Добро пожаловать на форум, где нет рамок, ограничений, анкет и занятых ролей. Здесь живёт игра и море общения со страждующими ролевиками.
На форуме есть контент 18+


ЗАВЕРШЁННЫЙ ОТЫГРЫШ 19.07.2021

Здесь могла бы быть ваша цитата. © Добавить цитату

Кривая ухмылка женщины могла бы испугать парочку ежей, если бы в этот момент они глянули на неё © RDB

— Орубе, говоришь? Орубе в отрубе!!! © April

Лучший дождь — этот тот, на который смотришь из окна. © Val

— И всё же, он симулирует. — Об этом ничего, кроме ваших слов, не говорит. Что вы предлагаете? — Дать ему грёбанный Оскар. © Val

В комплекте идет универсальный слуга с базовым набором знаний, компьютер для обучения и пять дополнительных чипов с любой информацией на ваш выбор! © salieri

Познакомься, это та самая несравненная прапрабабушка Мюриэль! Сколько раз инквизиция пыталась её сжечь, а она всё никак не сжигалась... А жаль © Дарси

Ученый без воображения — академический сухарь, способный только на то, чтобы зачитывать студентам с кафедры чужие тезисы © Spellcaster

Современная психиатрия исключает привязывание больного к стулу и полное его обездвиживание, что прямо сейчас весьма расстроило Йозефа © Val

В какой-то миг Генриетта подумала, какая же она теперь Красная шапочка без Красного плаща с капюшоном? © Изабелла

— Если я после просмотра Пикселей превращусь в змейку и поползу домой, то расхлёбывать это психотерапевту. © Рыжая ведьма

— Может ты уже очнёшься? Спящая красавица какая-то, — прямо на ухо заорал парень. © марс

Но когда ты внезапно оказываешься посреди скотного двора в новых туфлях на шпильках, то задумываешься, где же твоя удача свернула не туда и когда решила не возвращаться. © TARDIS

Она в Раю? Девушка слышит протяжный стон. Красная шапочка оборачивается и видит Грея на земле. В таком же белом балахоне. Она пытается отыскать меч, но никакого оружия под рукой рядом нет. Она попала в Ад? © Изабелла

Пусть падает. Пусть расшибается. И пусть встает потом. Пусть учится сдерживать слезы. Он мужчина, не тепличная роза. © Spellcaster

Сделал предложение, получил отказ и смирился с этим. Не обязательно же за это его убивать. © TARDIS

Эй! А ну верни немедленно!! Это же мой телефон!!! Проклятая птица! Грейв, не вешай трубку, я тебе перезвоню-ю-ю-ю... © TARDIS

Стыд мне и позор, будь тут тот американутый блондин, точно бы отчитал, или даже в угол бы поставил…© Damian

Хочешь спрятать, положи на самое видное место. © Spellcaster

...когда тебя постоянно пилят, рано или поздно ты неосознанно совершаешь те вещи, которые и никогда бы не хотел. © Изабелла

Украдёшь у Тафари Бадда, станешь экспонатом анатомического музея. Если прихватишь что-нибудь ценное ещё и у Селвина, то до музея можно будет добраться только по частям.© Рысь

...если такова воля Судьбы, разве можно ее обмануть? © Ri Unicorn

Он хотел и не хотел видеть ее. Он любил и ненавидел ее. Он знал и не знал, он помнил и хотел забыть, он мечтал больше никогда ее не встречать и сам искал свидания. © Ri Unicorn

Ох, эту туманную осень было уже не спасти, так пусть горит она огнем войны, и пусть летят во все стороны искры, зажигающиеся в груди этих двоих...© Ri Unicorn

В нынешние времена не пугали детей страшилками: оборотнями, призраками. Теперь было нечто более страшное, что могло вселить ужас даже в сердца взрослых: война.© Ртутная Лампа

Как всегда улыбаясь, Кен радушно предложил сесть, куда вампиру будет удобней. Увидев, что Тафари мрачнее тучи он решил, что сейчас прольётся… дождь. © Бенедикт

И почему этот дурацкий этикет позволяет таскать везде болонок в сумке, но нельзя ходить с безобидным и куда более разумным медведем!© Мята

— "Да будет благословлён звёздами твой путь в Азанулбизар! — Простите, куда вы меня только что послали?"© Рысь

Меня не нужно спасать. Я угнал космический корабль. Будешь пролетать мимо, поищи глухую и тёмную посудину с двумя обидчивыми компьютерами на борту© Рысь

Всё исключительно в состоянии аффекта. В следующий раз я буду более рассудителен, обещаю. У меня даже настройки программы "Совесть" вернулись в норму.© Рысь

Док! Не слушай этого близорукого кретина, у него платы перегрелись и нейроны засахарились! Кокосов он никогда не видел! ДА НА ПЛЕЧАХ У ТЕБЯ КОКОС!© Рысь

Украдёшь на грош – сядешь в тюрьму, украдёшь на миллион – станешь уважаемым членом общества. Украдёшь у Тафари Бадда, станешь экспонатом анатомического музея© Рысь

Никто не сможет понять птицу лучше, чем тот, кто однажды летал. © Val

Природой нужно наслаждаться, наблюдая. Она хороша отдельно от вмешательства в нее человека. © Lel

Они не обращались друг к другу иначе. Звать друг друга «брат» даже во время битв друг с другом — в какой-то мере это поддерживало в Торе хрупкую надежду, что Локи вернется к нему.© Point Break

Но даже в самой непроглядной тьме можно найти искру света. Или самому стать светом. © Ri Unicorn


Рейтинг форумов Forum-top.ru
Каталоги:
Кликаем раз в неделю
Цитата:
Доска почёта:
Вверх Вниз

Бесконечное путешествие

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Бесконечное путешествие » Архив незавершённых отыгрышей » [R, AU, Assassin’s Creed: Syndicate] Deus Ex Machina


[R, AU, Assassin’s Creed: Syndicate] Deus Ex Machina

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

[R, AU, Assassin’s Creed: Syndicate] Deus Ex Machina

https://33.media.tumblr.com/0e30221fec693f167031fd27b2f2a617/tumblr_no8yeptpIv1s9f79po3_250.gifhttps://33.media.tumblr.com/bad9428deb2d558243a3e8cc9af204b1/tumblr_no8yeptpIv1s9f79po7_250.gif

время действия: 1863 г.
место действия: Лондон, Великобритания

участники: Frederick Blackmoor & Lawrence and Elyon Shade (Greider & Farenheight)

описание эпизода и отступления от канона (если есть):
Промышленная революция в Великобритании навсегда изменила наш мир. Тяжелая индустрия, транспорт, экономика поднялись на новый уровень благодаря успехам в науке, позволившим заменить паруса на паровые двигатели, а силу рабочих на выносливые механизмы. Но останавливаться на достигнутом ордену Тамплиеров мало. С помощью яблока Эдема крестоносцы собираются совершить еще одну революцию, которая может либо уничтожить все, что существовало на тот день, либо спасти человечество. Доверять судьбу мира в руки алчных фанатиков ассасины не намерены, но братство слабо и разрознено, и лишь одному из них удастся предотвратить катастрофу…

[NIC]Lawrence Shade[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7121787.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7134061.png[/SGN]

Отредактировано Farenheight (2015-06-21 18:46:38)

+1

2

«Чтобы быть кем-то, нужны перестать быть ничем»
Мать рассказывала, что, прежде его рождения, она жила в Англии. Там познакомилась с Леонардом Пирсом, который в последствии стал отцом Фредерика. О точных обстоятельствах побега с берегов Туманного Альбиона в Новый свет она умалчивала. Раз только выдавила, что «ведь все уезжали». Действительно, самое глупое объяснение. Но с того раза Фред больше не спрашивал – видел тяжёлые тени в глазах матери и не хотел лишний раз давать им повод болезненно шевелиться у неё внутри. Америку Фред помнил плохо. Точнее как-то в одном цвете. Тёмные оттенки, пыль и суета. Бурная жизнь Бостона ассоциировалась с молотильным станком, в чьи непомерно огромные жернова попадало каждое человеческое существо, после чего превращалось в ту самую пыль и песок – прах под ногами. А если не превращалось, то выходило чем-то иным. Малышу Фредди было пять, пять, когда умер отец, одиннадцать, когда появился отчим и двенадцать, когда пыльные берега Бостона остались за бортом торгового корабля.
Англия – это замкнутый круг. Мир, который ему никогда не нравился, но в котором он был вынужден жить. Наслаивающийся туманными клубами, промозглой погодой и грязью в его сознание и всё, что творилось вокруг. Серо-коричневые тона, тошнотворно зелёные оттенки. Фредерик помнил несколько из них, до сих пор, несмотря на то, что так старательно пытался забыть. Всю свою жизнь. Ребёнком он чувствовал свою совершеннейшую безвольность – неспособность изменить складывающиеся обстоятельства, принуждённость смиряться с ними, принимать, пытаться выжить. Вечно пытаться выживать. Изо дня в день. Можно ли было рассчитывать на кого-то? Разве что только на одного человека: на себя. Отец не отпечатался в памяти. Отчего-то, подобно свеженаписанной картине, которую окатили ведром воды, среди воспоминаний не удержались даже черты лица. Он был и не был одновременно, даже тогда, когда ещё считался живым. Его никогда не было рядом. Может быть только звук голоса – безразличного, ровного, не обременённого никакими эмоциями, раздававшегося поздно ночью, когда малыша Фредди отправляли спать. На утро в комнатах снова было пусто. О том, что Леонард Пирс умер Фредди узнал после того, как десять дней к ряду не слышал его голоса.
О том, почему мать вышла замуж на Гидеона Блэкмура, Фредерик поймёт спустя много лет. Новый свет не принёс ей осуществления тех надежд, которые она, возможно, лелеяла, и единственным шансом вырваться из молотильных жернов был в том, чтобы уплыть обратно к родным землям вместе с человеком, который не стоил и кончика её ногтя, но в данный момент хотел обладать ею. Гидеон был отвратителен.  И среди обыденных омерзительных черт характера, присущих большинству мужского населения, окружавшего Фредди, в его арсенале затесались такие определения, как убийца, вор и контрабандист. Отчего именно Элеонора Пирс приглянулась его острому, жадному до наживы глазу, было непонятно. Может быть, он всё же смог разглядеть в ней ту женскую красоту, которую не видел даже её сын. Как бы там ни было, ценить её он не умел. Или же ценил по-своему. Первые четыре-пять месяцев совместной жизни они прожили довольно мирно. Но после прибытия в Англию Блэкмур показал свою истинную сущность. Они жили в Лондоне, не в центре, но в довольно неплохом доме. Старом, но двухэтажном. Фредди всегда подозревал, что Блэкмур заполучил эти апартаменты самым грязным и кровавым путём. У мальчишки появилась своя комната и в ней он снова был один, снова придатком к жизни других людей, не вызывающих в нём особых чувств, зависимый от них целиком и полностью. Однако, вскоре, после нескольких семейных скандалов, Фредерик понял, что эмоции всё-таки испытывает. А именно одну из них: ненависть. Гидеон бил Элеонору, возвращаясь, как водиться, ночами нетрезвым. Каждый удар и выкрик матери отдавался ударом хлыста в душе мальчишки, запертого в своей комнате. Малыш Фредди, привалившись спиной к двери, обхватив руками колени, хмурился и желал Гидеону Блэкмуру преждевременных адских мук, прямо на этой земле – прямо сейчас. Но, к сожалению, первой в мир иной отправился не он, главарь одной из преступных лондонских группировок, а несчастная Элеонора. Мать ушла тихо: как-то просто не проснулась. Не выдержало сердце, поговаривали вокруг. И Фредди остался один.
«Чтобы быть кем-то, нужно перестать быть ничем» - это были её слова. И они были самыми откровенными, самыми искренними из всех тех, что она успела сказать сыну. Он понял её и последовал им. Но не так, как она бы хотела…

