[indent] Когда Алина просыпается, смутно пытаясь осознать себя во времени и пространстве, изящные настенные часы спальни Дарклинга показывают почти полдень.

[indent] Она медленно садится на непривычно широкой кровати, перебирая в памяти обрывки из фраз и событий вечера вчерашнего. С трудом понимает, почему ни разу не проснулась за ночь, почему не встала с первыми лучами зари, как обычно, почему не мучилась кошмарами о том, как волькры разрывают грудь Мала на скифе, почему впервые за многие месяцы наконец-то чувствует себя отдохнувшей. Она переводит затуманенный после сна взгляд на вторую половину кровати возле себя, и неизбежное осознание произошедшего окончательно пробуждает ее, пропускает по позвоночнику короткий электрический разряд.

[indent] "Ты – лучшее, что могло случиться".

[indent] – Вот черт. – шепотом сквозь зубы ругается не такая уж и святая Алина; зажмуривается, потирая лицо ладонями, мучительно пытаясь понять, приснились ли ей эти слова, или Александр и вправду сказал их. Алина натягивает на плечи широкое темное покрывало, все еще слишком остро ощущая запах чужой кожи на своей – дерево, штормовое небо, сосновый лес после дождя – и убеждается в том, что Дарклинг здесь все-таки был.

[indent] А затем предсказуемо исчез, оставив ее в одиночестве.

[indent] Спустив ноги с кровати, все еще закутавшись в покрывало, как в плащ, девушка осторожно пробирается к выходу из спальни, не особенно понимая, что ей стоит сделать дальше. Подхватить небрежно брошенный в кабинете кафтан, и исчезнуть в своей комнате? Найти Женю или кого-то, кто объяснил бы ей, почему до сих пор Алину никто не хватился? Или остаться здесь, затерявшись в лабиринтах покоев Дарклинга, делая вид, что ее вовсе не существует, надеясь, что ее никогда не найдут и не заметят?

[indent] Последний вариант мучительно покорял своей привлекательностью.

[indent] Алина потихоньку проходит по анфиладе комнат, поочередно заглядывая в каждую, убеждаясь в их чистоте и пустоте. – Александр. – произносит скорее просто так, для самоуспокоения, хотя знает, чувствует, что его здесь на самом деле нет. Интересно, эти часы утреннего спокойствия для нее – хороший или плохой знак? Могло ведь статься, что вот-вот Алина выйдет в дворцовый коридор, где в очередной раз что-то произошло. Но сейчас покои Дарклинга окутывали, обнимали ее своей темнотой и тишиной, будто бы защищая от любых новостей.

[indent] Прямо как его руки прошлой ночью.

[indent] Буквально утонув в собственных противоречивых мыслях, Алина добирается до кабинета и уже собирается натянуть на плечи свой брошенный кафтан вместо покрывала, когда входная дверь распахивается, заставляя ее вздрогнуть всем телом от неожиданности. Бледная, но все еще более чем живая Женя Сафина врывается внутрь, заполняя собой все пространство, сопровождаемая небольшой армией служанок, синим кафтаном, и подносом с нехитрым завтраком. Алина всего на мгновение удивленно косится на всю эту компанию, а потом, не раздумывая, бросается в раскрытые объятия Сафиной, крепко прижимаясь своей щекой к ее – такой живой, такой горячей.

[indent] – Что ты здесь делаешь? – почему-то шепчет Женя, словно ожидая, что Дарклинг сейчас выпрыгнет из-за угла, или станет подслушивать их из соседней комнаты. Все еще не размыкая объятий, Алина отвечает (тоже почему-то шепотом):
[indent] – Думаешь, что я пробралась сюда тайком, как фьерданский шпион?
Острый смешок Жени обжигает Алинино ухо, и к счастью, на ответе она больше не настаивает. К счастью, потому что Алина понятия не имеет, что и как ей говорить. Женя размыкает объятия, придирчиво оглядывая сонную и тонкую Алинину фигуру с ног до головы, и наконец, изрекает (будто бы с облегчением в голосе):
[indent] – Выглядишь нормально.
[indent] – А чего ты ожидала, что он бъет меня или держит здесь на цепи? – тут же парирует Алина, а потом с легкой усмешкой присаживаясь на одно из кресел. Пока Женя болтает, распаковывая свой магический сундук, спеша рассказать все утренние новости, Старкова слушает ее в половину уха, пытаясь понять, какое дело могло заставить Дарклинга исчезнуть, оставив ее на Женино попечение. А в том, что за утро произошло что-то, о чем она пока не знает, Алина буквально не сомневалась.

[indent] – Лучше поешь, неизвестно когда ты сможешь сделать это в следующий раз, – туманно изрекает Женя, заметив, что Алина даже не притронулась к завтраку. Ее легкие руки скользят по светлым волосам Старковой, распутывая их из сонного клубка, а Алина вновь вздрагивает, потому что слова портнихи звучат по меньшей мере зловеще.
[indent] – Ты что-то знаешь? – в лоб спрашивает у Сафиной, но та слишком поспешно и отрицательно качает головой, начиная заплетать волосы Алины в косу. Слишком увлеченная этим простым для себя занятием. Юная заклинательница солнца знает, что спорить бесполезно, даже если Женя и правда знает что-то, то ни за что не скажет. Под мерную Женину болтовню, с помощью ее магических рук спустя какое-то время волосы Алины собраны, лицо вновь приобрело здоровый цвет, а вчерашняя рубашка сменилась на удобную дорожную одежду. Едва Женя достает расшитый синий кафтан, как Алина тянется к своему, черному, пробегаясь пальцами по его плотной поверхности.

[indent] – Я останусь в нем. – говорит наполовину утвердительно, пытаясь разгадать выражение Жениных глаз. Удостаиваясь лишь чужого многозначительного вздоха вместо ответа, натягивает его на плечи, ощущая привычную тяжесть.
[indent] Удивительно, что раньше она совершенно не любила черный.

