Я сравниваю его с теми существами, которые рождаются время от времени: в роддоме их кормят, держат в тепле, но не подключают систему жизнедеятельности, и они умирают.

Теперь он привык всегда быть в курсе новостей. Новости стали доступными. Будь то газеты, будь то журналы, даже небывалая роскошь – телевидение. 24 часа в сутки. 7 дней в неделю.
В сиротском доме новости о внешнем мире были на уровне слухов. Телевизор, один единственный на все здание, он запомнил только с выключенным экраном. Никому не нужным ящиком. Он не знал в детстве запаха свежей краски и шелеста газетных листов. Но хорошо запомнил запах клея. Одно из немногих развлечений для приютских подростков. Другим развлечением для них был он сам.
За последнюю неделю он стал читать все газеты, на которых видел нужный заголовок, и перестал выключать телевизор в своем номере. С этих газет и с мерцающего экрана на него смотрели фотографии Уилла Грэмма и Чарльза Ксавье. Эти изображения часто располагали на страницах в левом верхнем углу, так что он быстро научился узнавать их лица. Их смазливые лица.  В его приюте их бы любили воспитательницы. Вероятно, им бы быстро нашли новые семьи, несмотря на их «необычное мышление». Умные дети нравятся потенциальным родителям. Но он точно знал, что другие дети их бы ненавидели.
Он водит пальцем по странице вниз, находя предложения со словами «эмпатия», «логика»,«дедукция». Останавливает палец, перечитывая нужные отрывки: «… ставит себя на место преступника…», «… считают, что он способен читать чужие мысли…». Это могли быть обычные газетные «утки». Он часто такое встречал. Одно издательство опубликовало и дальше как по накатанной: в пересказе, с новыми выдумками. Как сплетни, что они передавали по ночам своим соседям. Как игра в снежный ком.
А могло быть правдой. Ирония судьбы. Его называли уродом и выродком, но ловят его теперь«особенные». Ему нужно было проверить насколько это истинно.
- Эрик. Меня зовут Эрик.  Вы мне точно не помешаете.
Найти эту девушку было не трудно. На протяжении недели Эрик наблюдал за тем как она заходит в двери этого кафе, как она выбирает столик, здоровается со знакомыми официантками, оставляет слишком щедрые для себя чаевые.  К этой встрече у него было готово все: новое имя; новые документы; новая должность (мелкая сошка, французский унтер-офицер); новый акцент.
Общаясь с ней, Эрик путает языки, порой он рассказывает своей новой знакомой что-то по-французски, потом переходит обратно на английский. Он отчаянно смущается своего незнания каких то слов. Спрашивает: «правда ли имя Молли значит «возлюбленная»?». Предлагает ей выпить еще чашку кофе. Он заплатит, конечно, ему это только в радость. Но нет, она спешит, что его огорчает. Быть может, девушка напишет на салфетке как ему ее найти? Ему ведь так нужен экскурсовод и переводчик.
Девушка быстро записывает свой номер, оставляет ручку и салфетку на столе, забирает с собой кофе для себя и брата, со свертком спешит к выходу. Она уже опаздывает на работу. Проследив за ней в окно, увидев, как она скрылась за поворотом, Эрик лениво подзывает официанта и на чистом английском заказывает себе еще кофе. Заслужил.
Вечером он ей позвонил. Они недолго разговаривали в первый раз, но главным было, что он пригласил ее на свидание. Это было началом их снежного кома. Кафе, прогулки, театр, ресторан. Молли показывала ему Лондон, а Эрик учил ее французскому. Она делилась с ним своими мечтами, а он внимательно прислушивался к словам девушки, когда в ее речи проскальзывало упоминание о брате.
Молли стала новым источником информации. На первом свидании он слышал имя Чарльза Ксавье три раза. На втором свидании он услышал историю из детства брата и сестры. Только на пятом свидании он узнал о том, что им тоже какое-то время пришлось пожить в приюте.
