Мать говорила – не ешь с ножа, станешь злым. Глупая поговорка, думал тогда Эрик. А теперь он ел яблоко, разрезая его на маленькие кусочки коротким кинжалом и слизывал кислый сок с холодного лезвия. Эрик знал, что кровь на вкус совсем как это железо. Солёная и горькая.

Мать говорила – благородство в характере. Доброе сердце лучше хорошей крови. «Кровь и честь» гласила надпись на клинке. У Эрика не было крови – у него отобрали имя, семью, родину, а без всего этого кровь человеческая – просто водица. Чести у него тоже не осталось. Это первое, что отбирают у человека, превращая его в зверя. А Эрик Леншерр был больше чем просто зверем, он настоящий монстр.

Мать говорила – воспитаешь в себе ворона, он тебе глаза выклюет. Эрик хранил своего ворона глубоко внутри, обещая ему, что мёртвой плоти он изведает. И глаза, наполненные страхом и смертью станут его добычей. А потом…потом он отдаст ворону и себя. Эрик Леншерр давно мёртв, и ворон не зря хлопает крыльями, хрипло кричит. Он требует своего подношения.

Мать говорила – всё хорошо. Эрик её отвечал – всё будет хорошо. Когда вороны насытятся и монстр, сломавший однажды клетку, найдёт дорогу к создателю по следу сломанных капканов – всё будет хорошо. Когда тот, кто говорил о праве сильнейших падёт от руки превзошедшего по силе – всё будет хорошо. Когда палач сосчитает до трёх – всё будет хорошо.

Раз. Эрик скользнул с пирса в воду. Холодные волны обожгли его и остудили гнев. Осталось только желание, отчаянное, твёрдое. Остались кинжал в ножнах у голени, холодящий сильнее тёмной воды и дорожка света на волнах, ведущая к яхте. Он плыл как шёл, легко и быстро, не сбивая дыхание. Он видел тени на палубе, он знал, что каждый взмах рукой приближает его к цели. Позади двадцать лет, и между ним и его Создателем несколько ярдов и высокий борт.

Два. Страховочный трап на яхте не вытравили, словно ждали гостей. Эрик подтянулся на ступеньки и чёрной змеёй скользнул на палубу. Он прижался спиной к стене, вынул нож и крепко сжал рукоять. Два десятилетия сжались в секунды. Долгая погоня окончена.

Три.

- Господин доктор, - Эрик шагнул в пятно света, не скрываясь. Как судья, как палач. В побелевшей от напряжения руке сверкнул нож. Человек, сидящий на диване, приветливо улыбнулся и поднялся навстречу. Словно хозяин, ждущий, что когда-то посаженный им на цепь щенок пришёл теперь лизать ему руки.
[icon]http://s9.uploads.ru/fUqmD.png[/icon][nick]Эрик Леншерр[/nick][status]настоящий монстр[/status]

У доктора другое лицо, в нём почти ничего не осталось знакомого. Разве что иезуитский мягкий взгляд и приветливые речи. Он улыбается и поднимается на встречу, его спутники удивлены и напряжены, а он сам словно ждал этой встречи. Перед ним всё ещё юный Эрик Леншерр, напуганный мальчишка, который не смог сдвинуть монету. Он бы не сдвинул и сейчас, завись от этого его собственная жизнь, но ему не жизнь нужна, а смерть. Сжав в руке нож, Эрик шагнул навстречу.

Январь 45-го. Эрик помнил всё. Как приближались освободители к Освенциму, как из Аушвица забирали работоспособных узников и увозили в глубь Германии, как нацисты разрушали газовые камеры и сворачивали лаборатории. Они бежали, оставляя людей как недобитый скот, экономили патроны и газ даже на то, чтобы прикончить обречённых. И доктор тоже ушёл. Он уничтожил все записи и дневники, личное дело своего подопытного, поджёг кабинет. Он зашёл в камеру, где на железной цепи сидел его ручной волчонок и потрепал его по щеке. Эта цепь и клетка всегда веселили доктора. Он говорил, - «ты можешь выйти отсюда когда захочешь, Эрик, я не держу тебя». В тот день он появился на пороге камеры готовый к отъезду, с чемоданом и в дорогом пальто. Что-то говорил про будущее, которое будет великим для избранных и сочувствующе качал головой, сожалел, что Эрика Леншерра в этом будущем не будет. Он шуршал обёрткой от шоколада, потом вдруг вытащил из кармана револьвер и выстрелил. Пуля ушла чуть левее мальчишеского лба, покрытого испариной даже на дьявольском морозе. Доктор рассмеялся, бросил пистолет куда-то в угол, а остатки шоколада – в миску на полу. И ушёл. Оставил созданного им монстра и вряд ли часто о нём вспоминал.
Но не было ни одного дня, чтобы монстр не вспоминал создателя.