/ / /

[indent] Ворота Малого дворца распахнуты настежь, и за их территорией царит оживленная суета. Много разных группок людей, гришей в разноцветных кафтанах, что шепчутся между собой, несколько запряженных и готовых к поездке лошадей, и ни одного, буквально ни одного знакомого лица. Алина тревожно выхватывает взглядом высокую фигуру Ивана, и вздыхает от облегчения. Сейчас даже его персона внушала ей хоть слабую, но все-таки уверенность. Женя оставила ее на выходе из дворца, сопроводив очередным коротким, но горячим объятием и пожеланием удачи, от чего Алина начала слегка злиться. Больше всего ее раздражало ощущение неведения, но кажется, сейчас это наконец-то должно было измениться.

[indent] Старкова прошла вперед, аккуратно огибая группу конюхов, и замерла, заметив, с кем разговаривал Иван.
Под глазами Дарклинга исчезли вчерашние глубокие тени, в глазах не было привычного, еле скрываемого легкого раздражения относительно всего происходящего вокруг, и он не выглядел напряженным; скорее, сосредоточенным. Скорее, чем-то крайне довольным?

[indent] Алина аккуратно потеснила отошедшего Ивана, позволяя себе попасть в поле зрения кварцевых глаз. Встала напротив, вглядываясь в черные зрачки Александра, не касаясь его даже кончиками своих пальцев, но все равно ощущая легкую смущенную волну жара, что потихоньку прокатывался под ее кожей.
[indent] – Генерал.
[indent] Говорит подчеркнуто-вежливо, потому что вокруг слишком много ушей, чувствуя, как быстро и предательски бьётся ее сердце в вене на шее.

[indent] "Ты – лучшее, что могло случиться".

[indent] Алина прокашлялась, борясь с желанием встряхнуться, чтобы наконец-то выбросить его тихий голос из головы. Она не видит, но может поклясться, что ее бледные щеки слегка порозовели, а Дарклинг, кажется, буквально видит ее насквозь, словно ее мысли бегут прямо по лбу.
[indent] – Выглядите... воодушевленным. – наконец, осторожно подобрав слово, продолжает, чуть склонив голову набок. – Есть хорошие новости?

Отредактировано sankta alina (2021-07-21 16:39:52)

[indent] Перед обликом таинственного оленя, в которого Дарклинг так истово и трогательно верил, Алина испытывала целый водоворот самых разных чувств. От здорового недоверия, приправленного ее фирменным скептицизмом, до робкой веры в столь древнее и могущественное чудо. Голос разума утверждал, что все это ‒ чушь и бред, сказки старого Апарта, к которому Старкова не испытывала ни симпатии, ни доверия. Но голосок надежды весьма осторожно напоминал, что уж не ей, девочке с золотым светом вместо крови, не верить во что-то сверхъестественное. Ведь Дарклинг, с его вечной жизнью, бездонными глазами и умением подчинять весь мрак себе ‒ был; и Алина, его вторая зеркальная половина ‒ тоже была. Почему же тогда было не существовать древнему мифическому животному?

[indent] Она коротко вздыхает, заинтригованная и одновременно взволнованная новостями, ощущая, как по надежно укрытой кафтаном спине пробегают мурашки. То ли от настолько значимых новостей, то ли от прохладных губ Дарклинга, которые как будто невзначай касаются ее рук. Алина задерживает свои пальцы в его руке, чуть дольше, чем того требует приличия, и не может не думать о том, как заразительно выглядит его вера. Дарклинг, верящий во что-то, верящий в кого-то, кто сможет усилить маленькую святую еще больше, выглядел на редкость вдохновляющим; так, что Алина невольно заражалась этим нездоровым блеском, жаждой погони в его глазах.

[indent] ‒ Кто он? ‒ негромко спрашивает девушка, прищуриваясь, внутренне удивляясь, почему этот вопрос пришел ей в голову самым первым. ‒ Кто тот следопыт, который нашел оленя? Мы точно можем доверять его словам?

[indent] Вместо ответа Алина замечает до дрожи знакомую фигуру боковым зрением; именно в тот самый момент, когда Дарклинг неторопливо выпускает ее пальцы из своих рук. Много позже, думая об этом, Алина станет задаваться вопросами, было ли это случайностью, или изящным холодным расчетом со стороны заклинателя теней; и ей не будет нравиться тот вывод, к которому она придет.

[indent] Алине кажется, что все звуки в мире резко выкручивают на минимум. Они растворяются, гаснут в ушах, долетают словно сквозь вату, а сознание, бывшее таким ясным, становится податливым, будто воск. Она бы упала на землю, если бы не этот взгляд Мала ‒ настолько ледяной, насколько же и отрезвляющий. Отстраненно, будто это происходит не с ней, Алина думает, что никогда в жизни не видела у него настолько злого взгляда. И в целом Мал выглядит из рук вон плохо, так, словно не спал по меньшей мере несколько лет. Все тело Алины превращается в сплошную натянутую спираль, которая готова вот-вот выстрелить, повинуясь яростному импульсу; она практически готова броситься в объятия Мала, но одновременно с этим не может сдвинуться с места. Как будто увидела ожившего призрака.

[indent] Звуки возвращаются к ней вместе с его сухим, насмешливым тоном, который снился ей практически каждую ночь.

[indent] ‒ Не можешь обнять меня, пока он не даст добро, да?

[indent] Алине кажется, что ей в сердце воткнули нож. Она прикусывает губу до такой степени, что лишь отрезвляющий металлический привкус крови на языке может удержать ее в сознании. Невесть откуда появившийся Иван пока что не делает ничего, лишь вскидывает руку, глядя на Дарклинга весомо и многозначительно. И только тогда Алина наконец обретает голос, делая несколько рваных шагов навстречу к следопыту.

