Big mental, she wear it to go Tell her it's good Tell her okay Don't do a God damn thing they say

Эмоции. Неужели хоть кто-то в этом фальшивом мире и действительно способен на искренний интерес? «Беги, беги, беги!» — подсознание все-таки забавная штука. То чувство... то невыносимое, ненормальное, раздирающее изнутри чувство! Я раскололась. Нет, не на мелкие кусочки. Только два варианта: пойти с ним или остаться. Дождь. Почему где-то глубоко внутри начался этот чертов ливень?! «Потому что за ним всегда следует радуга... или гроза». Именно сейчас я поняла насколько легче живется людям, существующим, да, именно существующим, по сумасшедшим личным принципам, существующим в рамках. Что там говорить, я сама загоняла себя в эти рамки еще лет десять тому назад. Всего десять лет. Или уже десять лет? Это не так уж и важно, когда собираешься жить вечно. Но даже после того как меня обратили привычки остаются привычками. Безбашенная Кэтти. А почему нет? Это весело. Только вот старые границы порой напоминают о себе в самый неподходящий момент. Слова незнакомца все больше будоражили сознание и отдавались тихим эхом где-то очень глубоко внутри, там, куда я сама никогда бы никогда не осмелилась отправиться одна — в самые темные, глухие, мрачные, дремучие уголки души. Хотела я того или нет, но цеплялась буквально за каждое его слово, проговаривая их мысленно, с малой толикой надежды осознать происходящие: «Я дам тебе Ад. Я и есть Дьявол, девочка, я и есть смерть и тьма. Противовес жизни и добру — я и есть самое большое откровение и страсть зла». Самоубийца. Нужно будет запомнить, что моргать в его присутствии противопоказано. Рука Дьявола на моей шее. Страшно. Заманчиво. Пленяет. Мурашки толпами бегают по всему телу, сердцебиение учащается вслед за дыханием, которое, казалось бы, совершенно отсутствовало еще миллисекунду назад, лицо расплывается в жестокой улыбке, а в глазах появляются холодные, трудно заметные в темном переулке, оттенки цвета крови.
— Так ты мой личный Мефистофель? Учти, что я не продам душу за Прекрасную Елену, насколько бы прекрасной она не была. Как ни крути, а простые способы добычи моей души можно по пальцам пересчитать. Но, с другой стороны, после всего, что я сделала, наличие некой духовной сущности в этом теле вообще крайне маловероятно. Надеюсь, что меня представят ведьмам, духам, бесам, ну, и всем, кто там у тебя есть. Мефи. Ты же не против, если я буду тебя так называть? Мефистофель —слишком длинно, Дьявол — пафосно, похоже у меня просто нет выхода до тех пор, пока я не узнаю твоего настоящего имени.
Грязь. Не думала, что я увязла во всем этом так сильно. «Блядь, в следующий раз лучше сначала думать, а уже потом выдавать что-то в этом роде. Мефи?! Мефисто, Фель, Люцифер, в конце концов! Мефи... Ты просто гений, Кэт». Уголки губ стали подрагивать, когда я продолжала просто стоять напротив незнакомца и начала продумывать уже пятидесятый вариант скрытого смысла трагедии Гете. Даже сам автор явно не подозревал о том, что сейчас лезло в голову. При этом, значительная часть вариантов должна была привести к печальному для меня концу. Трагедия «Фауст», ключевое слово — трагедия. Но уже ничего нельзя было сделать, да и комедии с участием Дьявола совершенно не торопились на общее экстренное собрание по спасению моей симпатичной жопы. «Раз уж на то пошло, то будем выкручиваться другими способами. Девушка я или кто? Пусть у тебя не будет могущественной подружки, которая размажет меня по стенке, как таракана, если сейчас пронесет. Подружка? Что за херня?! Совсем не о том думаю. Соберись. Соберись». Моя рука аккуратно заскользила по его от кисти на моей шее к его плечу, а потом мягко и уверенно обвила его так, что наши лбы соприкасались, а губы находились на расстоянии нескольких сантиметров. «Сейчас или никогда. Сейчас или никогда...»
