Огонёк медленно тлеющей сигареты отражался в идеальных гранях чёрного бриллианта, вплавленного в титановую пластину кольца. Совершенно не моргая, Михаэль фон Нейдхарт смотрел на гладкую поверхность дисплея своего смартфона.

У фронтальной камеры помаргивал белым светодиод, показывая, что очередная порция писем, сообщений и пропущенных звонков ожидает срочного внимания.
Михаэль находил, что все они могли подождать ещё.
В конце концов, не каждый день приносил известие о смерти сына - сойдёт за повод зажечь вторую сигарету “Казначея”, прикурив её от первой, которая теперь благополучно упокоилась в тяжёлой пепельнице.

Из всех своих детей Михаэль всегда считал среднего сына наиболее самонадеянным. Клаус жил с размахом, Клаус с убеждённостью, свойственной только молодости, считал, что с ним-то никогда и ничего не произойдёт, даже когда он лез в самое пекло.
Клауса больше не было - Михаэль не ошибся.

Это его несколько раздражало. Не тем, что сын погиб, а тем, как не вовремя и к тому же восхитительно глупо Клаус умудрился это сделать. Как и любой шахматист, Михаэль не любил терять фигуры, особенно когда этого можно было избежать. Но, в отличие от доски из чёрно-белых клеток, в жизни фигуры часто обладали собственными желаниями, и те постоянно заводили в тупик.
Вот и верь после этого в великое благо по имени “свободная воля”, выданное Господом человечеству.

Михаэль, говоря откровенно, и не верил. Никогда.

Экран телефона снова засветился, на этот раз показывая входящий звонок.

В машине, BMW представительского класса цвета слоновой кости с пуленепробиваемыми тонированными стёклами, которая плавно ехала сквозь Берлин, напоминая крадущегося хищника, фрау Штибер подняла руку, призывая молчать. Её светлые глаза стремительно скользили по строчкам в Signal’е. Идеально ухоженные ногти с французским маникюром дробно стучали по экранной клавиатуре.
Затем послышались длинные гудки, и она прижала телефон к уху, ожидая ответа.

Трубку сняли секунд через пятнадцать.

- Буду через полчаса. Копии первичных протоколов со мной, полные запросим после готовности экспертиз. - Фрау Штибер помолчала секунду-другую. - Откровенно, полное дерьмо. Копы внезапно сработали на удивление компетентно.

Михаэль явно счёл излишним говорить о том, что он платит исключительно за её талант разгребать даже самые безнадёжные дела. Фрау Штибер была кем угодно, включая самые нелестные эпитеты, но не дурой.
Он ограничился коротким “хорошо” перед тем, как сбросить вызов. Полчаса - достаточное время для того, чтобы сварить ещё одну порцию кофе на местной кофеварке. Nestle, конечно, далека от совершенства, но с утилитарной точки зрения притока кофеина в кровь к ней было не придраться.

Грета Штибер убрала телефон в портфель, поставила его рядом с собой, продев руку сквозь ремень, и повернула голову, чтобы посмотреть на вторую пассажирку. Светлые глаза госпожи адвоката выражали тотальное высокопрофессиональное ничего, отработанное двадцатью годами бесконечного потока уголовных дел.

- Максимально далеко от полицейского участка, пока ты не успела дать ещё показания, которые потом придётся опротестовывать, - невозмутимо ответила фрау Штибер, видимо, придя к выводу, что её клиентка всё же способна воспринимать информацию. - Твои дела и без того пока выглядят не блестяще, хотя я берусь это исправить.

Она элегантно сложила руки на коленях. Длинные пальцы и обручальное кольцо от Cartier из белого золота сильно контрастировали с чёрным деловым костюмом, который так и дышал индивидуально снятыми мерками.
В том, как адвокат Штибер созерцала Магдалену, было что-то от патологоанатома, прикидывающего процесс грядущей аутопсии. Впрочем, работа фрау Штибер весьма даже предполагала вскрытие пациентов - моральное, конечно, но от того не менее тщательное.