[indent] ‒ Не нужно, пожалуйста, ‒ она просит то ли Ивана, то ли Дарклинга, то ли саму себя, переводя почти_обезумевший взгляд с одного лица на другое. ‒ Все в порядке, я сейчас разберусь. ‒ ни черта не в порядке, и ей никогда уже не удастся во всем разобраться, но инстинкт, велящий сохранять Мала в безопасности, прошит в ее ДНК с самого детства, делая ей ужасно, непоправимо больно. И с этим уже ничего не поделаешь. Кивком головы указывая ему поодаль, в сторону конюхов, Алина разворачивается на каблуках, отдаляясь от толпы зевак. Чей-то голос приказывает им поторопиться, и немая сцена прекращается, а ровный гул возвещает о том, что каждый из них вернулся к своим делам, или хотя бы сделал вид, что вернулся. Алина обнимает себя руками, буквально впиваясь пальцами в кафтан, а затем оборачивается, ловя взгляд подошедшего Мала потухшими глазами.

[indent] ‒ Тебе идет черный. ‒ еле слышно сообщает он, и в его глазах ‒ только море без дна, в котором ей не составит никакого труда утонуть. Алину удерживает только чувство чистой, ничем не приправленной злости, и она из последних сил сдерживается от того, чтобы не врезать этому глупцу.

[indent] ‒ Олень, Мал?! ‒ ее шепот свистящий, а глаза сверкают от ярости и с трудом сдерживаемых слез. ‒ Серьезно?! И это все, что ты смог придумать? Да ты его хотя бы видел? ‒ ее грудь вздымается и опускается, а усмешка Оретцева совсем выводит ее из себя.

[indent] ‒ Как интересно, ‒ медленно тянет он, ощупывая убийственным взглядом каждую черточку Алининого лица, ‒ он задал мне те же самые вопросы. И как давно ты стала его юной копией, а, Алина?

[indent] ‒ При чем здесь Дарклинг?! ‒ практически рычит Старкова, ценой невероятных усилий вновь понижая голос до резкого шепота. ‒ Это не он выкинул меня из жизни, едва я оказалась больше не удобной ему, и не он игнорировал каждое из чертовых писем, которые я писала, как последняя идиотка!

[indent] ‒ О чем ты говоришь? ‒ на секунду в своей искренней растерянности Мал превращается из загнанного злобного незнакомца в кого-то, кого она любила больше всей своей жизни. Ради кого она, не задумываясь, пошла бы на что угодно. Алина несколько недоуменно хмурится, ощущая первые горящие соленые капли в уголках глаз, и делает резкое, отталкивающее движение рукой.

[indent] ‒ Хватит, с меня довольно, ‒ она слепо качает головой в отрицании, словно не желая принять эту новую, враждебную для себя реальность, в которой Мал стал для нее не более чем следопытом. ‒ Я оказалась здесь, и спасала тебя на том скифе не для того, чтобы ты позорно умер во время какой-то охоты, и...

[indent] ‒ Алина! ‒ рычит Мал, и ей кажется, что сейчас он больно схватит ее за плечи и встряхнет, как безвольную куклу. ‒ Да о каких, черт возьми, письмах ты говоришь?!

[indent] ‒... и поэтому сегодня ты выживешь, ‒ безжалостно продолжает Старкова, глядя на его лицо невидящими глазами, ощущая, как мир вокруг начинает расплываться из-за слез, ‒ выживешь, и больше никогда в жизни меня не увидишь.

[indent] Она разворачивается, не слушая больше ничего из его горячих, сбивчивых вопросов, не желая видеть лица, которое знала наизусть, по которому так сильно, так чертовски яростно скучала. Отмахивается от обрывков слов, ее имени, что летят ей в спину, и убирается подальше, не разбирая дороги. Рыдания сдавливают ее грудь, и Алина глубоко дышит на десятый счет, кое-как добираясь до лошади, на которой чаще всего ездила верхом. Обессиленно прижавшись лбом к теплому крупу, она выравнивает сбившееся дыхание, успокаиваясь, стараясь не скатываться мыслями в самые острые пики своих воспоминаний. Она же так сильно берегла его. Она скрыла свою силу и проявила ее только ради него, из-за него. Для того, чтобы после многих месяцев молчания он просто явился сюда со своими сказками про оленя, чтобы... что? Увидеть ее? Измучить ее? Растоптать все то, что она выковала из себя в то время, пока они не виделись?..

[indent] Алина часто и коротко дышит через рот, вытирает горячие слезы с щек, вдруг ощущая чужое присутствие по правую руку от себя. Она поднимает заплаканные глаза, с невероятным облегчением узнавая фигуру Дарклинга, который слишком уж неслышно подошел к ней. Яростно протерев веки еще раз, потому что меньше всего ей хотелось показываться перед ним в таком состоянии, Алина смотрит в его красивое лицо снизу вверх.

[indent] Я так сильно устала, почти молитвенно говорит ее взгляд, и сейчас мне очень больно.

[indent] Но вместо того, чтобы произнести все это вслух, Старкова лишь прокашливается, ощущая приятное прикосновение холодного воздуха, что принес с собой Дарклинг, к своему разгоряченному лицу.

[indent] ‒ И ты ему веришь? ‒ наконец, произносит она, ухитряясь придать своему голосу почти спокойный тон. ‒ Если... если он прав, ‒ заклинательница солнца запинается, но затем говорит вновь, уже увереннее. ‒ Когда мы найдем оленя, каким именно образом он усилит меня? Что я должна буду сделать?

[indent] Она знала, что должна была давным-давно задаться этими вопросами, но вместо этого лишь бесконечно жалела себя и Равку, которой досталась такая никудышная спасительница. И пока у нее было время ‒ нужно было исправлять это упущение. Потому что в нее ‒ верили.

[indent] Потому что он в нее верил.