- Это убийца, - сказала женщина в белом платье, глядя Эрику в глаза. И тут же на него лавиной обрушились все до одной причины быть убийцей. Боль каждой из ран вспыхнула на коже, муки всех бесчеловечных экспериментов заполнили сознание. Гнев и боль – инструменты для оттачивания таланта, так говорил доктор. Вызвать гнев в душе напуганного ребёнка становилось всё сложнее, и боль была лёгким путём. Боль на грани смерти, когда агонизирующий разум призывал на помощь все силы, какие были.

Но где они, эти силы, когда по настоящему нужны? Эрика согнуло и придавило к полу тяжестью прошлого, перед глазами плыли цветные круги, сознание рвалось в клочья, с трудом отличая реальность от видений, варварской рукой вырванных из памяти. Эта женщина не зная жалости копалась в голове Эрика, перебирая осколки его страхов, так давно похороненных, но всё ещё больно ранящих.

- Что это за приветствие, - ухмыльнулся доктор, стоя над скорчившимся на земле своим творением, - после стольких лет?

Семнадцать лет! Эрику хотелось кричать в это лицо с довольной улыбкой. Он искал его семнадцать лет и нашёл! Новое имя, новое лицо, но чудовище знает его по следу, по запаху, но звуку. Мягкий голос и ласковый блеск глаз, такой же ласковый, как лезвие ножа.

Только одно у Эрика доктор не смог ни отнять, ни изуродовать. Волю. Именно она позволила юному Леншерру сохранить разум под пытками в лабораториях Аушвица, именно она помогла ему выжить после. Найти себя, найти цель, отыскать путь. И сейчас, вновь переживая худшие мгновения своей жизни, он сумел выкинуть вперёд кулак, посылая в сердце единственного врага «кровь и честь». Он бы попал, если бы в этот же миг женщина, читавшая его как истрёпанную книгу, не перехватила нож в полёте. Доктор даже не дёрнулся, он перевёл уверенный взгляд на сверкающую алмазным блеском свою защитницу. Всё закончилось в одно мгновение. Удар нечеловеческой силы и падение в холодную тёмную воду.

Где-то рядом выли сирены на катерах береговой охраны. У доктора Шмидта были куда более серьёзные проблемы, чем один давно забытый мальчишка. Эрик видел, как с палубы яхты сорвались два ручных урагана, в один миг потопившие военные лодки. Его новые чудовища, воспитанные в куда большей ласке, готовые хватить летящие в него ножи и топить его врагов. А ты, Эрик, наивно думал, что ты единственный?

Эрик думал, что никогда больше этот человек не причинит ему боли. Нет у него теперь такой силы. Но он ошибался. Он смотрел на него, стоящего у борта яхты рядом с верными ему людьми и чувствовал, как внутри всё сжимается от горькой обиды. Он думал, что хоть в чём то был уникален, достоин восхищения. Но нет. Он сын замученных нацистами евреев, мутант с браком в самом геноме, да ещё и один из многих, не самый лучший.

Увидь сейчас Эрика его (м)учитель, он бы довольно улыбнулся. Гнев – то, чего он добивался от него всякий раз. Когда-то именно гнев заставил хрупкого мальчишку сминать железо как глину. Теперь же, повинуясь движения его руки, со дна поднимались железные змеи.

Эрик чувствовал их так, словно держал в руках. Мокрые скользкие звенья якорных цепей скользили сквозь пальцы, тяжёлые головы с крюками прорезали небо, сверкая в лучах прожекторов. Молниеносный удар, и одна из этих голов прошибла верхнюю палубу яхты, рухнув в трюм. Вторая цепь, угрожающе звеня, словно гремучая змея, обвивалась вокруг судна, давя в могучих объятиях. Бухта озарилась огнём, Эрику было плевать, что его могут заметить. Повинуясь ему, цепь ломала яхте рёбра. Не выдержав напряжения, звеня оборвались, якорь взмыл куда-то в воздух. Эрик искал ещё железо, много железа. В нём бурлила злость, ненависть такой силы, какой он ещё не испытывал. Ему казалось, что он может сейчас протянуть руку и смять эту искалеченную посудину как бумажный кораблик, отправив на дно Шмидта и все его новые игрушки.

