Время проходит быстро и незаметно, так что уходят Кёнхо и Хёну уже поздно вечером. Тем не менее, альфа всё равно предлагает прогуляться немного пешком, прежде чем расходиться по домам. Шутит, что боится стать похожим на страшненького омежку на четвёртом месяце, и Кёнхо громко смеётся, представив Хёну в таком положении.
Свет фонарей рассекает темноту, создаёт какую-то совершенно особенную атмосферу, и альфа в этом свете кажется Кёнхо ещё красивее, чем обычно. Стоп, когда он вообще начал казаться ему красивым? Омега не хочет задумываться об этом и просто тепло улыбается, когда Хёну берёт его за руку и переплетает его пальцы со своими.
Альфа говорит, что у Кёнхо классный папа, и что с ним было приятно провести время, и почему-то омеге кажется сейчас уместным и совсем не стыдным признаться:
— Он правду сказал, кстати, — уловив вопрос во взгляде Хёну, он поясняет, — Ну, о том, что я тебя ждал с начальной школы. Я тогда читал много очень глупых книг для маленьких омежек. Рассказывал родителям, что у меня будет вот как в этих книжках. И если папа шутил надо мной по этому поводу, то отец никогда.
Кёнхо молчит немного, прежде чем улыбнуться и снова посмотреть на альфу:
— Когда ты был в больнице, твой папа позвал меня поговорить. После того, как ты уже очнулся. Выслушал меня и сказал, что всё будет хорошо, а я ему не поверил, — он крепче сжимает пальцы Хёну, — И откуда он знал?
* * *
Следующие три недели выходят непростыми. У Кёнхо сплошные тренировки, потому что шоу подходит к концу, и в каждом выпуске надо показать себя как можно лучше, он очень устаёт. Правда, и удовольствие в итоге получает большое и от самих танцев, от своих успехов, от эмоций зрителей. С Хёну они видятся время от времени после тренировок, а в остальное время переписываются при возможности, и это хорошо. Кёнхо кажется даже, что он больше отдыхает в обществе альфы, чем когда спит или просто сидит на диване, расслабившись.
Омега настолько сосредоточен на танцах и на развитии отношений со своим альфой, что совершенно перестаёт думать о Гёуне, тем более, что тот ничего лишнего себе не позволяет. Кёнхо уже уверен практически, что сам придумал себе проблему.
Объятия Гёуна на шоу кажется уже чем-то само собой разумеющимся, как и его горящие глаза. Омеге кажется, что это всё дружеское, помноженное на эмоции от танца, потому что его самого обычно тоже восторг переполняет, особенно, когда танец удаётся исполнить без помарок.
Когда по итогам финала они с Гёуном занимают первое место, Кёнхо едва ли не визжит от восторга и бросается к альфе на шею. Когда он начинал участвовать в этом шоу, то о победе и не думал, больше о том, как бы выжить, так что успех просто срывает крышу.
Кёнхо и вечером уже после съемок ни о чём больше говорить не может, и поэтому Хёну приходится слушать, как омега, захлёбываясь от восторга, делится с ним эмоциями. Хёну он в этот день тоже обнимает, прежде чем они расстаются, что есть силы, и целует глубоко, счастливо потом улыбаясь.
Репетиции на этом не заканчиваются, правда, потому что должен быть ещё и специальный выпуск, в котором пары, участвующие в шоу, должны будут исполнять старые и новые танцы, так что выходной у Кёнхо всего один. С альфой встретиться не удаётся, так как у него очередная репетиция, так что омега просто проводит весь день у себя дома в одиночестве, отдыхая от людей. Читает книгу, которую давно купил, ту самую, которую месяц назад заметил у Хёну, когда впервые пришёл к нему в гости, смотрит фильм. Ощущает лень и лёгкую слабость, но списывает это на общую усталость. Всё-таки последние два месяца ритм у него постоянные тренировки, и это не может не действовать на организм.
