— Долина пуста, владыка.
Он только кивнул в ответ, зная, что это не так. Тяжелым был шаг Феанора, основательной была его поступь там, где случалось ему проложить свой путь, но распознать его незримое присутствие дано было не каждому. Разведчики, отправленные осмотреть безлесную долину, изрезанную стремительными лентами рек и ручьев, вздыбленную на горизонте сизой полосой гор, нашли только остатки брошенных стоянок да заросшие старые тропы, которые мог использовать кто угодно — ибо много родичей из их народа осталось в этих краях в незапамятные времена, и то, что приход их в Запада не останется незамеченным, он знал наверняка.
Как и то, что им едва ли будут рады. В том несогласен с ним был Финрод, считавший, что если прийти с миром и поклоном к вратам местных владык, что презрели свет Амана ради россыпей звезд в небе над Средиземьем, их примут, как давно утраченных родичей.
Но Нолофинвэ ни перед кем не хотел склонять головы.
— Мы разобьем лагерь у озера, — он рукой указал в сторону зеркальной поверхности, отливавшей старой сталью в сумраке поднимающегося дня... свет нового мира был им все еще непривычен, прошедшим много лиг во тьме по льдам, видевшим золотое свечение мертвого ныне Лаурелина, который был куда добрее к ним. Свет его последнего плода, поднятого над миром, слепил, почти обжигал, но в этот утренний час небо было закрыто поднимающимся от гор и холмов туманом, рассеивало свет Ариен и прятало в расплывчатых, дымных тенях хвост их поредевшего воинства.
Им всем был нужен отдых после долгого, изнурительного перехода через ледяные поля Хелкараксэ: раненым была нужна помощь, уставшим — покой. Тем, кто потерял родных и близких более прочего было нужно одиночество и возможность оплакать тех, кто не увидел первого рассвета над Средиземьем, ослепившего их в расселинах диких, серых скал. Взгляд его скользнул по ссутулившейся, умалившейся как будто фигуре Тургона, что все еще духом был там, у ледяной расселины, поглотившей Эленвэ, по спящей на его руках маленькой Идрили. По Арэдели, что пыталась храбриться и держаться стойко, но усталость и перенесенные лишения отпечатались и на ее лице, а Фингона было не видно и вовсе.
Всем име нужен был покой и отдых, и время, чтобы понять, что делать дальше.
Ему же самому был нужен Феанор и его дети, пусть Нолофинвэ и не знал покуда, что скажет и что сделает, когда увидит брата или кого-то еще, в ком течет кровь его.

— Разошлите новые дозоры к холмам на юге, туда, где видели остатки старых стоянок. И выставите часовых здесь и здесь, — рукой он указывал на укрытые оборванными полотнами тумана холмы, что оберегали с севера и востока берег озера, Арэдэль слушала. Именно дочь вызвалась взять на себя бремя оберегать их покой и сон, покуда отправившийся на поиски Феанорингов Фингон не вернется — он отпускал сына с тяжелым сердцем, и только память о дружбе его со старшим сыном Феанора позволяла верить в то, что вернется он в целости. Один или с ними, было уже не столь важно.
Если придется, он к брату сам пойдет, поскачет, чтобы вытрясти душу и с лихвой спросить за страдания, что тот обрашил на его народ. За унижение ожидания там, в глухом и холодном Арамане, когда они тщетно надеялись на исполнение обещания.
Теперь они знают, что веры Феанорингам нет и не может быть.

[icon]https://i.imgur.com/FWStgVB.jpg[/icon][nick]Финголфин[/nick][status]не брат ты мне больше...[/status]