— Почему ты не боишься, Арджент? Тебе совсем нечего терять? Если так, поехали со мной. Мистик - Фоллс. Город кишащий идиотами и едой. Город, где нечисти больше, чем татуировок на твоем теле.
Не боюсь? Эти слова заставили меня остановиться и пересмотреть дальнейшие планы. Это случится только в том случае, если он того захочет. Я была знакома с ним лишь несколько минут, но уже готова уехать в неизвестность. Хотя, здесь меня тоже ничего не держало, пора было уехать еще тогда, когда я начала привлекать лишнее внимание своими картинами на телах жертв. Не боюсь. Неужели и правда не боюсь? Просто придумываю. Осознаю, что должна бояться и просто себя накручиваю. Если я такая смелая, то, что мешает мне порассуждать об этом вслух? Природная скромность? Это вряд ли. Уловив взгляд, скользящий по моему телу, я поджала губы и прикрыла глаза. Татуировки всегда, всегда привлекали внимание. «Не такой уж ты и особенный, когда просто вот так меня изучаешь, Мефисто». Я опустила руку ему на плечо и просто расслабилась, уткнувшись в него и прикрыв глаза. Боюсь? Пожалуй, все-таки нет. Должна ли? Понятия не имею, это не важно.
— Терять? А знаешь, это интересно. Конкретно сейчас я могу потерять тебя, хоть и совсем не знаю. Забавно, правда? Сколько мы знакомы? Минут пятнадцать? Потерять себя я не могу, потому что я, это Я, в какой бы состоянии не находилась. Живая. Мертвая. Пьяная. Трезвая. Злая. Счастливая. Все-равно Я. Как бы низко я ни пала, ничего не изменится. Я делаю то, что хочу, поддаваясь мимолетным импульсам, а потом, иногда, начинаю паниковать, потому что так должно быть, а не потому что я так хочу. Нечисти больше, чем у меня татуировок? Ха, смешно, ты видел еще далеко не все. Они ведь ничем не отличаются от людей. Мы с тобой не отличаемся, если не считать некоторых особенностей. Так сказать, расширенная комплектация. Я согласна поехать в любую дыру, где мне не придется приковывать себя, чтобы переждать, когда охотники собьются со следа, потому что я не могу НЕ убивать. Я буду делать все, что ты посчитаешь нужным, но не собираюсь находиться под твоим круглосуточным присмотром или же я не должна об этом знать. И да, я хочу знать все, что тебе известно о той нательной живописи, которую я практикую.
Лицо, он его не видел. Что бы я ни говорила, страх — врожденное чувство и за три десятка лет жизни от него просто так не избавишься. На негнущихся ногах я отошла от него и направилась к выходу из переулка. Давно уже нужно было выйти на свежий воздух. Руки тряслись, как листья на сильном ветру, пришлось сложить их на груди, чтобы не выдать себя окончательно. Боюсь? Все-таки, не так сильно, как хочу узнать его ответ на мое предложение.
— Машина в пятистах метрах, если ты не собираешься лететь до Города-Полного-Нечисти, то можно воспользоваться ей.
Тихо. Не торопясь. Я знаю, что ты слышишь.

Я чувствую, как бьется твое сердце…
Я чувствую его, каждый удар через твое тело в мое.
Если лежать спокойно и не думать ни о чем,
такое чувство, будто это бьется мое сердце. [q.]