Но даже лютой злости было недостаточно. Эрик чувствовал железно ядро яхты, он чувствовал, как открылись шлюзы и в воду опустилась подводная лодка. В чёрной воде он видел её так ясно, будто держал в руках. Вот только удержать не мог. Слишком тяжёлая, слишком сильна, она тащила Эрика за собой на дно. Ему хватало сил держаться за неё, но не вытащить. Пальцы сводило от напряжения, руки и голова горели огнём. Но доктор снова уходил, в шутку выстрелив в лоб и ласково улыбнувшись.

Над головой сомкнулись волны, в непроглядной мгле был виден только тусклый фонарь лодки. Но Эрик чувствовал, как вращаются винты, мотор набирает обороты, лодка уходит на дно. Он всё ещё держал её, но лёгкие уже обжигало от нехватки кислорода. Чтобы сделать хоть глоток воздуха надо отпустить лодку. Цена одного вдоха – семнадцать лет погони, и неизвестно сколько ещё впереди.

Эрик не видел – почувствовал, как в воду рядом с ним что-то упало. Кто-то. Этот кто-то обхватил его за шею и потянул назад. И в тот же миг сквозь яростно стучащую в висках кровь Эрик услышал голос. Твёрдый, спокойный. Этот голос звал его по имени. Говорил том, что эта погоня будет стоить Эрику жизни, и говорит так, словно владельца голоса это печалило. Словно искалеченная жизнь Эрика Леншерра была нужна ещё кому-то кроме него самого.

Он отпустил лодку. Тяжело сражаться одновременно с упрямым железом и столь же упрямым человеком, висящим на шее. Но в тот миг, когда исчезла сила, тянувшая их обоих ко дну, прежде чем Эрик успел сделать хоть одно движение к поверхности, человек, державший его, одним сильным рывком вынес обоих к воздуху.

- Отпусти! Отстань от меня! – ещё не соображая, что произошло и кто рядом, Эрик первым делом скинул с себя незнакомца. Он жадно глотал воздух прислушивался к удаляющемуся рокоту подлодки. Всё потеряно. Пол жизни сейчас уплывают в неизвестном направлении, потому что он не смог поднять из воды эту груду железа. Как однажды не смог сдвинуть монету.

- Кто ты? Я слышал твой голос у себя в голове, как ты это сделал? – восемнадцать лет он думал, что он единственное чудовище. Единственный, кого стоит бояться всем этим недалёким существам, мнящих себя вершиной человеческой расы. Он помнил каждое слово своего создателя о процессах эволюции, он изучал генетику, чтобы понять самого себя. Временами от слабости искал способ избавиться от сомнительного дара, страшась, что однажды появится ещё один доктор. Но это было так давно, что уже не правда. А теперь точно знает, что есть те, кто может обернуться бриллиантом и резать память как стекло, может создать ураган, поднимающий в небо лодки, и может говорить не раскрывая рта.

А ещё знать имя, когда не спрашивал, и «что это для тебя значит». Эрик смотрел на человека в воде рядом с собой и не знал, радоваться или бояться. Кем бы он ни был, он знает теперь об Эрике куда больше, чем тот хотел бы рассказывать.
- Я думал, я один такой.
[icon]http://s9.uploads.ru/fUqmD.png[/icon][nick]Эрик Леншерр[/nick][status]настоящий монстр[/status]

Вокруг так много людей, что на мгновение Эрику отказывает самообладание. Минуту назад он был совершенно один против всего мира, против самой мерзкой его части, в темноте, холодной воде и отчаянии. А сейчас рядом множество незнакомцев, которые разглядывают его как новую зверушку в зоопарке. Но смотрели большинство без страха, они или не видели, как он погубил яхту Шмидта, или их это не пугало. У людей были свои проблемы – женщина куда-то звонила, полный мужчина отправился в капитанскую рубку к радиоаппаратам, вокруг мельтешили военные. Каждый раз, когда где-то рядом звенело оружие, у Эрика что-то неприятно сжималось внутри. Столько лет прошло, он научился сам владеть оружием, но привыкнуть к этому не смог.