Был ли британский приют похож на дом сирот в небольшом немецком городе?
Его оставили в роддоме, и он не знал ничего кроме приюта. В приюте нельзя было выделяться; идти против правил; ломать общие, данные государством,  вещи. Тогда он сам не хотел обращать на себя внимание, но ложки в его руках гнулись, металлические перекладины кроватей ломались. За такие поступки шло наказание. Воспитательницы оставляли его без еды, привязывали к кровати, били. К четырнадцати годам он привык к тому, что на него всегда повышали голос. К тому, что он Выродок. Воспитательницы его больше не пугали.
Окружающие дети его всегда ненавидели. Сначала они пытались его унизить, после отыметь, когда не выходило и это – избить.  Подростки быстро поняли, что против него нужно идти со стеклом в руках. Ему пришлось научиться отбиваться, бить в больные точки, кусаться. Порой нужно было уметь и метко плюнуть или подставить подножку. Спать с металлическим прутом под матрасом. В борьбе за жизнь все средства были хороши.
Выход в настоящую жизнь запомнился удивлением. Почти нигде не поднималась тема сиротских домов, редко встречались статьи об этом в газетах, еще реже он видел программы на телевидении. Из них он узнал о том, что всему виной его гены. Он мог быть сыном алкоголиков, наркоманов… Или мутантов. Про них почти не рассказывали,  только если «мутант» был совсем не похож на обычного человека: лишние части тела; искаженные органы. Только раз он видел на экране девушку, позиционирующую себя предсказателем.
Потом, проходя мимо газетного киоска, он увидел заголовок: «ЗАКОН, ЗАЩИЩАЮЩИЙ НАС ОТ ВЫРОДКОВ». Выродки. Те, у кого ДНК выглядели не правильно.  Некий немецкий депутат предлагал делать анализ на последнем месяце беременности, что бы выявить «мутацию» и дать матери возможность избавить от плода. От неправильного ребенка.
Через неделю он поймал этого человека ночью на улице, поставил на колени и насадил его горло на дорожный знак.
Неправильные дети стали рождаться чаще. Шли все новые теории о том, что на это влияет. Все новые предложения как это остановить. Депутаты все чаще стали предлагать свои варианты свершения судеб этих детей. Он находил этих политиков и вершил свой собственный суд над их жизнями. Только с помощью способностей, используя государственную собственность - балки дорожных знаков.
С этих пор газеты стали писать про него.
Когда Молли спросила у него про детство, Эрик сказал ей, что оно было неповторимым.
Они встречались неделю, но он так и не видел ни разу ее брата, не проверил его способности. Отношения с Молли Ксавье не приблизили его и к Уиллу Грэму. Не помогали м поддельные документы. У него  все еще не было допуска в нужные кабинеты Скотланд-Ярда. Пора было делать резкий шаг вперед. Если у них есть способности, он это сразу узнает. Они же сразу узнают кто такой он.
Но какой будет прок от их способностей, если у них все равно нет вещественных доказательств.
На следующее утро после седьмого свидания, он отправился к зданию Скотланд-Ярда. Пройдя контрольный пункт, поднялся на этаж, где сидели старшие чины полиции. Тут проходило расследование его дела. Эрик потратил два часа на осмотр длинных коридоров, пока у восточного крыла он не увидел знакомого человека.
- Извините, я кажется, заблудился.
Эрик спокойно подошел к парню, зная, что тот отправит его на два этажа ниже. Все что он может сделать, это растянуть их беседу в надежде увидеть Уилла Грэма.
Он внимательно вглядывается в лицо собеседника, будто только сейчас его узнал. Будто не разглядывал его смазливое лицо каждый день, запомнив каждую черту.
- Постойте, а вы не Чарльз Ксавье? Ваша сестра мне много про вас рассказывала,  –  говорить нужно было быстро, выделяя французский акцент ярче к концу разговора – Меня зовут Эрик.