Всё новое в Лондоне, для тех, кто не может позволить себе позолоченных чашек и шёлковых платков, добывалось просто: отбиралось. Блэкмур – его не спрашивали, когда дали ему имя Гидеона. Так хотела мать, но для Фреда это был не такой уж и веский аргумент. Действительно веский аргумент был в том, что это имя знал преступный мир города, все эти грязные вонючие закоулки, которые перешли в его руки после смерти неродного родителя. Негласно, разумеется. Только под этим именем можно было остаться в живых в тот день, далёкий, как всегда пасмурный, семнадцать лет назад. Это имя было с ним и позже, под ним его знал Наставник. Орден. Не Фредерик Пирс, а Фредерик Блэкмур ступил на Путь орла. Фредерик Блэкмур, ассасин, один из немногих выживших за последние пять лет, разбросанных по всему проклятому Лондону, забившихся в норы, чтобы не пойти вслед обезглавленным тамплиерами мастерам и наставникам. Скрытые ножи на тыльной стороне обоих предплечий. Лезвие чуть касается руки и холодит кожу. Почти упоительное ощущение. Каждая мышца, каждый нерв на взводе. Заряженное оружие – в его руках; он сам. Ассасин, пытающийся идти в след забытому кредо. Их мир разрушен и повержен. Он всё ещё старается не соскользнуть с руин, перепрыгивая с одной на другую.
Нужного ему человека звали Говард Честерфильд. Его предприятие находилось на территории Блэкмура и потому его передвижения контролировались. Черноволосая Сибил, куртизанка, часто ходившая к Честерфильду по специальному вызову, донесла, что мелкий мануфактурщик заполучил приглашение на приём самого Лоуренса Шейда. Честерфильд был не самым удачливым бизнесменом и в тот день, когда его пальцы прикоснулись к конверту в присутствии Сибил, фортуна окончательно его оставила. Не зная этого, он подписал себе смертный приговор. Наставник называл это «необходимым злом». Фреду было всё равно, как это называть.
До Челси путь не пятиминутный. Вечер, небольшой кэб, занимающаяся на горизонте гроза. Господин Честерфильд в костюме с синими манжетами, без дамы, но в компании подкупленного кэбмена. Вот так вот внезапно. Фредерик уже несколько месяцев не чувствовал этого сладостного холодка где-то в середине груди, коим выражался адреналин в его крови. Очередная зачистка тамплиеров, какими-то непонятными силами прознававшими, где искать своих главных врагов, заставляли многих из них залечь на дно. Приходилось подобно кукловоду сидеть в норе и дёргать за верёвочки, ожидая ответа от высших, которые теперь были скупы на слова и щедры на молчаливость. Кэбмен заворачивает в глухой переулок, говоря, что так короче. Фредерик передвигается по теням, неслышно, осторожно. На голове капюшон, но не тот самый, что отличает его от обыкновенных душегубов. Для того не настало время. В три ловких шага он оказывается у кэба и проникает внутрь, будто прошмыгнувшая тень. Честерфильд успевает только набрать в грудь воздуха от неожиданности, но обильное насыщение крови кислородом его не спасает. Лезвие одним точным ударом входит в плоть. Вдох застревает у Говарда где-то в груди и выталкивает наружу кровь. Ещё удар и через мгновение гортань его наполниться той же вязкой субстанцией, поглощая любые звуки. Для полноты образа Фредерику не хватало красивого камзола. Потому он бил так, чтобы не запачкать его кровью. Дорогой предмет мужского гардебора аккуратно лёг на сиденье, а его бывшего владельца бесцеремонно выволокли наружу и бросили в кучу мусора. Те, кто найдёт здесь труп, не станет сообщать об этом, чтобы не связываться. Самого Говарда Честерфильда хватятся через пару-тройку суток, а тогда это уже совсем не будет важным.
Кэб подъехал к небольшому двухэтажному дому, в окнах которого уже горели огни и мелькали фигуры. Приём в самом разгаре. Фредерик протягивает приглашение и входит внутрь. Словно другой мир, красочный и яркий посреди грязи и серости. Шаг и ты в другой реальности. Это захватывало и впечатляло. Это заставляло вспомнить, кто ты для всего этого разодетого общества. Но Блэкмур держался достойно. Ему всегда отлично удавалось копировать повадки таких, как Честерфильд или как Шейд и все его гости. Он умел сливаться с толпой. Проходящий мимо лакей предложил вина, Фред не отказал. Звучали менуэты Моцарта, скрипка заливалась трелями вокруг незамысловатой в своей простоте и гениальности мелодии. Дом казался небольшим, но нужно было исследовать всю территорию. Среди прислуги соглядатаев не было, информацию нужно добывать самостоятельно. Блэкмур прошмыгнул на второй этаж, не задерживаясь перед чьим-то любопытным взором, не особо попадаясь на глаза, чтобы быть заметным и стать запоминающимся. Может быть, после. Наверху расположилась ещё одна галерея из картин, которыми завешаны почти все стены. Фредерик остановился, разглядывая лица. Были ли это члены семьи Шейдов или, может быть, обыкновенная коллекция знаменитых художников, он не знал. В живописи он не слишком хорошо разбирался. Он, пожалуй, мог отличить Бетховена от Шуберта, но между Рембрандтом и Тёрнером не видел никакой разницы. Но картины определённо вызывали эстетическое наслаждение. Фредерик поймал себя на мысли, что мог бы заняться изучением художественных вопросов когда-нибудь, на досуге. Но домыслить не успел, услышав приближающееся шуршанье юбок и лёгкий цокот каблучков.

[NIC]Frederick Blackmoor[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7085947.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7109482.png[/SGN]

Отредактировано Greider (2015-07-06 19:06:30)

+1

3

Кукла, милашка, умница, солнышко – какими только эпитетами ее не называли, с самого детства, едва удивленные серо-голубые глаза распахнулись навстречу столь интересному миру. Полному разных красок, запахов и звуков, полному заботы и любви. Она не замечала бедственного положения семьи, не видела, как прожигает в карты свою жизнь отец, не знала, скольких слез стоил матери покой детей, когда кредиторы приходили забирать накопленное годами и непосильным трудом имущество.
Они жили бедно, работали много, но всегда ценили друг друга, она, мать и старший брат. Даже когда отца посадили в тюрьму, а старую съемную квартиру им пришлось покинуть и переехать в район бедняков недалеко от фабрики, где трудились Марта и Лоуренс. Людей Элион не понимала, наблюдая за ними, за их лицами, манерами, речью и движениями, находя в них поразительную резкость и контраст с тем, как вели себя мама и родной брат. В трудную минуту семья находила силы, уверенности и стойкости, а прочие – напротив, унижались, умоляли и плакали. Они всегда отличались от серой толпы.
Конечно, ты же солнышко, говорила мама, когда маленькая девочка замечала чужие муки и болезненные сгорбленные фигуры на улице, молящие о лишнем пенни. Мы никогда не будем унижаться, уверенно заявлял брат, в голубых глазах которого уже тогда Элион видела самую настоящую взрослую решимость. Он был старше на двенадцать лет и всегда казался сестре очень высоким и нескладным, а она только и могла что взирать на брата снизу вверх, еще наивно протягивая к хмурому юноше руки, чтобы поднял повыше от грязной земли, разрезанной лужами и колеями от проехавших экипажей. И он всегда поднимал ее, не давал смотреть вниз, словно она не принадлежала бренному миру, а должна была порхать как птица среди облаков, чистых и ясных, как ее сияющее улыбкой лицо.
С годами ее стали называть еще и хрупкой, но Элион все никак не могла понять, почему. Она не была хрусталем, о единственном предмете из которого на их скромной кухне так пеклась стареющая раньше срока мать. Но относились к ней с еще большей заботой, словно она вот-вот могла рассыпаться в сверкающий алмазный песок. Это началось после того, как поработав на фабрике, ей вдруг стало плохо настолько сильно, что брат вынужден был оставить свое собственное рабочее место и унести ее на руках домой.
Приехавший доктор дал Элион микстуру, но потом долго беседовал с Мартой, пока Лоуренс утешал ее, обнимая и следя за тем, чтобы девочка не подбежала к двери, подслушивать беседу взрослых. Они часто видели, как умирают соседи, как тела выносят из домов и хоронят где-то на окраине района на местом кладбище, а их места на фабрике занимают новые люди. Круговорот жизни и смерти стал для Шейдов таким привычным делом, что Элион не боялась спрашивать серьезных вопросов, зная, что брат не оставит ее без внимания.
– Я тоже умру? – спросила тогда Элион, внимательно следя за тем, как брат вымученно улыбается, давя в горле комок, чтобы уверенно ответить…
– Нет. Конечно, нет. Солнце не умирает, оно заходит и восходит вновь, помнишь? – хрипло ответил Лоуренс, закрыв собой дверной проем, где мать прощалась с доктором, бледная как мел с блестящими от слез глазами.
– А если я не встану, где ты меня похоронишь?
– Я обещаю… Обещаю, что ты будешь жить. Я все для этого сделаю.
– Я тебе верю, – кивнула она, уже едва различая лицо брата в наступающих вдруг сумерках. Тогда она заснула и уже не слышала долгих бесед старшего сына с матерью, не знала, что именно тогда Лоуренс решил работать вдвое больше, чтобы нанять сведущего врача, который бы мог вылечить Элион. Не знала, что именно она стала причиной всех его ночных кошмаров и радостью светлых, пускай и тяжелых будней, когда вопреки слабому сердцу, бьющемуся в ее груди, она все равно улыбалась.
Она улыбалась для него. Даже спустя несколько лет, когда брат накопил достаточно денег и они смогли арендовать новое жилье. Девочка училась в школе, брат же познавал науки другого рода, вынужденно общаясь с опасными людьми. Мать уже не могла работать, поэтому все заботы о сестре легли на Лоуренса, и он никогда не подавал виду, что ему тяжело. Напротив, едва брат переступал порог их дома, как несмотря на усталость, он был счастлив вновь оказаться рядом с ней. Всегда интересовался, что Элион делала и что проходила на занятиях, порой даже прося и ему рассказать что-то новое и интересное. Школу Лоуренс бросил, когда отец попал в тюрьму, и потому стремился к знаниям сам…