- Пока постарайся максимально точно ответить мне на один вопрос. Ты знаешь, кто вызвал полицию?

Адвокат Штибер в очередной раз сверилась с телефоном: на этот раз на дисплее были открыты GoogleMaps с проложенным маршрутом. Не в первый раз ей приходилось работать с клиентами, которые очень настаивали на конфиденциальности каждого шага, но Михаэль фон Нейдхарт отличался от основной массы тем, что обеспечивал таковую сам.
Причём, как смутно осознавала адвокат Штибер, чутьём опытной юридической акулы угадывавшая как кровь, так и неприятности, делал это на уровне, который превышал то, что можно купить. Даже очень продажный полицейский в высоком звании не рискнёт подделывать видеозаписи городских камер.
Если, конечно, на него нет определённого рычага давления.

- На углу сверни направо, - сказала адвокат Штибер, - и потом прямо три квартала.

Водитель даже не моргнул, только включил поворотник и плавно перестроился в другой ряд. Он отличался эмоциональной вовлечённостью автопилота и профессиональной глухотой к любому обсуждению внутри салона, но команды маршрута отрабатывал с дисциплиной то ли служебной собаки, то ли робота.

Что-то записав себе в блокнот, изящную записную книжку размером с ладонь, и поставив восклицательный знак, адвокат Штибер сдержанно кивнула и снова закрыла портфель.

- Хорошо.

Эту короткую ремарку можно было отнести едва ли не к чему угодно.

Хорошо, что Магдалена не путается в показаниях.
Хорошо, что Магдалена сама вызвала полицию.
Хорошо, что Магдалена отвечает на вопросы.

Фрау Грета Штибер оставляла на совести клиента право считать всё, что ему нравится. Это даже, в конце концов, полезно: занятый размышлениями о том, что же её удовлетворило, клиент задавал меньше бессмысленных вопросов. Метавшихся в сложной смеси паники и переживаний людей, - а другие редко попадали к адвокатам по уголовным делам, - фрау Штибер не то, чтобы не понимала, но всё же несколько недолюбливала.
Проблемы следует решать, а не думать о них.

Чужие драмы вообще всегда невероятно банальны.

Тонированный и блестящий, как будто только что с автомойки, BMW переехал Шпре, выбрался за пределы Митте и прибавил скорости. На развязке взял левее, направляясь в сторону Марцан-Хеллерсдорфа.
Ещё дважды адвокат Штибер указывала, какие повороты выбрать, но в остальном в салоне висела несколько тягостная тишина, нарушаемая лишь редкими щелчками. Двигатель работал совершенно бесшумно, а радио включать явно было не принято.

Спустя ещё четверть часа автомобиль остановился около совершенно унылого и ничем не примечательного жилого дома из красного итальянского кирпича в пять этажей, стоящего посреди одного из самых скучных берлинских районов. Немного поутюжив асфальт, водитель припарковался строго между жёлтых полос разметки, заглушил двигатель, вышел наружу и открыл дверь сначала Грете, затем, обойдя автомобиль, Магдалене.
В протянутой молодой женщине руке было что-то совершенно безликое - слишком уж отработанный жест, лишённый всякой галантности. Безразличие, которое слишком отчётливо показывало, что Магдалена и не первая, и не последняя, кто выбирается с этого заднего сиденья.

Грета Штибер невозмутимо поправила пальто и, коротким кивком велев идти за ней, процокала каблуками к одному из подъездов.

Табличка с именами жильцов была заполнена отпечатанными на принтере полосками бумаги; но адвокат даже не взглянула, просто ткнула в кнопку напротив третьего. И один гудок не успел закончиться, когда пискнул, разблокировавшись, замок.

Лифт Грета проигнорировала.

Дверь квартиры открылась в ту же секунду, как женщины поднялись на лестничную площадку. Белые стены квартиры, деревянная вешалка в углу прихожей - ещё один вариант стерильного равнодушия не то корпораций, не то государственных ведомств.