Странный год. Странный век. Странное место. Зачем они сюда приехали? Зачем согласились на сделку с Майклом? Они могли бы просто уехать подальше от всего, особенно от Майклсонов. Сбежать. Это бы значило, что они сбежали. Подобно трусам. Но разве защита семьи является трусостью? «Я не могу себе позволить даже думать о чем-то подобном». Вампир лежал на большой двуспальной кровати, занимавшей добрую часть комнаты, прикрыв глаза и закинув руки за голову. «Вивьен...» Это ссора не была похожа на остальные хотя бы просто потому, что в этот раз было замешано его прошлое, не её. Кристофер знал о Вивьен то, что она ему добровольно рассказывала и никогда не пытался выведать что-либо силой или хитростью, возможно, лишь поначалу. Он не мог поверить в то  что прошлое так сильно способно влиять на настоящее, тем более, если вдруг всплывают события практически девяти-вековой давности. Лихорадка. Ненависть. Скука. Стоит ли сейчас ворошить прошлое? Его новое «я» чувствовало боль, хотя и не с такой остротой, как раньше. Он научился жить. Научился спасаться от боли, отделяться от испытывающей боль физической оболочки. Но душевная боль имела совершенно иные корни и последствия, от неё было не так просто отвязаться. Можно отступиться или поглотить физическую боль, однако то, что беспокоило его сейчас не было болью физической, отступать некуда. Тупик. Время. Ему нужно было время, чтобы понять, что происходит. Смех. Забавно, бессмертному существу требуется время, чтобы разобраться в секундной ситуации, которая перевернула всю его жизнь. Что он собой представляет? Как живет? Как и что чувствует? И главное, как будет жить дальше? Внутри почти ничего не осталось, все словно улетело куда-то. Черная дыра в сердце. Он был слишком спокоен. Усталость. Вивьен не поймет, он знал, что вскоре его любимая огненная женщина поднимется в спальню и заведет тот самый разговор. Он будет неприятен обоим, но они будут продолжать говорить об этом, возможно поссорятся ещё больше, а возможно между ними повиснет тишина, такая как сейчас, когда он один. Одиночество. Кристофер провел в одиночестве почти три года, он должен был остаться один, чтобы подумать, чтобы узнать... В тот год он убил своего отца, а его невеста пропала. Она была похожа на Ребекку, у неё были такие же белоснежные длинные волосы, но она была другая. «Шарлотта... Это так странно разговаривать с тобой спустя столько лет, но ты всегда знала ответы на все мои вопросы, где ты сейчас? Я все это время воспитывал в себе того, кем стал, свершил то, к чему стремился. У меня есть любимая семья, интересная работа, представляешь, я директор в школе, там много детей, как ты когда-то мечтала. Прости, что так долго о тебе не вспоминал, а теперь обращаюсь со своими проблемами через несколько столетий, — он чуть улыбнулся уголка губ, ресницы прикрытых глаз задрожали от нахлынувших воспоминаний, — Да. Все по прежнему. Не думаю, что она должна знать о тебе, это было слишком давно и я не хочу больше теребить воспоминания. Похоже это наш последний разговор. Ты бы не узнала меня. Я другой. Я вампир». Голод накатился откуда-то издалека, как волна, беззвучно пробежал по телу и также тихо удалился. Волна ушла, опустошив Кристофера, как выпотрошенное чучело. Странно — в этот момент он испытывал нечто вроде смирения.
Мужчина неспешно приоткрыл глаза, когда в комнату вошла Вивьен. Она была спокойна, но однозначно раздражена. Её встревоженный облик успокаивал Адамсона — вполне нормальное состояние для его жены под конец дня. Казалось сейчас она заберется в кровать, он обнимет её и будет слушать гадости про всех, кто успел насолить ей в течении этого долго дня, пока он готовил ей подарок... Извинение. Он хотел извиниться за то в чем не был виновен. Странные они, эти женщины. Кристофер был готов мчаться на край света по первому её зову, носить на руках и принимать все капризы, лишь бы чувствовать её рядом. Он смотрел на неё, и удары сердца становились все спокойнее и спокойнее. «Распусти, — послал он немой сигнал, глядя на то как Вив уже почти пять минут распинается перед зеркалом в нерешительности, — Да, детка, именно так, а теперь просто иди ко мне». Но не всем желаниям было суждено сбыться.
— Скажи мне, дорогой. Ты планировал хотя бы когда-нибудь посвятить меня в свою жизнь? Или ты считал, что мне пойдет и так. Что с меня хватит и того, что я... знаю и что остальное мне знать не нужно?