Какой же роскошью для них было покупать книги, но даже в тяжелые времена Шейд не отказывал сестре в ее тяге к искусству, ведь только в работах мастеров прошлого уже девушка находила утешение вдали от брата. Она всегда стремилась к прекрасному. Книга за книгой, полки обрастали целыми томами и сериями, посвященными разным тематикам. А сами стены постепенно светлели, менялись, становились ярче и богаче, завешанными картинами и дорогими тканями. Постепенно, отдаляя взгляд от полок, забитых старыми книгами Элион, можно было заметить, что помимо богатства духовного, их дом стал полон богатств материальных, которые вполне можно было взять в руки.
Она, будучи куклой, купалась в нарядах, а дожившая до счастливых дней матушка, со спокойной душой отправилась в мир иной, зная, что поднявшийся на ноги старший брат Элион никогда не даст ее в обиду. Шейд возглавил свою маленькую семью, где был только он и она. Он вел ее за собой, ограждал от мира каретами, прятал под дорогими зонтиками, поднимал вновь над бренной землей, даря разную обувь. Ее комната всегда пахла цветами… Но в кабинет брата входить просто так сестра уже не могла, там часто были гости. Порой очень страшные люди, а порой такие жалкие и несчастные, что зайдя после них к Лоуренсу, девушка поневоле интересовалась, чем они могли бы помочь. Брат улыбался, и отвечал, что уже помогли. И она верила, всегда верила, что он помогает людям, даже когда уезжает на несколько дней, оставляя ее одну в большом доме в престижном районе, куда они переехали из-за работы Лоуренса и ее здоровья.
На врачей Шейд действительно не скупился. Они приходили каждую неделю и проверяли ее сердце, прописывали лекарства и диеты, советовали больше гулять и дышать свежим воздухом. Лоуренс ворчал, слушая в тысячный раз одни и те же рекомендации, вопрошая, за что платит этим ученым умам, но все равно держал себя достойно. Она наблюдала, а он не хотел портить впечатление. Никогда не показывал слабости, никогда не рассказывал, чем занимается на самом деле… Она верила, что он поступает правильно, но видела, что в родных голубых глазах затаилась только Лоуренсу ведомая печаль.
В мире иллюзий, где у куклы есть все, о чем только может пожелать провинциальная девушка из бедной семьи, вдруг ставшая представительницей нового сословия – так называемой буржуазии, она не замечала своего плохого самочувствия, словно ослепленная счастьем, что было вокруг нее. Но Лоуренс видел в золотом сиянии солнца и зияющую черную дыру, забирающую яркий свет. Видел что-то невыразимое словами, когда впервые в жизни в глазах брата девушка увидела неподдельный страх.
Обычное светлое утро началось с завтрака и должно было плавно перейти в прогулку по саду, но она не смогла даже встать с постели, едва дыша. Задыхаясь, девушка повалила с тумбочки книги и кувшин с водой, и тогда на ее хриплый зов примчался Лоуренс. Она ничего уже толком не чувствовала, только крепкие объятия брата и его вопль, обращенный к расторопной прислуге. Снова врачи, снова помощь, которую так никто и не смог ей оказать на протяжении почти пятнадцати лет.
– Я все же умру, – тихо сказала Элион, взяв брата за руку. Она упала с кровати, больно ударившись бедром и локтями, но Лоуренс спрятал ее в объятиях, сидя на ковре вместе с ней, пока на первом этаже дома грохотали каблуки самой шустрой из прислужниц, Дороти, ринувшейся за ближайшим к их улице врачом.
– Нет, ну что ты, – нервно рассмеялся Лоуренс, и тогда она заметила, что он снова странно смотрит на нее, как тогда, в детстве. Со слезами на глазах, но все равно уверенно. – Солнце не умирает… Не умирает. Я тебя спасу и нас никто никогда не разлучит. Мы пойдем гулять в парк, я же обещал тебе прогулку… И праздничный ужин. А помнишь! Помнишь ты хотела сережки? Вот поправишься и мы первым делом заберем их и…
– Братик, – хватаясь за воротник его рубашки, Элион улыбнулся уголками губ, отчаянно пытаясь вздохнуть еще хоть раз. Было так больно, так сильно больно, что мир снова угасал, как от того странного лекарства из детства, но на этот раз она чувствовала не покой, а страх.
– Не хорони… Не хорони меня…
Последнее, что она запомнила, был отчаянный крик, ее имя, кажется, и искаженное страхом побледневшее лицо брата.
Через пару дней Элион с завидным упрямством как заведенная готовила на кухне любимый яблочный пирог, игнорируя увещевания кухарки о том, что леди не пристало заниматься таким трудом. Но ей хотелось порадовать не только себя, но и Лоуренса. Очнувшись в собственной постели, девушка была удивлена тем, что все еще дышала. Она действительно встала с постели, действительно погуляла в парке рука об руку с Лоуренсом. И новые сережки сверкали на ее ушах яркими рубинами. Шейд не поскупился, только бы сестра была счастлива… Только бы она была жива.
Брат все чаще стал пропадать на работе, все чаще запираться в кабинете со своими хмурыми коллегами, вдруг ставшими проявлять к ней не дюжий интерес. Обучившись кокетству, внимание к своей персоне девушка воспринимала с должным для умной леди равнодушием. Брат не видел среди коллег достойного ее руки, да и она сама не желала покидать ставшего родным дома. Но ей и не приходилось, ведь гости являлись к ним все чаще, и нужно было принимать их, ухаживать за ними, беседовать и слушать.
Однажды она нечаянно услышала кусочек разговора брата с его так называемыми партнерами и удивилась слову «брат», коим почему-то обратился совершенно посторонний человек к ее родному человеку.
– Не только брат, но еще и рыцарь, – игриво заявила девушка, усаживаясь тем же вечером на колени к Лоуренсу, не давая ему утонуть в бухгалтерских расчетах. – Я чего-то не знаю?
– Ничего особенного, пустяк и шутка, - отмахнулся было Лоуренс, нежно поцеловав сестру в щеку, но впервые за всю их жизнь вместо хихикания в ответ на ласковый жест Элион от удивления открыла рот с надрывным вздохом, чуть ли не плача.
– Ты солгал!
– Элион, постой… Я…
– Ты солгал!
Она убежала, но брат не дал ей уйти далеко, поймав на пороге своего кабинета. Внизу еще ждали гости, и им нельзя было показывать даже намек на ссору, но впервые она действительно происходила.
– Ты что-то скрываешь от меня.
– Да, и это слишком… Ну подожди же, – втянув сестру назад в кабинет, Шейд запер дверь, лишь бы Элион не вырвалась в коридор. Но сестра и не собиралась более, надув щеки и скрестив руки, хмуро взирая на брата, словно он провинился перед ней. По сути, так и было. Лоуренс знал, что так или иначе однажды этот разговор случится, но все равно он не был к нему готов…
Тогда он рассказал ей о том, чем по-настоящему занимался в свои рабочие дни, куда ездил и с кем разговаривал, что делал и почему именно так, а не иначе. Тогда он впервые поделился с ней той частью своей жизни, в которой хрупкому солнцу просто не было места. И она не желала быть в стороне, сколько бы брат не отговаривал. Тогда он рассказал ей про тамплиеров и про то, что рыцари до сих пор существуют на свете и он – один них. И Элион захотелось разделить с родным человеком и эту ношу, помогать и улыбаться, чтобы он находил сил на любые начинания, которыми занимался среди братьев-крестоносцев, будь то новые финансовые авантюры или промышленные перевороты…
И пускай сердце порой замирало от страха или восхищения, оно все еще билось ради брата и тех его задумок, что рассказывал перед сном как сказки на ночь. Элион знала свою роль в этой жизни и готова была исполнять ее с достоинством. Поэтому никогда не грустила, что брат не зовет ее в свой кабинет к коллегам, а поручает уход за гостями, никогда не говорила лишнего, храня не только их общий секрет, алым крестом нанесенный на подаренные братством перстни и кулон, ютящийся в вырезе ее наряда, но и преданность столь важному делу, в котором все же принимала участие. Пусть по-своему скромно, но все же. Брат уверял, что без ее помощи бы ничего не смог. И она верила…
– Вам нравится? Это моя любимая, – с трепетом в голосе обратилась к гостю Элион, скромно сложив руки в замочек перед собой. Искрящийся обожанием взгляд соскользнул с лица написанной на холсте девушки к лицу незнакомца и почти сразу же, будто смутившись – на картину вновь, засияв живой любящей улыбкой. Быть может отчасти грустной, но оправданной, ведь на стенах висели их воспоминания. Ее и брата, каждый холст был выбран по той или иной причине, потому что только они вдвоем видели на полотнах скрытый смысл или замысловатый образ. Коллекция пестрила своим разнообразием от портретов до морских пейзажей, но были и те, которые обожали оба Шейда одинаково сильно.
– Она так похожа на нашу покойную матушку. К сожалению, ее портрета здесь нет, но эта леди улыбается в точности как она… Ах. Простите мою болтливость, я немножечко растерялась от количества гостей…
Нужно было поинтересоваться, как зовут гостя, все ли его устраивает и какую из картин он бы выбрал сам, но почему-то Элион не могла подобрать нужных слов, действительно потерявшись в своих мыслях, засмотревшись на незнакомца. Смущенный румянец на щеках свидетельствовал тому, что вдруг юная особа почувствовала себя совсем неловко, будто ребенок без присмотра. Но едва в поле зрения показалась прислуга с подносом, полным бокалов вина, Элион словно переменилась, вспомнив, кто она такая, важно задрав носик, и взяла два фужера, по-хозяйски оценив не только аккуратность на подносе, но и внешний, упаси Господь если не опрятный, вид служанки, спускающейся назад на первый этаж к гостям. И лишь удовлетворившись тем, что все в порядке, а визитеры, шумящие в гостиной, заняты музыкой и яствами, улыбнулась куда уверенней.
– Элион Шейд, хозяйка поместья, а Вы?..[NIC]Elyon Shade[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7097194.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7134061.png[/SGN]

