Когда предложение канцлера ван Дайка поступило в первый раз, Герда ответила строгим и категоричным «никогда». На второй раз ван Дайк заявился в компании престарелого фон Крошценбурга, генерал-адмирала в отставке, угасающего на глазах — его некогда зоркие орлиные глаза подёрнулись плёнкой, и он чуть ли не рыдал, ощупывая её пальцы и лицо, узнавая в незнакомке болезненную девочку своей обожаемой Люсинды, за которую фон Крошценбург был готов и себе перерезать глотку серебряным клинком. Ответ Герды не изменился, но присутствие старого друга и соратника заставило смягчить формулировку.

На третий раз ван Дайк прислал вместо себя амбициозного и молодого подчинённого секретной службы, предателя родины и своего шпиона. Им оказался вампир дурной крови, простолюдин, но колено перед Гердой он преклонил, и сухо, кратко и без лишних украшательств изложил суть дела. Показал документ с подписями и печатями, чётко обрисовал план, утаив бóльшую часть деталей. И, наконец, прибегнул к последнему аргументу: отдал ей измятый желтоватый конверт, побывавший и в ледяных водах реки, и в зловонных сточных канавах портового Риттерсбурга. Герда с презрением изогнула линию губ, но железной пилкой вскрыла конверт — у неё оставался осыпанный турмалинами нож, но, за годы изгнания, она приучилась пользоваться оставшейся роскошью по случаю, и визит мальчонки таковым не считала. Выпавший рубин рассеял последние её сомнения — ван Дайк был настроен серьёзно. Почерневший камень сгнивал изнутри, как угасала и вся династия Лембергсов, прерывающаяся на Герде; режущие изгибы цепочки пытались извивались змеями в пальцах, почуяв родную кровь. Герда отослала шпиона и пообещала дать ответ ван Дайку к утру, но письмо сочинила в ночи.
«Да будет так», подписала она багряными чернилами пергамент в угле, «я согласна».

Герды не было в столице слишком долго. Сто пятьдесят лет тому назад она не жаловала Лембергсбург, с его разветвлёнными каналами и разводными мостами; эти ржавые и нелепые конструкции, скрипящие и осыпающиеся крошкой меди. Бедняки быстро расселились по всплывающим кучкам островков, надстраивали лачужки ульями, крыша на крыше и окно в окно; втыкали сваи и винтовой лестницей вокруг нанизывали жалкие домишки. Богачи же заставляли магов устанавливать железобетонные конструкции в глубины булькающих болотистых вод, сверху настилали камень, и только после начиналось само строительство дворцов. Герда всегда тяготилась туманистой погодой и стремилась к Башне магов, к Зеркальным озёрам, но долг не позволял учению превалировать над обязанностями. Ей бы хотелось жить наверху, в одном из дирижаблей, но и этого мать не позволяла — они не военные и не преступники.

Странно было вспоминать прошлое, странно было вспоминать и мать — она призрачной ладонью касалась щеки Герды, витала сгустком наказов и запретов рядом, но сама, обесчещенная, разорванная по кусочкам, сожжённая дотла, покоилась в никому неизвестных трясинах. Бесславная смерть для монарха — быть забытым.

Герду перевозили в ночи. Порталы как возможность отмели — отзеркаливание привело бы к немедленной тревоге. Любой порядочный маг-пограничник не пропустил бы такой трюк, а вот бумагу, утверждающую приезд высокопоставленной персоны, немедленно бы передал королевскому ведомству.
Они вошли в сырой промозглый туман, который кутал их лимонным смогом — приходилось прикрывать рот и нос платками, таким ядовитым и болезненным был он на вкус. Примеси железа, соли и торфа в нём отравляли и душу, он был пропитан горечью и безнадёжностью эльвардцев.

С ней отправили Магдалин, приносившую присягу дрожащим, срывающимся голосочком. Магдалин помогала хозяйке принимать ванну, окутываться в одежды, надевать колье и закреплять ржавую корону — венец не сидел влитым, норовил сползти.
А теперь его собирались у Герды отнять. 

— Уберите руки, — она без опаски перехватила протез Феликса фон Моритца у кисти, но заклинание не стала применять, пока не стала, — и не заставляйте меня расплавлять столь изумительный сплав. Это настоящее произведение искусства.
Герда не помнила Феликса, а, может, постаралась забыть, как и Люсинду. Она не обращала внимание на тех, кто обеспечивал её безопасностей из-за дверей и в тени — в конце концов, значение имело лишь то, что они не справились, как не справился и Феликс. Гёделе хотя бы оставалась с ней в поездках рядом, покинула позже, оставалась посредником между Гердой и миром.
— Вы не гарант моей сохранности, а корона — да.

Магдалин поспешно ретировалась из клубов молочной завесы. Тёмный шерстяной плащ скрывал её высокую, вытянутую фигуру, и заострённые уши.
— Её Величество Ирменгарда, герр Моритц, не может снять венец. Мы полагаем — граф ван Дайк полагает — что некоторым противникам стало известно... о наших планах. И посоветовал заняться магической защитой. Я Магдалин, компаньонка Её Величества... Ирменгарды, — неловко представилась она.

Герда сошла на баржу. Лодка просела под тяжестью не будущей королевы, но веса её костюма — под плащом из сукна таились переплетения из живого металла, золота и стали. Тончайшие цепочки формировали каскады из водопадов, оцепляли шею, преобразовывались в изысканные цветочные медальоны, символику Лембергсов. Весила такая конструкция около шестидесяти футов, но Герда не жаловалась.
— Сделайте крюк и остановитесь у Машегге. У меня там дела.

Заброшенный чёрный замок, Машегге когда-то использовался в качестве тюрьмы. Сейчас же туда сбрасывали трупы и сжигали на закате, а по утру ветер разносил пепел и гарь — стены и мокрые камни пропитались этой смесью и гнили изнутри. Иронично, но вокруг Машегге разрослись роскошные кусты роз, хризантем и лилий.
— Мы не можем высадиться у Машегге, Ваше Величество, — вежливо ответил капитан, — его используют анархисты в качестве своей штаб-квартиры.
Королева посмотрела на него не с презрением, но удивлением, перемешанным с детским непониманием.
— Значит пришвартуйтесь там, где людей меньше всего и ночью. Пока не посетим Машегге, встретиться с ван Дайком я не смогу.
Герда не слишком переживала о том, что на встречу с министрами и графами они могут опоздать. Переживала Магдалин — кашлянула в кулак, поспешно набросила капюшон обратно на голову королевы. Капитан посмотрел на Феликса, покачал головой.
— Я могу остановиться у Норггенской заставы, но дальше поведёшь её сам.