Рожа у демона была отвратительная.
Маленькие поросячьи глазки злобно глядели из-под бугристого лба, рот уродовали массивные кабаньи клыки, а между ними вывалился язык: длинный, толстый и раздвоенный. Венчала мерзкую башку пара рогов – почему-то козлиных.
Едва заметно поморщившись, Джек положил на рожу ладонь. Дерево под пальцами показалось шелковым на ощупь – ни царапины, ни скола. Он надавил, чувствуя, как поддается резьба, шепнул слово и получил знакомый укол. Щекотно скользнула капля крови, а затем под ладонью шевельнулось что-то ещё – что-то неприятно похожее на раздвоенный язык.
Усилием воли Джек оттолкнул эту мысль, а потом и вовсе отнял руку, потому что резная дубовая панель поехала в сторону, открывая проход.
Он оттер кровь с ладони.
Дом, милый дом.
- Держись сразу за мной, - негромко бросил он уже настоящему демону.
В ответ раздалось ядовитое:
- Разве не я должен вас защищать, хозяин?
- Давай, - легко согласился Джек. – Иди. Кто знает, что отец добавил здесь от таких как ты? Вот сразу и поймем.
Фамильяр быстренько переобулся.
- Впрочем… Кто я такой, чтобы обсуждать решения хозяина? Ступайте вперед.
Интересно, все у них там такие гады языкатые или ему просто очень повезло?
Коридор, ведущий в приватные кабинеты отца, ничего особенного не представлял – каменный пол, такие же стены, скудное освещение. Но память, стерва паршивая, тут же щелкнула по носу: Джеку хватило этого затрапезного коридора, запахов соли и сухой бузины, чтоб вновь ощутить себя мальчишкой. Бежал, бежал и прибежал, получите, распишитесь, как говорится.
Дерьмо собачье.
Он открыл дверь припасенными загодя ключами, и они ступили в темноту. Джек потянулся вправо, без проблем нашарил выключатель. Щелчок – и комнату залил электрический свет.
Надо же, десять лет прошло, а ни черта не изменилось…
Они оказались в абсолютно круглом помещении без единого окна. По правую руку виднелся здоровенный письменный стол с единственным креслом, напротив входа еще три двери. Стены почти от пола до потолка скрывали книжные полки и застекленные кейсы, будто в каком музее. Ковров в комнате не было, почти все пространство пола занимал громадный защитный круг со вписанными фигурами – рубежей десять не меньше; каждый покрыт густой вязью символов и пиктограмм.
- Демон, - Джек прочистил горло, всё еще чувствуя себя странно, когда приходилось отдавать приказы этому созданию, - осмотрись тут. Ничего не трогай, просто выясни от каких предметов тянет сильнее.
А посмотреть тут было на что: на полках теснились фолианты с гримуарами, от новодела вроде «Инфернального словаря» де Плеси, до трех частей «Легеметона». В одном из кейсов, аккуратно перехваченный цепью, висел том Агриппы, в другом стояла почерневшая рука со скрюченными пальцами, в третьем виднелось что-то похожее на перебинтованный кабачок и явно бывшее кошачьей мумией – и так далее, так далее, так далее…
Сам Джек обошел стол и, чуть помедлив, опустился в кресло. Несколько секунд он просто сидел, глядя перед собой.
«Значит, вот как это выглядело для тебя, отец? Каждый день? Тогда почему тут так… пусто».   
Нет, предметов вообще хватало – черновики писем, какие-то заметки и наброски с расчетами, писчие принадлежности, но, то были просто вещи. Да в жалких комнатушках, служивших когда-то жильем самому Джеку, было поживей – он возил с собой что-то памятное о матери, Теде и Хетти, то тут, то там виднелись безделицы Лоры, даже когда самой Лоры рядом не стало.   
Он машинально провернул тонкое колечко вокруг мизинца.
Впрочем, плевать. Старая мечта Энтони Гилберта осуществилась: сын занял его место, пусть и ненадолго. Как показала практика, всё, что нужно было для этого сделать, это умереть максимально неприятным образом, разбросав вокруг части своего организма.
Всего-то.
