[indent]Несмотря на ранний час, госконский замок был наполнен звуками. Как-то неподобающе трауру по почившим были залиты солнцем старые замковые галереи, выстывавший всю зиму и весну камень жадно набирался тепла. В этом солнечном свете сразу виднелись и потёртости старых ступеней, и слои пыли покрывавшие коридоры и стены. Конечно, в Госкони уже давно хозяйничали не Мартены, а какие-то "гости", которым не было дела до чистоты замка. Но и сама герцогская семья не испытывала желания отмывать камни, которые их не защитили.

[indent]Приезд канэлийцев всё поменял. Будто бы перед их глазами (глазами других, поверни монету, захватчиков) за потускневшие шторы и рассохшиеся стулья было стыдно гораздо больше. И даже так, к некоторому стыду Тьена, первой отдать распоряжения о уборке замка решила Лиззи. Наверное она так бежала от печали, разделённой на двое и всё ещё слишком большой для них двоих, печали потери матери и Эмили. Он тоже бежал, в тренировки с монсеньёром, в общение с родными сердцу слугами, в выгул Сомера по два часа к ряду. И бежал так успешно, что совсем забыл, какой бывает жизнь строптивой, и как она не любит расслабленного счастья.

[indent]Вызов Фауста совсем не предвещал той непотребной сцены, которую Тьен застал, лихим бодрым шагом влетая в комнату. Удушающе красная Лисса, дочка кузнеца, была усажена на колено, будто бы игрушка! Завидев приход Кристиана она выбежала из комнаты, смущённая, униженная и такая несчастная. Ошарашенно проследив за неё взглядом, Тьен повернулся к Мортису. Ему казалось, что под этой шкурой наглеца всё ещё теплятся какие-то крохи совести, но это!....

[indent]Закричать на него, чтобы он не смел так обходится с Лиссой? А что если он её уже обесчестил? Герцогу другой страны - игрушка, а ей то вся поломанная жизнь! Ему - минута, даже не вспомнить, а Тьену сколько ещё раз смотреть в глаза кузнеца?...

[indent]- ... Дверь только закройте, я хотел обсудить с вами очень важное дело. - меж тем вальяжно продолжал монсеньёр. Прикрыв рот и видя спину Лиссы, удаляющуюся по коридору, Тьен схватил огромную кованную ручку и с силой дёрнул на себя. Дверь неожиданно громко хлопнула.

[indent]Он готов был закричать ему в лицо, что нельзя так поступать с девушками, вообще с любыми девушками, но следующий пируэт Фауста был ударом под больное колено. Тьен настороженно замер, слыша своё сердце в своих же ушах. Фауст напротив сидел самим Леворуким перед святым Эрнани, и как бы хотелось, чтобы это был дурацкий сон! Сделав пару вдохов и выдохов, Тьен нарочито сухо (хотя звучало скорее напряжённо) проговорил:

[indent]- Лиззи очень умная, она разбирается в людях и знает цену чести, - сделал он невольное ударение на последнем, - Она сама сможет выбрать себе лучшую партию. Ей не нужна в этом помощь, - будь она сама на его месте, сумела бы сказать это тоньше, ловче, с этой неизменно выпрямленной спиной и спокойным достоинством. Но в голове у Тьена стучало. Только недавно они спасали мальчика из западни, и это было так... Иначе. Будто бы и не было полугода тихой войны в особняке Канэлийца в столице. А сейчас... Сейчас! Он опять за своё! - Эр, не трогайте Лиссу впредь. Она очень хорошая девушка, и не заслуживает дурной репутации.

[indent]Сердце колотилось в ушах армейскими барабанами. Тьен скорее запоздало понял, чем почувствовал, что рука дёрнулась к вороту камзола, стремясь ослабить давящие на кадык пуговицы. О, что бурлило внутри ураганом. Пожаром! Бедствием! Госконским землетрясением падали камни то давящего негодования, то шока, то обиды, то стыда, то просто злости и бешенства. Да что тут происходит?! Что за крыса укусила монсеньёра?! Что за Леворукий в него вселился?! Если подзатыльник Кристиан ещё мог просто простить ему, фразы про Лиззи принять, как уместный упрёк, то последнее вместо камнем упало порохом, и бомбануло.