Михаэль, прямой и строгий, стоял на пороге. Идеально отглаженная рубашка, но без галстука, даже на фоне светлой рогожки на стенах она казалась кипельно-белой, почти светящейся.
Бесстрастные льдистые глаза, посмотревшие на Магдалену прямо, в упор.

- Здравствуйте, фройляйн фон Розен. Прошу, проходите, - сказал Михаэль, отступая на шаг.

Его чёрная тень колыхнулась, как живая.

Отредактировано Neradence (2022-01-06 21:26:39)

Квартира, куда пригласил своих посетительниц Михаэль, была совершенно стерильной. Единственными следами присутствия в ней были чёрное шерстяное пальто, оставленное в прихожей на крючке, и горьковатый запах кофе.
Легко было сделать вывод, что здесь никто не жил.

Что, в общем-то, было правдивым: квартира, принадлежавшая BND через сложную цепочку подставных физических и юридических лиц, была служебной. И вроде как пользоваться ей для частных целей не полагалось и в какой-то из бесконечного потока служебных бумаг даже наверняка прямо запрещалось.
Обширный жизненный опыт, порой липкий от собственной крови, научил Михаэля игнорировать подобные скорбные факты. Бюджет одной из самых обеспеченных служб Евросоюза не лопнет от того, что кто-то лишний раз посидит на кухонном стуле. И даже от пары лишних чашек, выжатых из местной кофеварки.

Та как раз недовольно гудела какими-то внутренностями, нагревая очередную порцию воды.

Михаэлю была нужна чистая квартира в черте Берлина - Михаэль её обеспечил. Он давно выпестовал в себе особую ручную паранойю - и ни разу за всю увлекательную карьеру об этом не пожалел.

Помогая обеим женщинам снять верхнюю одежду, Михаэль успел перекинуться с фрау адвокатом парой фраз. Разобрать их было почти невозможно, но Грета недвусмысленно тряхнула своим портфелем: речь явно шла о материалах грядущего уголовного дела.

- Я сварю кофе, - сообщила Грета тоном, который не подразумевал вопрос.
Строгий и решительный стук её каблуков по кафельному полу кухню отдавался где-то в висках, неуловимо напоминая своим чётким ритмом военный марш.

Михаэль кивнул, приглашая Магдалену следом, но потом словно на мгновение задумался, задержался рядом, коснулся её руки чуть повыше острого девичьего локтя. Пальцы у него были тёплые и сухие, прикосновение вышло каким-то почти летящим, но явно не случайным.

- Спасибо, - низкий бархатистый голос звучал негромко, и в нём будто бы чудилась печаль, скрытая за ледяной бронёй военной выучки. - Прими мои соболезнования тоже. Ты много значила для Клауса.
Пауза, расцвеченная только спокойным, глубоким дыханием Михаэля.
- Полиция считает, я - нет. Пойдём - надо поговорить.

- Капсулы с обжаркой “десять”? - Спросила Грета Штибер, показывая маленькую пластиковую коробочку с зелёной фольгой.
- Есть ещё “одиннадцать”. Рекомендую, очень бодрит.

Грета изобразила холёным лицом скептицизм, но чашку из-под носика кофемашины всё равно вытащила, чтобы заменить капсулу и поставить следующую.
Бумаги, десятка три белых листов с чёрными буквами - на цветную печать Бундесполицай не тратилась с истинно немецкой бережливостью, - уже лежали на столе, аккуратно разложенные в две неравных стопки.

На мгновение Михаэль прикрыл глаза, коснулся кончиками пальцев переносицы и вздохнул, словно собираясь с мыслями. Потом взял первый лист, второй, третий; читал оберст¹ фон Нейдхарт невероятно быстро - ему потребовалось секунд пятнадцать. Протокол осмотра, первые показания, допрос.
Хорошо, с этим можно было работать.

“Пользуйся тем, что есть в руках” - он жил по этому принципу десятилетиями. Сокрушаться о том, насколько вся ситуация оказалась отвратительной, было просто некогда.

- Прямые улики, - вполголоса напомнила адвокат Штибер, - выше крыши.
- Зато мотива нет, - равнодушно парировал Михаэль.