+1

4

Лоуренс никогда не понимал того азарта, с которым горели глаза отца, стоило ему оказаться рядом с тавернами и пабами. Будучи еще совсем маленьким ребенком, мальчишкой семи лет, в меру опрятным и смышленым, он искренне удивлялся тому, как могут люди добровольно отдавать столь тяжело достающиеся им деньги ради мелочной победы, которая, казалось, была всегда на другой стороне стола. Он знал, что зарабатывать в их непростое время – нелегкий труд, потому что и сам работал, едва смог пойти на фабрику к отцу и матери. Знал и то, что отец мог сберечь накопленное на что-то важное, на что-то нужное для мамы или для самого себя, не говоря уже о ребенке, нуждающемся больше их обоих, чтобы встать однажды на ноги. Но вместо этого Джордж делал ставки. И проигрывал столько, сколько не имел на руках, втянув семью в непосильные долги…
Став чуть взрослее и осторожнее, полученные им самим деньги Лоуренс отдавал только матери, зная, что она распорядится ими намного лучше непутевого отца, пытающегося через азартные игры возвыситься из той грязи, в которой они жили. Ведь восхищенный вздох и пьяный смех восторга стоили всех пролитых его семьей слез. И звучали похвалы куда реже, чем гневные речи Марты, требующей подумать о сыне. Скандалы и десятки ночей, проведенных у ее постели, когда в бессилии женщина теряла остатки здоровья и воли, закалили в мальчишке жгучую ненависть к расточительству и безответственности. Лоуренс стал взрослым раньше срока, и в умудренных непростыми житейскими истинами глазах поселилась тень обиды за упущенное детство.
Наверно, поэтому он так старался оградить от всех бед маленькую сестренку. Элион появилась на свет спустя долгих двенадцать лет и впервые за эти годы у Лоуренса появился смысл не просто выживать, а жить. Он знал, чего не хватает ребенку в детстве, каким красочным должен быть мир юного создания, чтобы даже тяготы быта не омрачали ее лица. Чтобы они не затмевали собой все вокруг, как ему когда-то. Лоуренс заботился о сестре вместо отца, когда того посадили за долги, и взвалил на себя все бремя ухода за хворой матерью, надеясь если не на Божью милость, то на милостыню прохожих. Никто не знал, что прикрывающий лицо мальчуган был тем самым нескладным пареньком Шейдов, что и так работал на двух работах сразу и занимался любым скоротечным делом, если за него платили разумную цену.
Ему было стыдно, противно и ужасно неловко находиться среди бедняков с протянутой рукой, особенно когда Шейд точно знал, что другие не стараются выжить, как и он. Лоуренс до поздней ночи или вообще без сна мог крутиться по всему городу, выполняя поручения, а потом идти на фабрику вместе с сестренкой, не пожаловавшись и не взвыв от усталости и слабости, от которой уже падали руки. Но звон монеток и переливчатый смех сестры, получившей, например, подарок на день рождения или теплая улыбка матери, облаченной в новый шерстяной платок холодной зимой, стоили всех его страданий. Он понимал и уважал ту власть и те возможности, что давали деньги, уже даже в страшных снах не вспоминая про почившего за решеткой от болезни отца.
Слабое здоровье оказалось единственным наследством, что оставил Джордж своей семье. Бедняжка Элион ничего не могла поделать с приступами удушья и тяжелым кашлем, но все равно улыбалась, как и всегда встревоженному ее состоянием Лоуренсу, словно все было в порядке и ее плохое самочувствие - всего лишь временное явление, минутная усталость. Девочка старалась не подавать виду, что ей плохо, потому ее внутренняя сила и стойкость в столь юном возрасте восхищали старшего брата даже больше природной красоты и доброго нрава. Но одной силы воли было мало…
Зашедшуюся кашлем сестру Лоуренс едва успел поймать в падении, когда сознание покинуло Элион. Ее хрупкая фигурка окончательно обмякла в хлопковой пыли под его удивленный вопль. Никогда прежде он не бежал так быстро. Лоуренс торопился к доктору, живущему неподалеку от фабрики, приговаривая сестре, что все будет хорошо, но влетев под крыльцо, юнец натолкнулся на непреодолимую преграду – бессердечие. Доктор не пустил их даже на порог, захлопнув дверь перед носом Шейда со словами, что не принимает никого бесплатно. Тогда Лоуренс сломя голову побежал домой, надеясь, что добрые знакомые матушки помогут вылечить пугающе побледневшую сестру. Доктор Хорниголд явился спустя долгий час, полных тревог и мучительного ожидания, проверил самочувствие Элион и выписал ей лекарство, а когда брат с сестрой остались наедине, про себя Лоуренс поклялся, что Элион никогда больше не будет так страдать. И не только из-за своего самочувствия, но из-за жестоких людей, с которыми они делили одно на всех небо.
Отсутствие сострадания и банальной жалости – болезни страшнее любого физического недуга окончательно сразили молодого Лоуренса, словно передались от раз отказавшего ему в помощи человека как чума, скосившая тогда все их общество. Но в тот же день, в тот же час, когда его маленькая сестренка впервые заговорила о собственной смерти, Лоуренс решил стать еще жестче, еще сильнее мира вокруг, чтобы во что бы то ни стало добиться места под солнцем ради своей семьи. Такого места, где никто не сможет им навредить одним лишь бездействием. Такого, чтобы он мог купить любую услугу, какая только потребуется для сестры, будь то врач или портной.
Он ввязался в бандитские разборки, научился драться, воровать и ранить так, чтобы его жертвы не могли догнать хитрого грабителя. Шейд вырывался в ряды первых сорви-голов, зная, что самый сильный на правах лидера получает больше от общей добычи. Но он не предполагал, что группировки разбойников в Лондоне подчиняются словно армии пешек фигурам другого, высокого порядка. Возглавив одну из них, Шейд впервые столкнулся с тамплиерами, по сей день помня как вчера тот дождливый вечер и промозглый ветер, бьющийся в окна дорого поместья, куда его привели под охраной как на допрос.
Нескладный, высокий паренек, худой, но жилистый, Лоуренс остерегающимся взглядом следил за каждым углом в чужой гостиной, куда его усадили на мягкий диван перед камином. Подоспевшая прислуга поставила на низкий письменный столик поднос с горячим чаем и булочками, расчистив соседнее кресло от подушек для хозяина дома. Он только должен был приехать с какой-то встречи, чтобы посмотреть на избранного бандой лидера. А сам Лоуренс, убедившись, что опасности нет, принялся рассматривать убранство поместья, замечая и красивые морские пейзажи, и портреты благородных мужей и дам, горделиво смотрящих сверху вниз на безродного вора. И на ткани, коими были обиты предметы мебели на резных ножках-лапах. Камин был таким большим, что огонь в нем мерещился целым пожаром, и Лоуренс высох после дождя за пару минут, просто сидя неподалеку от него.
Засмотревшись в огонь, Шейд задумался о сестре и о матушке, сожалея, что не успел предупредить их, что вернется снова поздно. Или не вернется вовсе, если встреча все же закончится печально. Он не знал, чего ожидать от того господина, с которым должен был увидеться и поговорить о чем-то очень важном. И не ожидал вдруг раздавшегося за спиной голоса, низкого, басовитого, но по-отечески заботливого:
– Все в порядке, сынок? Накормили, напоили? – прокряхтел незнакомец отдавая прислуге плащ и трость.
Растерявшись, вскочивший на ноги Шейд не сразу сообразил, что ответить, молча и неуверенно махнув рукой на поднос, к которому так и не притронулся.
– Садись, садись, – указал старый господин на диван, усаживаясь в любимое кресло. Грузно рухнув на задрапированную подушку, мужчина с интересом осмотрел Лоуренса с головы до ног.
– Как тебя зовут, значит?
– Лоуренс… Лоуренс Шейд, сэр. А Вас?
– Ха! – усмехнулся в голос пожилой мужчина, вздернув кустистые брови. На широком лбу пролегла глубокая морщина, и показалось, что улыбка на лице незнакомца вдруг стала по-настоящему доброй, какой прежде Лоуренс не видел у чужаков за пределами своего дома.
– Роджер Графтон.
– Графтон?.. – неуверенно переспросил Лоуренс, явно уже однажды слыша это имя.
– Не плохо быть начитанным для оборванца с улицы, – хмыкнул герцог Графтон, беря в руки чашку чая.
– Я не оборванец с улицы, сэр, – холодно заявил Лоуренс, – у меня есть семья и дом.
– Тогда почему ты затесался к моим парням в шайку? – испытывающий взгляд герцога смотрел словно под кожу, и Лоуренс невольно поежился, но собрался с духом и ответил правду.
– Потому что мне нужны деньги.
– Деньги? Надо же, – улыбнулся старик, отхлебнув горячего напитка. – И зачем же тебе деньги?
Странный и с первого взгляда очевидный вопрос поставил Шейда в тупик. Всем нужны были деньги: для пропитания, проживания, для раздачи долгов и покупок подарков. Лоуренсу нужны были деньги, чтобы помогать матери растить сестру, а саму матушку поддерживать во здравии, пока еще было время. Но во взгляде Графтона читался другой вопрос, сложнее и хитрее. Словно определяющий, куда же дальше двинется их разговор и будет ли он протекать перед огнем теплого камина вовсе.
Лоуренс не отвел в сторону острого взгляда голубых как море глаз, напротив, даже выпрямился, расправив плечи, и с легким кивком самому себе вдруг заявил.
– Власть.
Ответ оказался неожиданным, и потому на удивление приятным, о чем мог судить Шейд, когда старик словно ослышавшись нахмурил брови.
– Деньги дают власть, – пояснил Шейд, мельком окинув взглядом убранство гостиной, – власть над другими людьми. Их взглядами, манерами, интересами. Это средство для достижения более высоких целей.
«Счастья Элион…»
– Каких же? – явно заинтересовался ходом его мыслей герцог, отложив чашку и сложив руки в замок на выпирающем животе.
– Я не могу сказать, какие это цели вообще, сэр, – слегка притихшим голосом отозвался Лоуренс, не скрывая вдруг охватившей его печали. – Но я бы хотел контролировать свою собственную жизнь. От начала и до конца… Чтобы ни в чем не нуждаться, ни от кого не зависеть. И чтобы моя сестра была здорова. Я хочу добиться для нее светлого будущего, и если потребуется, поменять весь мир вокруг.
Повисло долгое молчание, и лишь тиканье напольных часов свидетельствовало о том, что время не застыло, а все еще бежало неумолимо вперед, забирая с собой произнесенные слова и нерассказанные мысли. Тогда Лоуренс и не догадывался, что прошел самое настоящее испытание, сидя перед уютным камином в светлой гостиной герцога Графтона, впоследствии ставшего его прямым начальником и наставником. Шейд стал его личным помощником и в какой-то степени даже учеником, словно готовящимся к чему-то важному в конце дороги. Но куда же она вела?
Из юноши превратившись в молодого мужчину, Лоуренс Шейд с помощью герцога и его связей смог заработать столько, сколько в детстве не смел даже надеяться, возглавив металлургическую компанию. Его жизнь менялась, как менялась жизнь любимой сестры. Они переехали от фабрик в процветающий Челси, предстали перед высшим светом как представители нового элитного сословия бизнесменов, встали в ряд с теми, на кого даже боялись смотреть, встретив случайно на улице – богачами.
Но со временем пышная жизнь обзавелась темной стороной, которую Лоуренс должен был прятать от Элион и медленно угасающей матушки. Он не хотел, чтобы сестра вдруг узнала, что ее честный и добрый брат ввязался в темные схемы герцога, контролировал уже несколько банд в том районе, где когда-то они сами жили, и, по сути, мог отдать приказ на убийство любого неугодного ему человека, будь то другой фабрикант или даже политик. Поручения Графтона разнились, но вопрос Шейда всегда оставался один и тот же – зачем?
– Я не понимаю связи между этими людьми, – заведя руки за спину, тихо делился соображениями Шейд на вопрос Графтона, что его смутило за ужином, когда за столом разнеслась новость о смерти некого лорда Бейля III. Прогуливаясь по просторному холлу мимо гостиной, где с другими девушками, приглашенными на ужин, играла в жмурки Элион, Шейд не смог удержать улыбки и снисходительно наклонил голову на бок, мол, ну о чем ты, глупышка, когда сестра помахала ему рукой, приглашая поиграть вместе с ней. Скрывшись за первым же поворотом, Лоуренс растерял хорошее настроение и отчасти нахмурился, вопрошающе глядя на Графтона. В конце концов, это его банда разгромила дом Бейля, он должен был знать, ради чего…
– Пожалуй, пора познакомить тебя с другими, – просто ответил герцог, поджав в улыбке губы вместо ответа на вопрос «с кем?». Отпихнув в сторону дверь своего кабинета, он пропустил вперед Лоуренса, словно долго ожидаемого гостя. В широкой комнате ждало пять человек, притихших при появлении незнакомца. В повисшем под потолком облаке табачного дыма их лица казались приглушенными и размытыми, но впоследствии Шейд узнал каждого из них поближе, получив не просто выгодные связи, но и новую семью. Братство. И с тех пор на его руке красовался перстень с огненным рубином, за которым скрывался самый могущественный символ их мира. Тот символ, что мог позволить осуществить когда-то давно озвученные Лоуренсом цели, достичь тех высот, о которых семилетний сын заядлого игрока в карты не мог даже помечтать.
Его воображению пришлось расширять границы столь стремительно, что порой по ночам Шейд не мог заснуть, вспоминая и беседу в кабинете герцога, и открывшуюся ему тайну о бесконечной войне за добро и справедливость, что тамплиеры вели с ассасинами. Он узнал правду о том, каким же образом всего лишь несколько человек смогли повернуть ход мировой истории в новое русло, подарив им технику. Но самым поразительным открытием стала переворачивающая весь мир с ног на голову история о Предтечах. О первой расе, что появилась до людей, о тех невероятных инструментах, что оставили те Первые, создав людскую расу. Им всем от роду было суждено находиться в подчинении, пока не истечет отпущенный срок, и Лоуренсу было безумно жаль покинувшую их мир матушку, верующую в Рай и Ад, как все остальные, ведь после смерти их ничего не ждало. После смерти их тела и души превращались в пугающее ничто и некому было осуждать их за грехи и поощрять за праведный образ жизни. Потому без борьбы отпустить от себя в это Ничто родную сестру Шейд отказался напрочь.
Уже несколько месяцев он работал с яблоком Эдема, тщательно охраняемым в резиденции Графтона. Сам старик больше не рисковал трогать древний артефакт, от переизбытка эмоций и истощения рискуя помереть, так и не узнав заложенной внутри Яблока правды. Но у Лоуренса был шанс продолжить исследования. Пытливый ум, раскрепощенный доступом к любой информации, до которой только могли дотянуться руки крестоносцев, стремился к созиданию и инновациям, к прогрессу во благо всего человечества. С такими амбициями Шейд представлял собой идеального хранителя частицы Эдема, если так посчитает сама частица. Он помнил ту секунду, когда золотое сияние прошило его насквозь, словно сеть в воде, не чувствуя преграды, как в глазах помутилось, а после открылись картины и знаки, схемы и инструкции, наброски и цифры, заполонившие собой все вокруг. Он помнил свой восторженный смех и окрыленную душу, в полете которой понял свое предназначение… Лоуренс сутками изучал эти послания древних, записывая свои наблюдения в тайную тетрадь, постепенно понимая, к чему ведет необычное исследование… К новой революции.
Объединить две стихии – металл и пар, наделить их силой человеческого ума, придать им назначения в тех областях, где раньше обходились лишь тяжелым трудом рабочих, вот к чему шел Лоуренс, пополняя библиотеку уже своими собственными журналами и записями, хранящими наработки невероятных машин. Он не стеснялся в экспериментах, испытывая разработки на живых людях, не боялся ошибок, зная, что всегда найдет новую лабораторную крысу на кишащих бедняками улицах Лондона. Шейд полагал, что смерть на операционном столе для таких безнадежных людей и то великая честь. Он был почти что небрежен, пока судьба не поставила жестокое условие, предоставив ему самый опасный материал для работы. Слишком хрупкий, чтобы ошибиться…
Очередной прием уже в своем доме Лоуренс устраивал исключительно ради вида. Приглашать рыцарей тамплиеров в полном составе даже ради важнейших бесед было рискованным делом. И несмотря на стерегущую улицу охрану, несмотря на все меры предосторожности, Шейд был слишком подозрителен, чтобы надеяться на удачу или умения других людей. Лучшей маскировкой всегда была толпа. В толпе, где нет лидера, где массы живут по своим неписаным законам, легко удавалось скрыть истинные мотивы заговорщиков. Будь то митинг у фабрик или пышный прием вечером под собственной крышей. Но вопреки собственной бдительности, утаить от сестры беседу с братьями Лоуренс так и не смог, оказавшись перед тяжелым выбором, соврать Элион или посвятить ее в темную подоплеку их праздной жизни, лишив иллюзий, как когда-то лишился их сам.
– Ты соврал мне!
Слова Элион пронзили его сердце словно ножом – они были полны того самого разочарования, которого он так боялся. Хотелось провалиться сквозь землю, но Шейд быстро взял себя в руки и не выпустил из них сестру, поклявшись все объяснить. Почти все. Утаив малость, о которой сестра не догадывалась, Лоуренс раскрыл ей целый мир тайн и загадок, в которых жил последние пару лет. И в какой-то степени ему стало намного легче на душе, если она вообще была в свете узнанной информации, потому что больше не приходилось обманывать единственного родного человека. Не приходилось отговаривать ее лезть в его тетради, выдворять за пределы кабинета, слыша обидчивые нотки протеста, не приходилось нагло лгать, глядя в любимые серо-голубые глаза.
Конечно, Графтон был разочарован, что мисс Шейд узнала их секрет, но девушка смогла доказать свою полезность, обеспечивая Лоуренсу и его гостям полную анонимность. Хитрые идеи сестры по рассылке приглашений и передачи информации тогда, когда пользоваться услугами бандитов было слишком рискованно, заработали ей место среди рыцарей ордена. И, чему девушка радовалась больше всего - такой же как у брата перстень. И даже кулон, подаренный в благодарность за все Лоуренсом. Подарок брата Элион, не снимая, носила каждый день.
И особенно любила носить его на приемах. С гордостью, статью, будучи хранительницей лишь единицам доступной тайны, лукаво и надменно поглядывая на серую толпу гостей, служащих высшим целям по неведению… Благодаря ее легкой ручке и доброму слову. Лоуренс обожал сестру за то, с какой жесткой, но все же женской хваткой она взяла в свои руки управление их домом, без опаски отправляясь в обустроенный для тайных встреч подвал. Его уже ждали, наверняка с нетерпением, ведь Шейд поневоле задержался среди гостей, подарив направо и налево несколько улыбок, а сестре – легкий поцелуй в лоб, прежде чем удалиться по делам, не терпящим отлагательств. Собравшиеся для видимости гости и не догадывались о том, что под их ногами, за гомоном их голосов и музыкой, что для них играла, решалась судьба всего мира, который скоро должен был поменяться и стать намного лучше.
[NIC]Lawrence Shade[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7121787.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7134061.png[/SGN]