[indent] Слова Дарклинга о том, что Мал, скорее всего, оказался прав, настолько поражают Алину, что на секунду она даже забывает про все свои мрачные мысли и недавние душевные расстройства. Не то чтобы она когда-то сомневалась в способностях Оретцева, но ведь теперь речь шла не об обычном зайце, которого хотелось поймать на ужин. Сколько лет другие искали его, но удалось ‒ только Мальену? Алина тяжело вздыхает, вытирая последнюю слезинку с лица любезно предоставленным платком, и в ее голове звучит голос Мала. Так отчетливо, будто он стоит прямо здесь. У них просто не было достаточной мотивации, так ведь?..

[indent] ‒ Ох, святые, ‒ выдыхает Старкова, пытаясь уложить все известные факты у себя в голове. ‒ Он и правда это сделал, только ради того, чтобы лично проводить меня к оленю. ‒ она машинально произносит собственные мысли вслух, не особенно задумываясь, поэтому не улавливает потемневшего взгляда мужчины напротив себя. Сомнения раздирают Старкову изнутри; если Мал хотел увидеть ее, почему не отвечал на письма? Если же, напротив, не хотел ее знать, и был против ее восхождения в ряды гришей, почему нашел оленя, который, очевидно, еще больше усилит ее? Алина могла бы задавать себе эти вопросы по кругу и далее до бесконечности, однако ясности это все равно не добавляло.

[indent] Что-то здесь было не так.

[indent] Алина чувствовала это со всей уверенностью, как чувствуют мир очень тонкие эмоционально люди с отличной интуицией. Мысленно поставив себе зарубку додумать мысль позже, она прищуривается, задумчиво кивая на слова Дарклинга о рогах. Это звучало логично, и даже не очень-то сложно. Гораздо хуже было бы, если бы, как в страшных сказках, ей нужно было бы вырвать сердце оленя, и принести его на поклон злой ведьме вроде Багры. При одной мысли об этом кровь юной святой стынет в жилах. Она бы не позволила никому подобного отношения к священному животному, которое живет на земле на много веков дольше, чем она. Алина того не стоила. Это она знала совершенно точно.

[indent] Удивленно поднимает задумчивый взгляд на внезапно подошедшего чуть ближе Александра, и чувствует, как бок лошади вжимается в ее спину. ‒ Что ты... ‒ начинает было спрашивать, но умолкает, поймав его взгляд. Кажется спокойным, как обычно, но Алина успела достаточно узнать его для того, чтобы не верить всему безоговорочно. Слишком важным был исход сегодняшнего мероприятия; слишком страшно думать о следующем шаге, о том, что будет потом, если рога оленя все-таки окажутся у нее. Старкова тихо прикрывает глаза, улавливая крошечное мгновение спокойствия, которое вновь дарят ей губы Дарклинга на ее коже. Ее тонкие пальцы нежно обхватывают его запястья в ответ, и она думает о том, что стояла бы так вечно. Но вечности у них, к сожалению, не было.

[indent] ‒ Где же мне еще ехать? ‒ в голосе Алины сквозит улыбка, когда она с явной неохотой отстраняется от Александра. Грозовая туча, что сгущалась над ее головой только что, временно обошла стороной. Боковым зрением Алина замечает, как Мал и Иван забираются на своих лошадей неподалеку, и прикидывает расклад процессии, что будет их сопровождать. Помимо охотников и охраны, несколько шквальных гришей, сердцебит в лице Ивана, и ядро всего сборища в лице Дарклинга и его хлестких теней. Слишком много для одного оленя, отстраненно думает Старкова, пока опирается на заботливо предложенную чужую ладонь, забираясь в седло.

[indent] Она все еще молча, сосредоточенно оценивает обстановку, пока Дарклинг (вот уж действительно) ведет ее лошадь вслед за собой, в сторону своего черного коня. И когда его ладонь, наконец, отпускает поводья, Алина немного наклоняется, чтобы успеть сжать его пальцы в своей руке. ‒ Александр. ‒ тихо зовет она, перехватывая его взгляд, обращенный к ней. Их время заканчивается. И Алина сглатывает ком в горле, прежде, чем произнести следующие слова. ‒ Будь осторожен, ладно? ‒ ее пальцы мягко гладят его запястье, а затем Алина отпускает его, вновь выпрямляясь в седле. ‒ У меня странное предчувствие после вчерашнего дня. Наверняка не только мы хотим найти оленя как можно быстрее. ‒ когда она говорит это вслух, слова звучат совсем уж угрожающе.

[indent] Старкова натягивает на лицо некое подобие улыбки, когда большие ворота дворца отворяются. Она не была снаружи так давно, что, кажется, уже успела позабыть о той жизни. А ведь в Ос Альте жили люди, обычные люди, за судьбы которых она в числе прочих перманентно тревожилась каждую ночь. И ради которых сейчас отправлялась так далеко, как с трудом могла себе представить. Башенные часы показывают два, когда вся процессия, наконец, постепенно трогается, оставляя стены Малого дворца позади. Заклинательница солнца думает о том, как хорошо было бы хотя бы день побыть просто Алиной, выйти наружу свободным человеком без обязательств, не думая ни о чем, пройтись по местному базару или заглянуть в гости к учителям из приюта. Связь с ее прошлой жизнью слабела с каждым днем; и сейчас она ощущала это как никогда отчетливо. Взгляды случайных прохожих были обращены на нее одну, и Старкова казалась самой себе диковинной зверушкой, которую пристально рассматривают под стеклом. Она старалась смотреть прямо перед собой, ровно держа спину, но это не спасало от группок любопытных и шепотка, которые возникали то тут, то там по дороге из дворца.

[indent] В какой-то момент внимание Алины привлекает одна маленькая девочка. Она смотрит, едва ли не открыв рот; так непосредственно и откровенно изучает Алинину фигуру и волосы, как умеют только дети. На минутку оторвав ладонь от стремени, Алина создает небольшую световую точку, которая распускается, превращаясь в изящный цветок. Послав свое украшение по воздуху в сторону девочки, Алина еще раз улыбается ей, на прощание, прежде чем другие лица оттесняют ее восторженный из-за подарка юный взгляд.

