдала все ожидания, была чиста, скромна и кротка, как и полагается девушке благородных кровей. И ему поверили, ведь он никогда не упускал случая похвастаться подвигами своими и своих любовниц, рассказывая, у кого из них прозвище «золотое горлышко» дано отнюдь не за вокальные данные, а кому впору зваться кошкой за когти и привычку царапаться. А теперь он охранял честь своей молодой жены словно свою собственную, запретив все разговоры и пересуды в своём присутствии. Лишь раз он намекнул в разговоре на страстную ночь.
- Где же новоиспечённая леди Ласлоу, скоро мы её увидим?
- Я думаю, она пожелает остаться в кровати до вечера, я её утомил, - с лёгкой улыбкой отвечал Тодор. – Она так невинна по сравнению со мной, что, боюсь, я мог перестараться.
Тодор отослал к жене одну из служанок, велев выполнять каждое слово новоиспечённой хозяйки и докладывать о каждом её шаге. Сам же собрал остатки ещё более или менее трезвых друзей, или же скорее тех, из кого успел выветриться хмель, и отправился в Белую Купальню. Несмотря на бессонную он, он чувствовал себя великолепно, и выглядел совершенно счастливым, и ему было достаточно горячих терм, вина и парочки блюд со свадебного стола, чтобы почувствовать себя отдохнувшим. А силы были нужны, ведь к вечеру ожидался приезд короля.

- Ну, ты доволен своим выбором? – спросил верный Бейл.
- Более чем, - Тодор откинулся на край горячего бассейна, прикрыв глаза и вспоминая прошедшую ночь. Он не собирался рассказывать кому бы то ни было подробности, но не слишком изощрённые умы большей части его свиты уже сами нарисовали всё им необходимо в своём воображении, опираясь только лишь на довольные улыбки своего предводителя. И только Бейлу, благослови Небо его привычку думать, требовалось что-то ещё.
- И ты действительно будешь с ней в горе и в радости до тех пор, пока смерть не разлучит вас? – друг приговорил уже пятый кубок вина, и пусть оно было разбавленным, но этого оказалось достаточно, чтобы его потянуло на философию. Тодор скривился, но всё же ответил.
- До смерти – это точно, но скорее её, чем моей. А что касается горя и радости…возможно, её горе и есть моя радость, но увы, это удел большей части династических браков.
- Мне казалось, она влюблена в тебя.
- А мне не кажется, я знаю – я влюблён в неё.
И тут Тодор не лгал. Он вообще отличался честностью, что кажется странным, учитывая букет его пороков, но это так – он предпочитал не лгать себе и редко лгал другим, чаще недоговаривал. Сейчас же, признаваясь другу в влечении к собственной жене он был искренен. Одно только воспоминание о ней будило волну вожделения. Её было мало, как путнику с дороги не хватает ковша воды, чтобы напиться. Он воспоминал её белую нежную кожу, на которой так легко расцветали синяки, вспомнил, как вздрагивала от сдерживаемых рыданий грудь, как дрожали бёдра и сжималось девственное лоно в ответ на поцелуй плети. Однажды -Тодор обещал себе и ей, что это произойдёт – однажды сквозь боль она почувствует удовольствие, она будет вздрагивать от страсти, а стоны боли смешаются с возгласами сладострастия.
- Кхм… - грёзы Ласлоу разрушило покашливание Бейла. Его взгляд был устремлён на очевидное подтверждение страстного желания, бушующего в душе и теле молодого супруга. – Иди ка ты к жене, - посоветовал он.
- Не могу, - со вздохом и притворной грустью ответил Тодор и погрузился в горячую воду. – Ей нужен отдых. И к тому же, если я пойду сейчас к ней, то короля встретить точно не смогу.
- Король простит тебе эту вольность.
- А я – нет. И если ты думаешь, что я женился исключительно из-за возможности уложить в кровать знатную леди, то ты, дорогой друг, глуп как осёл.
- Свадебный марш всегда напоминал мне военный, - заявил Бейл. И словно в ответ на его слова в купальню вбежала запыхавшаяся служанка, пряча глаза от обнажённых господ доложила, что приехал королевский гонец. Лорд Ласлоу подмигнул другу и, накинув чистую сорочку, отправился встречать посланника.