* * *
С утра становится понятно, что течка начнётся скоро. Это плохо, потому что к специальному выпуску, съемки которого состоятся через неделю, надо вспомнить два танца и выучить один новый. Кёнхо пишет Гёуну, ни на что особо не надеясь, и получает в ответ просьбу прийти всё равно. Альфа обещает, что сильно гонять тогда омегу сегодня не будет, начнут они с тех номеров, с которыми уже выступали.
Закинувшись таблетками на всякий случай, Кёнхо бросает в рюкзак ещё пар упаковок, решив перестраховаться, и умоляет свой организм потерпеть хотя бы до вечера.
Гёун улыбается ему, глядя прямо в глаза: это их первая тренировка после победы, и Кёнхо невольно заражается его настроением.
Первая половина тренировки проходит отлично. Всё как всегда, ничего из ряда вон выходящего. Они много смеются, вспоминая танец, и Гёун хвалит омегу за то, что тот, как выясняется в процессе, довольно хорошо помнит все движения.
Течка начинается после обеда. Живот скручивает, и Кёнхо приходится принять ещё одну порцию подавителей и обезболивающее. Он делает это не при Гёуне и очень надеется, что тот либо его отпустит на сегодня, либо окажется достаточно тактичным, чтобы проигнорировать этот факт.
— Чёрт, — говорит альфа первым делом, вернувшись в зал чуть позже, чем омега. Тот пока, воспользовавшись моментом, сидит на диванчике в углу и ждёт, когда таблетки подействуют.
— Совсем плохо себя чувствуете?
Кёнхо честно отвечает, что, конечно, хотел бы домой, но в целом может и продержаться, когда лекарство подействует. Просит отдохнуть ещё минут пятнадцать. Альфа смотрит с пониманием и кивает. Говорит что-то о том, что с радостью бы отпустил омегу на сегодня, но им слишком много нужно подготовить, все дела. В общем, Кёнхо только вздохнуть остаётся: разумеется, считаться с его состоянием никто не будет, как и подстраиваться под его цикл.
Сказать или не сказать Хёну? Попросить ли его сегодня прийти после репетиции? Кёнхо краснеет, вспоминая, как провёл прошлую течку, и решает, что, пожалуй, спешить сейчас не стоит. Лучше провести её одному, чтобы потом не жалеть. Впрочем, решение это даётся не сказать, чтобы просто, да и Кёнхо не уверен, что не передумает, потому что уже сейчас внутренний голос пытается перетянуть его на свою сторону. Приводит доводы, мол, разве можно жалеть о чудесных мгновениях в объятиях своего альфы?
Через четверть часа омеге действительно становится легче и он поднимается со своего места, решив сосредоточиться на тренировке. Ещё несколько часов, и он сможет пойти домой. Главное, выдержать, и всё будет хорошо.
Альфа относится к нему очень нежно. Именно это слово приходит на ум Кёнхо через пару часов, потому что Гёун его явно щадит. Никаких сложных элементов, ничего слишком быстрого. Только всякие медленные части, плавные. И за это омега ему очень благодарен, вот честно. Его самого, на самом деле, бесит собственная временная неспособность работать в полную силу, но что же тут поделать, если его организм имеет такое вот неприятное свойство. Хорошо, что Гёун не высказывает своего неудовольствия на этот счёт, а просто молча поддерживает.
Тренировка заканчивается поздно, как и обычно. Кёнхо потягивается и мысленно строит планы насчёт того, как сейчас примет душ, переоденется в чистую одежду и поедет домой. Как потом будет лежать в ванне, расслабившись, надеясь, что это поможет снять спазмы которые опять начинаются, потому что действие таблеток прошло. С пеной. Чтобы было много-много пены.
Объятия Гёуна со спины сначала кажутся шуткой. Кёнхо возмущается по-дружески и пытается вырваться, но тот держит крепко, и в этот момент омега впервые чувствует страх. А альфа наклоняется к его уху и шепчет:
— Ты бы знал, как я тебя хочу. И хотел всё это время.