Отредактировано Farenheight (2015-05-27 22:55:16)

+1

5

Негромкий мелодичный голос задал один простой, самый обыкновенный вопрос, в тот момент, когда Блэкмур обернулся на посторонние звуки. Огромная зала, десятки картин и только они вдвоём. Должно быть, она вошла с другого входа. Значит там есть другие помещения, возможно доступные для посторонних или закрытые спальни. А может быть и то и другое. Личные покои несомненно представляли интерес, но ассасин не тешил себя надеждой проникновения в них этим же вечером. Предприятие было слишком опасным, чтобы предсказывать события наверняка.
Нравится ли ему картина… Фредерик внимательно взглянул на вошедшую. Светлые, словно золочённые волосы, милые, иначе не скажешь, черты лица, дорогой наряд. Фредерик заметил её глаза. Она смотрела на картину с нежностью. Это чувство было ему непонятно и, по сути, неизвестно. Сам он никогда ни к кому его не испытывал. Но нежность свидетельствовала об искренности, способности весьма ценной для умелого манипулятора. А ещё её руки. Запястья тонкие, хрупкие. Облачённые в перчатки из тончайшего белого шёлка, украшенные браслетами, они смотрелись почти по-детски. Статуэтка, фарфоровая куколка, которую бережно хранят в четырёх стенах и позволяют смотреть исключительно со стороны, заранее предупреждая не трогать руками.
Он промолчал, потому что она продолжала говорить сама. На картину он взглянул ещё один раз, когда леди обмолвилась о схожести с её матерью. Фредерик уделил холсту больше внимания, по привычке делая вычисления, выводы, предположения. Сине-золотые оттенки вырисовывали женщину с глубоким взглядом. Улыбка одними губами, милосердная, добрая, но с затаённой печалью среди сосредоточения коротких мазков. Если леди имела ввиду улыбку в точности такую же, как на картине, значит её мать была не самым счастливым человеком на земле. Матери Блэкмура нельзя было найти ни на одной из картин, ни здесь, ни где-либо ещё. Он не помнил, чтобы она улыбалась. Он не помнил её смеха, не помнил нежных слов, не помнил прикосновений, кроме тех, когда она брала его за руку и вела куда-то. На корабль, который навсегда увёз их из Бостона, в комнату, которую запирала, пряча сына от Гидеона. Он помнил её крик и жестокие слова «Господи, нет! Не надо». Не надо… Жестокие оттого, что были пропитаны горечью, слезами, болью и, самое ужасное, бессильной мольбой. И тогда её сын взывал к небесам и молчаливо кричал: «Не надо…» Может быть, небеса услышали, умилосердились и забрали её. Подальше он грязного, бренного, развращённого мира. Что ж, тогда это самый лучший исход.
Промелькнувшее в сознании воспоминание на одно мгновение всколыхнуло память далёких дней, огромные пласты из песка, стали и крови, сделавшие мальчишку Фредди Фредериком Блэкмуром. Ассасин моргнул и наваждение исчезло. В уголке тонких губ появилась улыбка в качестве ответа на её слова. Леди подняла на него свои хрустальные глаза и тут же отвела взгляд. Бледные щёки еле заметно зарделись. Фредерик повернулся к ней, уделяя всё своё внимание. Правая рука, не видная леди из-за тёмно-синего, расшитого золотыми нитями камзола, сжалась в кулак, ради того, чтобы занять себя чем-то. Блэкмур давно не был юнцом, волнующимся, теряющимся в обществе девушек и женщин. Но те особы, которых он порой подпускал к себе, ни на йоту не были похожи на стоящую перед ним даму. Леди. Только леди. Лёгкое смущение, отразившееся румянцем, опустившийся хрустальный, чистый взгляд, потерявшийся в веерах длинных ресниц – Фредерик перебрал пальцами в зажатом кулаке и разжал их, словно скидывая с кончиков лишние эмоции. Пусть теряются в тенях и отражениях. 
На самом деле он узнал, кто перед ним раньше, чем леди представилась. Элион Шейд была фигурой не менее интересной, чем её брат. Разговоры о ней ходили самые разные, слухи были ещё краше. Поговаривали, что брат не выпускает её без собственного присмотра или тщательно отобранного сопровождения. И если забота Шейда была действительно настолько трепетной, значит, как полагал народ, с девушкой было что-то не так. На этот счёт Фредерик не задумывался, признавать или отвергать слухи не мог – в Челси у него не было никаких связей. Сейчас же первостепенной задачей на этом вечере была его роль, которая должна быть сыграна убедительно. Вопросам и личностям будет другое время.
Блэкмур учтиво улыбнулся, расправил плечи, когда вошедшая прислуга разрушила их уединение. Один короткий взгляд на девушку с подносом, предложившую бокал вина леди и ему. Чуть кивнув головой в ответ, Фредерик взял с подноса бокал, и снова повернулся к Элион.
- Фредерик Блэкмур, - представился он, учтиво поклонившись. – У вас великолепный дом, леди Шейд. И прекрасная коллекция, - он бросил один взгляд в сторону картин. – Должен заметить, что мои познания в живописи нельзя назвать глубокими, но красота полотен определённо завораживает. Их выбирали Вы? Должно быть, этот труд занял ни один год.

[NIC]Frederick Blackmoor[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7085947.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7109482.png[/SGN]

+1

6

Благосклонно кивнув, Элион довольно улыбнулась, с легким вздохом окинув взглядом собрание полотен, что украшали стены ее дома уже не первый год. Коллекция всегда пополнялась. Одни полота заменяли другие, смотря по настроению и сезону. Их было много, слишком много, чтобы разместить красиво и со вкусом, как того требовала девушка, придирчиво выбирая к картинам и рамы. Поэтому в специально оборудованной для них кладовой лишние картины ждали своего часа, когда их снова почистят от пыли и развесят на радость хозяевам дома и их гостям. Но к некоторым картинам Элон не прикасалась никогда, прекрасно зная, что их выбирал брат, а потому лишь с трепетом ими восхищаясь. Несмотря на внешнюю угрюмость Лоуренс по мнению сестры хранил в груди золотое сердце и потому любил не менее одухотворенные полотна. И в самом деле, простые пейзажи рассветов на море вдохновляли и успокаивали, навевали мысли о чем-то хорошем и добром… Впрочем, темными пятнами висели и такие картины, которые скорее пугали мисс Шейд, нежели чем радовали, как например всякие бури и шторма, застывшие в красках в самый разгар стихийного бедствия… Где люди, застывшие в священном ужасе пытались спасти свои жизни от пламени под дырявыми парусами, не желая кануть в морскую пучину под грудой обломков. В том тоже была частичка души родного человека. Мисс Шейд не отличалась слепостью от любви. Напротив, она одна знала Лоуренса лучше всех на свете. Ведь вопреки ужасу происходящего, корабли сражались до последнего, не желая уступать победу даже на пороге смерти… Задумавшись о том, как много значили для них эти картины, Элион поймала себя на мысли, что непростительно долго молчит, обескуражено улыбаясь. Вопрос к вящей неожиданности застал ее врасплох, и мисс Шейд кокетливо пожала плечами.
– Не все, – честно ответила Элион, опустив лучистый взгляд на бокал вина в своей руке, а после с невольным обожанием добавила: – Мой брат меценат, мы вдвоем с удовольствием покупаем картины у городских художников. К тому же, разве можно считать трудом созидание прекрасного. Собирать эти полотна нам было приятно. Да и продавать нам их художникам тоже. Брат никогда не скупился. Ни на что.
Элион беззвучно хихикнула и с неподдельным интересом внимательно взглянула на Фредерика. Милая улыбка с таким взглядом едва ли вязалась, но ведь не просто так говорили, что брат и сестра Шейд одинаково похожи и как разные стороны одной медали одновременно. Лоуренс старался понять тех людей, с которыми общался, чтобы выведать их сильные и слабые стороны, распознать друга, помощника, врага или предателя, искал скрытое под столь привычными и естественными для людей масками, которые они надевали, выходя в свет, а порой оставаясь в них и для семьи. Молодой мужчина напротив Элион выглядел на удивление непохожим на прочих визитеров, наводнивших их дом поздним вечером. Он был словно не из их мира, где за каждым словом скрывается сладкий обман или нелицеприятная правда, а каждый человек играет роль. Фредерик вдруг оказался для Элион загадкой, потому что она не смогла заглянуть под его маску и увидеть настоящее лицо.
Лукаво сощурившись, ведь и сдаваться просто так девушка не собиралась, Элион загадочно улыбнулась, отпив самую малость из бокала, словно предвкушая коварную шалость, которую намеревалась себе позволить.
– А какую бы Вы выбрали, мистер Блекмур, – наклонив слегка голову на бок для демонстрации своего не дюжего интереса, Элион отошла в сторонку к другим картинам, словно предлагая последовать за ней и осознать весь масштаб для выбора. – Какую бы их них вы решили повесить у себя в доме? На какую бы засмотрелись сами… Или, быть может, какую-то бы выбрали для супруги?
[NIC]Elyon Shade[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7097194.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7134061.png[/SGN]

Отредактировано Farenheight (2015-05-31 18:15:24)