Достав из кармана пачку, Джек одним движением выбил из нее сигарету, подкурил ту, и взялся за лежащие перед ним бумаги.

Не то чтобы черновики отца радовали систематичностью: он явно собирал ритуал призыва на основе «Clavicula Salomonis», но то тут, то там проскакивали формулы совсем незнакомые.
«Я заклинаю вас, духи, святостью всех растений, камней, трав и всеми вещами, которые подвластны воле Божественной. Также я заклинаю вас, духи, этими невыразимыми именами Бога: Асахак, Радрематас, Фалкас…»
Свет погас.
Джек глубоко затянулся. Заключая договор и понимая, что ему в услужение переходит мелкий бес, он представлял что-то хитрое, злобное, полное коварных замыслов… Местное коварство доросло максимум до ученика пятого класса.
Свет зажегся. Свет погас.
- А мне придется использовать мой несравненный талант, чтобы решить твои мелкие затруднения.
- Свет им вырубишь? – он сбил пепел в ониксовый держатель для перьев. – В дверь позвонишь и убежишь?
Демону, наконец, надоело истязать выключатель, и он поплелся выполнять приказ.
- Знаю, - отозвался Джек с явной досадой в голосе – папаша как раз перешел на иврит в своих записях, - тут постоянно что-то было, можешь мне поверить. Потому и…
Тон фамильяра неуловимо изменился, и это заставило поднять взгляд, теперь оба они смотрели на одну дверь.
Ничем вроде бы не примечательная, из темного дерева с простенькой латунной ручкой. На его памяти, он ни разу не видел, как отец входил в эту комнату или хотя бы открывал её. По первой, в пору детского любопытства, он задавал вопросы и даже мечтал хоть одним глазком подсмотреть в замочную скважину, но, во-первых, отец пресекал расспросы, во-вторых, замочной скважины не было. Повзрослев, Джек решил, что там еще одна секция библиотеки – такая, чьи книги лучше не оставлять открытыми на столе.
Но сейчас…
От ползучих каракуль на черновиках толку было мало – Джек раздавил окурок о тот же держатель, и поднялся из-за стола. Подошел к двери, внимательно осмотрел облицовку проема.
Демон был прав: защитные символы теснились так густо, что больше напоминали узор, чем письмена. Большую часть Джек не узнавал, но понял, что вырезаны они в разное время, как будто кто-то давным-давно начал эту работу, а затем все новые и новые люди вносили свою лепту.
Он взялся за ручку: провернул, потянул, толкнул. Ничего. Заперто. Большой палец скользнул по латуни и нащупал выемку. Джек пригляделся – маленькая звезда Соломона с россыпью крошечных рун, была пропечатана на глубину в десятую дюйма, не меньше.
- Всё для своих… - негромко произнес он, а затем полез в карман. Спустя секунду на свет появилась отцовская печатка.
Кольцо село, как влитое. Внутри двери что-то сыто щелкнуло, и та без единого скрипа отворилась. Внутри клубилась темнота.
Джек колебался всего секунду. Затем плеснул кистью, и в руке будто из воздуха появился нож – простая, обоюдоострая «рыбка».
- Принеси подсвечник. – Негромко приказал он, вновь присматриваясь к косяку. – Бьюсь об заклад, туда отец электричество не проводил.   
Кое-как один из ключевых символов все же нашелся, и Джек чуть поморщившись от усилия, отковырнул кусок древесины, ломая формулу. Защита защитой, но без фамильяра в эту яму лезть не хотелось.
Они ступили за порог, и тьма медленно, будто нехотя поползла назад, уступая место кружку желтоватого света.

«Да ни черта он мне не рассказывал, в том-то и проблема!»
Напряжение сводило плечи и шею, пока взгляд медленно шел от очередного прямоугольника ткани до нового простенка. Видимая простота не обманула, Джек слишком хорошо знал суть этих поганых искусств – самое жуткое хранится в таких вот пустоватых, скучных и старых закутках. По-настоящему сильное содержимое не нуждалась в мишуре.
Тишина, царившая здесь, была стылой и неподвижной. В комнате вроде бы ничем не пахло, но порой… черт, то были не запахи, а скорее их фантомы, касавшиеся не носа, а разума и памяти. Солновато-металлическая кровь. Жирная, сырая земля. Гниющая речная трава. 