— Да ладно вам, вы чего? Пустите! — дёргается Кёнхо, всё ещё не веря, что может случиться что-то плохое. Это же Гёун.
— В этот раз не повторю свою ошибку и не отпущу, — твёрдо говорит альфа, и омега чувствует прикосновение его губ к своей шее. Отклоняет голову, и тогда Гёун кусает его больно, засасывает кожу.
— Ты что делаешь, урод? — впервые в общении с этим человеком Кёнхо переходит на неформальное обращение. Вырывается с ещё большей силой, пытается пинаться, кричать, а Гёун тащит его к дивану и сообщает, что за музыкой, которая всё ещё звучит, Кёнхо никто не услышит, да и зал заперт изнутри.
Быть поставленным на колени и прижатым к сидению дивана отвратительно. Силы не равны, но омега всё пытается сопротивляться, отчего спазмы в животе только сильнее становится. Альфа же заламывает ему одну руку за спину, с силой прижимая к дивану, и не спешит действовать дальше, ждёт, видимо, когда Кёнхо выдохнется.
— Пусти меня! Ты же этого не сделаешь? — просит тот, перестав вскоре дёргаться, опустив голову и чуть не плача.
— Прости, — без малейшего раскаяния в голосе говорит Гёун, — Сделаю. В прошлый раз не сделал, и что же получил в итоге? Ты с этим альфой, с которым вы даже не смотритесь вместе.
От чужих прикосновений хочется уйти, а когда Гёун стаскивает с него штаны вместе с бельём, Кёнхо начинает трясти от ужаса. Страх захватывает его всего, и ему ужасно хочется, чтобы что-то случилось сейчас, что-то, что спасло бы его. Ведь не может же с ним случиться такое? Не может же Гёун его... Кёнхо даже мысленно избегает этого слова.
— Не надо, — просит он, чувствуя, что по щекам начинают течь слёзы, когда Гёун проводит рукой между его бёдер, — Пожалуйста, не надо.
Истерика накрывает, стоит только альфе ввести один палец. Кёнхо сжимает его в себе, но толку-то: стенки сейчас так увлажнены, что смазка не пропадает даже от страха и полного отсутствия возбуждения. Чёртова течка. Буквально рыдая, он дёргается, но Гёун продолжает прижимать его к дивану крепко.
— Прости, — повторяет альфа, закончив разрабатывать его, и мягко гладит по бедру, — Я не хотел, чтобы всё было так. Но мне тоже, знаешь, было больно.
Кёнхо кажется, что у него внутри всё разбивается, когда альфа входит в него резко, заставив вскрикнуть от боли. Когда начинает двигаться, не дав даже привыкнуть. Он действительно никогда не думал, что может оказаться в ситуации, когда будет находиться в чужих руках и ничего, совсем ничего не сможет сделать.
Кажется, что это не закончится никогда. Что эти движения, от которых сейчас только горит всё, будут длиться вечно. Насчет течных омег часто шутят, мол, в этом состоянии им всё равно, с кем они будут. Был бы альфа с членом побольше, и им будет хорошо. Смеются мерзко при этом. Кёнхо пожелал бы сейчас всем шутникам оказаться на его месте.
Вместо возбуждения он ощущает сейчас болезненную чувствительность в половых органах, и когда Гёун, трахая его, тянется к его полувставшему члену, шипит от острых и очень неприятных ощущений.
Всё прекратится, когда альфа кончит, так думает Кёнхо. Всё ведь должно прекратиться. Более громкий стон Гёуна даже вызывает в каком-то роде облегчение, вот только тот и не думает отстраняться после. Наоборот, наваливается сильнее.
Кёнхо сносит крышу, когда он понимает, что начинается сцепка, в том числе и потому что презерватив альфа не использовал. Собрав все последние силы, он трепыхается, пытается вырваться, доставляя себе этим только боль, бессвязно шепчет, просит Гёуна прекратить. Тот же только прижимается к нему крепче, целует в шею, плечи, кусается, оставляя свои метки.