Постучал пальцем по столешнице, вытащил наполненную кофе чашку и поставил её перед Магдаленой, а сам взял третью с подставки. Теперь та хромированными прутиками возвышалась совсем пустой и одинокой.
Себе Михаэль взял капсулу с “одиннадцать”. Кофе он предпочитал такой, какой больше напоминал нефть что по консистенции, что по вкусу.

Наконец он снова посмотрел на Магдалену, прямо и спокойно, чуть заметно улыбнулся - словно бы пытался ободрить. Строгое лицо, на которое падал косой свет, сохраняло всё то же спокойствие.

- Я убеждён, что ты к смерти Клауса отношения не имеешь, более того, ты от неё пострадала сильнее всех. Но в быков² у нас особо веры нет, а я очень… Огорчён тем, что случилось с моим сыном. Я предлагаю тебе помощь, Магдалена, любую, какая тебе понадобится, если ты захочешь её принять.

1 - звание соответствует полковнику в странах СНГ
2 - жаргонное название полицейских в Германии

На мгновение Михаэль задумался, и пауза снова выглядела естественной - нормальным людям всегда сложно говорить о скрытых, настоящих причинах своих поступков, особенно когда они лежат в области чувств. Разум, раздираемый эмоциями, всегда полон противоречий, всегда мечется от желаемого до действительного, от осознанного до скрытого.
Милостью Господа, в которого Михаэль не верил, и эволюции, о которой знал, сам герцог фон Нейдхарт был счастливо лишён этих бесполезных качеств. Равно как и некоторых других, в обиходе именуемых моралью.

Михаэль выбирал, что сказать, чтобы она поверила в его искренность и в его заинтересованность.

Он всмотрелся в лицо Магдалены.
Красивое, очень женственное лицо с полными губами и мягкой линией скул. Светлые волосы, несчастный взгляд.

Хищническое, звериное чутьё Михаэля безошибочно подсказывало, что молодая женщина напротив уже почти раздавлена всем, что на неё свалилось. Чуть надавить - пойдёт трещинами.
В двадцать потеря - ещё трагедия, которая бьёт наотмашь. Возможно, именно она, именно осознание того, что человека, который значил для неё несомненно очень много, больше нет, Магдалену ранило много больше, чем грядущее уголовное дело.

Отпив большой глоток из своей чашки и даже не поморщившись от температуры, Михаэль поставил её на стол, отодвинул стул и сел, сложив руки на столешнице. Белые манжеты, запонки из серебристого металла с тонкой пылью воронения - холодные, жёсткие оттенки, такие же, как его глаза.
Глаза, которые никогда не меняли своего выражения.

Михаэль вздохнул - устало и глубоко. Пауза, что затягивалась чуть больше нужного - так часто ведут себя люди, которые почти инстинктивно оттягивают неприятную новость.
Ведь он - отец, потерявший сына. В конце концов, ему положено скорбеть, хотя бы в мелочах теряя свой обычный офицерский лоск.

- Потому что Клаус - мой сын. Я растил его, я воспитывал его, я видел, как он стал тем, кем стал. Я знал его жизнь. Я ждал, что у него будет будущее, которого теперь нет.
Вытащив из пиджака портсигар, плоский и изящный, тяжёлый, Михаэль положил его перед собой и медленно крутанул пальцем. Серебристый бок блеснул полосой, такой же тонкой, как улыбка его хозяина. На крышке - гравировка, символ, похожий на солнце, и маленькие буквы инициалов. От прошлого до будущего, всё ради фамилии, всё ради собственной крови.
- Быки уцепятся за улики, но мне не нужен приговор ради закрытого дела. Мне нужна правда, и эта правда…

Ещё один поворот портсигара. Чёрное солнце смотрело в потолок, пытаясь осветить истину.

- Она не в бытовой ссоре с убийством.
Михаэль по-прежнему изучал Магдалену, такую молодую и такую печальную, что с неё можно было бы рисовать Марию, оплакивающую сына. Или ту, другую, но тоже оплакивающую - и тоже Его, только иначе.