[indent]- Да как вы вообще смеете?! - голос Тьена как раз менялся в силу возраста и из горла выскочил скорее визгливый крик птицы, в которую попала стрела, чем возмущённый гнев. Это само как-то распалило ещё больше. Тьен одёрнул руку от пуговиц на горле, и весь бордовый закричал уже в лицо Фаусту, - Говорить так, будто бы сами не знаете, откуда этот человек! Говорить так, будто бы не знаете, почему он хозяйничает в нашем поместье! Будто бы не вы помогли ему оказаться тут, будто бы не ваш союзник прислал Лансела в наш дом! Будто бы не концом вашей победоносной компании это всё было?! - от несправедливости упрёка сводило зубы. Все эти долгие годы со смерти брата под уговоры сестры и мамы Тьен учился терпеть. Он учился не ссориться, учился не давать повода. Чтобы была та самая, призрачная, но вот свершившаяся возможность что-то поменять в угасающей Госкони. - Этот человек здесь всё время только затем, чтобы получить повод забрать у семьи остатки титула, и вы не можете этого не знать!

[indent]Тьен стоял напротив Фауста, опять, как в Фабианов день, до глубины души задетый таким резким выпадом от человека, кому он только-только начал доверять. Да как у него?!.... Совести вообще хватило так себя вести, такие разговоры заводить здесь и сейчас, в доме матери, которой уже нет, рядом с могилой сестры, которой уже нет! Разве Кристиан не делал всё, чтобы их миновало?... Почувствовав предательскую слабость, Тьен отвёл глаза, скупо выдавив.

[indent]- Я не хочу говорить с вами на эту тему, вы едва ли представляете себе наше положение, герцог.

Приказ, ну конечно! Кричать на него, что он ничего не решает, и тут же приказать ему, как послушной собаке! В этом вся, вся порода всей талигойской знати. В уших шумело всё громче, всё настойчивее, и кажется уже не хватало ослабленных пуговиц, уже хотелось схватиться за несуществующую шпагу в этом соврешенно бессмысленном бое. Но шпаги не было, и никакого достоинства у него уже не было, он же оруженосец Мортиса. Леворукий!

Прогнав желваки и стиснув кулаки, Тьен чеканно сделал пару шагов через комнату, полуприсев к проёму окна и отвернув горящие обидой и гневом глаза к углу. Где-то в глотке застряло: "Как прикажете, монсеньёр", - с той вот хлёсткой, звонкой интонацией, показывающей всю суть этой трагикомедии, но Тьен побоялся, что она будет звучать также пискливо и жалко, как и начало его возмущения, а потому просто стиснул покрепче зубы.

Монсеньёр говорил очень много, и всё это было какой-то бесконечной рекой. Тьен терял нить, он не понимал, что вообще происходит, зачем Фауст ведёт себя так, поднимает все эти разговоры. При чём тут покушение, при чём тут третья сторона, при чём тут бедная Лисса, убежавшая из комнаты в удушающем стыде, и не менее несчастная Лиззи, похоронившая любимых мать и сестру не более месяца назад? Но больше всего задевало то, что Фауст, живя как безнаказанный мерзавец, купаясь в богадстве, внимании, успехе, не получая и щелчка от судьбы за любые бесчинства говорил ему, что он знает, какие кошки раздирают его, Тьена, душу по ночам.

- Нет, вы не понимаете! - всё ещё распалённый и задетый куда глубже, чем просто вопросы чести выкрикнул Тьен. - Вы никогда не были бедны, вы никогда не знали унижения не быть хозяином собственных земель. Мортисы - самые багатые и самые свободные из герцогов, любимцы короны. Вы не дня ни жили, как жили мы, - Тьен шумно вдохнул и выдохнул, - И хватит проводить параллели, мы с вами совершенно не похожи, вы ничего не знаете о чести.