[indent] ‒ Они и правда смотрят на меня, как на святую. ‒ негромко произносит Старкова, когда ее кобыла, идущая неспешным шагом, равняется с лошадью Дарклинга. Сзади их спины прикрывают шквальные, впереди едут Мал, Иван и Федор, и к чести первого, он ни разу не обернулся, чтобы посмотреть на нее. Зато Алина пару раз прожгла взглядом его спину, чтобы затем вновь посмотреть на профиль Дарклинга. ‒ Наверное, я никогда к этому не привыкну. К безусловной любви и почитанию просто потому, что они надеются на меня. ‒ она тихо вздыхает, наверное, впервые за все время озвучивая свои страхи ему. Вслух. ‒ А что, если я не справлюсь и подведу их?.. ‒ она произносит это совсем тихо, и, чтобы немного успокоится, мягко поглаживает свою лошадь за ухом.

[indent] Лес и открытые пространства всегда были для Алины несравнимо ближе любых дворцов, пусть даже самых роскошных. Половину своей осознанной жизни юная госпожа Старкова провела под открытым небом, сначала рассекая по дворам и полям возле приюта, не особенно интересуясь женским ремеслом готовки и уборки, предпочитая мальчишеские развлечения вроде шалашей на деревьях и ловли рыбы голыми руками в ледяной реке. Конечно, обычно она ничего не ловила, просто с хохотом вымокала с головы до ног, за что каждый раз получала разбор полетов от воспитателей. Потом случилась работа картографа, которая, помимо внимательности и любви к деталям, требовала наглядного изучения нужного места своими глазами. Алина много путешествовала, редко сидя на месте, чтобы потом перенести увиденное на тонкие военные карты.

[indent] От этого ей, привыкшей к своей безусловной свободе, было вдвойне трудней в стенах Малого дворца, с его тяжелыми портьерами и не менее тяжелыми взглядами всех любопытных. Как странно, что в итоге именно Дарклинг, который жил так долго и по-хорошему должен был жутко от всей этой жизни устать, в итоге оказался самым настоящим и самым живым среди всех остальных персонажей в Алининой новой жизни. Он не был вылизано-вежливым или нарочито-грубым, а оказался самым обычным человеком с багажом собственных страхов и демонов за плечами. Постепенно, но верно Алина понимала, что его присутствие рядом с ней делает ее жизнь несоизмеримо лучше. Не проще, о нет, гораздо сложнее, но именно лучше и чище; как будто одним своим взглядом он отсекал все лишнее, заставляя увидеть самую суть.

[indent] ‒ Это не так. ‒ мягко, но уверенно говорит она, искренне веря в собственные слова. ‒ Если бы ты только мог видеть себя со стороны, моими глазами, видеть то, что вижу в тебе я, ты бы никогда так о себе не говорил. ‒ это прозвучало чуть более прямолинейно и откровенно, чем Алина планировала, не собираясь выливать на Дарклинга все океаны собственных мыслей о нем. Но от этого не стало менее правдивым. Когда Алина увидела его в первый раз, в его глазах не было ничего. Только чернота. Но видел бы он себя теперь, когда в его жизни появилось так много вещей, за которые стоило бы по-настоящему тревожиться. Алина с улыбкой отвечает на его тонкую улыбку, с некоторым внутренним трепетом сохраняя этот его взгляд в своей памяти. Со стороны казалось, что они просто разговаривают, и уж точно никому не было бы заметно тех тонких огненных цветов (вроде того, что Алина подарила девочке), что распускались в ее душе от каждого его слова. Никто во дворце никогда не говорил, что верит в нее. И наверное, никто и не верил до конца, потому что она все еще не сделала ничего значимого. Кредит безусловного доверия был только у Дарклинга, который наконец-то получил в ее лице то, что так долго искал. И Алина была готова сделать буквально все, что угодно, чтобы никогда не подводить это доверие.

[indent] Алина еще раз улыбается ему, вдыхая полной грудью запахи дневного леса, когда вся процессия добирается до нужной точки, за которой вот-вот начнется овраг. Здесь было значительно темнее, чем в городе, солнце с трудом пробивалось сквозь сросшиеся верхушки деревьев, и легкая, неясная тревога вновь начала вползать в Алинино сердце. Их многочисленная компания принесла с собой столько шума и голосов, что бедолага олень, если бы и был где-то здесь, должен был убежать в страхе подальше. Алине было жутко совестно, что она хоть косвенно, но собиралась навредить ему; но, кажется, это было наименьшее зло из всех возможных.

[indent] Пока Дарклинг негромко разговаривает о чем-то с Иваном и другими охотниками, Мал, что ненадолго остался без "нежного" надзора, вдруг оказывается возле нее, и охваченная своими мыслями, Алина даже не сразу замечает это. Он уже спустился со своего коня, а теперь протягивает руку ей, смотря настороженно и немного нервно. Как будто она может ударить его словом или взглядом. Его взгляд словно говорит, "я что, даже не могу помочь тебе спуститься?", и Алина упрямо качает головой, протягивая ему хрупкую ладонь.

[indent] ‒ Ну конечно ты можешь, ‒ она говорит тихо и нервно, не замечая, что произнесла это вслух. ‒ Ты же не пленник. Ты сам пришел сюда. ‒ Руки Мальена спускают ее на землю, и на какой-то момент Алина замирает, едва ли не упираясь носом в его запакованные в жилет ключицы. Она неловко прокашливается, поднимая взгляд, а потом они с Малом одновременно отступают в разные стороны друг от друга. Возможно, он хочет что-то сказать, но так и не решается. Его глаза блуждают по ее фигуре, а затем он отворачивается, и неожиданно для самой себя, Старкова окликает его.

[indent] ‒ Мал?.. ‒ порыв холодного ветра треплет ее волосы, выбивая из идеальной Жениной косы прядь, и Алина сердито (потому что злится на саму себя), сдувает ее. ‒ Спасибо, что нашел его для меня.