+1

7

Фредерик начинал понимать, почему некоторые слухи, расползающиеся из Челси по всему городу, рисовали Элион Шейд совсем не такой, как прочие, равные ей юные леди. Она была словно не от сего мира, какая-то недосягаемая, какая-то себе на уме. Закрытая и искренняя одновременно. Распахнутая и гостеприимная внешне, но внутри затаившая какую-то загадку. Тайну. Блэкмур внимательно следил за каждым её движением, за каждым изменением миловидного личика. Каждым взглядом. Женщины… Не совсем ясные для него существа. Они мыслят мир совершенно не теми понятиями, которыми мерили его мужчины. Каждая ситуация виделась им, кажется, с какого-то совершенно неожиданного угла, преломлялась в каком-то необычном, порой совсем необъяснимом свете. Это удивляло, иногда обескураживало, а иногда и вовсе раздражало. Фредди ещё ни разу не представлялось встретиться с Лоуренсом Шейдом на расстоянии столь близком, чтобы до последнего можно было бы протянуть руку. Но, тем не менее, ассасину казалось, что он вполне понимает своего врага. Наставник не единожды рассказывал о беспринципности и фанатизме тамплиеров, об их слепой вере в непогрешимость целей, о ненасытной жажде контроля всех и вся. Будто бы ни одно существо в мире не могло жить и развиваться, не будь за его спиной пусть и косвенной, пусть и призрачной, но тени Ордена Рыцарей. Сотни лет Братство боролось против них, отстаивая свободу, право выбора, данное самим Господом. Кажется, тамплиеры уже не верили даже в Творца, лишь поначалу прикрываясь священным распятьем. Они были истинной угрозой и тому Фредерик видел тысячи примеров. Они отнимали, уничтожали, разрушали, облекая свои злодеяния в оболочку праведности и высшего знания. Братство учило: врага невозможно переубедить, так как он слишком сильно поглощён заразой, разъевшей всё его существо. И именно им, ассасинам, приходилось быть карающей дланью Господней, теми, кто возьмёт на себя тяжесть греха. Свершит необходимое зло. Это жестокий мир. Иного выхода нет.
И сейчас Фредерик, глядя в хрустальные глаза Элион, с такой нежностью говорящей о своём доме, коллекции, брате, всё никак не мог отвязаться от навязчивой мысли: а знает ли она? Посвящена ли она в тайну рыцарского Ордена, знает ли то, чем на самом деле занимается её дражайший брат? Словно проговорив вопрос про себя, задавая себе самому, Блэкмур почувствовал, как внезапно захотел услышать отрицательный ответ. О том, что она ничего не знает, что, как слепая хрупкая заморская птица, заточённая в неведении внутри золотой клетки, лишь поёт свои сладостные песни о тюремщике, который улыбается ей каждый день по ту сторону свободного мира. А если за все эти годы Шейд всё же не смог скрыть от неё всей правды, то теперь она знает лишь о тех высших идеалах, прекрасных и совершенных, к которым призывает бессердечный враг. О прекрасном будущем, достижимом и близком. И ныне, погружённая в мечты, ей кажется, что драгоценная оболочка, в которой тамплиерами и собственным братом завёрнуты миллионы смертей, кровь, пот и боль, и есть её воздушная, небесная мечта.
Но что, если нет?
Внутри стальная струна угрожающе натянулась. Фредерик не подал ни малейшего вида, продолжая вести себя по-прежнему учтиво с прекрасной хозяйкой поместья. Слова о благородном меценате Лоуренсе Шейде вызвали в душе саркастический отклик. Убийца умело тратил свои деньги, нужно было признать размах окровавленной кисти художника. Безжалостно вырезал его братьев, а на следующий день с выражением милосердия и благодати к нуждающимся служителям искусства покупал их вдохновенные творения. Наверняка, те восхваляли Шейда. Как и многие в этом проклятом городе.
Эмоции поддавались контролю, пусть он и чувствовал их. Фредерик моргнул, чтобы не дать похолодеть и ожесточиться взгляду – слишком пристально смотрела на него юная мисс. Блэкмур снова взглянул на картины, делая шаг вслед за Элион, чтобы увидеть панораму полотен целиком. Правая рука взметнулась к лицу и Фредди пригубил бокал вина. Алкоголь расслаблял, умело успокаивая чувства, однако нельзя было переборщить со сладким виноградным зельем: Честерфильд умер не ради пустых разговоров.
- Они все прекрасны, - задумчиво ответил Фредерик, неспешно проходя мимо картин. Он по-прежнему улыбался одними губами, на мгновение позволив себе действительно оценить произведения искусства.
Он видел лица, красивые и благородные, как лицо той женщины, которая напомнила леди Элион её мать. Он видел пейзажи, видел картины моря, в штиль и шторм и корабли, блуждающие по ним. Пожалуй, это было ему ближе всего. Корабли как призраки из прошлого или вестники будущего. Блэкмур остановился, глядя на череду полотен, исполненных художниками-маринистами. На одной из них был восход солнца, на другой шторм, а на нескольких прочих – корабли. Мощные и громоздкие, огромные левиафаны прошедших столетий, бороздящие моря, но бессильные перед разгневанной стихией. Борьба, сражения – эта тематика находила отклик с той жизнью, которую Фредерик вёл с самого детства. Пейзажи, мир и благоденствие – всё это было настолько недосягаемо, настолько чуждо, что было сравни с пустотой, окрашенной в несколько цветов вместо привычного чёрного. Но стоило ли прекрасной мисс Шейд знать, насколько воинственна душа у её нового знакомого? Блэкмур не отрывал глаз от картин, погружённый в тонкие линии и мазки. Возможно, и нет, ведь если ответ на тот вопрос всё же положительный, то она может раскусить своего врага. Возможно все эти взгляды, учтивости и девичье кокетство всего лишь тонкая хитрость, пыль в глаза, а точнее пелена шелестящих тканей, за которыми скрывается острое лезвие ядовитого клинка. Тогда нежная дева может оказаться во сто крат опаснее своего жестокого брата. Но в то же время, не лучше ли быть искренним, чтобы завоевать её расположение? На сегодняшний вечер итак достаточно лжи, не так ли?
Однако, выбирать не пришлось. В последнее мгновение Фредди заметил небольшое полотно, висящее ближе к одному из углов, на котором в серо-коричневых тонах изображалась пристань и отплывающий от неё корабль. Воспоминание ясно встало перед глазами, будто пережитое вчера, и Блэкмур ответил:
- Но, если Вам действительно интересно, то вот эта, - он повернул голову, снова взглянув на Элион. – Она напоминает мне о некогда случившемся. О людях, которых тоже уже нет. Я бы повесил её в своём кабинете. А что до миссис Блэкмур, - Фредди выдохнул, отводя взгляд, будто снова рассматривает коллекцию, - я непременно поинтересуюсь её мнением, когда она у меня будет.
С этими словами он снова пригубил вино.

[NIC]Frederick Blackmoor[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7085947.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7109482.png[/SGN]

+1

8

Пока мистер Блекмур выбирал себе картину по душе, Элион украдкой наблюдала за его лицом, делая вид, что пьет вино, отворачивая голову, словно сама с интересом смотрела на картины. Но она знала каждую, что висела на стенах ее дома. Знала и то, что если вдруг перестанет наблюдать за Фредериком, то упустит что-то непременно важное, то самое тайное, что так нужно было знать о любом человеке, будь то друг или враг, как учил ее Лоуренс. Взгляд девушки искрился лукавством, но она умело прятала свое игривое настроение за маской благородной и благоразумной леди, которой просто хотелось поддержать беседу, раз она началась.
И вдруг в глазах собеседника ей показалась едва уловимая, но все же перемена, словно зажегся свет, который Блекмур прятал от мисс Шейд за маской такого же учтивого джентльмена, бесстрастного и деланно вежливого. И свет этот был обращен к картине, которую Элион и сама любила за спокойные тона и ощущение…
– Надежды… Надежды на лучшее в нашем мире действительно не хватает, – мягко заметила Элион, улыбнувшись Фредерику. Но за ответом гостя скрывалось нечто большее. Если картина напоминала ему события прошлого, то значит, он плыл на корабле когда-то, чтобы добраться до берега, быть может, их Туманного Альбиона. Или до владений каких-то других государств, где сама Элион ни разу не была. Она мечтала попутешествовать, увидеть своими глазами те пейзажи, которые стыли в рамках, покорив и небо, и воду, и людей, замерших на полотне в схожих позах. Ее галерея была альбомом мечтаний о чем-то невероятном и пока что недоступном. Мысль о том, что Фредерик путешествовал, особенно запала Элион в душу, и ей не терпелось поинтересоваться, как это было. Но если мужчина не стал рассказывать про случай сразу, значит, его стоило раскрепостить на душевную беседу…
– А вы романтик, мистер Блекмур. Какая удача для окружающих вас леди, что одинокий, – хитро хихикнула мисс Шейд, подходя к перилам, огораживающим лестничный пролет в гостиный зал, где кружились в танце приглашенные господа и дамы. Оглянувшись к Фредерику через плечо, Элион загорелась мыслью присоединиться к танцующим, и одухотворенный восторг осветил ее лицо лучше любого солнца.
– Моя любимая мелодия. Составите мне компанию? – и не дожидаясь ответа, ведь по сути знала, чувствовала, что составит, мисс Шейд грациозно спустилась по лестнице вниз, на первый этаж, оказавшись в море приглашенных гостей, ютящихся вдоль стен, пока в центре кружились пары. Оглянувшись вновь, Элион улыбнулась, словно приманивая к себе Фредерика одним только обещанием красивого танца в ее исполнении, которое могла подарить разве что избранным гостям. Далеко не все люди были симпатичны хозяйке дома, далеко не всех бы она хотела видеть в своей обители, ставшей крепостью для нее и брата. И потому искренне хотела разделить редкое удовольствие от хорошего вечера в своей компании с достойным ее внимания человеком.
Отложив бокал вина на столик, Элион подала руку своему кавалеру и царственно вышла в середину просторной комнаты, как принцесса приковав к себе всеобщее внимание, которому не стала уделять и капли собственного, не отрывая более взгляда от Фредерика. Музыка лилась ровным потоком где-то вокруг них, а гости стали не более чем фоном для красивой мелодии, в которой они начали танцевать, стремясь по начищенному полу вслед за потоком трогательных нот.
[NIC]Elyon Shade[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7097194.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7134061.png[/SGN]

Отредактировано Farenheight (2015-06-07 14:38:01)

+1

9

Шелест юбок её платья разрушал тишину, царящую вокруг них, в которую то и дело вшивались серебристыми нитями их голоса. Ожившие на несколько мгновений сюжеты живописных полотен, отпечатывающихся в его памяти, замерли, приняв привычные позы, переключая своё внимание на хозяйку. Так и он, Фредерик Блэкмур, оборачивался, не отрывая глаз от Элион Шейд, когда она проходила мимо него. Что-то особенное было в этой девушке, что-то, что он никогда не видел, не замечал в других. Фредерик смотрел на неё, вслушиваясь в слова, улыбаясь в ответ, пытаясь понять, что же именно так цепляет его взгляд, заставляя продолжать наблюдение, не отрываясь, будто можно упустить что-то бесконечно важное. Будто, он вот-вот увидит и всё поймёт.
Он снова заметил тонкие запястья её рук, кольца и браслеты, надетые поверх них, сверкающие в огнях и тенях картинной галереи. Он не нашёлся, что ответить её словам о его одиночестве или о романтической натуре, которую она в нём разглядела, потому просто улыбнулся, наблюдая, как она проходит мимо, к лестнице, слетающей вниз десятками ступенек. Он вспомнил, как Наставник говорил ему когда-то, что жизнь тяжела и только те, кто может выжить в одиночку, могут через всё пройти. Мальчишка Фредди Блэкмур всегда понимал, что выживать нужно своими силами, не обременённым никакими связями и только так можно выполнить долг ассасина. Никогда за тридцать с лишним лет он не думал изменять этого. Сначала оттого, что не хотел повторить путь своих отца и матери, а потом потому, что ассасины даже в кругу Братства в итоге всё равно оставались каждый за себя. В одиночестве против жестокого мира, упрямо не желая сдаваться перед всеми теми ударами, которыми судьба щедро награждала их. И никогда не уставала с этим. Была ли во всём этом романтика, Фредерик не знал. Об этом он тоже никогда не думал. Этому в его жизни или, скорее, выживании никогда не было места. Окропивший свои руки чужой кровью ещё в пятнадцать лет, он не видел красоты в мире, который его окружал, света в людях, которые попадались на его пути. Все они были враждебны, все желали получить от него то, что он не хотел отдавать. За исключением, пожалуй, только одного человека. В грязи, боли и лишениях не было ничего романтического, как бы ни утверждали обратное книги, стоящие на полках библиотеки леди Элион. Нет ничего прекрасного и захватывающего в том, чтобы ожидать окончания дня ради того, чтобы пережить его и, дождавшись следующего, снова попытаться встать с колен. Или же наоборот, всеми силами стараться задержать время, чтобы предотвратить неизбежное. Неизбежность – ей удалось дважды обыграть Фреда. И платой за проигрыш судьбоносной силе были две могилы без опознавательных знаков. Больше Блэкмур не собирался давать шансов жестокой судьбе. Может быть, лишь так постигается та самая истина: выживают и продолжают бой только в одиночку.
И пусть он знал, кто именно разрушил то немногое постоянное, что у него было, убил единственного человека, пожелавшего не отнять у растерянного мальчишки, а дать ему новый смысл жизни, сейчас он смотрел в блестящие глаза Элион и хотел, чтобы уходящие мгновения продлились ещё на несколько.
- Да, миледи, - негромко ответил он на её последние слова и пошёл вслед.
Что-то внутри напряжённо дёрнулось, забеспокоившись о целесообразности действий. Но он успокоил собственное недоверие тем, что по сути не может повести себя иначе. Спускаясь вслед за Элион, выходя на середину зала, где уже кружились под музыку гости сегодняшнего приёма, Фредерик лишь одним взглядом удостоил присутствующих своим вниманием. Беглым и коротким, чтобы снова полностью и без остатка сосредоточиться на своей даме. Среди присутствующих он не заметил Лоуренса. Это могло означать то, что истинная цель приёма уже находится в стадии действия. А может быть, Шейда просто не было в этом зале и в эту самую минуту он вёл обыкновенную светскую беседу с одним из обыкновенных гостей, которые несомненно были приглашены для создания нужной обстановки. Отметив про себя вероятности, Фредерик оставил эти мысли. Молодая леди была слишком наблюдательной и в это мгновение, когда струнный квартет, сидящий в глубине зала, уже сыграл три вступительных аккорда, Блэкмуру следовало быть рядом с ней и телом и душой.
Её тонкие пальцы прикоснулись к его ладони и Фредерик ощутил нежность шёлка её вечерних перчаток. Его ладонь сомкнулась поверх её, такой маленькой в сравнении с ним, точно фарфоровой. Её прикосновения были деликатными, словно возвышенными. Блэкмур сделал несколько первых шагов, беря на себя роль ведущего. Впервые ему приходилось танцевать с настоящей леди. Блеск драгоценностей на её шее и аккуратных мочках ушей, несколько оголённые плечи, позволяющие разглядеть изгибы ключицы, и по-прежнему блестящий огонёк в глубине ясных глаз. Полуулыбка на алых губах. Вокруг осталась только музыка и ни одной человеческой души, кроме них двоих. Просто он забыл обо всём вокруг, увлекшись деталями и красотой, кружащейся перед ним, попавшей в его руки по своей воле. Замолкло недоверие, затихли все посторонние мысли. Он ощущал близость с молодой женщиной, прекраснее которой ещё не знал, вдыхал приятный запах, исходящий от её кожи, волос, и всё больше погружался в глубину её глаз. Будто голубые, прозрачные воды южных морей, омывающих тропические берега, завлекающие в райские уголки, ещё существующие на этой земле.
Музыка замолкла и вокруг них снова появилась зала и наполняющие её люди. Фредерик улыбнулся, опомнившись, захлопав музыкантам вместе со всеми присутствующими. Кажется, он только что был в одной из тех картин, взиравших на этот мир со стен галереи, а теперь вернулся назад, в реальность.