Как же мерзко.
— Ты никому не расскажешь, — говорит альфа, когда у омеги кончаются силы и он затихает, ожидая, когда всё закончится.
— Если обратишься в полицию, то об этом станет известно СМИ, а значит, и всем вокруг.
— Ты не расскажешь ни своим друзьям, ни знакомым. Ты ведь не хочешь, чтобы они узнали? — говорит он так убедительно, что Кёнхо сейчас склонен с ним согласиться.
— И сейчас мы поедем ко мне. Ты проведешь эту течку со мной, — добавляет всё тем же тоном Гёун.
Он не даёт Кёнхо даже принять душ. Просто вызывает такси и помогает обессиленному омеге одеться, а потом, взяв его за руку, ведёт прочь из зала.
Время уже позднее, и вероятность того, что им кто-то попадётся по дороге, крайне мала. Никто и не попадается.
Когда они выходят из здания, такси уже ждёт, и Кёнхо понимает, что если позволит сейчас усадить себя в машину, то шанса сбежать больше не будет.
Удивительно, но вырвать руку у потерявшего бдительность альфы оказывается на удивление просто, как и броситься от него прочь.
Кёнхо не думал, что вообще сейчас сможет бежать, однако же на адреналине успевает заскочить в какое-то кафе, находящееся в здании неподалёку, раньше, чем Гёун догоняет его.
Сев за один из свободных столиков, Кёнхо поспешно достаёт телефон из кармана джинсов, выбирает номер Хёну и слушает гудки в трубке, когда Гёун садится на диванчик напротив него.
— Звонишь своему? — спрашивает он серьёзно вполголоса, — Не думаешь, что он решит, что ты сам виноват? А ты виноват. Как можно оставаться в состоянии течки наедине с чужим альфой? Думаешь, подавители твой запах скроют? Или, может, думаешь, что все вокруг такие благородные? Даже подростки знают, что быть таким беспечным глупо.
В трубке гудки, хотя Кёнхо набрал уже номер по второму разу, и чувствительность сейчас повышена настолько, что Кёнхо верит. Гёун, должно быть, замечает это по его взгляду, и потому говорит уже мягче:
— Просто поехали со мной.
Хёну не отвечает, и тогда Кёнхо тыкает дрожащим пальцем в номер Кибома. Тот отвечает, хоть и не сразу, и омега просит его безо всяких приветствий, не глядя на Гёуна:
— Пусть Хёну меня заберёт! У вас ведь репетиция всё ещё, да? Пусть он заберёт меня прямо сейчас, пожалуйста! — Кёнхо всхлипывает и прикрывает рот рукой, говорит, как называется кафе, в котором он сидит, и просит ещё раз, чтобы Хёну приехал как можно скорее.
— Что же, как знаешь, — вздыхает альфа и смотрит, склонив голову, не отводя взгляда, — Когда он тебя бросит, подумай о нас. Я приму тебя в любом случае.
Он уходит. Господи, он наконец-то уходит, и Кёнхо чувствует, как его всего трясёт. Поправив ворот куртки, так, чтобы ничего не было видно, он заказывает у подошедшего официанта-беты кофе и отрицательно качает головой на его вопрос, нужна ли какая-то помощь.
— Всё нормально, спасибо.
Все слова, все действия альфы по отношению к нему просто обрушиваются на Кёнхо сейчас, пока он ждёт Хёну. Обрушиваются многократно, так что омега окончательно уверяется в их правоте. В том, что всё так, а не иначе. Мыслить логически он сейчас не способен, им владеют исключительно эмоции, и потому он большую часть времени просто сидит, склонив голову, закрывшись ото всех волосами. Когда же Хёну появляется и, обеспокоенный, садится на диванчик рядом с ним, Кёнхо просто обнимает его, вновь сотрясаясь от плача и шепчет:
— Прости меня, прости.
[nick]kim kyungho[/nick][icon]https://i.imgur.com/fs4Suzl.png[/icon]