[indent] Мал только вздыхает, и его взгляд из жесткого становится чуть мягче. Или это только ей кажется, и все дело в неясном лесном свете? ‒ Поблагодаришь, когда он будет у тебя. ‒ коротко отвечает, а потом, еще раз задержав на Алине взгляд, уходит к остальным следопытам. До чего же упрямый. Алина вздыхает, ощущая, как один маленький, но важный груз только что упал с ее сердца. Они хотя бы разговаривают, а это уже что-то.

[indent] Процессия вокруг нее постоянно находится в непрерывном движении. Небольшая часть охотников, кажется, почуяла какую-то дичь, потому что вдруг резво собирается в группу, и уходит налево вместе с несколькими собаками. Кто-то ухаживает за лошадьми после дороги, но глаза Алины снова находят лишь Дарклинга, который негромко переговаривается о чем-то со следопытами. Она смотрит только на него, и видит его одного. Старкова наблюдает за ним скорее невольно, но все равно не может отвести взгляда от его высокой фигуры и тонких черт лица, от бликов солнца, которое пробивается сквозь кроны деревьев, и остается у него в волосах. Алина так увлекается своими наблюдениями, что не сразу замечает, как оказывается обнаруженной, а глаза Дарклинга перемещаются от лиц следопытов к ее лицу. Она теряется на секунду, а потом выходит вперед, делая несколько шагов навстречу к нему.

[indent] ‒ Прости, я не собиралась за тобой подглядывать, ‒ Старкова улыбается краешком губ, немного смущенно. В ее голову само собой лезет одно воспоминание, и тень пробегает по ее обычно спокойному лицу. Она знает, что Дарклинг спросит, или захочет, чтобы она рассказала, поэтому решается озвучить свои мысли вслух. ‒ Вспомнила, что когда мы были с тобой в лесу в последний раз, ты разрезал человека пополам. ‒ из уст Алины сейчас это звучит спокойно. Констатация факта, не более того. ‒ Если честно, после этого я еще пару ночей не спала, просыпаясь в страхе с мыслями о том, что ты можешь сделать со мной то же самое. Если я вдруг окажусь не той, на которую ты рассчитывал. ‒ ее аккуратные губы прорезает тонкая усмешка. Прошлая Алина никогда в жизни бы не призналась в подобном, и уж точно не стала бы шутить с генералом на тему собственной смерти от его руки. Но нынешняя Алина более чем спокойно принимала этот момент из прошлого; возможно, так ей было легче осознавать масштаб важности настоящего. ‒ На всякий случай не буду поворачиваться к тебе спиной. ‒ она уже практически смеется, улыбаясь все шире своей дурацкой шутке, когда ее взгляд перемещается на темное, далекое пятно оврага за спинами шквальных.

[indent] ‒ Как думаешь, мне стоит помочь и осветить дорогу, или не стоит привлекать к нам лишнее внимание?

[indent] Сияющий олень, с до боли понимающим и бесконечно мудрым взглядом является к Алине во снах все чаще, баюкая её своим прозрачным лунным светом. Она не может увидеть его полностью, ведь он наполовину скрыт ночными покровами и неясными тенями, но очень хорошо чувствует его энергию, и биение его мощного многовекового сердца. Иногда оленя сменяет образ Апрата, тёмный и молчаливый; тот опускается на колени, целует подол Алининого кафтана, и что-то благоговейно шепчет. На какой-то раз девушка наконец может разобрать его неясные, короткие слова; они складываются в буквы, в уверенное и фанатичное: «Королева, моя Сол Королева. Ты взойдёшь. Я знаю, что совсем скоро ты взойдёшь».

[indent] Алина вздрагивает всем телом, осознавая, что ненадолго отключилась от происходящего вокруг. Перед ее глазами мечутся вспышки света, он зовёт ее к себе, а тело ноет от желания наполниться им до самых краев. Теперь, когда её усилитель так близко, заклинательница солнца ощущает нестерпимый зуд под кожей, такой требовательный и неумолимый. Так себя чувствует Дарклинг, когда находится в Каньоне, когда волькры – его создания и дети – тянут к нему свои перепончатые крылья? Об этой жажде обладать говорила Багра, предупреждала, не желая дать Алине упасть в ту пропасть, в которой давным-давно находится ее сын?..

[indent] Алина давит тихий, испуганный вскрик, который готов сорваться с ее губ от прикосновения чужих рук. В её носу запах плесени и сырой земли, разрытой могилы, Апрата, и ей кажется, что это он тянет к ней свои костлявые руки. Моя Сол Королева. Но это Дарклинг, всего лишь Дарклинг и его ладони, мягко лежащие на её дрожащей спине. Алина глубоко вздыхает, наполняя лёгкие его запахом – морозные ветви деревьев, зима, запах беззвездной ночи, запах отсутствия, пустоты – и чувствует, как в голове понемногу проясняется. Ей кажется, или в его наполовину шутливом тоне отчетливо слышатся нотки вполне реальной угрозы?.. Девушка медленно скользит взглядом по его фигуре, от широкого угольно-темного плаща, до болезненно-идеальной линии челюсти. Что, если все происходящее сегодня – очередная игра, в которых мудрый и жестокий Дарклинг более чем преуспел? Что, если Багра была права, и их обоих уже не спасти, потому что они вступили на скользкий путь желания обладать нечеловеческой силой? Алина молча кивает в ответ на его слова; ком в горле не даёт ей произнести ни звука, но она точно знает, что не будет ни призовой лошадкой, ни лучшим трофеем Дарклинга, ни пленницей его темных желаний.

[indent] Она создана для чего-то большего. И олень, что зовёт её своим взглядом – лучшее тому подтверждение.