Речи одного из сыновей Феанора ему передали слово в слово. Интонации, правда, передать смогли едва ли — Нолофинвэ понял это, как только услышал имя явившегося по своей воле племянника, и одно это уже было удивительно и необычайно. Подозрительно вместе с тем, ибо после всего произошедшего не было  веры ни Феанору, ни прочим, в ком есть хоть капля его крови. И среди таких, кого Нолофинвэ с радостью и полным правом заковал бы в кандалы и приставил бы лучших своих воинов для охраны, первым был Морифинвэ, чей нрав был известен еще в Калакирии своей вспыльчивостью, и чья недобрая слава бежала впереди него. Он не стал этого делать из любви к Ириссэ, чей взгляд переменился разительно при виде Карнистира, с которым там, в девственных лесах Оромэ, она пропадала чаще, чем бывала под крышей родного дома, и вся поза ее, рука, что невольно дрогнула на эфесе легкого меча, выдавали волнение. И многие в лагере отвлеклись от своих рутинных дел, стеклись к шатру у самого берега, у воды, что была похожа на зеркальную поверхность, такой неподвижной и чистой она была — посмотреть на одного из виновников их бедствий и лишений, и Нолофинвэ с опаской отыскал среди них Турукано, поймал его взгляд и держал до тех пор, пока тот не отступил за спины воинов.
— И все же, Морифинвэ, все еще слишком опасен, чтобы позволить тебе бродить по моему лагерю свободно, — вместо приветствия проговорил он, глядя на Карнистира поверх разложенных на наспех собранном столе мечей и карт, которые за прошедшие пару-тройку дней набросали их разведчики и следопыты. Все они привыкали к новому положению вещей, в том числе и к тому, что новый, неизведанный мир им приходится раздвигать вширь самостоятельно, изучать его, как изучают малые дети, делая первые свои осознанные шаги. Он знал, понимал, что Феанор и сыновья его знают об этой земле много больше, но просить их о помощи не собирался из гордости и нежелания о чем-либо их просить, разве что вынудить. Не оставить иного выбора, и некоторые уже успели возвысить голос, стоило примчаться одному из следопытов с вестью, что Морифинвэ сам идет к ним в руки. Взять в плен, говорили они, и угрожать сыновьям Феанора. Нолофинвэ смотрел же на него, примеривался — приходил к выводу, что это ниже его достоинства, как бы они ни поступили с ними там, в Арамане.
— И вместе с тем, пришел ты сам, — он жестом указал воинам опустить копья, чьи острия были все, как одно, направлены в сторону гостя. — Я искал встречи с кем-либо из вас, хотя более прочего желал бы я посмотреть в глаза своего брата и спросить, по какому праву и какому разумению он нарушил обещание, которое скреплено кровью моих родичей в Альквалондэ? Мой народ, — он коротким движением руки указал на серые, измученные тени нолдор, что смотрели на Морифинвж со смесью удивления и злости, и он чувствовал, что только его присутсвие сдерживает многих, не дает наброситься на него здесь же. Его слова и стража, все еще окружавшая гостя плотным кольцом. — Мой народ по вашей вине испытал лишения, что неведомы живущим. Через льды Хелкараксэ мы пришли сюда, потеряв тех, кто нас дорог. Так что же, Морифинвэ, может, мне следует спросить с тебя прямо сейчас за эти лишения? Будет ли это справедливо?
Взгляд его потемнел на этих словах — ярость, которую Нолофинвэ все это время усердно сдерживал, прорвалась наружу, обожгла горло и нутро. Нервно сжалась в кулак ладонь, привыкшая жержать меч, и он почувствовал, как нервно дернулась за его плечом дочь, как перевела на него взгляд Иримэ, попытавшись дотянуться до него мыслями, но он только грубо отбросил ее прочь. Не стоит. Ничего я ему не сделаю.
— Так что скажешь, племянник?

[nick]Финголфин[/nick][status]не брат ты мне больше...[/status][icon]https://i.imgur.com/FWStgVB.jpg[/icon]

Отредактировано Llyn Rhianen (2019-02-23 01:43:04)