[NIC]Frederick Blackmoor[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7085947.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7109482.png[/SGN]

+1

10

Если бы не узкая лестница, освещенная одинокой свечей, расположившейся в самом конце лестничного пролета на невысоком столике, то от подвального помещения дома Шейдов осталось бы одно название. Вопреки ожиданиям, закономерных для закупоренных без света комнат, вокруг царила идеальная чистота, словно пыль просто не существовала в этом закрытом царстве для избранных: опрятная мебель с дорогой обивкой окружала центр просторной комнаты со столом во главе со всех сторон, чтобы каждый мог выбрать, где отдохнуть или заняться делами. Шкафы с книгами в дальнем углу и еще один стол, заваленный не только увесистыми томами, но и картами, обозначали огороженное незримой чертой пространство, в котором чаще всего работал сам Лоуренс. Над рабочим столом висел городской план с несколькими пометками, а под потолком – небольшой канделябр, утонувший в табачном дыме. Братья любили курить, да и сам Шейд не отказывался от трубки с дорогим табаком, когда выпадал шанс, несмотря на то, что потом Элион по обыкновению своему возмущалась его привычкам. Ей никогда не нравился остающийся после табака запах.
Сидя в тесном кругу почтенных джентльменов, пришедших обсудить последние новости и поиграть в карты, Лоуренс пребывал в задумчивости, рассматривая выпавшие ему козыри. За картами братья расслабляли нервы и порой позволяли себе произнести вслух больше, чем стоило бы, чем Шейд намеренно пользовался, запоминая, изучая и делая выводы. Он был достаточно мнительным, чтобы не доверять даже тамплиерам, в число которых входил с недавнего времени. Как можно было верить хоть кому-то, когда сам Шейд точно знал, на что эти люди способны? Обремененные властью, полномочиями и ресурсами, они негласно правили столицей империи, а отголоски их решений доносились до самых диких британских колоний. Ему предстояло стать достойным братом для достопочтенного круга сильных мира сего, потому что желал стать таким для Элион. Власть заветной мечтой пронзила его сердце и душу, в которых томилась любовь к сестре.
Погруженный в многие размышления, Лоуренс иногда прислушивался к голосам и музыке, доносящимся с верхнего этажа. Любимая мелодия сестры – Шейд улыбнулся своим посветлевшим мыслям, кладя на стол несколько карт, словно вдохновившись на ход, несмотря на высокие ставки. Их дом был наполнен ее духом, ее взглядами на мир, ее любовью. Казалось, даже сидя в компании рыцарей-тамплиеров Шейд больше думал о том, как себя чувствует сестра, нежели его компаньоны, озабоченные мировыми проблемами, о чем уже не единожды признавался вслух, оправдываясь перед коллегами «научным интересом». Они знали… Не знала только Элион, и Лоуренс всеми силами старался не допустить беды. Поэтому за сестрой всегда присматривали, особенно когда Шейд не мог сопровождать Элион сам. Их дом был крепостью, в которой каждая стена служила сестре защитой от внешней угрозы и внутренних бедствий. Каким же бедствием для самого Лоуренса был весь организованный сестрой вечер. Он никогда не любил толпы гостей, предпочитая тишину и одиночество, но больше всего – тихие вечера чтения с Элион. Ее талант располагать людей, находить слова, чтобы пригласить в силу сущего пустяка – дар, недоступный замкнутому и угрюмому Шейду, поражал его воображение. Ее стоило благодарить за усердие. За каждый день, что она была рядом.
Невозмутимый Лоуренс, чей взгляд был прикован к карточному столу, лишь повел головой в сторону спустившейся в подвал служанки, сохранив внешнюю сосредоточенность на игре, но в то же время совершенно забыв про нее и про присутствующих, когда шепот мисс Хэйл поведал хозяину дома по сути невероятную новость. В голубых глазах Лоуренса затаилась невиданная прежде буря и потому такой неестественной показалась его спокойная улыбка и извинения, брошенные так называемым друзьям.
– Прошу простить, мне надо кое с чем разобраться.
– Что-то случилось, мистер Шейд? – раздался хриплый голос с другого края стола.
– Нет, сэр, всего лишь маленькое происшествие в гостиной.
Отправив служанку впереди себя, Лоуренс уверенным шагом направился к лестнице, негромко, но уверенно поднимаясь по ступенькам, пока для него придерживали дверь на верхнем этаже.
– Вон тот господин, – тихо произнесла мисс Хэйл, спешно ретировавшись на кухню за очередной порцией бокалов с вином. Но удалившуюся прислугу сам Шейд уже не замечал, как не замечал и прочих гостей, кружившихся в зале под музыку. Его взгляд был прикован к Элион и незнакомому мужчине, что танцевал с девушкой, засматриваясь на нее как на чудо, спустившееся с небес. Лоуренс знал этот взгляд, эту легкую полуулыбку, когда кажется, что мир сошелся светом, оставив даже тьму в стороне, на одном человеке. Никогда прежде Лоуренс не чувствовал ничего подобного в груди, словно загорелось само сердце. Шумно вздохнув, но надев на лицо вежливую маску, он вышел в свет сам.
Гордо выпрямив спину и манерно заведя руки за спину, Шейд статно прошествовал к гостям, не ожидающих его появления столь скоро – обычно хозяин дома появлялся разве что к ужину, когда его отсутствие грозило стать неуважением к прибывшим. Привычно темные одежды, осанка и несоотносимое со статусом подтянутое телосложение, что легко угадывалось за аккуратным черным камзолом и идеально выглаженной белой рубашкой – все в его облике говорило о небезосновательной надменности. Будучи владельцем крупной компании, славясь хладнокровием и усердием, Лоуренс заслуживал тех жадных взглядов дам и слегка завистливых – мужчин, мимо которых проходил, чтобы оказаться рядом с закончившей танец Элион и ее кавалером. Реальность нагнала пару с прохладным приветствием.
– Вижу, вы составили моей сестре компанию, пока я был занят. Благодарю, мистер?.. – сощурив глаза, словно не припоминал имени гостя, Шейд продолжал улыбаться лишь уголками губ, для сущей вежливости, но заботливый жест по отношению к сестре ни в коем разе не был напыщенно нежным. Даже не глядя друг на друга, брат с сестрой всегда находили объятия приемлимыми и естественными, будь то забитая народом улица у Темзы или бал, где приличия как одежды, необходимы по определению. Приобняв Элион, Лоуренс слегка оттаял, почувствовав родное тепло, прижавшееся к сердцу. Ему не нужно было видеть глазами, чтобы знать – сестра лукаво улыбается, довольная его появлением.
Элион никогда не проявляла настоящего интереса к посетителям их дома, скорее играя роль хозяйки, нежели чем наслаждаясь ею. Но, судя по тому, как она искренне радовалась в танце с незнакомцем, гость был ей неподдельно интересен, а значит, заслуживал внимания и самого Лоуренса.
[NIC]Lawrence Shade[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7121787.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7134061.png[/SGN]

Отредактировано Farenheight (2015-06-21 23:32:39)

+1

11

Он обернулся на голос, прорезавшийся сквозь отзвуки струнной музыки, сквозь смех, довольные возгласы и аплодисменты. Холодный, властный голос, в котором сталью звенело каждое слово, в одночасье разрушил всю прекрасную картину мира, затянувшееся видение вечера. Затмил свет стоящей рядом женщины. Отнял, отобрал для себя. Тюремщик. Убийца. Лоуренс Шейд.
Они встретились взглядами. Мгновение застыло, повисая над ними, будто время, сделав резкий вдох, не смогло осилить внезапного спазма, перебившего грудь. Так близко. Впервые. Жестокие глаза цвета неба, льды, разрывающие чужие жизни. Беспощадные, бесчувственные, фанатичные. Тени, наполняющие зал, замерли перед ним, Лоуренсом Шейдом, рыцарем тамплиером. Он ворвался в мир, созданный между всеми собравшимися здесь людьми, сотканный из хрупких, полу стеклянных нитей, драгоценных, протягивающихся от одного человека к другому. И все они разом пали к его ногам, почувствовав его присутствие. Хозяин дома. Властелин, тешащийся, наслаждающийся – упивающийся своей властью. Так всегда поступали тамплиеры: они уничтожали, отравляли всё живое, стремясь поработить, подчинить своим идеям, идеалам – велению, желанию, прихоти. Жестокой, безжалостной прихоти. Они заслуживали всех мук земли, всех мыслимых наказаний. Потому что посягали на единственное, что было у человека своего: право выбора.
Мгновение. Только одно мгновение. Всё то же, единственное, и песчинка в роковых часах замерла в пространстве, перестав подчиняться всем законам мироздания. Фредерик смотрел Лоуренсу прямо в глаза. В чёрную душу ненавистного всем его существом врага. Как близко они сейчас от него, эти глаза, незащищённые, открытые! Он мог бы вырвать их и заставить Шейда беспомощно кричать, повалившись на пол. Ползать в ногах у ассасина, разрываться бесконечной болью в наказание за смерть Наставника. Ведь прихвостни тамплиеров, убивших его, единственного значимого человека в жизни Фредерика, служили Шейду. Сколько времени понадобилось, чтобы узнать имя истинного убийцы. Но теперь эта правда была неопровержима. Ножи, спрятанные в рукавах, плотно прилегая к внутренней стороне рук, похолодели, возжаждав вражеской крови. Одно движение, всего лишь одно – их ассасин сделал так много за свою недолгую жизнь! – и шейный платок тамплиера окрасился бы кровью, хлещущей из разрезанной пополам глотки. Как близко! Цель кажется такой простой и достижимой, что даже собственная будущность меркнет в голове, затухая вместе со здравым рассудком, не выдерживая перед гневом и желанием отомстить. Возмездием. Справедливым возмездием!
Одно мгновение. Всё то же, и огромные часы в гостиной зале щёлкают механизмами, вновь запуская секундную стрелку. Мгновение забвения, слабости, безрассудства. То, от чего всегда предостерегал Наставник. Слишком пылкий, слишком яростный. Но он сдержал себя. Он справился.
Фредерик учтиво улыбается, одними губами, сохраняя маску уважения к хозяину. Никакого напряжения, ничем не выдавая огненного, обжигающего всполоха, опалившего ненавистью душу, заставив обуглиться сердце. В запёкшейся корке оно проживёт дольше, больше прослужит, перекачивая кровь к расчётливому мозгу. Лоуренс Шейд – вожделенная цель, мишень, которую нужно пробить насквозь. Одним точным и метким ударом. В сердце, между глаз, в шею. Чтобы навсегда вычеркнуть его из числа живых. Но не сейчас, не этим вечером. Не рядом с леди Элион. Кровь на руках Шейда, но не на её. Она невиновна. Ему так хочется верить в это.
- Блэкмур, - спокойно произносит он, склоняя голову в приветственном поклоне хозяину дома, называя своё настоящее имя. Что оно значит для Лоуренса Шейда? Что оно значит для Ордена Тамплиеров? Ничего, пустой звук. Но сегодня отсчёт начат: им пора запомнить его. – Фредерик Блэкмур. Это большая честь для меня присутствовать здесь, мистер Шейд. – Тёмные глаза скользят в сторону, на всё ещё просветлённое личико Элион. Лоуренс приобнимает её, словно доказывая, кому принадлежит птичка в клетке. Фредерик улыбается, ловя блеск её глаз, после чего снова возвращает взгляд на Шейда. – Тем более удостоиться сопровождать леди Элион.

