[NIC]James Norrington[/NIC][AVA]http://savepic.org/7223177.png[/AVA]Кошмары преследовали его каждую ночь и подолгу не отпускали ранним утром, когда не хватало сил видеть одни и те же картины, превратившие его жизнь в беспросветный ад. Он видел их лица, слышал голоса и крики, прерывающие рев урагана, даже собственный голос, искаженный яростью и пагубной решимостью. Джеймс нутром чувствовал тогда, что идет на смерть, вопреки здравому смыслу, вопреки логике, которой перестал пользоваться, поддавшись гневу и нарастающей злости. Месяцы в погоне за «Черной Жемчужиной» сделали его глухим и слепым к бедам экипажа. Маячившая на горизонте черная корма притягивала его взгляд куда больше, чем списки, составленные лекарем о нуждах больных в лазарете. Они редко заходили в порты и почти не спали, подгоняя «Разящий» и днем и ночью к неуловимому пиратскому бригу. Отчаяние сжимало их сердца, а злость на капитана в итоге приводила к неподчинению, которое коммодор на третий месяц жестоко наказал. После последнего из шести высеченных до потери сознания у грот-мачты матросов желающих высказывать свое недовольство вслух уже не находилось, но Джеймс знал, что экипаж ему этого никогда не забудет и простит лишь в том случае, если погоня завершится успешно. Поэтому Норрингтон не отдыхал вовсе, в отличие от тех же матросов и младших офицеров не имея ни морального права, ни желания на свободное время, большую часть ночи и почти весь день работая с приборами и картами… Пытаясь найти нужный короткий путь до пиратского судна, чтобы сократить немилосердно стабильные мили, разделяющие их от сражения борт к борту. Они ловили каждый попутный ветер, меняли галс, шли при высоких волнах, и даже заставший их штиль на экваторе не смог остановить «Разящий», который вытянули из неблагоприятной зоны на лодках веслами. Ситуация обострялась, чем больше было потерь среди команды от недоедания и слишком тяжелой работы, но у Триполи, когда сил не оставалось совсем, а все офицеры уже давно предчувствовали и предупреждали о готовящемся бунте, удача вдруг улыбнулась. Каким-то чудом «Жечмужина» потеряла скорость, и команда коммодора уже начала готовиться к абордажу, переведя свой гнев на врага на чужой палубе.
Все потери, все трудности, вся злость, негодование и жажда мести – все достигло своего пика. Они ринулись хищником на замешкавшуюся жертву, уже предвкушая сладкий вкус победы и торжественного пира, когда небо над кораблями сомкнулось свинцовыми тучами. Видевший и переживший не один шторм, коммодор мог поклясться, что без потусторонних сил этот ураган не мог возникнуть. Тучи словно невидимой рукой нарисовали на ясном небосклоне, превратившим вечер в глубокую ночь. Чем ближе они были к цели, тем страшнее становился рев ветра. Лейтенант Грувз как старый знакомый и один из немногих, кто рисковал считать коммодора другом, фактически умолял развернуть корабль назад к берегам Ливии, но от опасности этот маневр бы все равно не спас и решение было принято фатальное – идти напролом и догонять «Жечмужину», расправившую паруса как черные крылья. Пиратскому бригу непогода не мешала, наоборот, «Жемчужина» летела по волнам как заколдованная, что окончательно лишило Джеймса здравого смысла. Прислушайся он тогда к своим офицерам, а не к гордыне, то, быть может, смог бы смотреть по возвращении домой в глаза губернатора Суонна. «Разящий» не смог пережить тот ураган и развалился на части. Что осталось от судна и экипажа выбросило назад к берегам Триполи, откуда выжившие словно призраки отправились домой. Джеймс приходил в себя куда дольше остальных сослуживцев, а когда очнулся в госпитале, не сразу поверил в поражение, легшее непосильным бременем на его сердце и душу. Он потерял судно, большую часть своих людей, уважение как коллег, так и собственное. Он снова опозорил отцовское имя и просто не мог продолжать носить офицерский мундир с честью. Он сам поставил на карьере крест, утопив его на дне Средиземного моря вместе с «Разящим». По возвращении в Порт-Роял Норрингтон незамедлительно подал в отставку, оставив все, что имел, отдав семьям погибших самое ценное имущество, надеясь, что со временем его просто забудут и перестанут проклинать за гибель родных и близких. Трибунал оправдал его действия, не дав разгневанной толпе растерзать жестокого капитана на месте, быть может, памятуя о старых заслугах. В конце концов, верить в невозможное после случившегося нападения бессмертных пиратов на Ямайке точно могли, а значит, и не пойми откуда взявшийся ураган тоже был возможен. Но силы природы, сыгравшие пиратам на руку, оказались слабым утешением потерявшему все офицеру, и отправившись на первом попавшемся торговом судне в море, Джеймс уже не надеялся когда-то вернуться в ставший родным и потерянный для него город.