- Всегда есть мотив, но у тебя не было мотива убивать Клауса. А у кого-то - был. И я хочу знать, у кого.

В движении его головы, мягком, плавном, было что-то змеиное.
А может - всё дело в глазах, цвета гладкой поверхности замёрзшей воды. Зеркало души, которое ничего не отражало.
Потому что нельзя отразить душу, которой нет.

- А ты, Магдалена. Ты хорошо знала моего сына?

На её улыбку Михаэль вновь ответил своей, такой же лёгкой, с чуть заметным понимающим кивком: ещё один излюбленный приём, которым он часто пользовался, наравне с привычкой повторять последние фразы собеседника и выжидательно молчать, пока тот сам не продолжит. В основном людям нравилось видеть, как повторяется их собственная мимика, не подражанием, только отзвуком.
Это давало ощущение похожести, а значит - понимания и предсказуемости.

- Даже у самых близких бывают стороны, о которых не догадываешься. Что уж - даже у нас самих от себя же, - мягко произнёс Михаэль.

“Это - не твоя вина” - вот что говорила интонация его низкого голоса и плавное движение пальцев, коснувшихся края белой чашки.
В общем-то, тут Михаэль даже не лукавил. Вся вина Магдалены была не больше, чем в том, что она вообще родилась красивой женщиной.

Конечно, Михаэль не сказал бы правды о том, что узнать человека можно, если есть время и немного настойчивости, потому что толку в этом было немного.
Про фон Нейдхартов поговаривали, что они любили спускать со своих пленников кожу - когда пытки ещё не порицались какими-то там гуманистическими ценностями, а казни были неплохим способом развлечь горожан на главной площади.

“У голого человека секретов немного, у освежёванного их вовсе нет.”

Михаэль хорошо умел узнавать людей - с той стороны, с которой они сами себя не знали. С мастерством заядлого иллюзиониста он доставал из бездны социальных служб, интернета и сплетен забытые тайны, личные секреты и компромат.
Остальное его не заботило. Где учился, на ком женился - всё это было чистой чушью общественного разлива, хотя информация про детей бывала полезной, что про законных, что нет.

Рычаг давления всегда иметь практично.

Пригубив кофе, он, не сводя с Магдалены глаз, задумался. О том, что Клаус хорошо скрывал ту часть своей жизни, в которую не хотел посвящать невесту - и это было отлично, пока он был жив.
И обеспечило чёртову уйму проблем, когда он умер. И не просто умер, сломав себе шею на горнолыжном курорте, тут Михаэль бы и бровью не повёл - естественный отбор, но умудрился оказаться застреленным.

Наличие оружие у Клауса откровением не стало. Своих сыновей Михаэль учил стрелять с малолетства - и не только из охотничьих винтовок, но и из короткоствольного. Девятимиллиметровая Беретта, надёжная и компактная, легко спрятать на теле, незаметна на лодыжке; Клаус советовался с отцом, когда выбирал.
У Михаэля тоже была такая - одна из, конечно. Внезапную моду на американский “глок” он так и не понял.

Мягкий стук, с которым чашечка опустилась на блюдце.
Михаэль положил одну руку на столешницу, ладонью вверх, рядом с Магдаленой - жест естественный, отеческий - и потому покровительственный, явно предлагающий прикосновение. Физический контакт, чувство поддержки.
Ещё одно чисто практическое знание. Люди в стрессе неосознанно тянутся к обществу, к ощущению защищённости, к чужому теплу.

Хотя, тут, пожалуй, Михаэль, человек довольно “не тактильный”, против не был.

- Спасибо, Магдалена.
Небольшая, но не тяжёлая пауза.
- Мой сын не заслужил того, чтобы его смерть просто спихнули на его невесту и быстро обо всём забыли. Вы жили вместе, и это уже немало - иногда даже мелкие детали могут помочь понять. Раз тебе запомнился пистолет, давай попробуем с него и начать… В вашей квартире есть сейф?