Единовременный, единодушный вздох прокатился по толпе, что собралась послушать их с Морифинвэ перепалку —  вздох то ли облегчения, то ли удивления, смешанного с сожалением. Какие бы испытания не выпали на долю его народа по вине Феанора, сводный брат был легендой, славой и мифами было овеяно его имя еще в Тирионе и Калакирии, и и многие испытают печаль, узнав о его безвременной кончине. Он и сам не знал, что чувствует теперь, узнав о гибели Феанаро в чужом краю: то ли темное торжество от мысли, что не нашел он славы и не обрел желаемого в незнакомых землях, куда попал обманом и коварством, предательством проложил сюда свой путь, то ли печаль, рожденную утратой родной крови, невозможностью снова с ним заговорить. Несмотря на то, что все их разговоры неизменно оканчивались ссорой, едва ли не боем на обнаженных мечах. Несмотря на то, что между ними никогда не было мира и согласия.
И это не говоря о том, что он искренне жалел, что так и не успел посмотреть единокровному брату в глаза. Задать вопрос, что жег ему язык всю долгую дорогу через скрежещущие льды Хелкараксэ, обжигал изнутри и грел среди вьюжной ночи заокраинного севера, вел вперед. Ожидание этого разговора и жаджа расплаты освещали снежный мрак, и Нолофинвэ и дошел до Средиземья лишь потому, что хотел, жаждал схватить Феанаро за одежды, встряхнуть, приставить клинок к груди также, как он когда-то приставил ему в Тирионе, угрожая на глазах отца и его детей расправой.
— Какая бы тень непонимания ни лежала между мной и твоим отцом, я сожалею о его смерти, — после молчания слова давались с трудом, и с трудом давалась речь, в которую он и сам не верил. Придет время, он разберется в том, что чувствует — сейчас другие беды, нависшие над его народом, другие слова Морифинвэ занимали его внимание больше, чем неразделенная скорбь. Мысли Турукано отзывались в сознании темным, рокочущим звоном мрачного торжества, и осуждать его ему было сложно. Остальные дети, кажется, не испытывали после долгого перехода ничего.
— Но тебе, Морифинвэ, стоит придержать свои речи,— холодно продолжил он, стараясь не подать вида, что слова о его собственной вине задели за живое. Прав был сын Феанора — он мог бы повернуть в Арамане назад, преклонить колена перед Валар и покаяться за пролитую кровь перед Оссэ и его народом в Альквалондэ, где дожди и волны еще нескоро смоют кровь с белых ступеней, мог. И не мог в то же время, ибо клятвой объединены они с Феанором и детьми его, пусть и не такой жестокой, что принесли они, скрепляя обет именем Мандоса, что не терпит обмана. Но Морифинвэ, безусловно, знал. И лукавил, упрекая его в этом. — Тебе известно, что я дал твоему отцу слово последовать за ним в Срединные Земли и помочь вернуть отнятое у нашего народа сокровище. Отмстить за гибель Дерев. Или ты, быть может, судишь по себе и своим братьям, что, не сомневаясь, нарушают данное слово?
Ропот одобрения прокатился по толпе слушателей, раздались неуверенные, негромкие выкрики, которые требовали спросить с Феаноринга по закону. Нолофинвэ промолчал в ответ. Законы из мира здесь работали едва ли.
Жестом он показал страже, чтобы отошли дальше от невольного гостя, чей последний вопрос остался без ответа — но должен был быть отвеченным.
— Что до братьев твоих и родни, то здесь, Эру свидетель, я не знаю ничего. Мы застали уже пустой лагерь, не зная, что он ваш.
И правда это была. Когда разведчики наткнулись на брошенные дома и кузни, то решили, что это местные жители бежали прочь из этих суровых земель из-за угрозы Мелькора, чья тень нависала над восточными рубежами обширной долины дымным маревом далеких гор. Даже отсюда чувствовалось его незримое присутствие. То, что это мог быть выстроенный сыновьями Феанора лагерь, они не могли помыслить.
Арэдель коснулась его мысленно, но Нолофинвэ не отозвался. Позже.

[nick]Финголфин[/nick][status]не брат ты мне больше...[/status][icon]https://i.imgur.com/FWStgVB.jpg[/icon]