[indent] Алина даже не замечает дороги, пока идёт вслед за группой следопытов, не замечает, как увязают в вязкой болотистой земле её ноги. Тонкая нить внутри зовёт, натягивается от напряжения, свет пылает, желая быть умноженным. Когда Алина не использовала силу, она слабела, под глазами появлялись провалы, а кожа становилась прозрачней. Свет же делал ее взгляд сияющим, волосы – золотыми, а дыхание совершенно живым. Долгие годы подавления себя плохо сказались на ней, и сейчас отчаянно хотели быть отомщенными.

[indent] Неясный звук из глубины леса заставляет девушку замереть и прислушаться, совсем как красивых борзых, что, ощетинясь, смотрят в темноту леса. Алина теряет счёт времени и задерживает дыхание, пока ее пульс заходится в истерике. Двое следопытов впереди негромко спорят, один уверяет, что им нужно идти влево, другой – что прямо, и их нервные голоса невероятно сбивают Алину.
[indent] – Тише, – просит она, но сердцебиение оленя уже ускользает от неё, – замолчите!

[indent] Повышает голос, требовательно, нервно, пока перед глазами мелькают световые вспышки. Мудрые глаза, сияющая гладкая шерсть. Она чувствует его. Он здесь, и он здесь для неё. Колени Алины подгибаются, и она падает на землю, вскидывая одну руку. Всполох света, вопреки воле Дарклинга, сияющей вспышкой взлетает в тёмное небо, а потом взрывается в земле между двумя следопытами.

[indent] В разом воцарившейся гробовой тишине кто-то присвистывает – Алина может поклясться, что это Мал.

[indent] – Здорово, что вы наконец обратили на меня внимание. – Старкова раздраженно хрипит, поднимаясь на ноги, слегка пошатываясь от пульсации света под кожей. Она медленно идёт вперёд, к следопытам, не оглядываясь на Дарклинга и притихшие фигурки гришей. Сейчас они неважны, никто из них не важен. Внутри Алины расцветает что-то доселе ей неведомое; жажда власти ли, рьяное ли желание оберегать своё от пороха и смерти?.. Она не знает, лишь идёт вперёд, как зачарованная, а после вновь поднимает руку.

[indent] Маленький огонёк, похожий на сигнальный, срывается с пальцев, юрко исчезая за деревьями. Алине кажется, что ее сердце сейчас взорвется от напряжения. Что если хоть кто-то издаст лишний звук, она без зазрения совести разрежет его пополам. Это чудовище в ней не знает ничего о терпении и добродетели; только о зуде под кожей, который хочет быть освобождён. Алина пугается саму себя, и хочет обернутся, чтобы взглянуть на Дарклинга, найти привычную точку опоры в его взгляде, вспомнить, кто она, но у неё нет на это времени.

[indent] Потому что сигнальный огонёк из леса возвращается к ней, осыпаясь мягкими искрами света у ее ног.

[indent] Все тело заклинательницы солнца превращается в одну натянутую струну. Эти искры под ногами означают только одно – в лесу, прямо по курсу, кто-то есть. Олень ли, враждебный шпион ли, очередная ловушка Дарклинга или даже его дед собственной персоной, восседающий на троне из костей и вопрошающий, почему Алина с его внуком так долго не приходили – она не знает. Знает только, что должна идти.

[indent] Свет в груди становится нестерпимым, он жжёт, и перед глазами опять мелькают вспышки. На этот раз они очень ясные, теперь Алина наконец-то видит. Сияющий олень. Безумные глаза Апрата. И изящные рога в виде нимба, которые ослепительно блестят в солнечном свете. Ее шея горит, желая скорее ощутить эту тяжесть, и Алина всхлипывает, оборачиваясь, чтобы на мгновение утонуть в кварцевых глазах Дарклинга.

[indent] – Прости меня, – говорит она еле слышно, не уверенная даже, что он поймёт, – но сегодня я не буду стоять за твоей спиной.

[indent] Алина срывается с места черно-золотой вспышкой, светлые волосы мелькают за спиной, и она бежит вперёд, в самую тёмную чащу леса, не разбирая дороги и не боясь упасть в болото. Ее ведет один ей ведомый импульс, и она знает, что не ошибется по пути.

[indent] – Алина! – взрывается чей-то голос у неё за спиной, и она не понимает, кто ее зовёт: Дарклинг, Мал, или Илья Морозов, который восстал из святых ради такого случая. Алина чувствует приближение оленя каждой клеточкой тела, каждым мускулом, что отчаянно стремится к нему.

[indent] Моя Сол Королева. Пленница своих сил или их полноправная хозяйка – решать только ей.

[indent] То, что Мал нашёл её, Алина поняла практически сразу же, едва старый добрый шрам на её левой ладони предательски закололо.

[indent] Она стремительно бежала сквозь лес, освещая себе дорогу маленьким лучом света, почти так же, как тогда, когда они детьми убегали от праведного гнева Аны Куи. Ту чашку разбил Мал, а Алина взяла вину на себя, едва успев увернуться от града полетевших в неё осколков. Она бежит и теперь, не разбирая дороги, а Мал следует за ней по пятам, как и тогда, стремительный и уверенный в себе.

[indent] «Я всегда найду тебя, Алина».

[indent] Она поморщилась, не то от короткой боли в сердце, не то от сбившегося от бега дыхания. Её затылок понемногу щекотала скверна, темная и неотвратимая, как само пришествие Господа. В святых Алина решительно не верила, но в тьму Дарклинга – приходилось. Трудно не верить в то, что видела собственными глазами.

[indent] Мал равняется с ней, хватая ее за руку, заставляя остановиться, и Алина упрямится, но, тем не менее, переходит с бега на быстрый шаг.

[indent] – Куда-то торопишься? – интересуется он с до боли знакомыми насмешливыми нотками в голосе; дыхание даже не сбилось, будто он не несся за ней по лесу, как сумасшедший.

[indent] – Уходи отсюда, – свистящим шёпотом приказывает Старкова, напряженно всматриваясь во тьму впереди, тщетно пытаясь отыскать отблески света оленя. Мал здорово отвлекал ее, но одновременно с этим вызывал острое чувство защищенности; в одиночестве и темноте до этого ей было гораздо страшнее.