Названия, прочитанные фамильяром, были знакомы, но конкретно ни о чем не говорили. За этими занавесками могло оказаться что угодно – от фолиантов, до… до… до дьявол разбери чего!
Кстати, о дьяволе. Джек потянулся было к ближайшей занавеси, но в сантиметре от полотна рука остановилась.
- Что ты чувствуешь? - он кивнул на альков.
- Ничего хорошего. - Поморщился демон. - Что-то сильное, что давно не пробуждали и это что-то тянется к тебе.
«Ну охренеть теперь…»
С особым рвением к нему по традиции тянулись птички из кабаре и всякая сверхъестественная херня. В то, что танцовщица возьмет себе псевдоним «Безголовый», к сожалению, не верилось.
Он присел перед альковом, осветив пол. Так и есть, тот испещрен защитными символами, векторы сигилл смотрели внутрь. Значит, заточены не выпускать.
Поднимаясь на ноги, Джек прокрутил нужные слова клятвы в уме. Так. На всякий случай.
- Ну, - он ухмыльнулся, - с Богом. Любым.
И отдернул занавесь.
Тишина не дрогнула. Никто не ринулся на них из темной ниши. Ничего не произошло. В глубине алькова что-то блеснуло, и, подняв свечу повыше, Джек понял, что это зеркало. Круглое, в простой деревянной раме, оно висело на противоположной стене, отражая его руку со свечой и… и всё. Демона, стоящего рядом, в зеркале почему-то видно не было.
- Вы что, не отражаетесь? – слегка удивленно поинтересовался Джек. – Или это что-то особенное?

- Ты совсем дебил?! – огрызнулся Джек, одновременно скидывая лапу со своего плеча. Интересно, они в аду все такие недоразвитые? Как еще не двинул придурку? Надо было, наверное…
Свеча во всё ещё слегка подрагивающей руке освещала комнату, четыре открытых алькова.
Сила, сила, сила… Какая сила может храниться в этих стекляшках? Если верить демону, то большая. Если верить отцу и его предосторожностям, то чудовищная. Джек не доверял ни первому, ни второму, зато верил обоим.
Он бросил последний взгляд на «Wildes Heer». «Дикий гон», да? Оно отличалось от остальных, и не только за счет скола с трещинами. Вся поверхность казалась мутноватой, будто бы даже матовой. Джек едва мог разобрать свои черты, а язычок свечи виделся мягким клубком света.
- Вперед, - мстительно бросил он фамильяру. – Открывай.
Внезапно сбоку, где висел «Totentanz», будто бы что-то шевельнулось. Взгляд метнулся туда, и…
Ничего. Всё то же прямоугольное зеркало в тяжелой раме, по верху которой тянулась витиеватая готическая надпись по-немецки. Отражение – он, Джек со свечой в руке на фоне темного «Wildes Heer».
Пока вглядывался в свое отражение – точно ли показалось? – демон отдернул занавесь перед последним альковом, и на фоне резонирующего, тревожного ожидания Джека затопили разочарование пополам с облегчением.
- Это ж явно новодел, - хмыкнул он, подходя ближе. – Да в любом мебельном такое купить можно. Ты уверен, что оно самое сильное?
В отличие от своих товарок, счет чьим годам явно шёл на сотни, последнее зеркало казалось очень чистым, модерново простым и легким.
- И что такое эта «навь»… - начал было Джек, но закончить не успел.
Из-за спин, оттуда, где друг напротив друга висели «Безглавый» с «Momento mori», раздался нарастающий треск.

Очень хотелось, чтоб всё это оказалось очередной шуткой адского комика-переростка. Но… нет.
Совсем нет.
Абсолютно.
В зрелищах Джек кое-что понимал – жил и работал в цирке, любил кино, посещал представления самого разного пошиба. Но то, что устроили зеркала…
Папаша тут что, приватный кинотеатр себе оборудовал? «С восьми до пяти работа, с пяти до шести чай, с шести до восьми мочилово злых покойничков?»