Будь они в Амане, другой у них вышел бы с племянником разговор. Быть может, и вовсе не случилось бы им о подобном говорить — дома, в Калакирии и Тирионе, они старательно избегали друг друга много долгих лет, и только разве ради спокойствия отца делали иной раз над собой усилие и на короткое время забывали о непрекращающейся вражде. После того, что произошло с ними, казалось, что снова подобное невозможно — что не найдется причины и повода отложить их вражду и на время утихомирить взаимную неприязнь, у которой был вполне понятный, очевидный источник, который не иссякнет в ближайшее время. Для них, пришедших через льды, это было предательство и позор пред очами Валар на пустынных берегах Арамана, страх признания собственного поражения перед лицом владык Таникветиль и их родного брата, что посмотрел бы укоризненно и осуждающе. Это была боль утраты, которая будет звучать в сердцах еще долго, ибо многие потеряли близких на заснеженных полях Хелкараксэ, о котором Морифинвэ хотел послушать историю — и снова поднимался ропот среди свидетелей их беседы, снова слышались голоса, призывающие сковать Карнистира самыми крепкими цепями, связать веревками и держать пленником до тех пор, пока не вернутся его братья и прочая родня, чтобы уже со всех и сразу спросить за случившееся с ними.
Нолофинвэ молчал, не реагируя никак. Ни на попытки детей дотянуться до него при помощи осанвэ — только отмахивался, блокировал их — ни на те слова, что были произнесены вслух. Аракано был первым, что подошел к нему вплотную и, глядя с высоты своего роста на окруженного стражей Морифинвэ, призвал к действию, а не к разговору.
— Хочешь сказать, Морифинвэ, ты был против того, чтобы отец твой нарушил данное обещание и не выслал назад корабли, как клялся на крови, пролитой в Альквалондэ? — голос у него был звучный, раскатистый. И смолкали все прочие, пока он говорил, затихали, но Нолофинвэ чувствовал, что мысленно вторят они ему, соглашаются. И велико было искушение согласиться тоже, последовать самому первому и самому явному порыву, что призывал прекратить пустые речи и ответить на предательство мечом и кровью.
Что-то останавливало. И пока Аракано выговаривал Морифинвэ за грех, чья большая доля лежала, очевидно, не на нем, все больше смирялось сердце с необходимостью идти другим путем. Нолофинвэ коротким, резким жестом остановил сына, прервал. Затих лагерь в тревожном ожидании его решения, и каждый взгляд был обращен на него, так пристально, что он чувствовал их на себе, словно прикосновение требовательных ладоней.
Они жаждали расплаты, он знал это. Требовали уплаты за гибель близких и выпавших на их долю страдания, но видит Эру, не Морифинвэ отвечать за прегрешения старших родичей — по крайней мере, не в одиночку. И не за все сразу.
— Опустите оружие, — бросил он страже,и тотчас ощутил, как удивленно вскинули на него глаза Аракано и Турукано. Не ожидали. Отчасти не ожидал он и сам, но чем дольше созерцал Нолофинвэ племянника, одиноко застывшего посреди его сине-белого лагеря, тем меньше ему хотелось поднимать против того оружие.
— Если хочешь историю, Морифинвэ, ты ее получишь. Идем, — он жестом указал в сторону берега безымянного покуда озера, где серо-стальная гладь воды пошла едва заметной рябью, разволновалась. Тучи надвигались с востока, и Нолофинвэ знал, что лежит там, по ту сторону горной гряды, туманно нависающей над горизонтом. — Я тебе расскажу. За что желаю спросить с тебя и братьев твоих, куда бы они ни пропали, и с того в первую очередь, что ныне называет себя наследником своего отца.
Он знал, что дети и прочие не одобрят такой мягкости, сочтут ее слабостью. Возможно, даже предательством перед памятью погибших во льдах. Или даже страхом перед живой памятью того, кто и поныне одним именем своим сеял волнение среди нолдор похода. Но только это они здесь чужаки, прищельцы, тогда как Морифинвэ и братья, судя по всему, смогли укрепиться основательно и знали об этой дикой земле больше, чем они смогли бы узнать за ближайшие недели. И глупо было бы замкнуть тому уста агрессией, злостью. Недальновидно, а недальновидностью из них троих, резкостью суждений и действий отличался всегда как раз Феанор.
— Как случилось это? Я обещал тебе историю, но сперва хочу слышать твою.
Они отошли достаточно далеко, в полном одиночестве. Солнце, то и дело выглядывавшее из-за сизых туч, серебрило прибрежные травы, отблеском ложилось им на лица. Нолофинвэ еще не вполне привык к нему после вечных сумерек дальнего севера, и потому надвинул на глаза капюшон, пряча глаза, что все еще помнили льдистый мрак и вьюгу. Искоса поглядывал на Морифинвэ, который, казалось, в отсутствие стражников и наставленного на него оружия ничуть не утратил привычной подозрительности. Впрочем, Нолофинвэ и не рассчитывал на это.
— Выходит, Нельфинвэ ныне занял место отца?

[nick]Финголфин[/nick][status]не брат ты мне больше...[/status][icon]https://i.imgur.com/FWStgVB.jpg[/icon]