«Эдинбург» был маленьким, но юрким шлюпом. Команда насчитывала человек двадцать и все давно друг друга знали, к тому же на борт редко, крайне редко брали пассажиров. Заплатив выше нормы за услугу капитану, Норрингтон оказался среди этих людей белой вороной. Одинокой, нелюдимой, неразговорчивой и постоянно в настроении, над которым некоторые посмеивались, называя лирически трагичным. Они торговали с испанцами на Кубе и, как впоследствии оказалось, не очень законно. Именно с командой «Эдинбурга» Джеймс прибыл после Сантьяго в Нассау, совершенно безразлично относясь к выбранному маршруту, где экипаж хотел «расслабиться». Пиратское логово, одна из тех колоний, где от номинальной власти не осталось и названия. Республика головорезов, воров и мошенников… Казалось, именно такого общества он достоин и не более того, поэтому экс-коммодор остался среди них, с первого же вечера опустившись до соответствующего завсегдатаю состояния опьянения, лишь бы больше не помнить своих снов утром. Каждую ночь переживать один и тот же ужас неминуемой гибели в раскрывшейся пасти морской пучины уже не хватало ни сил, ни нервов, поэтому ромом Норрингтон обеспечивал себе абсолютное затмение рассудка. Постепенно, неделя за неделей, он стал приобретать и соответствующий новой компании вид. Грязный, неопрятный, совершенно запущенный. Страшная пародия на некогда холеного с иголочки одетого служителя Его Величества. Оставшаяся на его плечах капитанская форма была в плачевном донельзя состоянии и стала для него клеймом позора, от которого, впрочем, не хватало духу избавиться. Он все равно помнил свою прежнюю жизнь и потому жаждал напиться каждый вечер. Джеймс возвращался в эту таверну, приглянувшуюся с первого же раза своей относительной тишиной и отсутствием вечно орущей толпы, которая бродила по ночам на улицах и в других заведениях устраивала красочные стычки. У него даже появилось излюбленное место в тени под лестницей, где никто и никогда не замечал его присутствия. Но тишина в этот вечер оборвалась внезапно, хоть бывший коммодор этого и не заметил сразу, слишком погрузившись в свои мысли о былом.
Особенно резануло его слух и все-таки привлекло внимание весьма грубое обращение к даме, которая этим заведением заправляла. Не вдаваясь в детали иерархии, Норрингтон окрестил эту девушку «хозяйкой» и попросту не знал, какими делами мисс Гатри занимается помимо ведения бухгалтерской книги своей таверны, поэтому беседа его лишь запутала, не придав никакой ясности, за что на нее так злились ворвавшиеся незнакомцы.
Спор стал достоянием притихшей общественности и Джеймс с презрением отметил про себя, что пираты всегда похожи на стервятников, даже на суше, просто ожидая кровопролития и легкой добычи. Или наслаждаясь таким зрелищем, как в этот злосчастный для Элеонор момент. И неужели никто не заступится за девушку, подумал он, не заметив, как рука сама собой легла на эфес сабли. Судя по недвижимой толпе, то явно нет, что никак не устраивало проснувшуюся в коммодоре совесть, которая подняла его вопреки тяжести выпитого со стула и направила среди застывших статуй глазеющих к эпицентру разворачивающейся драмы. Бездушные твари, бурчал он про себя не без оснований, вдруг вспомнив прежние идеалы о чести и достоинстве. На женщину руку поднимать нельзя, не говоря уже о всех прочих видах мщения, на которые, судя по агрессивному тону, рассчитывали пришедшие пираты. Один из спутников жалкого оратора в центре зала оказался на пути у Джеймса, и тот не долго думая пырнул со спины его саблей, зажав бедолаге рот рукой, дабы не произвести много шума, пока остальные смотрели, как угрожающе приближается главарь банды к своей жертве. Обстановка накалялась и убыстрялась, поэтому медлить не было времени. Второй негодяй услышал все-таки раздавшиеся удивленные возгласы и ринулся в атаку, надеясь отомстить за смерть товарища своим клинком. Но если Джеймс чему-то и научился у Берегового братства, так это экономии сил. Сражаться с каждым не было желания. Норрингтон уверенно вытащил из-за пояса пистолет и прицелился промеж испуганных глаз. Раздался выстрел и крики огласили таверну, заставив толпу наконец зашевелиться как подобает при хорошей и кровавой драке. Распластавшийся на полу труп рухнул звездой, раскинув руки и ноги с пробитым черепом, вокруг которого начала расплываться лужа крови. Третий подлец, наконец сумевший протиснуться через бегущих к выходу нервных и непривычных к таким разборкам людей, все-таки был удостоен коротким, но смертельным боем. Разоружив соперника, Джеймс рассек ему туловище от плеча до бока и наконец оказался лицом к лицу с главарем.
Габаритный мужчина, кажется, даже моложе Джеймса, пират был абсолютно лыс, весь в татуировках и без нескольких зубов, которыми вдруг заулыбался, раскрыв кривой рот.
- Заступаешься за эту шлюшку?
- Судя по тому, как вяло боролись за свою жизнь ваши спутники, она и сама бы вас всех уложила. Но зачем леди марать руки о всякую шваль? – со спокойной улыбкой бросив взгляд за спину верзилы, Джеймс про себя подумал, что вряд ли мисс Гатри могла бы быть настолько хороша в бою, как он утверждал. Хрупкая на вид дамочка, миловидная, но определенно не часто бывающая в открытом море с оружием на перевес. Обычная портовая жительница, если так можно было говорить о тех, кто населял Нассау. Но какая была разница, в самом деле. Он уже заступился за нее и проблема девушку уже не касалась.
Нецензурную брань в ответ коммодор пропустил мимо ушей, зато без особых усилий отбился от первого выпада, который наверняка бы повалил на землю любого пьянчугу в этом заведении. Так и начался этот необычный бой, в котором впервые за долгое время Норрингтон почувствовал себя в своей тарелке, вспомнив не только навыки фехтования, но и былую мотивацию сражаться с честью и побеждать достойно. Ему не было равных среди офицеров Порт-Рояла и уж подавно среди пиратов. Может, ему не довелось встретить достойного соперника, но в этот вечер противник таковым явно не был, и спустя семь минут кряхтел от порезов на коленях перед мисс Гатри, пока Джеймс держал пирата за шиворот, напоминая о своем присутствии за его спиной острием сабли, утыкающимся в толстую короткую шею.
- Есть прекрасная возможность попросить прощения и пообещать больше никогда не беспокоить мисс своим присутствием.
Отредактировано Farenheight (2015-05-07 19:44:29)