Совершенно выбитый из равновесия, по-своему завороженный какофонией звуков и образов, Джек даже забыл обругать демона.
- Без шансов, - тоже прошептал он. – Фунт на зеленых мужиков слева.
Вспышка.
Звон.
Посмертный оскал отрубленной головы.
Но внезапно финал всего безумия совершенно потерял для Джека смысл. Это было, словно очутиться под водой, только не телом, а чувствами.
На него нахлынуло. Накатало. Закрутило так, что не понять кто ты и где. И зачем вообще всё это? Куда он шёл? Кого искал?
Сквозь онемение прорезался наигрыш флейты – Джек в жизни не слышал флейты, но откуда-то знал, что это именно она, – потом подключились дудки, скрипки, какие-то совсем уж безымянные свистульки.
Он медленно повернулся туда, откуда исходила музыка. Туда, где висел Totentanz.
Повернулся и замер.
Зеркала больше не было – там стояла девушка.
Невысокая и гибкая. Красная лента перехватывала лоб, а из-под нее вился, бился, струился водопад непокорных черных волос. Узкое смуглое личико. Она улыбнулась и стала видна щербинка меж передних зубов. Темные глаза озорно блеснули, и от взгляда этого, от улыбки, от черного облака волос внутри у Джека что-то надломилось. Чудовищно больно и чудовищно хорошо.
Лора выглядела именно такой, как он ее запомнил.
Она протянула руки, приглашая к танцу, и Джек шагнул. Шагнул, потому что не мог не идти, прямо за круг защитных символов.
Лора улыбалась.
Он потянулся к ней.
А для Дева в старом немецком зеркале возник скелет, увенчанный золотой короной.

Он шёл к ней.
Первые шага три ноги будто вязли, но потом легче, легче, а когда теплые девичьи руки коснулись его собственных, то Джек и вовсе забыл обо всём кроме них.
Кроме Лоры.
Он схватил ее в охапку, уткнулся носом в водоворот чёрных волос. Лора пахла корицей, мускатом, какими-то южными цветами – огромными и яркими, родом из той же земли, что и она сама.
- Джеки! – она смеялась. – Ну, где же ты ходишь? Пойдем танцевать!
Пойдем.
Конечно, пойдем.
Он так соскучился за ней, будто не видел много лет. Но ведь такого не может быть, правда? Или… Джек попытался вспомнить, где был и что делал раньше, но музыка играла слишком громко, а Лора… Лора была слишком близко.
- Пойдем же, Джеки!
Пойдем.
Он мог пойти за ней на край света. Он шёл – как в пятнадцать, так, вот, сейчас.
А потом они плясали. Музыка клубилась вокруг, физически закручивая вихрь, Лора смеялась, кружилась, летели чёрные кудри. Так могло быть вечно. Так должно быть вечно.
Когда скрипки завизжали, полоснув по ушам, Джек уже с трудом помнил её имя. Или своё собственное. 
Флейты взвыли.
- Джеки! – мягкий гортанный говор прозвучал гулко и пусто. Как из бочки. Как из...
Мир вокруг дрогнул.
Девушка подняла на него взгляд, и ужас вошёл Джеку штырем в затылок: голыми зубами ему скалился череп.
С воплем он отшатнулся, оттолкнул от себя существо, прикинувшееся Лорой, и полетел куда-то назад, вниз, в пустоту.
На деле – просто на пол.
С трудом разлепив глаза, Джек кое-как перевернулся на бок – таким размазанным он себя ощущал раз в жизни, после испанки. Музыка умолкла, но в нише гремело, рычало, ругалось и сверкало.
Демон. Зеркала. Отцовский кабинет.
Блять.
Оттерев со лба холодный пот, Джек поднял трясущуюся руку.
Раз, два, три. Соберись, а то не соберут.
Формулы он вспомнил на удивление годно: защитную, выписанную у порожка ниши, и клятвенную, которой брал силы у фамильяра. В нише грохнуло в последний раз, зазвенело стекло – демон прикончил зеркало.
Выматерившись, Джек обессилено откинулся назад. 
И, лежа на полу, естественно, не увидел, как в последнем пятом зеркале, появился женский силуэт.