— Моя история будет короче твоей.
Ибо в самом деле, что может он рассказать? История их похода уместится в две горькие короткие фразы, в несколько печальных, исполненных боли слов, и боль эта созвучна потере, что испытали сыновья Феанора и прочие, что последовали за старшим братом в Срединные земли. Он не должен был сожалеть о том, что случилось — в том стоило увидеть карающую длань Мандоса, который был безжалостен в своем гневе, логичный и закономерный итог всех деяний, которыми была устлана дорога Феанаро с того дня, что  они враждуют и делят отцовскую любовь. Делили. Ныне нет ни отца, ни самого Феанаро, и ему бы заключить вслух и сказать одному из его сыновей, что гибель его была платой за предательство и обман, но Нолофинвэ не сумел произнести этих слов.
Несмотря ни на что, о совершившемся он сожалел. Отчасти потому, что не успел посмотреть в глаза брату и спросить, почему? за что? по какому неписаному праву. А затем собственноручно спросить с того за лишения, которым подвергся его народ — и о которых хотел знать Морифинвэ, хотя рассказывать было не о чем.
— Когда не вернулись корабли, мы не захотели возвращаться в Аман. Единственным путем был путь через Вечные льды. Так мы и пришли сюда. Многие погибли, в том числе и Эленвэ, жена Турукано.
Который смотрел на Морифинвэ голодным, злым волком. Он хорошо этот взгляд знал, видел его много раз после гибели Эленвэ, стоило разговору зайти о Феаноре и его сыновьях — казалось, то и правда был готов броситься на лбого из них и убить голыми руками, зубами порвать горло или разбить о камни череп. Но обагрять кровью родичей руки еще раз Нолофинвэ не желал. Достаточно им было гаваней. Вдоволь было крови родни и прочих квэнди.
Финдарато, верно,  заметил бы, что это можно было бы назвать раскаянием, но они никогда о том не говорили.
— Что случилось с Нельяфинвэ? Ты сказал, что второй сын моего брата теперь зовет себя королем, выходит, Руссандол погиб? — он уже успел подумать, как отзовется эта весть в сердце старшего сына, и надеялся, что Морифинвэ ответит отрицательно. Объяснит, что имел в виду, и почему теперь Макалаурэ зовет себя верховным правителем ушедших.
— Сдается мне, твоя история длиннее, чем должна быть.
[nick]Финголфин[/nick][status]не брат ты мне больше...[/status][icon]https://i.imgur.com/FWStgVB.jpg[/icon]

— Вы думали, — холодно согласился Нолофинвэ, чувствуя, что после этих слов племянника от его спокойствия не осталось и следа. Негодование разгорелось в груди, сродни тому, что горело в сердце со момента расставания в Арамане, когда поняли они, что преданы. Когда осознали, что никто не вернется за ними. Они думали. Сами слова эти вонзались в разум острее ранящих пик, затвевали собой все прочее, что Морифинвэ сказал далее: он не заметил ни вопроса о том, сколько погибло, ни фразы о пленении МАйтимо, не придав значения этому событию. Ровное, почти что мирное течение беседы было нарушено всего одной неосторожной фразой, бросать которые этот его племянник был мастер, не отличался никогда ни тактичностью, ни, при том, склонностью к витиеватой лжи — был честным и с собой, и с собеседником, и говорил, что думал. Если бы не все, что пришлось им пережить, Нолофинвэ бы такую честность даже оценил бы.
— Вы думали, — повторил он, глядя куда-то поверх серебристой глади воды, на далекие туманные горы, но их не видел. Не видел светлого дня, а только непроглядную мерзлую ночь, в которой стыли на ветру их голоса, женский плач и детские крики, среди которых острее прочих вонзился в память крик его единственной внучки. Потерявшей в ледяном краю и чуть не потерявшей отца, что теперь мечтал задушить своими руками того, кто был в том виноват.
Он и сам не успел заметить, как руки сомкнулись на одежде Морифинвэ, сгребли ее в туги складки. Он был силтнее, а еще он был старше, и без труда подтащил того к себе, с яростью и злобой заглядыая тому в темное, мрачное по-обыденному лицо — одной фразы оказалось достаточно, чтобы вскрыть внешний лед, разбить холодное спокойствие, что Нолофинвэ удерживал усилием воли и при помощи доводов разума, но от них не осталось и следа. Так быстро. Анафинвэ говорил порой, что в этом они похожи со старшим сводным братом, что то и есть одна единственная черта, что роднит их и показывает всем и каждому, что в их жилах течет одна кровь. Сам Нолфинвэ насчитывал куда больше, но о том молчал.
— Вы думали, ты говоришь, племянник? Думали, что так просто заставите нас повернуть назад, с унижением и повинной вернуться назад и принять отведенную нам за пролитую кровь участь?! Зря ты сказал это, племянник. Ох и зря, — Он резко отпустил его, почти оттолкнул, не особо бесппкоясь о том, что кто-то эту сцену видел. Кто-то снова попытался достучаться до него, встревоженным, нервным стуком ударился в глухую стену аванирэ, но Нолофинвэ снова только отмахнулся. Почти что грубо дал кому-то из детей по рукам, отгоняя от собственного сознания.
— Лучше бы думали, что мы пойдем через льды, — глухо проговорил он, поняв, что вспышка гнева прогорела уже. — Это было бы менее подло.
Он не чаял, что Морифинвэ поймет, что он имеет в виду, и отчего так чувствует. Но Феанор, конечно, знал, куда нужно бить, знал, куда нужно целить, чтобы ранить сильнее и бльнее — в его гордость, которой Нолофинвэ поступился ради совместного похода на восток, ради воплощения мечты о своей земле под звездами, вдали от опостылевших тронов Владык, воспетивших даже думать о Средиземье. Понимал ли племянник деяние собственного отца?
Едва ли.
— Моя внучка жива. Но лучше бы тебе не попадаться на глаза Турукано. Что до Майтимо... что за условия то были? Впервые слышу, чтобы Мелькор выдвигал хоть какие-то условия, а не действовал силой.
Он довольно быстро вернулся к привычному спокойному состоянию, словно ничего и не прозошло. Но сделать вид, что не было этих слов и не было его ответного гнева не выйдет. Оба запомнят это, скорее всего, навсегда.