[NIC]Frederick Blackmoor[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7085947.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7109482.png[/SGN]

Отредактировано Greider (2015-06-21 21:33:23)

+1

12

Фредерик Блэкмур, как представился незнакомец, не понравился Лоуренсу с первого взгляда. И несмотря на учтивость, которую соблюдали оба невольных собеседника в компании юной леди, Шейд не мог никак отделаться от мысли, что фамилии Блэкмур не было в списке приглашенных гостей. От того из-за чувства тревоги вперемешку с природной бдительностью и вспыхнувшей ревностью Шейд смотрел на незнакомца откровенно ледяным пристальным взглядом, словно пытался прочесть по лицу как по книге ложь и угрозу, таящуюся за аристократичной внешностью. Лоуренс не доверял своим, в таком случае у него не было ни малейшего повода быть лояльнее к чужакам, тем более вдруг оказавшимся слишком близко к Элион. Крепче стиснув объятия вокруг сестры, Шейд невесомым поцелуем коснулся ее макушки, почувствовав, что девушка льнет к нему и явно ждет заботы. Только она могла вынудить каменного и чертствового мужчину чувствовать что-то светлое, независимо от обстоятельств, времени и места.
Лоуренс знал, что Элион изучает реакцию собеседника, будто испытывая, легким ненавязчивым движением руки выставляя условия, с которыми надо справиться, чтобы быть достойным ее внимания. Коварная невинность, лишь женщинам подвластная, вздохнул мысленно Лоуренс, растянув губы в улыбке капельку шире, словно услышанное имя стало для того поводом. Напротив, но Шейд не собирался устраивать допрос. Он вспоминал - Лоуренс проверял перечень, вычеркивая те или иные имена или вписывая новые под диктовку сестры. Элион знала толк в составлении не только меню, но и блюд куда горячее – светских пар и компаний, которыми бы полнился их дом… Чтобы покидая порог чужого приветливого дома, по возвращении под собственные крыши, гости рассказывали о Шейдах только хорошее. Чтобы у них не было повода вспоминать праздные вечера ни единым плохим словом из-за недальновидности владельцев, повлекшей нежелательные встречи, воспоминания или, чего хуже, драки, ведь и такое бывало, смотря какой темперамент оказывался у почтенных господ и дам. Высший свет требовал не только почтения, но и планирования, чтобы разногласия оставались где-то в стороне, подальше от славного имени хозяев дома.
И вдруг появившийся Фредерик Блэкмур не вписывался ни в одну из категорий гостей, на которых могли рассчитывать Шейды в памятный вечер. Мужчина явно был один, в противном случае его дама наверняка бы дала о себе знать еще задолго до появления Лоуренса. И другие гости с любопытством косились на них, словно тоже гадали, кто же незнакомец, из-за которого Лоуренс явился явно раньше времени.
Ходить вокруг да около Шейд не любил, поэтому моментально сощурил взгляд, слегка поведя головой в сторону для демонстративной, но наигранной недоверчивости, не в сравнении с той, что по-настоящему испытывал в тот момент.
– Боюсь, я не припомню, чтобы выписывал приглашение на это имя, мистер Блэкмур.
Единственная, кто знала, что скрывается за вежливым тоном – Элион, – моментально напряглась, чуть выпрямившись, но все еще обнимая брата, словно он вдруг стал опорой и единственной поддержкой, которую девушка могла себе позволить в этом мире, ютясь от неприятного окружения к защите в лице старшего. Ласково прижав сестру к себе потеснее, чтобы не нервничала зря, как он все же еще надеялся, Лоуренс застыл в ожидании ответа, от которого зависел весь дальнейший вечер. Ведь тамплиер не мог допустить, чтобы тайны ордена вдруг оказались у врага, особенно когда его по глупости пустили на порог, не проверив приглашение.  [NIC]Lawrence Shade[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7121787.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7134061.png[/SGN]

Отредактировано Farenheight (2015-07-06 18:37:34)

+1

13

Шейд демонстративно холодно обращался к Фредерику, не стесняясь присутствия посторонних, делающих вид, что ничего не замечают, однако всё равно развесивших свои любопытные уши. Блэкмур был готов к этому. Он не был столь наивен, чтобы полагать, что за вечер не представиться такого случая, чтобы Лоуренс Шейд не вычленил его скоромную персону из числа специально приглашённых гостей. Фредерик упорно продолжал вести себя вежливо и учтиво. Конечно же, ведь это высшее общество, кто он такой, безродный мальчишка, сын пуританки, воспитанник убийцы, по сравнению с ними, представителями благословенного достатком и обеспеченностью сословия! Надо сказать, что больше сил требовалось для того, чтобы не выдать своё презрение и ненависть, хотя первая эмоциональная реакция уже сходила на нет. В любом случае, пока не происходило ничего, что выбивалось бы из плана. И даже на случай непредвиденных обстоятельств и неожиданных поворотов Фредерик Блэкмур не испытывал особых волнений, умея выкарабкиваться из любых передряг. Единственное, что он не мог рассчитать и предположить, так это танец и разговор с леди Элион. За всей своей ненавистью к Лоуренсу Блэкмур всё это время как-то не брал его сестру в особый расчёт. Хрупкая статуэтка, запертая птичка. И кто мог знать, что причиной его встречи с Шейдом будет именно танец с ней. Может быть, ему следовало быть осторожнее, однако, поступить иначе он не мог: ситуация развивалась своими собственными силами, руководствуясь каким-то собственным умыслом. В этот момент в голове Фреда мелькнула мысль о том, что Шейду доложили о нахождении рядом с Элион неизвестного мужчины, или, что вероятнее, мужчины вообще. Юная леди была не замужем, и, было сложно поверить в то, что Лоуренс не приложил к этому руку, наверняка отметая всех, кого считал недостойным своей узницы. Блэкмур усмехнулся про себя: тамплиер продолжал обнимать сестру с ещё большим упорством, будто боялся, что в этом доме кто-то до сих пор не знает, что своими вещами он ни с кем не собирается делиться. А ассасин теперь был точно уверен в том, что у всех стен в этом доме есть глаза, уши и, скорее всего, руки.
Особых реакций от Элион Фредерик не ждал. Она ведь младшая сестра Щейда, как известно, души в нём не чает, прислушивается к каждому слову и не пойдёт поперёк его. Фредерик не смутился от упрёка-обвинения, продолжив вести себя, как приличествует джентльмену в приличном обществе.
- Совершенно верно, мистер Шейд, - кивнул он, произнося слова абсолютно спокойно. – Вы выписывали приглашение на имя Говарда Честерфильда, со-владельца тканевой мануфактуры «Честерфильд и Бланк». Однако, мистер Честерфильд захворал и не смог быть сегодня на вашем приёме, потому послал меня в качестве его представителя. Я – его помощник.
За их спинами вновь заиграла музыка и гости закружились в очередном танце. Фредерик на мгновение взглянул на Элион, реагирующую на новые мажорные аккорды. Она хорошо бы смотрела в этом танце, как и во всех, что будут сыграны за этот вечер. Она так светилась, танцуя с ним. Блэкмур не принимал это на свой счёт, но вдруг захотел, чтобы она получила то, что хотела – свой радостный вечер. Так ли уж много у неё развлечений, когда брат не желает отпускать её никуда дальше трёх шагов от себя? Она заслуживает увидеть мир, изображенный на её картинках, будто частички мозаики внешней, стороной проистекающей жизни.
И когда только он успел проникнуться сочувствием к сестре тамплиера?

[NIC]Frederick Blackmoor[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7085947.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7109482.png[/SGN]

+1

14

Элион всегда хотела казаться сильной. С самого детства, с того самого дня, как местный доктор недалеко от фабрики, где она работала вместе с матерью и братом, сказал, что у нее плохое здоровье и ей нужен постоянный уход да забота. Ей было стыдно, ведь она всегда чувствовала себя обузой любимым родным. Шейды едва сводили концы с концами без кормильца в лице отца, которого девочка с годами совершенно позабыла. В ее воспоминаниях осталась лишь тень, темная и омерзительная, как любой дурной сон, способный утянуть в бездну беспросветных переживаний. И ее самочувствие лишь усугубляло и без того тяжелое семейное положение…
Но откуда-то в хрупкой барышне нашлась сила воли. Быть может, то была всего лишь сила любви, нашедшая достойное выражение, мисс Шейд не знала, да и не задумывалась об этом, просто искренне чувствуя и отдавая эти чувства без остатка. Элион любила сильно и горячо, порой даже самозабвенно, ведь она ничего не знала кроме любви от родных, и могла лишь отвечать взаимностью. Любить было так же естественно как дышать, хотя дышать ей порой было тяжелее всего на свете. Любовь делала ее счастливой, помогала думать о хорошем, забывать о  болезни, помогала не опускать рук, даже когда становилось невыносимо стыдно перед братом за проявленную слабость тела. Любовь нужна была брату, любовь нужна была их дому, и Элион любила каждый день, который могла прожить, лишь иногда печалясь тому, что не знает, сможет ли прожить грядущий.
Каждый приступ своего недуга она воспринимала как напоминание, что все еще слаба и безнадежна, что все еще нуждается в уходе и заботе и по сути является обузой для Лоуренса, так и не нашедшего себе супругу, так и не оставившего ее одну на свете, когда мог бы давно начать новую жизнь. Много грязных слухов распускали о семье Шейд, много домыслов окутывали их имя. Отчасти потому и устраивались пышные светские вечера, чтобы люди не распускали напрасно клевету, привлекая к ним излишнее внимание. Тайный образ жизни приманивал куда сильнее открытого, это Элион знала и сама. Она была достаточно хитра, чтобы понимать, какую роль играют брошенные в одной беседе слова, ведь голоса людей находили отклик даже на другом конце земли, если они имели важное значение. По крайней мере, так было в тех книгах, что читала Элион перед сном, так было в тех уроках жизни, которые рассказывал ей старший брат, умудренный опытом куда более опасным, чем ее, по сути, сводящийся к обывательскому в четырех стенах. Порой мудрость брата ее пугала. Пугала тем, что он чаще видел опасность там, где она бы лишь почувствовала фальшь. Вопреки своему острому уму, девушка никак не могла унять любящего сердца и смотреть на мир такими же холодными недоверчивыми глазами, как брат. Она доверяла, интуитивно, из-за странной надежды, что в каждом есть что-то хорошее и стоящее улыбок, которыми могла одаривать любого встречного.
Как, например, мистера Блэкмура. Ей нравилось смотреть в его глаза, словно в них было что-то таинственное и волшебное, как в старых сказках или мудрых притчах. Ей очень нравилась его улыбка, а слова, даже такие простые, вызывали в ответ ее собственную. Ей нравился его голос. И ведь этого было достаточно, чтобы девушка стремилась продолжить с ним общение и после праздничного вечера, настолько ей нравился Фредерик Блэкмур, которого не приглашали в их дом. Услышав слова брата, Элион почувствовала, как сердце споткнулось в груди. Тонкие пальцы сильнее сжали гладкую ткань сюртука брата, к которому она поневоле прильнула еще сильнее, как ребенок в доверчивости своей надеясь на защиту от вдруг ставшего опасным мира. Все ее чувства, поведение и мысли вдруг повисли на ниточке в холодном воздухе, на обозрение и на суд, где вина была в том, что почему-то прониклась к незнакомцу, не выведав толком, кто он. Почему она раньше не спросила, от кого явился незнакомый господин? Почему она даже не засомневалась, что он должен был быть в этот вечер с ней рядом, танцевать с ней в одном танце и улыбаться ей одной? Почувствовав себя невыносимо виноватой перед братом, Элион опустила грустный взгляд в пол, предоставив Лоуренсу разбираться с незваным гостем. Впервые она подвела его, забыв о так называемом долге, который наивно воспринимала скорее игрой, о чем судьба ей не замедлила напомнить. Но ведь игра, в которую играли брат и она, оценивалась жизнями… Лоуренс не рассказывал ей всего, но Элион знала, что он рискует. Как когда-то отец рисковал, играя в карты... Этот риск мог стоить ему жизни, а она вдруг опрометчиво забыла, что сторожит его, следя за тем, что за спиной за карточным столом. Пристальный взгляд метнулся к лицу Фредерика, едва до слуха девушки дошло уже знакомое имя Честерфильда. Этого господина мисс Шейд точно приглашала, о чем Элион тут же вспомнила, слегка воспрянув духом и взглянув на брата снизу вверх доверчивым котенком, хранимым в заботливой хватке. Ей не хотелось быть виноватой перед ним, никогда в жизни.
– Как жаль, что мистер Честерфильд плохо себя чувствует, – не сразу обратив свой взор назад на Фредерика, промолвила нежно и с сочувствием Элион, натянув на мягкие губы осторожную улыбку. – Передавайте ему наши пожелания скорейшего выздоровления.
Расслабившись, ведь не верить в слова Фредерика у мисс Шейд не было повода, девушка снова взглянула на брата, будто надеясь, что он тоже поверил в чужие слова, а ее доверчивость оказалась не беспричинной. Ей нужно было подтверждение, что все в  порядке, что все будет хорошо. А дать его мог только Лоуренс, ее страж и защитник от всех бед, явно избравший врагом незнакомца, в чью историю, судя по окаменевшему в холодной вежливости лицу так и не поверил. И лишь когда она запоздало осознала, что брат уже смотрит совсем не на Фредерика, Элион поняла, почему Лоуренс остался таким напряженным…[NIC]Elyon Shade[/NIC][AVA]http://savepic.ru/7097194.png[/AVA][SGN]http://savepic.ru/7134061.png[/SGN]

Отредактировано Farenheight (2015-07-30 15:19:17)

+1


Вы здесь » Бесконечное путешествие » Архив незавершённых отыгрышей » [R, AU, Assassin’s Creed: Syndicate] Deus Ex Machina


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно