Порождения ночи настигли её, лишь только сумерки сгустились под кронами деревьев, а вечер полностью вступил в свои права. Ветер рванул ветви, зашелестев тревожно листьями, но серебристые ниточки тумана остались нетронутыми, и любопытными щупами тянулись к ней, свернувшейся под густой сенью сирени, отцветшей давно, и осыпающейся подсохшими семенами.
- Нет... прочь, прочь от меня... прочь! - из-за листвы дикими, расширившимися глазами следила за совершенно нетипичным поведением тумана, и всем своим естеством ощущала, что он фальшивый, неестественный, безжизненный! Хотелось кричать, но ещё больше - бежать, и в какой-то момент сердце девчонки не выдержало - вскочив, потревожив уснувшую птицу, бросилась не разбирая дороги, подальше от пугающих её странных существ.
Ей было известно, что этот "туман", на деле, был всего лишь  формой обращения тварей Ночи, холодных и прекрасных, как алебастровые изваяния, и отвратительно далёких, бесконечно голодных, стремящихся вытянуть всё тепло одним лишь взглядом - и страшно было представить, на что способно их прикосновение.
Она боялась их - и ненавидела, поскольку знала, что Сила её, и навыки, гроша ломаного не стоят против них - сожрут и не подавятся, и потому бежала, трусливо поджав хвост, кляня себя за эту трусость, но будучи не в состоянии её побороть.
Под дырявыми подошвами сапог захлюпало, и Кларисса в испуге остановилась, балансируя перед "окном" маслянисто поблёскивающей лужицы. Машинально вдохнула запах мокрой травы и топкой гнили, и послала мысленно проклятие Тем Самым - убегая, она позволила ногам отнести себя в болотистое сердце леса, куда, бывало, хаживала за корневищами аира, но теперь, среди ночи, здесь ей было совсем не место!
Оглянулась, убеждаясь, что туман и не думает отставать, и, стиснув зубы, побрела - медленно, но упорно, стараясь нащупывать носками более-менее твёрдую почву, полагаясь на своё чутьё. Интуиция подсказывала, куда лучше поставить ногу, и, как правило, не подводила - то, что кто-то назвал бы Даром, стремился оберегать свою хозяйку, без её на то ведома - но какая разница, как ты назовёшь своего спасителя?
Туман словно отстал, и девушка остановилась, в изнеможении облокотившись на чахлое деревце, однако, как оказалось, передышка оказалась преждевременной - леденящий шёпот наполнил пространство вокруг, серебро и холод изморозью покрыли стрелки остролиста, и вкрадчивые голоса наперебой заговорили, заглушая даже стук её собственного сердца.
Некромантка вскрикнула, дёрнувшись заполошно в сторону и вскидывая руки к голове, испытывая одно лишь желание - заползти куда-нибудь в кусты и спрятаться, стать крошечной, как ящерица, забиться под камень и переждать, молясь всем богам, чтобы эти ненасытные твари прошли стороной...
- ...мы достанем тебя...
- ...мы возьмём тебя...
- ...тебе не спрятаться...
- ...мы видим тебя...
Снова застонала, вслепую бредя и не отпуская головы, а затем, словно подстёгнутая очередной вспышкой белесой дымки перед глазами - понеслась вперёд, стиснув зубы и зажмурившись. Но болото не прощало такого. Очередной шаг оборвался в пустоте, и громкий "чавк" оповестил её о том, что влипла она знатно - и буквально. Либо с сапогом расстаться, либо с жизнью. Однако, попытавшись вытащить ногу, девушка покачнулась вперёд и плашмя упала в топкую жижу, замирая, распластавшись и стараясь не барахтаться.
"- Иди ко мне..."
Обмерла, ощущая странное, но такое манящее тепло. Знакомое. Родное. Будто позвал кто-то, кого она знала с детства, и это чувство было таким чуждым, таким не знакомым - но таким приятным, что на глаза навернулись слёзы. Её никогда так не звали прежде. В этом "звучании" было всё, по чему тосковала душа - тепло трескучего очага, горячего ужина, усталая улыбка и тяжёлая ладонь на плече. Всё, что она видела украдкой в чужих домах, и чему бесконечно завидовала...
"- Иди... на свет..."
Откуда взялись силы? Вырваться из смертельных объятий болота почти невозможно - тела многих неудачников, покоящихся на дне коварной топи тому подтверждение, но тощая, слабосильная девчонка, извернувшись и нащупав чудом какую-то корягу - сумела вытащить себя на берег, и там, не обращая внимания на пронзительный холод, рванулась дальше, цепляясь пальцами за осоку, режущую руки в кровь. Плевать!
- Я иду... - прошипела сквозь стиснутые зубы, глядя перед собой - туда, где почти невидимо змеилась перед ней тропинка, и эта тропа словно подсвечивала опасные места, подсказывая - куда стоит наступать, а где нужно обойти опасность... и, кажется, туман проклятый испугался, отступая в стороны со странным почтением.
- Иду.

Отредактировано Харриет (2015-06-05 08:08:35)

Постепенно Зов истончился, истаял, и, по мере этого, в груди девчонки возрастала тревожность – словно из неё самой вытягивали жилы, отнимали силы и вынимали душу. Постепенно с шага она перешла на трусцу, а затем и на лёгкий бег, словно желая догнать то самое ускользающее чувство близости и сродства, но тщетно. Под сердцем поселилась пустота, которой не было раньше – поскольку некромантка не знала, что может быть иначе, что можно ощущать касание чужого Дара вот так.
Вдалеке забрезжил огонёк – слабое трепещущее пламя, и в душе снова всколыхнулась надежда: мертвецам огонь ни к чему, значит, там был кто-то живой. С другой стороны – от живых, зачастую, вреда было куда больше, чем от неупокоенных. Но Дар звал её сюда, в этом направлении!
Поколебавшись, Кларисса выскользнула из-за зыбкой преграды кустарника, и осторожно выступила на поляну, оглядываясь по сторонам. В свете костра её вполне можно было принять за лесную нечисть, а то и утопленницу. Перемазанная болотной жижей, с пятнами тины на лице, и водорослями, запутавшимися в волосах, меньше всего она была похожа на грозного некроманта. Запуганная тощая девка в грязном рванье.
- Эй? – позвала сиплым, по-мальчишечьи низким голосом, приблизившись к костру, а затем настороженно присела на корточки, касаясь пальцами сырой земли у кострища. Рыхловатая, с отчётливыми отпечатками господских каблуков. Вскочила, подобравшись снова по-звериному, и круто развернулась вновь к лесу лицом, напряжённая и хмурая. Нечего в глуши такой господам делать. Душегубы? Затаились? А откуда же взялся тот самый Зов?
- Выходи! – выкрикнула вызывающе, сунув перепачканную руку под лохмотья, наброшенные на плечи, нащупывая спрятанный ножик, затаившийся в кожаной перевязи подмышкой. Узкое лезвие  в ладонь длинной могло бы стать грозным оружием – но в более умелых руках. Кларисса приготовилась ранить себя, уповая на то, что крови и Дара хватит, чтобы успокоить хоть одного слишком ретивого разбойника.
Не стояла на месте, топчась бестолково, чавкая разлезающимися сапогами по натёкшим с неё лужам, но пламя костра, выхватывающее то и дело из темноты её черты, отражалось во внимательно прищуренных нечеловечески поблёскивающих красным глазах.

Вначале зазвучал голос, и был он не слишком приятным.
«- Силы великие! Он может обезоружить армию одной фразой!» - оторопело уставилась на выходящего из темноты сгорбленного старика, щурясь на него всё с тем же вызовом, однако, в душе её зародились вполне справедливые сомнения на его счёт. Казалось, что жизнь в нём теплится на одном лишь честном слове, и на несколько секунд Кларисса воспряла духом, но затем…
Красноватые глаза столкнулись с тёмными, кажущимися в ночи чёрными, и девушка обмерла, застывая в нелепой полузверино сгорбленной позе, а пальцы намертво, казалось, обвились вокруг тёплой рукояти ножика. Ужас, сковавший ноги, не позволил даже отпрянуть, но, словно по мановению невидимой руки, он быстро схлынул, сменившись узнаванием.
Родство, что ощутила она ранее, зазвучало новой высокой и пронзительной нотой, и теперь всей своей сущностью некромантка потянулась к себе подобному – но то отзывалось её нутро… внешне, ей лишь достало сил выпрямиться, с усилием заставив себя отпустить оружие, и с непонятно откуда взявшимся достоинством отбросить с лица замызганные сосульки волос.
- Я догадываюсь, кто ты… некромант, - снова заговорила, но теперь становилось очевидным, что голос у девчонки низкий от природы,  а не от долгого бега. Закрой глаза – и не отличишь, мальчишка говорить, или девушка.
- Ты… вывел меня из болот. Благодарю, - несколько неловко прижала к груди ладонь, явно непривычно и коротко поклонившись. А затем сделала осторожный шажок назад, стремясь сохранять между ними почтительную дистанцию. Несмотря на то, что её тянуло к нему безумно, что-то в голове не позволяло пойти на поводу у эмоций. Согбенный и дряхлый старик вызывал опасения, но кое-что было несомненным  – Дар в нём. Странный, тихий и приглушенный, и, всё же, вполне отчётливый.

Было непривычно слушать вот такую речь… точнее – вот такие слова, когда запросто говорят о запретном. Румянец стыда проступил на бледных щеках словно следы лихорадки, и девчонка отвернулась, при этом продолжая своё движение в сторону – так, что, в итоге, костёр разделил их.
- Не поднимала я никого… вылечила… баба на сносях была, да младенец мёртвым родился. Баба-то выжила, а меня за то отблагодарили, - криво усмехнулась, украдкой оглядевшись по сторонам, да не найдя ни брёвнышка ни камня – уселась прямо наземь, поджимая под себя ноги. Подняла руки, протянув их к огню, и зябко потёрла друг о друга – пробег по лесу и купание в болоте отнюдь не благотворно сказывалось на здоровье.
- А потом ещё и твари эти… - процедила, спустя недолгую паузу, передёрнувшись от отвращения. – Кровопийцы… ненавижу.
Поймала себя на мысли, что говорит слишком много. Неоправданно и опасно, и поморщилась – нельзя расслабляться. Пусть даже и говорят с ней нормально. Мало ли, вдруг лжёт старик? Вдруг он из тех, что Святой Инквизиции докладывает о ведьмах? Даже таких, как она, что и не вредят, и кривды не сделают, а их всё равно, как верно пришлый заметил, за одну рожу готовы поднять на вилы?
Украдкой потянула тепло живого пламени, стремясь восполнить то, утраченное ею за время беготни по лесу, но это была такая кроха, совсем не способная разгореться во что-то большее… зайца бы поймать, или птицу сбить. Это было бы проще всего, ухватить силу Уходящей жизни, но всё оставалось такими несбыточными мечтами… не станет же она при старике добычу потрошить, да «питаться»? Да и, к тому же, поди ещё, поймай дичь прыткую…
- А ты здесь зачем? – поинтересовалась словно невзначай, поднимая веточку с земли и бросая в пламя.

Напряглась моментально, услышав его слова. Искал – её. Как занятно. Подобралась, набычившись слегка, и снова «отстраняясь», да только исподволь любопытство  тронуло душу – говорят о ней?
- Олухи? Кто это обо мне говорит? Не слыхала такого! – попытка отпереться, да в душе шелохнулся странный росточек чувства, названного гордыней. Впрочем, был тут же задавлен здравым смыслом, и осознанием, что далеко не всегда разговоры ведут к чему-то хорошему. Да и можно ли считать эту встречу чем-то хорошим?
Звук, растревоживший лес, заставил её дёрнуться и за малым не вскочить – жар опалил лицо, когда, покачнувшись, Кларисса чуть не уткнулась в костёр, и тут же отпрянула, ощущая, как бешено колотится сердце. Снова рука нырнула под рубища, но затем она обратила внимание на странное поведение некроманта – обломок блестящего зеркальца в его руке смотрелся так же чуждо, как и боевой клинок.
А затем обмякла, поддаваясь чарам Силы, за малым не сворачиваясь в клубок сытой кошкой, убаюканная тем, как щедро делился с ней «сходством» этот самый старик. Мудрый, если судить по его словам. Тёплый – если по тому, что ощущалось ею. Лакомство, отведать которое раньше ей не доводилось.
- Не лечить… - послушно повторила, не заметив, что эхом повторила его слова. Следом же – содрогнулась от накатившего, такого знакомого чувства близости не-мёртвых. Не удержавшись – вскочила на ноги, балансируя на носках, замирая в стремительном порыве – рвануться и остаться. Порывисто стелящийся туман слишком быстро и неудержимо соткался в три фигуры, и девчонка затравленно заозиралась, снова горбясь и скаля мелкие хищные зубы, слишком белые, слишком чистые для простолюдинки. Знала, небось, какую траву жрать…
- Твари… - прорычала, с диковатой грациозностью отпрянув, чтобы тут же, совсем некрасиво уже, споткнуться о снова пришедшее ощущение покоя и обещанного тепла. Агрессия и злоба не схлынули, но упокоились на мгновения, потраченные ею на взгляд, устремлённый в глаза некроманта. И неуверенность сковала её душу. На поднятую лошадь она совсем и не взглянула – чучело терялось напрочь рядом с пугающими Детьми Сумерек. Но старик был спокоен… и девушка шагнула к нему, разрываясь между желанием сбежать, упасть, напасть, вскрыть себе жилы и затопить Даром эту проклятую поляну.

Ей была глубоко безразлична реакция этих ходячих трупов – она не знала, куда ей деваться сейчас. Хотелось большего – почти прикосновения, но природная брезгливость мешала дотронуться до кого бы то ни было, даже того, кто так вкусно «пах» Даром. Старик, меж тем, являл собой просто-таки воплощённое спокойствие, и даже осмелился её поучать!
- Граф! Мешок с костями, падаль! – зашипела злобно, продолжая держаться, тем не менее, за спиной у некроманта. Там было так хорошо, так спокойно… пусть даже и смотрел строго – совсем уже не с отеческим увещеванием. И, поневоле, снова разжались руки, отпуская столь нежно любимый кинжал. Даже странно стало, как верно удавалось истолковать взгляд, но, следом, словно ушатом воды ледяной окатили – прозвучали его слова.
Захлопала глазами, растерявшись, а затем и охнув болезненно, скрюченными пальцами вцепившись в лохмотья на груди, когда старик разорвал между ними связь. Другая рука, против воли, лишь по одному наитию, метнулась вперёд, царапнув воздух обломанными грязными ногтями, в бесплодной и жалкой попытке подхватить то, что было лишено даже оттенка плоти – метафизическую нить Дара.
- Не-е-ет, - простонала, беззвучно, несдержанно, не в силах поверить, что всё вот так обрывается. Душу выворачивало наизнанку, а из тела, казалось, вырвали костяк – подломились ноги, и земля больно ударила по коленям. Холод тронул щёки – шевельнулись вампиры, следуя за своим Господином, а тот, словно уже и позабыв о ней, шёл к убитой кляче.
- Почему ты уходишь! – эгоистично выкрикнула, всё ещё не в силах поверить, что он с ней так поступил. Поманил сладким пряником, лишь для того, чтобы с размаху въехать по зубам окованной рукоятью кнута. Обиды пока не было. Разочарования тоже. Лишь только боль, недоумение и недовольство. Неужели он сможет отказаться от этого так просто? Разве он ощущал это как-то иначе?
Ноги сами понесли её следом за ним, пальцы – сомкнулись на стремени, но во взгляде не было мольбы – требовательность, жадность и голод. Даже на какие-то секунды ей стало наплевать на присутствие рядом вампиров. Их звенящая и морозная аура померкла на фоне угрозы утратить возможность коснуться чего-то настолько близкого.