Подготовка к встречи монарха в поместье Ласлоу велась под девизом «он король, но я герой». Лорд желал не позволить королю оттянут на себя всё внимание и почитание. Это было сложной задачей, учитывая, что эгоистичная природа короны заставляет даже солнце светить лишь над определённой головой. Вечерний пир решено было назвать не «в честь короля», а «в честь любви и весны», а охоту на следующий день – «в ознаменование счастья леди Ласлоу». Зная, что король снисходителен к своей отравительнице, Тодор был полон решимости сыграть на этом и выиграть.

-  Где же моя жена? – спросил он у служанки, которую поймал в коридоре. Девушка побледнела и прошептала, что молодая хозяйка отправилась гулять. Тодор счёл это хорошим знаком – значит её травмы не доставляют ей неудобств и нет нужды звать лекаря.
- Хорошо. Сними простыни к кровати и принеси мне, - разумеется, он имел в виду именно те простыни и покрывала, что носили на себе знак невинности его жены. Но служанка вдруг побледнела ещё больше и едва не упала. Она что-то промямлила под нос, дрожа как осиновый лист.
- Что? Говори громче.
- Хозяйка велела простыни сжечь, - пролепетала девушка. Через секунду, которая понадобилась Тодору на осмысление сказанного, девушка получила звонкую пощёчину, от которой почти сразу же залилась слезами.
- Пошла вон! – приказал Тодод. – Впредь каждый приказ её будешь обсуждать со мной, раз головой думать не умеешь.
Весь путь до покоев жены он пытался усмирить в себе вскипающую ярость, но не сумел. Он распахнул дверь с такой силой, что та ударилась о стенку, едва не сбив наличники, а стена задрожала. Леди Ласлоу нашлась в глубине покоев, у зеркала, где она примеряла наряды. И не выглядела несчастной. Но увы, именно несчастной Тодор сейчас хотел её сделать.
- Как ты посмела?! – прорычал он, хватая девушку за плечи и разворачивая к себе. – Кто позволил тебе уничтожить простыни? – Он оттолкнул её от себя так, что она упала на стоящую позади кушетку. Сделал шаг вперёд и навис над женой, продолжив говорить, но уже спокойным тихим голосом. Пугающе спокойным.
- Запомните, моя леди – всё в этом доме, и вы сами, принадлежит мне. Вы можете пользоваться этим, распоряжаться на своё усмотрение, но не имеете права ломать, выбрасывать и портить без моего ведома. Хотите костёр? Скажите мне, и я выжгу для вас лес Хольмгер. Но никогда, запомните это, никогда не смейте портить мои вещи.
С этими словами Тодор подошёл к жене, склонился перед ней, взял её руку в свою и развернул ладонью вверх. В другой его руке сверкнул нож. Один взмах, и на ладони леди появился узкий кровоточащий порез. Жёстко удерживая руку девушки, Тодор убрал нож и вынул из кармана большой белый платок. Помогая себе зубами, он разорвал его на двое. Одной половиной он промокнул рану, стараясь, чтобы ткань впитала побольше крови, второй же частью перевязал руку после. Повязку он накладывал осторожными, почти нежными движениями, следя, чтобы нигде ткань не впивалась в кожу и не тёрла, не слишком давила, а узел не мешал двигать рукой. – Это плата за сожжённые простыни. Мне нужна замена, на память о вашей девственной крови, - сказал он. Потом поднёс руку девушки к своим губам и поцеловал холодные пальцы. – Надеюсь, в будущем между нами не будет недопонимания, - усмехнулся он, поднимаясь. – Любовь моя, вы очень неаккуратны, надо же было так порезаться, - он протянул жене тот самый маленький кинжал, которым резал её руку. – Впредь будьте аккуратны с моим подарком.
Спрятав окровавленную часть «памятного платка» в карман, Тодор сделал шаг к двери, но на пол пути обернулся.
- Сегодня мы встречаем гостей. Через час выезжаем, я хочу встретить Его Величество на границе поместья. Будьте готовы, я рассчитываю, что мы поедем в одном седле. И я очень хочу вас видеть в зелёном платье. То, что расшито золотом. Украшения выбирайте сами, и не бойтесь выглядеть слишком дорого. Король везёт с собой дочь, я хочу, чтобы вы затмили её. Это приказ.
Покинув покои жены, лорд Ласлоу отдал приказ многочисленным камеристкам и служанкам, дежурящим у двери, приготовить молодую леди к выезду, сам же отправился на конюший двор проверить, как седлают лошадей.
Через час всё было готово. В лучах опускающегося к горизонту солнца кавалькада всадников выехала из ворот замка и растянулась по лугу, направляясь к реке. Впереди ехал лорд, он вёз в своём седле молодую жену, одной рукой придерживая поводья, другой – тонкий девичий стан. Следом ехала свита лорда, его друзья, пажи и оруженосцы, фрейлины леди, вынужденные взгромоздится в сёдла в своих пышных платьях ради встречи с королём. Со всей смелостью можно было сказать, что встречать монарха собралось более пышное общество, чем то, что окружало самого венценосного. А уж в том, что девушки прекраснее, чем леди Габриэль при дворе нет, никто не сомневался. Кто-то уже бросил шутку, что настоящей королевой она стала не рядом с королём, а только рядом с его вассалом. Другой смелый шутник ответил, что может быть дело как раз в короле?

