Кромешник:
Пафос-пафос

Мир никогда не бывает совершенным. Мир надоедает своим однообразием. Моментами даже через чур часто.
Когда тебя никто не видит, игнорируя и проходя мимо; а те немногие кто видит либо бросается с криками и воплями наутек или же стараются тебя - это угнетает. Это самое идиотское однообразие, которое могло бы тебе попасться.
Ладно, не видят, не верят. Лично Питча это расстраивает больше всего, но все же. Реакция со стороны своих же «соотечественников».
Ну, мало ли – хочет человек захватить мир, погрузить его в мир тьмы и кошмаров, превратить его в воплощение всевозможных ужасов и страхов. Ну, мало ли, что ко всему прочему, он уже много сотен лет дух, да и просто, воплощение мирового зла. У всех есть свои недостатки. Между прочим, всем, хочется тепла, любви, понимания. В случае с Питчем – правда, скорей всего безответного, т.к чувства – вещь давно прошедшая. Но это ничуть не умаляет желания иметь подобное со стороны окружающих.
Вот если бы хоть кто из тех же чертовых хранителей хоть раз пришли к нему с предложением мира, дружбы, жвачки и любви. С всеобщей признательностью!
Хм… Добрым так сразу, Кромешник, конечно же, не стал бы, но, ненавязчиво убив их и развесив останки во дворце Санты – он чуть позже непременно порадовался бы и вырезал на надгробиях благодарности.
Когда в тебя перестают верить, кажется, что мир перевернулся. Все то, во что верили люди, во что верил ты сам – исчезает. Иногда даже появляется закономерный вопрос, мысли: «Вдруг они правы и я действительно не существую?».
Наверное, тем, в кого никогда не верили – проще. Им не с чем сравнивать, они не знают что потеряли, не знают из-за кого. Они еще могут верить в людей, правду жизни, добро. Наивность, конечно, но все же. Падать вниз – сложнее.
Первые несколько лет, даже десятков лет, еще веришь во что-то. Ищешь способы все исправить, радуешься шансу, силам, возможностям. Пытаешься заставить людей в себя поверить. Потом, конечно, тоже пытаешься, но, тем не менее – надежда начинает умирать. А, в конце концов, она остается лишь потому, что ее поддерживает ненависть и мечта. Мечта отомстить. Ненависть к тем, кто, так или иначе, окружал тебя сотни лет, не принимая никаких попыток помочь, исправить, обратить внимание, в конце концов.
Иногда, Питч даже любил одиночество. Впрочем, в одинаковой, или же меньшей степени – ненавидя его же.
Одиночество – избавляло от желания, от слабости привязаться к кому-либо. Когда половина в тебя не верит - Черт возьми, даже духи не все в него верят! - а другая боится до смерти – это не слишком способствует появлению любви, дружбы. Да и зачем?
Чувства, это такая прекрасная вещь, которой он отучился пользоваться еще при жизни.
Разве что, ненависть никуда не делась.
Зависть.
То самое, любимое и вечное одиночество – тоже можно отнести в тот же список.
Но это не чувства. Не чувства в привычном, возвышенном смысле слова. Сейчас ведь, куда не плюнь, чувствами назывались такие прекрасные и возвышенные вещи как любовь, влюбленность, нежность.
Под которыми, к слову, как-то парадоксально часто скрывались секс, наркотики, рок-н-рол. Предательство и лицемерие.
Прекрасные люди, прекрасная логика, прекрасное жизненное кредо… Моментами Кромешник искренне удивлялся, почему Зло считают исключительно эфемерным, ненастоящим… Но, не суть.
Когда живешь вечность – можно попытаться исполнить
К сожалению, именно, что попытаться. И почти всегда, хочешь, не хочешь, а приучаешься путешествовать. Иногда открывая новые интересные/неинтересные места. А иногда просто меняя место «жительства».
Сложно просидеть на одном месте сотню лет. Да и, неинтересно.
Дождь… Питч недовольно морщится, когда на него падают первые капли, но, тем не менее, противореча самому себе, запрокидывает голову назад, подставляя лицо дождю. Когда-то давно для него стало приятным открытием, что, не смотря на смерть, он может продолжать чувствовать, прикасаться к предметам.
А вторым, гораздо менее приятным, было то, что видят тебя не все. А после и вовсе не видят…
Этот вечер был окончательно отдан живописному, возможно когда-то, озеру и прекрасной погоде. С явной иронией на тему погоду. Прелестно… Но идти куда-то еще – откровенно лень. Духи тоже подвержены подобному.
После пару минут, Кромешник все же шлет к черту подобную идиллию с природой и взмахом руки создает над головой какое-то подобие крыши из темного песка, заодно добавляя что-то вроде кресла-кровати. Единение с природой рушится окончательно. Но и плевать, - мысленно усмехается Кромешник.
Темнота красиво закрывает от луны и дождя, и Кромешник снова морщится, вспоминая о прошлом. Луна… Он никогда не понимал поголовного поклонения Луноликому. Глупцы. Что люди, что духи. Что сама пародия на бога.
Надежда, вера до последнего… Пускай тот просыпается раз в триста лет, да и вообще откликается одному из миллиону духов – но в него верят. В него верят даже некоторые дети, люди!
Мать вашу. Куда катится этот мир?
Это все глупо. Глупо до зеленых чертей и конца света.
А еще никто не понимает, что это все, можно было бы изменить. Изменить к лучшему, в своеобразном понимании этого слова Кромешника. И, с ма~аленьким уточнением, что лучше для него самого. У него ведь такие планы. Такие идеи. Только вот – единомышленники, вещь редкая, в настоящее время. А практика показывает, что без массовки на заднем плане – сложнее. Даже, нереально.
Неприятная практика, к слову. Вспомнив недавнее заточение, Кромешник злится.
Он победит. Непременно. А сложности… без них было бы приятно, прекрасно – но скучно. Хотя… Доказывать хранителям, что они неправы, что они бесполезны…
Кромешник сплевывает, сжимая в руке какой-то мелкий камушек, почти превращая его в песок и стряхивая его, заодно избавляясь и от некоторых мелких кусочков, впившихся в кожу.
Что за дурацкий мир.