У Гондора нет короля, Гондору не нужен король.
Гондору очень нужен друг.

Боромиру снова снился этот сон. Уже много ночей один и тот же сон. И каждую краткую минуту отдыха видение отравляло тревогой и безнадёжность. Всегда одно и то же – полыхающее в пламени Белое Древо. Давно высохшее и мёртвое, оно легко поддавалось пламени, покрываясь уродливой копотью, и вместо белых цветов, которых уже и не помнят эти ветви, осыпало землю серым пеплом. Боромир просыпался с колотящимся сердцем и больше до рассвета не мог сомкнуть глаз, а на следующую ночь всё повторялось. Должно быть, именно это видение было явлено Пиппину, когда он заглянул в палантир. Гэндальф решил, что это знак готовящегося удара по Гондору, и Боромир не сомневался, что это так. Но сам он во сне видел не бой у стен белого города, а собственные надежды, преданные огню. Он видел, как всё то, что он, его отец и многие поколения наместников до него ревностно охраняли, гибнет. Уже осознавая, что это сон, он пытался представить вместо чёрной ночи и жестокого пламени светлый весенний день и коронованного Арагорна под сенью цветущего Древа. Он искал в себе в этот миг сожаление, гнев, разочарование. Но находил только отголосок непонятной печали.
Но каждую ночь, несмотря на все усилия измученного разума, сон возвращался. В ту ночь, когда Арагорн ушёл на Тропу Мёртвых, Боромир не сомкнул глаз. Накануне они снова не смогли понять друг друга. Каждый из них говорил будто на разных языках, один – сердцем, другой – разумом. Говори они оба сердцем, стали бы добрыми друзьями, а если бы каждый слушал разум – лютыми врагами. Разум Боромира всегда говорил голосом владыки Денетора, а тот вряд ли встретит бродягу с севера с радостью. Сердце же всегда говорило голосом Фарамира. И Боромир знал, что младший брат полюбит короля как только увидит. У них было куда больше общего, чем даже у Фарамира с его братом. И от этой мысли непонятная тоска становилась острее. А голос отца шептал – «Ты отдашь этому северянину всё, что имеешь. Гондор, Минас-Тирит, Осгилиат, за который столько сражался, и любовь младшего брата. Ты хочешь увидеть меня коленопреклонённым? Хочешь сам преклонять колени?»
Эти самые слова отец не шептал, но кричал в тронном зале Минас-Тирита. В огромном зале пред ликами королей древности он отвергал нового короля и отвергал сына, заявившего, что принесёт присягу королю, когда тот попросит. Фарамир стоял там же, но в стороне, в тени, как всегда. Отцовский гнев до него не долетал, обрушиваясь на Боромира. Несколько месяцев назад он был любимым первенцем, лучшим гондорцем, потом – горько оплакиваемым героем, а сегодня – изменником. Фарамир, стоящий у стены, опустил взгляд, Пиппин, уже одетый в чёрное, прятался у постамента статуи, Гэндальф ухмылялся в бороду и думал о чём-то своём. А Боромир ловил сердцем стрелы, как тогда, на поляне у Амон Хэн. Но тогда это было не так больно. Но в одном отец был прав – кланяться наместники давно разучились. Боромир не кланялся ни смерти, ни тьме, ни страху, ни отчаянию. Он молча принял всё, ни один мускул не дрогнул на его лице. Когда в конце очередной тирады у Дэнетора не хватило в лёгких воздуха и он закашлялся, Боромир просто развернулся и вышел, заставив владыку снова поперхнуться, теперь уже вином.
Он шёл неизвестно куда, не видя дороги. В голове шумело, а в груди было пусто, словно сердце вырвали оттуда, а ничего не вставили взамен. Хоть бы камень вложили, он тяжёл, но не трепещет и не болит. Ноги сами принесли его в усыпальницу королей. Величественные статуи смотрели на нежданного гостя с высоты своего величия спокойно и без упрёка. Поддавшись странному порыву, Боромир взял из каморки возле дверей свечи и зажёг по одной у каждой статуи, чтобы была в зале. Их было много, и это заняло время. Бесполезная работа – крошечному огоньку не разогнать сгустившийся мрак, но если их будет сотня? А если две? С каждым новым язычком пламени, загорающимся на давно остывшем фитиле, в душе Боромира становилось спокойнее. Как несколько дней назад Пиппин, вопреки приказу наместника, зажёг сигнальный огонь, так теперь страж Белой Башни зажигал эти огни как маяки. Он не молился, нет. Для молитвы нужно преклонять колени. Молитва учить не сражаться с трудностями самому, а ждать помощи от других. Боромир помощи не ждал. Придёт ли Рохан? Придёт, но будут ли они здесь не слишком поздно? Придёт ли Арагорн? Проложит ли он пусть через царство мёртвых? В этот миг Боромир впервые просил, не надеясь на ответ. Никто не знает, что там, за гранью жизни и смерти. Эльфы знают, что уготовано им, гномы знают. Люди – нет. Но здесь, в чертогах Смерти Боромир зажигал свечи в темноте как маяки и просил давно ушедших мёртвых провести через тьму одного живого. Гондору не нужен король, Гондору нужен друг. Гондор выстоит. Не веря в победу и не веря в жизнь. Но люди Гондора верят в одного человека, уже не раз приводившего их к победе там, где мерещилось только поражение. А этот человек верит в то, что самая чёрная ночь закончится, и на рассвете на свет зажжённых им маяков придут корабли по Андуину, и над кораблями этими поднимется знамя. Белое Древо как встарь поднимет к небу ветви и достанет до звёзд.

[icon]http://s5.uploads.ru/u9qJI.jpg[/icon][nick]Боромир[/nick][status]Страж Белой Башни[/status]