[indent]"Ну и пускай сошлют!", - почти сорвалось на фразу про окончание обучения. Сейчас вот хотелось, чтобы эта ужасная глупая сцена, похожая на сумбурный сон, просто прекратилась, и Фауст перестал колотить в едва зажившие раны, итак при выстывших стенах родного замка сочящиеся кровью. Но ещё минуту назад Тьен велел себе не отвечать Фаусту, покуда не будет приказано, потому что говорил монсеньёр какой-то противоречащий друг другу бред. Ну или просто игнорировал всё то, что мальчик уже итак уже ему ответил. Отвечал и буквально показывал. Разве Мортис сам не завёл разговор с того, что Госконь в упадке, а управляет ей прикормыш Лансель? Разве не он же упрекал его подзатыльником за это? Разве это хоть немного похоже на купающуюся в богатстве и благоговенье Каналоэ? И разве они вообще похожи хоть чем-то? Ничем! Он бы никогда не унижал своего подчинённого непонятной цели ради.

[indent]Ох, а что если эту ссору кто-то слышал? Они кричали так громко...

[indent]Тьен на какое-то мгновение так ярко представил все эти насмешливые взгляды каналийцев, и неодобряющие - его собственных людей за всю произошедшую сцену, что смысл второй половины сказанного не сразу дошёл до его сознания. А когда дошёл он удивлённо моргнул, а потом недоверчиво нахмурился. Краснота сходила с его лица медленно, пятнами, также неохотно переставали бить барабаны в ушах. Но подходящих слов на всё это упорно не прыгало на язык. "Спасибо"? - за что? За выходку с утра и за подзатыльник (незаслуженный!). "Я ценю вашу помощь"? - он конечно ценил, но сейчас это прозвучало бы максимально формально. Промолчать и дальше? Пауза становилась нелепой. Тьен вообще не знал, как вести такие ужасные "переговоры". Снова отведя глаза в угол комнаты, он хотел что-то сказать, чтобы не молчать, а получилось совсем... совсем:

[indent]- Ваша симпатия порой страшнее антипатии, монсеньёр. Со второй сразу понятно, а первая будто ей же прикрывается...

[indent]Впившись руками в раму окна и перебрав слова, в чахлой попытке сохранить остатки своего достоинства, он ответил.

[indent]- Я не могу заниматься Госконью, будучи у вас на службе, монсеньёр. Оруженосец должен быть при эре, а не в своей провинции. Так может быть и лучше, если меня вернут сюда. Здесь я дома, и оставшись в этом доме я смогу им заниматься.

- Я бы что-то придумал, - смущённый внезапной похвалой проговорила Тьен, перебирая пальцами по подоконнику, на который опирался, - Нашёл бы повод и вызвал бы его на дуэль за оскорбление, на крайний случай.

Фауст тем временем подошёл к нему, кладя руку на плечо, и этот отеческий жест сработал как щипание вертлявого коня в дрессуре - впервые с момента пика ссоры он вернул на себя внимание Кристиана.

- И после этого вы говорите, что мы совершенно не похожи? - насмешливо проговорил Мортис, - У меня у самого руки чешутся.

  - Он бы струсил и не пришёл, монсеньёр, а то и вовсе прострелил себе колено, чтобы иметь повод не приходить никогда, - когда-нибудь, наверное, он научится понимать за странными выходками Фауста благие намерения. Хотелось в это верить, ведь служить ему ещё больше года...

Кристиан отлепил руки от вековых камней Госконского замка, и с усилием провёл по лицу. Тряхнул блестящими рыжими локонами.

- Я не знаю никого, кто подошёл бы на эту кандидатуру. Все смелые и решительные уходили вслед за Мишелем в бой, остались те, кто остался. И разве, избавься я от Ланселя, Шерилье не пришлёт кого-то другого? Разве ему есть смысл отдавать Госконь на наше самоуправление, это же фактически нарушение приказа короля.

[indent]Нет, ему просто показалось. Фауст отнял руку и опять заговорил про вино и драки. Кристиан чуть выдохнул, сам не зная, было ли в том выдохе облегчение от того, что всё опять вернулось в своё русло, или досады. Медленно он отлип и от оконной рамы, чувствуя себя как объезжаемый молодой жеребчик после часа с неумелым седаком. А прошло то всего минут 10!

[indent]- Спасибо, монсеньёр, - пытаясь как-то подытожить эту встречу ответил Тьен, - Я подумаю над тем, кого можно было бы отправить сюда. И насчёт Ланселя... Подумаю. Но монсеньёр. Вы должны извиниться перед Лиссой.

[indent]- Серьезно?

[indent]- Конечно! Вы её напугали!

[indent]- Вы прямо настаиваете?

[indent]- Да.

[indent]- Ого, я вижу у вас появились молочные зубы. Лично я извинятся не буду, пришлю письмо и денег. Не беспокойтесь, я укажу что с моей стороны было невежливо ей так грубить.

[indent]Тьен тяжко вздохнул, поняв, что большего он тут не добьётся.

[indent]Парадоксально и горько, но налаживаться в Госкони всё начало после трагедии со смертью мамы и малышки-сестры. Ланселя в какой-то момент вызвали в город, и на удивлённый вопрос Тьена Фаусту тот ответил, что не собирался помогать ему с проблемой наглого управленца, а значит судьба увела его из замка чужими руками. Дышаться стало легче, и после пары разведок остатков грота и окрестностей стало понятно, что к прекрасному малахиту в недрах родных скал нашёлся лазурит и кошачий глаз. А глубже наверняка будут и другие блага. Тьен попросил знакомого каменщика отшлифовать лазурит так, чтобы с него получилась прекрасная капелька, и преподнёс сестре, вместе с обещанием, что всё скоро наладится. Лиззи выдала усталую (святой Эрнани, ну почему всегда такую усталую и замученную!) улыбку и приложила капельку синевы к собственным, лазурным глазам. А потом сказала ему: "Я верю", - и от сердца даже отлегло.

[indent]Домочадцы привыкли к тандему Тьена и Фауста, постоянно дававшего ему не только уроки фехтования, но и разные задания по Госкони, используя недели без Ланселя как повод научить Тьена управлять его же провинцией. Не скажи он об этом намерении тогда, в ссоре в комнате, никто бы и не поверил (в первую очередь сам Кристиан), что его намерения благородны. Он буквально отыскивал (хотелось верить, что не создавал сам...) конфликтные и спорные ситуации и тащил Тьена разбираться с ними, стоя позади скрестив руки, и после не всегда удачных попыток Мартена в раздражённо-фырчащей форме рассказывал ему, что он сделал не так. Не будь Кристиан у него уже больше полугода на обучении, поверил бы, что Мортис издевается над ним особо изощрённо. Но тут всё было проще - его монсеньёр был не самым... образцовым учителем, и его дурные привычки и характер даже это искажали до неузнаваемости. Это было сложно, но Тьен старался не упасть в грязь лицом.

[indent]Просыпаясь утром в кровати пережившей за десять лет уже трёх Мартенов, он чувствовал некоторое давление даже в четырёх деревянных колонных в её конструкции, на которых должен быть (но его не было) балдахин. Спустив босые ноги на ещё тёплый с вчерашней топки пол, Тьен дошёл до умывальника, налил себе из кувшина воды и стал медленно приводить своё лицо в должный вид. Подбривал пока робкую поросль на лице, вымывал из-под ногтей немного грязи со вчерашней вечерней поездки ("Надо бы выскоблить Сомера"). Как под конец этого действа во двор замка въехала конница. Тьен её не видел, слышал, перестук хорошо подкованных тяжело груженных всадниками лошадей, с длинными попонами и звонко переливчато звякающей сбруей. Наскоро посушив лицо полотенцем, он подошёл к окну и выглянул. Во дворе стоял отряд из десяти, и спешивался нарядно одетый в королевского гонца мужчина. Тьен быстро метнулся к сундуку, одевать собственный камзол и дуплет.

[indent]Приезжали не к нему. Конечно можно было догадаться, но всё же, было странно спускаться в свой холл, и видеть, что королевские посыльные уже в самом разгаре разговора с Фаустом. передавая ему кожанные футляры с запечатанными посланиями. Они были очень серьёзные и подтянутые. Тьен точно видел кого-то при дворе, но едва ли помнил имён. Когда он дошёл до компании в своём одеянии оруженосца, цвета какие он не имел права снимать ещё чуть больше года, те удостоили его мимолётным взглядом и мимолётным же кивком. Ах, как это иронично в контексте всего этого разговора с монсеньёром о его родной земле и о его правах на эту землю.

[indent]- Мы готовы выслушать ваши указания о том, что и кто потребуется вам на передовой. Но Его Величество просит вас лично отправится сразу туда. Там вы и пересечётесь с обозом и передовым отрядом. Ситуация не терпит отлагательств.

[indent]Война! Этот переливчатый звон, как треньканье тяжёлой сбруи, вызвал внутри тугой узел лихорадочного волнения и нелогичного, на первый взгляд, трепета. Это слово не прозвучало в его присутствии, но Мартен был не так глуп, как надеялись многие из прихвостней Шерилье, он связал в цепочку наряды делигации, их вопросы и статус Мортиса. Таким составом зовут разве что в столицу в случае внезапной смерти короля (что отметается в виду услышанного) или из-за войны. А это значит - поедет и он, даже если вдруг не захочет, даже если вдруг вспомнит, что не собирался проливать кровь ради предавшей его родины, даже если увидит переживание и страх в глазах Лиззи. Он должен ехать, потому что оруженосец монсеньёра. И странным образом эта мысль подняла внутри волну, потряхивающую волну разбивающего траур Госкони предвкушения.

[indent]Он едет на войну! Он наконец-то поедет показать, что умеет, наконец-то поедет делать что-то полезное!

[indent]На приказ Мортиса Тьен звонко щёлкнул каблуками и... и вдруг понял, что не до конца понимает приказ. Волнение прихлынуло к голове с кровью, а мысли с ними не пришли. Он проводил спину Фауста взглядом, осознав, что не получил чётких распоряжений. С чем именно ему заканчивать?...

[indent]Тьен повернулся назад на делегацию, и с запоздалым охлаждающим звоном до него дошло - он должен разместить гонцов.

[indent]- Прошу, господа, вы наверняка устали с дороги, - он сделал жест рукой, совершенно невольно подражая манерам делла Торра (и поймав себя на такой мысли убрал руку за спину) а потом окликнул стоящего в проёме квартермейстера замка:

[indent]- Хугго, приготовь обед, подай господам вина, - "а что если они уже сразу поедут назад? Их лошади наверняка в мыле, они не выдержат обратной скачки. Значит наверное мы бы должны были выделить своих коней. Но в Госкони нет почтовых скакунов!"....

[indent]Тьен чувствовал нарастание паники от одной мысли к другой, но поймал себя за шиворот, как можно более уверенным в том, что делает, голосе отдав следующие распоряжения:

[indent]- Передай конюхам обязательно покормить и растереть ноги лошадям, они наверняка устали с дороги. Господа, будет ли у вас несколько часов дать коням отдохнуть?

[indent]- И мы и кони можем позволить себе часа три, - уловив в голосе спокойные, а не раздражённые, нотки, Тьен почувствовал себя чуть увереннее и кивнул, старательно делая вид, что принимал гонцов раз двадцать в своей жизни и не только с похоронками.

[indent]- Отлично, Хугго, тогда можно ещё обтереть коней. А также, на всякий случай нагрейте воды. Господа, если кто-то из вас захочет ополоснуться с дороги, я думаю вы успеете...

[indent]Как-только он отдал распоряжения всем слугам и скрылся из поля зрения послов, Тьен перешёл с бодрого чеканного шага почти на бег. В кабинет, выделенный Мортису, он взлетел весенней ласточкой, перепрыгивая ступени. Лихой ветерок, проникающий в бойницы башни с лестницей, встрепал медные волосы. Также бодро он впорхнул в кабинет.

[indent]Совершенно ненормально, но лихое веселье Фауста ворвалось и в его сердце тоже. Едва закрыв дверь он резким жестом кивнул - подбородок к груди и назад.

[indent]- Да, монсеньёр, мне надо будет попрощаться с Лиззи.

[indent]В целом, практически даже не было вещей, которые можно взять с собой на войну. Сменное исподнее, запасной камзол, пара плащей - почти всё можно перепаковать из сундука в сумку за каких-то двадцать минут. Что ещё берут на войну?...

[indent]- Что мне надо взять с собой?

[indent]Слишком воодушевлённый и взволнованный Тьен не сразу понял, что монсеньёр опять решил пошутить (в принципе, хороших шуток у него не было с момента отъезда из столицы, так что наверное это был хороший знак). Он едва не брякнул, что не умеет играть на гитаре и не знает, и знать не хочет, что пьёт Шерилье. Но фраза про любовные романы расставила по местам.

[indent]- А если я планирую драться и побеждать? - выдал он улыбку, но потом тон мужчины стал серьёзнее и выслушав инструкции Мартен просто кивнул. Фауст крайне редко снисходил до пояснений, что именно и зачем он делает, так что объяснение про сапоги имело особую ценность. И даже смысл. У него были сапоги, которые он покупал ещё в столице, когда Фауст давал щедрые деньги на обмундирования своего оруженосца. И поскольку Тьен не был каким-то городским щёголем выросшим в городской же усадьбе, он с детства скакал по горам как тушкан, то и обувь он себе брал практичную. Сейчас совершенно обычна покупка у башмачника вдруг приобрела некий глубокий смысл - оказывается Тьен оказался в своей тяге к комфортной обуви даже дальновиден! Ну, конечно он не знал, что поедет в них на войну, но...

[indent]И без того взволнованно-раскрасневшийся юноша покраснел ещё больше, одновременно робко хваля себя и ругая за неоправданную горделивость голосом почившей матери. А тут ещё странный вопрос.

[indent]-Н... нет, - даже удивлённо выдавил Тьен, но тут же оборвал себя. Наверняка ведь это спрашивают не просто так. Наверняка ведь перед уходом на войну надо что-то попросить. Что-то сделать. Тьен зашарил глазами по кабинету, вспоминая, чего от него могут ждать накануне такой важной поездки. С Лиззи он поговорит... Ох! - Управляющий! - вдруг выпалил оруженосец, как тот самый человек, который только что вспомнил то, что совершенно вылетело из его головы, - Мне надо на своё отсутствие назначить управляющего! Лиззи ведь надо вернуться ко двору. И она не должна больше заниматься домашними делами. И... Честно говоря, монсеньёр, я пока не знаю кого поставить. К сожалению, лучшие мужи Госкони... их больше нет, в общем. Я не думаю, что наш старый Хугго справится с территориями за пределами замка. И... я бы не хотел, чтобы этим занимался кто-то из столицы.

[indent]Похвала монсеньёра была внезапной. Ещё более внезапной, чем подлый удар на тренировке или яд в бокале. Когда вместо вина привык слушать высокомерную и язвительную речь, когда их отношения через раз скатывались к рызрывному скандалу, рука на плече и похвала были потрясением. Ох, если бы не конец, Тьен наверное бы сгорел в собственном смущении и чувстве гордости, сцепившимися внутри за право вскружить ему голову. Но Талиг который мог приобрести что-то в его лице приземлил эту взлетевшую птицу. Фауст отошёл, а Тьен чуть нахмурился, конечно проглотив свои мысли. Талиг. Талиг! Как-будто он старается для службы этому жалкому королю, этой невнятной рыбе на троне! Он всего-то старался сохранить крупицы семьи и владений, свою землю, своих замученных людей, своё доброе имя. А если бы монсеньёр сказал - "ваша сестра получит в вас надёжную опору" - наверное тогда он бы дальше ничего не слышал, кроме собственного биения сердца в ушах. Но Талиг и его даром не нужное Тьену благо вытрезвили от пьянящего вина комплиментов.

[indent]- Благодарю, монсеньёр, - Кристиан щёлкнул каблуками и быстро кивнул, - Я буду рад вашей рекомендации на управляющего на время войны. Хуже Ланселя никто не будет, - Тьен поморщился, но потом понял, что прозвучало невежливо и торопливо добавил, - В смысле, я не принижаю ни в коем случае достоинства вашего человека! Уверен, он прекрасно справляется с обязанностями у вас дома. Просто тут такой бардак, никто не знает, что нужно делать и зачем. Я боюсь, что окажу не привилегию, а бремя. Но как только мы вернёмся, я займусь Госконью, даю слово. Я... я всё думаю... Если мне удастся отличиться в бою, это ведь может дать мне... дать возможность, - слово "попросить" никак не проталкивалось сквозь глотку, - дать возможность смягчить отношение к Мартенам при дворе. Это наверняка поможет и Лиззи с браком. И может нас наконец оставят в покое. В смысле... перестанут видеть в нас только родственников предателя. Как вы думаете, монсеньёр?