Отделение срочной медицинской помощи по своим размерам едва ли дотягивает до четверти, огромного блестящего на солнце, госпиталя Готэма, находящегося в центре города. Здесь нет массы комнат, длинные коридоры не плавно и резко перетекают в операционные, временами утыкаясь в глухие стены с подсвечивающейся надписью «выход».
В половине четвертого утра приемная совсем пуста, только пожилая медсестра, время от времени провожает взглядом охранника. Он мечется по холлу, огибая дверь с разных углов, и сонно щурит веки. Порой, когда нет уже сил смотреть, как мигает бегущая строка, он встречается взглядом с единственной оставшейся посетительницей. Мельком улыбается и, не дождавшись ответной реакции, продолжает обход.
У темноволосой девушки, сидящей на пластмассовом стуле в руках кружка остывшего кофе. В больницах приходится себя занимать, но здесь нет ни журналов, ни картин на стенах, поэтому раз в полчаса она ходит к автомату с напитками. Машина включается, монетка падает в прорезь и наполняется очередной желтый стаканчик. Рене опять возвращается на место и слушает, как настенные часы отбивают ритм.
- Состояние Вашего напарника стабильное. Завтра он сможет перевестись в госпиталь или перебраться домой, если за ним есть, кому присмотреть? Миссис…
- Монтоя, – Рене вспоминает разговор в холле, произошедший час назад и сама не знает чего ещё здесь ждёт. Буллок в порядке, дело они провалили и самое лучшее, что она может сейчас сделать – вернуться домой.
Мысли медленно перетекают из одного русла в другое, она отметила, что нежно розовый оттенок местных стен совершенно не сочетается с шеренгой каталок, выстроившихся в дальней части коридора. Если откинуться сильнее, можно увидеть, как между их рядами шустро передвигается ночная санитарка, яростно орудуя тряпкой. Ещё раз взглянула на охранника, занятого кроссвордом, снова на медсестру и стаканчик… И не заметила, как в мгновение, события прошедшего дня напомнили о себе и жестко схватив за запястье отвели в сторонку.

Стоя у стены небольшой комнатки, которая в лучшие времена могла бы быть кухней, Рене внимательно следила за собственным двойником. С пистолетом в руке девушка пробиралась вперед, лавируя среди разбросанных повсюду осколков и мусора. Буллок что-то сказал, склонившись к самому ее уху, и она ясно разглядела наглую улыбку, преобразившую простое лицо. Она знала, что они здесь не одни и остальные полицейские рассеялись по зданию, разбежавшись по комнатам и лестничным проходам.
Ветхая многоэтажка пустовала уже не первый год, медленно дряхлея. Стекла в окнах почти совсем выпали, и лишь слуховые окошки могли похвастаться полной или частичной целостностью. Несколько раз в год, обычно ближе к Рождеству в здании находили пару-другую трупов, что всегда приводило к одним и тем же результатам. Мэрию и полицейское отделение заодно, наводняли стайки протестующих горожан, требуя уничтожить здание разорившегося супермаркета. И все же оно неизбежно выживало.
Монотонный бубнеж, который бежал впереди шагов Рене и Харви стал громче и в бывшем дверном проеме в нескольких десятках метров от них, мелькнул желтый луч. Отсветы свечей прыгали по стенам, подмигивая друг другу, и соскальзывали на пол, на котором уже растянулись длинные лужи-тени. Напарник дернул её в сторону, почти впечатав в стену, к которой прижался первым. Вытянув шею Буллок указал вперед и, последовав его примеру, Рене выглянула из ниши.
Компания собравшихся была самой примечательной. Около пятнадцати человек, возраст издалека разобрать было почти невозможно, но судя по тому, что они успели узнать об этих ребятах, никому из них не было больше двадцати. Затянутые в черное с головы до пят, они, подняв головы, взирали на нечто происходившее в противоположном углу, и чего Рене не позволяло увидеть расстояние.
С самого первого дня, когда её назначили в напарники Буллоку, она не заблуждалась относительно того, во что это может вылиться. В управлении его любили, а юные полицейские-воротнички, присылаемые каждое лето для прохождения практики, зачарованно заглядывали в рот. Харви был идеальным киношным спасителем, которые в рабочее время кидаются за любым делом, а по вечерам выпивают бутылку-другую пива, гротескно изламывая брови. Его любили, как напыщенного гуся, нравящегося всем вокруг за большой разлет крыльев и гадкий характер, которому умиляешься издалека, стараясь не вытягивать рук, чтобы птица не откусила пальцы. Может быть, именно поэтому она ничуть не удивилась, когда оставив её стоять на месте, напарник дернул чеку на газовой гранате и выкинул её вперед по проходу. Штука лениво завертелась и, издавая глухие звуки, преодолела расстояние, отделявшее их укрытие от комнаты с детьми.
Рене показалось, что она пискнула, заранее предугадывая, какие последствия этого шага их ожидают.
События завертелись с немыслимой скоростью, она успела подумать, что остальные полицейские могут находиться от них слишком далеко и не услышать заварухи. В этом случае они останутся одни против неизвестно скольких человек, пусть и половина из них всего лишь дети.
- Идиот! – из комнаты раздались выкрики, и как только дымок заполнил помещение, послышалась канонада выстрелов. Натянув противогаз, Рене дернула напарника за руку, чуть не выворачивая запястье из сустава, заставляя вернуться на место, когда он уже сделала шаг по коридору. Здание супермаркета в один миг превратилось в ревущий улей. Остававшийся невидимым угол комнаты вспенился людьми, вооруженными до зубов и уже натягивающими противогазы. Подростки в капюшонах расползались в сторону, так и, оставшись сидеть на четвереньках.