Он окаменел, будто бы его тело разом отключили от источника энергии. Взор накрыла абсолютная пустота. Кристофер не торопясь повернул голову в сторону жены, затем сел. И вновь, время. Он не знал, сколько провел в таком положении, прежде чем соскочить с кровати и оказаться рядом с Вивьен. Адамсон взял её лицо в ладони и заглянул в глаза, затем прижал девушку к себе и вдохнул такой родной запах полной грудью. Он нежно убрал прядь волос за ухо и практически шепотом проговорил:
— Ты моя жизнь. Ты центр моей Вселенной. Я от тебя ничего не скрываю, поверь. Знаешь что тяжелее всего? Что я хочу все тебе рассказать, все, что чувствую, — и не могу. Пока я не могу выразить это словами.
Каждый день. Каждый год. Каждый век он видел новые и новые лица. Но чаще всего общение с людьми почти не вызывало у него длительных эмоциональных стрессов. Конечно, он мог испытать неприязнь или раздражение, на кого-то рассердиться. Но обычно это продолжалось не долго. Он просто блокировал эти чувства, подобно экрану телефона, а потом снимал блокировку и тщательно анализировал эмоциональное состояние. Неоднократно оказывалось, что он просто забывал о том, что стало причиной раздражения, что было просто невероятно, учитывая его прекрасную память. Благодаря этой системе контроля над эмоциями ему удавалось избегать множества ненужных проблем и сохранять в своем внутреннем мире относительную стабильность и спокойствие. Однако в случае с Вивьен система отказывала. Кристофер просто не мог не мог отодвинуть её, выкинуть за пределы сознания. Выкинуть из сердца.
—  Ты прекрасно знаешь мое отношение к этой... сучке. Я тебе рассказывала об этом чуть ли не чаще, чем обо всей остальной своей жизни. И знаешь... Да, именно. Я рассказывала тебе о своей жизни, считая, что и знаю все о твоей. А оказалось, что я вообще тебя не знаю. Что еще ты от меня скрываешь? С кем еще у тебя были связи или, может, что похлеще? Давай, порази меня! Удиви меня, дорогой!
Его прошиб холодный пот. Сознание распалось, превратилось в кучку мелкого песка, который стал сливаться с окружающим мраком, растворяться в нем. Он держал её в объятьях, все ещё держал. С каждым словом Вивьен руки Кристофера все сильнее обхватывали жену, не давая ей уйти, да она и не собиралась, но он не мог этого допустить, потому что знал, насколько ей не понравится то, что он собирался сказать.
— Вивьен, я не знал, что эта... сука, и есть Ребекка Майклсон, на тот момент она представилась другим именем. Тогда... тогда, восемь с половиной веков назад, я убил своего отца. Я... я потерял свою невесту, её звали Шарлотта. Она просто пропала, её дядя сказал, что Шарлотта потерялась в лесу, что её загрызли волки и она больше никогда не вернется. Она была самой красивой девушкой в нашем городке, а её дядя владел огромной, по тем меркам, лесопилкой. Мы любили друг друга, она любила меня, или я просто считал, что любила, ведь она говорила мне об этом каждый день. Её отец был против, сама знаешь, что я не был особо богат, но дядя согласился. Почему-то именно его мнение было наиболее важным для Шарлотты, я решил, что это их личное дело и не пытался узнать тайны её семьи. А через три дня после помолвки она пропала... я убил отца... и несколько лет жил отшельником, далеко от дома. Когда я вернулся появилась она... девушка, напомнившая мне Шарлотту, она не казалась опасной или странной, я пригласил её в свой дом. Дальше ты уже знаешь. Ребекка использовала меня, как пакетик с кровью, вспомнил все я только тогда, когда ты меня обратила. Но до той встречи, в доме Майклсонов, я не знал кто она на самом деле. Я никому и никогда об этом не рассказывал, Вивьен, это прошлое и оно должно остаться там, ты меня понимаешь? Понимаешь о чем я говорю? Прошлое останется в прошлом.
Последнюю фразу он произнес, делая ударение на каждом слове после небольшой паузы между словами, нарушаемой лишь тишиной. Темнота. На горизонте, как знамение, висела полоска света, но комнаты, где находились Кристофер и Вивьен не достигал ни один луч. Время шло. Он отпустил жену и немного отстранился, глядя в пронзительные светлые глаза, грудь его тяжело поднималась и опадала. Он ждал, ждал её слов. Слов, которые навсегда могут перевернуть их жизнь, ничего не будет как прежде после этой ночи.