[nick]Тодор Ласлоу[/nick][status]Железное сердце[/status][icon]http://f4.s.qip.ru/vwdt6yQq.png[/icon]

Отредактировано Рысь (2018-11-17 21:38:40)

- Почему ты отдал леди Габриэль лорду Ласлоу? – этот вопрос вырвал короля из задумчивости. На пороге его покоев стояла юная принцесса Мадлен в домашнем платье. Король ответил ей улыбкой и протянул руку, приглашая войти. Девушка, презирая королевские протоколы, забралась к отцу на колени.
- Видите ли, моя юная принцесса, у всех королевских поступков и решений всегда есть скрытая от глаз причина, - Его Величество поправил мягкий локон, щекочущий принцессе шею и ласково погладил её по голове. – Всем вокруг очевидно, что я преподнёс лорду Ласлоу королевский подарок. И все ищут, за какие это заслуги. А я сделал это на за заслуги, а как раз за то, чтобы их не было, - король многозначительно улыбнулся, принцессе же показалось, что она поняла, о чём речь. Конечно, неженатый лорд при дворе успел натворить много дел. Скомпрометировал много добропорядочных, но наивных девушек, разрушил несколько семей и заработал дурную славу. Но юная принцесса, как раз в силу молодости и детской непосредственности, понятия не имела о том, какие взгляды Ласлоу бросал на неё саму, и каждый раз эти взгляды матёрого охотника пронзали сердце короля злой иглой.
- Не наряжайтесь, Ваше Высочество, - мягко велел король дочери. – Завтра, когда мы отправимся в гости к молодожёнам, ни к чему Вам стараться затмить леди Габриэль. Это их праздник, не будем портить его, перетягивая на себя одеяло.
На утро король, принцесса и вся их свита в составе более двухсот человек, отправились по дороге на север, чтобы к вечеру прибыть в поместье Ласлоу. Принцесса ехала в карете, Его Величество – верхом. Он любил верховую езду и отказывался внимать советам своих придворных о том, что стал слишком стар для седла и долгих скачек. Двор, кстати, не переставал обсуждать тот факт, что не смотря на разменянный пятый десяток, король Фредерик остаётся всё так же молод духом и телом, как и двадцать лет назад. Правда, со временем он стал заметно менее весел и чаще задумчив, но как королю это пошло ему на пользу.
Вот и сейчас, покачиваясь в седле медленно бредущей лошади, среди беспрестанно щебечущей свиты, пока ещё не утомлённой долгой дорогой, король был погружён не в самые приятные мысли. Ему не давало покоя сомнение в правильности принятого решения – отдать юную девушку, пусть и не слишком невинную, этому проходимцу изначально не казалось хорошей идеей, но леди Габриэль была так приятно взволнована на официальной помолвке, да и за Ласлоу не водилось славы лжеца, несмотря на все прочие его грехи. Они выглядели влюблёнными и окрылёнными. К тому же, вряд
ли у этой своенравной девчонки получилось бы отравить Ласлоу, уж кто мог найти управу на любой характер – так это он. Казалось бы, всё просчитано, всё верно и все довольны. Но червь сомнений грыз изнутри и не давал покоя.  Несмотря на то, что королевский протокол требовал от монаршей особы иметь железное сердце, своё живое король Фредерик сохранил.
На Тракте, что вёл на север, в десяти милях от поместья Хартленд королевская свита встретила хозяина этих земель. Король, выезжая вперёд для церемонии приветствия, не смог скрыть улыбки, глядя на леди Габриэль. Она сидела в седле как королева, в объятиях своего мужа, и в свете восходящей луны и факелов являла собой зрелище, достойное сложения песен. Самодовольное же и гордое лицо Тодора Ласлоу и вовсе прямо сейчас стоило записать для парадного портрета. Лорд просто не мог упустить шанс пустить пыль в глаза: его свита была не меньше, чем королевская, лошади стоили не дешевле, а бриллианты молодой жены и вовсе больше всего наряда принцессы целиком.
В ответ на сдержанное приветствие лорда Ласлоу, который не любил склонять голову, король ответил кивком ему и улыбкой леди. Принцесса не стала покидать карету, лишь помахала встречающим рукой из-за занавески в окне.
Две свиты перемешались и двинулись по дороге на север. Король и лорд ехали бок о бок, король задавал дежурные ничего не значащие вопросы – о землях, по которым они ехали, о поселениях, в которых трудились крестьяне, о виноградниках, видневшихся вдали. Лорд отвечал столько же просто и незначительно, но с гордостью. И словно бы не королю рассказывал о своих владениях, а жене, чтобы она в полной мере поняла, кого судьба дала ей в мужья.
А потом, разумеется, был пир. Едва ли он был менее роскошным, чем свадебный, если не более. Столы ломились от яств: мясо, птица, все виды рыбы, что водилась в этих реках и озёрах, ягоды, травы и коренья – дары лесов. Вино лилось рекой, гости и хозяева скоро захмелели.
На серебряном блюде подали десерты – пироги с самыми разными начинками. Король взял себе кусок, и на мгновение окунулся в события годичной давности, когда его за завтраком ждал такой же пирог и красавица жена. Подняв смеющийся взгляд на леди Габриэль, он отсалютовал ей бокалом и бесстрашно откусил от пирога большой кусок.
- За вас, моя прекрасная леди, - сказал он, запивая лакомство вином. И видел, как при слове «моя» зло сверкнули глаза Тодора. Дразнить этого любимца Удачи было весело, но там, на территории королей, где он – просто пешка.
- Как это странно – быть выданной замуж, - тихо прошептала принцесса, сидящая подле отца. На этом пиршестве она была подобна серой голубке – тиха и незаметна. Они с отцом сидели по правую руку от хозяина дома, вытеснив с этого места на время молодую хозяйку. – Вот так раз – и уже кто-то, а не ты, главный.
- Не беспокойтесь, Ваше Высочество, Ваш супруг никогда не будет сидеть выше Вас, - тихо и серьёзно промолвил король, глядя при этом на Тодора. Пусть этот проходимец, мнящий себя хитрецом, раз и на всегда усвоит, что жены более высокого происхождения чем леди Эрвей у него никогда не будет. И если рядом с Габриэль он может быть львом, то рядом с Мадлен ему придётся быть кроткой овечкой.
Пир продолжался до глубокой ночи. Позвали музыкантов, устроили танцы, но принцесса Мадлен, сославшись на головную боль и недомогание с дороги, удалилась в отведённые ей покои, прихватив с собой всю ватагу своих служанок и подружек. Король, оставленный скучать в компании своих царедворцев, хотел было последовать её примеру, но вдруг заметил отсутствие хозяев праздника. Они не предупреждали об уходе, значит должны были скоро вернуться. Так и было, только вот леди выглядела уж больно…помятой. Кажется, бурный нрав и неуёмная энергия её супруга давали о себе знать. Решив раз и на всегда развеять все свои сомнения, король уличил минуту, когда Ласлоу был занят своими гостями, а леди оказалась у балконов, он жестом пригласил её выйти на свежий воздух.
- Надеюсь, король не скомпрометирует вас - замужнюю женщину – разговором наедине? – Если подумать, с момента того разговора в тюремной камере, где Его Величество освободил от кандалов свою тогда ещё жену, они больше не разговаривали наедине. – Тодор всё ещё не отравлен, стало быть, пришёлся вам по вкусу, - с усмешкой произнёс король. Он стоял у парапета, опираясь на холодную мраморную балюстраду и оглядывал огромный тёмный парк, гордость замка Хартленд.
[icon]http://f3.s.qip.ru/RFrXBzf2.jpg[/icon][nick]Король Фредерик[/nick][status]Всё могут короли[/status]

Отредактировано Рысь (2018-08-26 20:00:52)