Слово – голова вжимается в плечи. Слово – подбородок вздёргивается вызовом. Слово – в глазах вспыхивает жгучая ненависть, заглушающая даже боль от разрыва. Слово – Дар вскипает буквально, испепеляя хрупкую оболочку изнутри, заставляя кровь бурлить и шуметь в ушах, занавесив взор кровавой пеленой.
Отступая назад под шквалом унизительных приговоров, ей больше всего сейчас хочется отомстить, ударить в ответ – побольнее!
- А ты сгниёшь! Сам, и недолго этого ждать! Помрёшь, как твои любезные князья, станешь горстью праха! – процедила, не повышая голоса – но интонации буквально звенели от несдержанной злобы. Она умела таиться, могла спрятаться в глубине чащи, смогла бы договориться с диким зверем – но не с человеком. Не с некромантом. Она просто не знала, как с ним себя вести, и не понимала, что идёт на поводу. И что теперь её Сила, разливающаяся по поляне ясным и жгучим заревом, питает вампиров, да так, что тем впору было уж и захлебнуться от такой неслыханной щедрости – а ведь даже не коснулось лезвие белесой тонкой кожи.
- Я не раб! И не тебе говорить мне о душе! Ты-то, небось, бросил её даже легче, чем медьку, в пасть Тем Самым! Да только много ли стоила твоя душа, в таком случае?!
Ярость, гнев, боль и ненависть сейчас словно приподнимали е над землёй, потрескивали, будто наэлектризованные, подсохшие волосы, и Дар буквально каплями стекал с напряжённых кончиков пальцев.

Голос оборвался, словно он со всего маху засадил ей под дых. Заклекотало в горле невысказанное, и девчонку снова буквально швырнуло наземь, но сейчас, чтобы подняться, сил не было вовсе. Она обхватила пальцами горло, пытаясь вздохнуть, и не понимала, как такое могло произойти… вот, буквально только что – она была переполнена Силой! Она сама была Силой! А теперь в ней зияла огромная, чернеющая и всепоглощающая пустота! Казалось, что она пожирала сама себя изнутри, подобно тому, как тело начинает истощаться от длительной голодовки.
Закашлялась, заскулила, сгорбившись и зарываясь пальцами в землю. Жрать её сейчас была готова, лишь бы прекратить это мучение, лишь бы вернуть себе возможность просто жить. Ведь именно этого он её сейчас лишал.
Ей не до конца ещё было понятно, что он сделал, и как ловко он сыграл с ней – ею самой. Боль затмевала разум, и память о ласковом тепле испарялась, подменённая куда более реальными страданиями.
- Не… а… о… - вытолкнула из горла нечленораздельные звуки, хрипя и давясь словами. – Не… на… до…
Холод, идущий от земли, ни в какое сравнение не шёл с тем, какой колючий мороз сейчас сковывал её изнутри. Чужая жадность разрывала её, и ответить было просто нечем. Ничего не видя перед собой, она, тем не менее, упрямо тянулась в сторону некроманта, протягиваясь хищно скогчённые пальцы к нему, царапая ими по траве, и мечтая вернуть то, что он отнял. Оставалось так мало, что это было нужно беречь, закрыть, как трепещущий огонёк, от малейшего дуновения ветра. Но не выходило…
- От… пу… сти… - уже не удержать его хотелось, но оказаться подальше.

Короткая передышка, в которую она отчаянно и всхлипывающее дышала, ловя ртом воздух и никак не могла насытиться. Спазмы сжимали горло, и из него снова рвался клекот, но слова некроманта были сильнее её страданий – они проникали в самую суть, вонзались иглами в сознание и оставляли в нём незаживающие гниющие раны.
Пресмыкаться. Раболепствовать. Подчиняться.
Больше всего на свете она это ненавидела. Ненавидела свою инакость, свою слабость и людскую зашоренность, невозможность разглядеть за странными глазами такую же как они, лишь только обличённую чуть большими силами… да только что им докажешь.
Приподнялась слегка, чтобы взглянуть на того, кто рани её столь сильно, и…
Выгнулась, распахнув в беззвучном крике рот, и пальцами раздирая в клочья те лохмотья, что были на её груди. Опаляющая боль, мало с чем сравнимая, чужой Дар, долженствующий убить простого смертного, причинял сейчас невыносимые муки, но… та крохотная искра отозвалась, сплелась с иглой Силы другого некроманта, и с жадностью болотной пиявки присосалась к нему, стремясь уложить это, переработать по-своему – как было нужно ей.
- А-а-аа! – заорала, снова рывком сгорбившись и ударив изо всех сил кулаками по земле, ссаживая запястья но не ощущая этого, и в крике её звучало безумие отчаявшегося. Того, кто споткнулся на краю пропасти, и теперь отчаянно молотит руками и ногами по упругому воздуху, надеясь поймать опору. Но это была не агония умирающего. Она и сама сейчас давилась, захлёбывалась, травилась – но не могла остановиться, и готова была выдирать из него этот Дар – пока даёт.