Сильные мужские пальцы на мгновение сжались на ладони Магдалены - всё ещё обыденным, привычным жестом, точно так и должно быть. В движениях фон Нейдхарта никогда не было ни малейшего следа сомнения - он всегда наперёд знал, что делал и для чего.
Но было в его поведении что-то хищническое: так кошка забавляется, ловя мышь и отбрасывая, и, чтобы та не делала, кошке это кажется интересным. Наблюдая за тем, как люди вокруг ведут себя и какие выборы делают, Михаэль корректировал то, что должен делать он сам.

То, что будет выгоднее.

Магдалена приняла правила игры.
В меру своих возможностей Михаэль этому почти обрадовался. Физический контакт был хорошим шансом на сближение, сближение - позволяло надеяться на то, что молодая женщина почувствует себя в безопасности и откроется настолько, насколько это возможно.
Выбирая между бархатной перчаткой и запугиванием, Михаэль часто выбирал первое: успокаиваясь и доверяя, люди приносили больше пользы.

Всё ещё выгода. Краткосрочная, долгосрочная, большая и не очень. Мозг Михаэля прощёлкивал варианты со скоростью бухгалтерского калькулятора во время апрельских авралов.

Михаэль ободряюще кивнул, слушая.
Руку он убрал только через пару минут, чтобы откинуться назад, на спинку стула, и сложить ладони перед собой, переплетя пальцы в “замок”. Чуть слышно, металлически цокнуло тяжёлое титановое кольцо.

- Хорошо. Скорее всего, оружейный кофр в нём. Возможно, что-то ещё. Ты открывала сейф, знаешь код?

Не то, чтобы Михаэль не умел вскрывать сейфы. Долгие годы оперативной деятельности подарили ему много интересных и полезных в обиходе навыков, потому что просто так, в ящике рабочего стола, секретные документы мало кто хранил. Штази, КГБ и МОБ¹ ещё в семидесятых всех отучили.
К сожалению.
Да и полезные контакты среди людей, которые занимались - в разной степени законно - взломом всего, что к ним попадало, у Михаэля были.

Другое дело, что демонстрировать всё это было как-то излишне. Пока.

Хотя в любом случае придётся вскрывать полицейскую печать, место преступления, как-никак. От мыслей о том, что опять придётся где-то кому-то что-то подписывать, у Михаэля заныли зубы.
Бюрократия вводила его в уныние куда больше массовых смертей, свержения политических режимов, “зелёной экономики” и прочих ежевоскресных новостей с DW.

Он моргнул, медленно, как рептилия, посмотрел на бумаги, аккуратную ровную стопку. Они лежали выверено, почти по линейке.

- А входная дверь? - Спросил Михаэль, поискав среди стопки нужный полицейский рапорт. - Ты открыла своими ключами или замок был открыт? Если все двери были закрыты, то это чертовски не похоже на паническое бегство.

Сам он не сомневался, что на месте убийства был кто-то третий, кроме мёртвого Клауса и живой Магдалены. Другое дело, что надо было понять, вошёл ли он по приглашению или нет.

- Наряд вообще вызвал экспертов? - Спросил Михаэль.
Адвокат Штибер, не без интереса слушавшая, ответила мгновенно:
- Да, но первые выводы осмотра - ни о чём, как всегда. Следов взлома нет, отпечатки, следы и биоматериал будут исследовать. Пятно крови не вызывает вопросов, тело не перемещали.
- Придай ускорение запросу на баллистику, пусть сравнят пистолет и пули. Обнаружат интересное.

Грета приподняла бровь.

- Найдены две гильзы, - бесстрастно процитировал Михаэль и показал разворот с фотографиями.
Чёрно-белыми, протокольными, в которых разобрать что-то определённое можно было только при достаточном воображении. Или упорстве. Михаэль предпочитал второе.
- Выстрелов и было два.

Михаэль выглядел как человек, который привык, что люди не понимают его с первого раза, и смирился с неизбежным.
- Это смитвессоновские гильзы. Другой патрон. Другой пистолет.

1 - Министерство общественной безопасности, курирует большую часть разведки и контрразведки Китая