[nick]Финголфин[/nick][status]не брат ты мне больше...[/status][icon]https://i.imgur.com/FWStgVB.jpg[/icon]

Отредактировано Llyn Rhianen (2019-04-09 03:12:07)

— Довольно напрашиваться на наказание, — холодно проговорил Нолофинвэ, оставив без внимания слова о желаниях Феанора и его детей. Эти желания были известны теперь, понятны во всей уродливой извращенности, которую порождает злоба и злость. Им с Арафинвэ эти чувства Феанора достались без их вины, без их в том участия, и видят Валар, он бы и прежде старался делать вид, что не заемечает их — не приставь однажды брат к его груди меч на виду у всего тирионского двора. Не отдай он теперь приказ сжечь корабли, чтобы уничтожить их, но не как понимает это уничтожение Морифинвэ, кажется, весьма отдаленно представляющий тяжесть позора, что пала бы на них. Это было бы подлинное торжество Феанора, истинная его им месть. И Феанор это прекрасно знал, понимал, когда подносил зажженный факел к тэлерийским кораблям, заревом пожара освещая темное еще небо.
Горькая ирония — его тоже пожрал огонь. Если Нолофинвэ верно понимал, что из себя представляют валараукар — впрочем, едва ли Мелькор мог создать чудовищ не изо льда или пламени, или какую иную темную тварь.
— В конце концов, у тебя есть король, — тем же тоном продолжил он, заглядывая племяннику за спину, где лагерь, завидевший их перепалку, заметно всполошился. Он недовольно нахмурился и потянул племянника за собой вдоль берега озера, подальше от любопытных глаз тех, кто так и ждал повода всадить Морифинвэ между лопаток стрелу или броситься с мечом защищать его, своего предводителя — и это при том, что Карнистир был разоружен и разве что придушить его мог попытаться, и что едва ли бы преуспел. — Остальные не согласятся со мной, вероятно. Ты и сам видишь, сколько желающих услышать твою готовность и понять ее буквально, привести в исполнение то, о чем Тургон мечтает с тех пор, как ледяные воды забрали его жену. Но я не мой брат, — он остановился, помолчал, зная, как это звучит для сына Феанора, чью память он сейчас оскверняет подобными речами. Пусть они трижды, четырежды правдивы. — Много достоинств было у Феанора, много недостатков, и несдержанность была одним из них. Так вот я предпочту выслушать каждого из вас, прежде, чем принимать какое-либо решение, прежде, чем мы снова сцепимся в братоубийственной войне, которую многие бы не прочь начать прямо сейчас.
И винить их Нолофинвэ за это едва ли мог. Сердца из истерзаны потерями и лишениями, и велик соблазн взыскать с кого-то за свои страдания.
— Но здесь, — он снова перевел взгляд на горы на востоке, за которыми, если верить Морифинвэ, и прятался их общий враг, — в тени власти Темного врага, я думаю, что он бы именно этого и хотел. Не могу сказать, что я рад союзу, и что я прощаю тебя, своего брата и твоих братьев, но, полагаю, сейчас будем разумным попытаться их найти. А уже потом размышлять о том, что мы будем делать и как уживаться вместе на этой земле. Что ты скажешь, племянник?

[nick]Финголфин[/nick][status]не брат ты мне больше...[/status][icon]https://i.imgur.com/FWStgVB.jpg[/icon]