Кто-то принёс плед, с которым он не знал, что делать. Пытаться замотаться в шерсть поверх мокрого гидрокостюма? Воздух в Майями даже в середине куда горячее, чем Дюссельдорфе в конце лета, но ночной ветер в сочетании с мокрой резиной не прибавляли уюта. На берегу в укромном месте Эрик оставил машину, взятую в аренду, а в ней вещи и документы. И теперь вынужден был ломать голову, как добраться до берега и сбежать из-под внимания неожиданных попутчиков. Слушая краем уха разговоры, он понял, что эти люди – а были они именно людьми, не мутантами – работают на ЦРУ. Пугающее соседство.

А ещё Эрик понял, что ЦРУ что-то нужно от Шмидта. Что сегодня доктор ждал в гости именно их, а не призрак Эрика Леншерра.

- Шоу пропал с сонаров, ушёл, - бесцветным голосом сказала симпатичная брюнетка, вылезая из маленькой каюты на нижней палубе, где сидели вытащенные из воды мутанты. Эрик с тех самых пор, как ступил на палубу, не произнёс ни слова, его новый знакомый Чарльз тоже, но смотрел он так, что хотелось от его взгляда сбежать на другой конец света. Слишком понимающе.
- Шмидт, - бросил Эрик, отводя взгляд от бледного лица своего «спасителя».  – Его зовут Клаус Шмидт.
- Вы его знаете? – на лице у женщины появился интерес исследователя, обнаружившего новый рефлекс у оторванной лягушачьей лапки.
- Да. Он был одним из начальников лагеря «Аушвиц». – Эрик будто читал строки из какой-нибудь энциклопедии «Жизнь великих ублюдков». Спокойным и ровным голосом. – Его должны были приговорить и повесить на нюрнбергском суде, но теперь это приходится делать мне.

На слово «мне» Эрика нажал так, словно это был нож в сердце пресловутого доктора. Никто – ни ЦРУ, ни другие мутанты, ни люди, никакой человеческий суд теперь не имеет права на смерть доктора Шмидта. Только Эрик Леншерр, и если хоть кто-то попытается оспорить это – отправится вслед за доктором.

Женщина куда-то снова ускакала, передавать новые сведения. А Эрик остался с Чарльзом наедине. Молчание угнетало, особенно в обществе того, кто может говорить внутри твоей головы. Эрик поднялся с пола, где сидел, приходя в себя после борьбы с подлодкой. Он размял затёкшую спину, подошёл к борту и опёрся о перила, вглядываясь в чёрную воду.
- Так значит ты телепат? – спросил он, не глядя на Чарльза. – Как подручная Шмидта?

Многого он, оказывается, не знал о своём враге. Теперь охоту придётся начинать с начала. Собирать информацию, выслеживать и расставлять ловушки. И если до сих пор доктор мог и не знать, что за ним идёт по следу прямиком из прошлого, которое он отрицает, то теперь станет осторожнее. Это усложняет задачу.

Эрик повёл плечами, стоя на ветру. Вода в заливе была тёплой, но заработать неприятное воспаление можно даже искупавшись в парном молоке. А лишние препятствия сейчас ни к чему. Переодеться всё равно не во что, но Эрик расстегнул гидрокостюм и стянул его до пояса, морщась и шипя, когда грубая резина с неохотой скользила с влажной кожи. Как змея сбрасывает кожу. На воздухе спина тут же покрылась роем мурашек и пригодился дурацкий клетчатый плед.

Эрик снова уселся на пол у стены, разглядывая Чарльза Ксавьера. Странно было думать, что тот, чьи мысли хотелось бы знать, сам читает тебя как раскрытую книгу. Пронзительный взгляд синих глаз как нельзя лучше олицетворял фразу «видит насквозь». Хотелось спросить, как далеко сумел залезть этот телепат, что означает его фраза «я знаю, что для тебя это значит». Хотелось спросить о других мутантах, услышать, кому какую цену пришлось заплатить за дар и жизнь, но…Шмидт. Нельзя отвлекаться, нельзя думать и постороннем и давать слабину. Нельзя позволять отчаянию захватить разум.

- Что ЦРУ нужно от Шмидта? И почему ты на них работаешь? – спросил Эрик. Не смог удержаться, спросил то, что в принципе, ему не важно было знать. Но этого странного парня хотелось знать. – Они знают, что ты мутант?
[icon]http://s9.uploads.ru/fUqmD.png[/icon][nick]Эрик Леншерр[/nick][status]настоящий монстр[/status]