[indent] – И пропустить всю вечеринку? – без тени веселья в голосе отвечает он, по-прежнему хмурясь, высматривая что-то, видимое ему одному, в лесной чаще. Вокруг становится все темнее; спина Алины леденеет, когда первые тени прикасаются к ней так же нежно, как рука Дарклинга пару минут назад. «Я прошу». Алина сглатывает, сбрасывает наваждение, и поднимает свою сияющую руку ещё выше. Её свет клубится яркой, веселой вспышкой, медленно, но неотвратимо растворяя черноту вокруг.

[indent] – Он разрежет тебя пополам, как только ты перестанешь быть нужным! – в бешенстве от страха за него рычит Алина, переводя рассерженный взгляд на Мала, который будто и не собирается двигаться с места. – Предлагаешь мне просто стоять и смотреть на это?

[indent] – Предлагаю тебе не дать ему этого сделать.

[indent] – Ты меня переоцениваешь.

[indent] – Я тебя недооцениваю, – его взгляд впервые за все время скользит с тени в деревьях к лицу Алины; смелый и прямой. – Всегда недооценивал, Алина.

[indent] Она стонет от бессилия, и резко останавливается на месте, поднимая рассерженное лицо к глазам Мала.

[indent] – Ещё хоть слово, и тебя разрежу лично я.

[indent] – Думаю, мне понравится. – с тенью прежней, нахальной улыбки говорит Мал, и Алина закатывает глаза, борясь с накатившим желанием ударить его, накричать, сделать что угодно, чтобы он, наконец, убрался с этой чертовой лесной поляны, и прекратил выглядеть таким беспечным.

[indent] – Не заставляй меня делать это. – говорит она наконец, еле слышно, пока звенящая сила света обжигает ее руки все сильнее.

[indent] – Не заставлять делать что, Алина?

[indent] – Делать тебе больно. – произносит она почти шепотом, понимая, насколько двусмысленно может звучать. На какое-то мгновение все запахи, звуки леса затихают; есть лишь внимательный взгляд Мала, и его глаза, которые заглядывают Алине в самую душу. Ей хочется отодвинуться, ей хочется бежать дальше, подальше от него, от них всех. В себя ее приводит тихий, протяжный стон, и сердце делает еще один волнительный удар. Алина отворачивается от Мала, вновь бросаясь в темноту леса, и их зрительный контакт оказывается разорванным. Он бурчит что-то за ее спиной, но Алина не вслушивается, оглушенная прекрасным и печальным зрелищем, которое является перед ее взором.

[indent] Каждое ранение на олене будто эхом отдается в ее собственном теле. Алина чувствует одновременно боль и освобождение; желание прикоснуться и невероятную робость перед настолько древним созданием. Она делает шаг; маленький, неуверенный, но все же шаг навстречу, отчаянно желая забрать всю его боль на себя. По щеке скатывается первая слезинка; глаза оленя так темны и печальны, что у маленькой святой буквально разрывается сердце.

[indent] – Мой милый, – шепчет, протягивая руку вперед, пока всю поляну заливают реки солнечного света. Выстрел заставляет девушку вздрогнуть, развернуться всем телом к источнику звука. Мал – точен, собран и спокоен. Чего нельзя сказать о бесформенной фигуре, которая не решается выйти на свет.

[indent] – Шаг вперед, – приказывает Алина, поразившись собственному холодному тону. Яркие голубые глаза, светлые волосы, бледная кожа; пуля Мала попала фъерданцу в бедро, и держаться на ногах явно стоило ему неимоверных усилий.

[indent] – Это ты ранил оленя? – голос Алины все такой же потусторонний, а на щеках блестят слезы; тем не менее, внутри все клокочет от ярости, сила звенит и пылает, как письмо, которое поднесли к огню. Фъерданец неприятно ухмыляется, и только теперь Старкова замечает, что у него в руках что-то блестит.

[indent] – А теперь убью твоего Чёрного Принца, которого ты так любезно преподнесла мне. – его злые, прозрачные глаза смотрят за спину Алины, и, даже не оборачиваясь, она знает, кого там увидит. Тени Дарклинга шипят, как разбуженные звери, не в силах пересечь кольцо света, но он сам – здесь.

[indent] Так близко к ней.

[indent] Фъерданец вскидывает лук молниеносным движением, и стрела со смоченным ядом кончиком с натужным звоном прорезает ледяной воздух. Мозг Алины работает, как часы; холодный, точный, будто принадлежит не ей, а кому-то другому. Свет является продолжением ее руки, она сама – свет, ослепительный и безжалостный. Взгляд картографа просчитывает направление до последнего миллиметра, и в том, что стрела летит точно в сердце Александра, Алина не сомневается ни капли.

[indent] Она вскидывает руку, формируя идеальный, острый световой разрез, даже не успевая удивиться, как легко ей это даётся. «Разве мы все не суть одно?» Голос Багры в ее голове звучит не то с одобрением, не то с осуждением. Интересно, старая ведьма поблагодарит ее за спасение сына, или снова назовет нерешительной идиоткой?.. Когда Старкова заклинает, ее руки порхают, будто в танце, и стрела рассыпается в прах, не долетев до своей цели пару сантиметров. А вслед за ней, спустя несколько мучительных мгновений, бесформенное тело шпиона рассекается на две идеально ровные половины, заливая белоснежную поляну тёмной кровью с острым запахом железа.

[indent] Алина Старкова застывает, как изваяние, не в силах вздохнуть или пошевелиться. Ей кажется, что её вот-вот вывернет, но вытянутые руки не дрожат, а пальцы покалывает не от страха, а от восторга; неумолимый голос внутри требует ещё. Ей кажется, что, обернувшись назад в панике, она всматривается в бездну, но эта чернота – глаза Дарклинга.

[indent] В которых снова нет ничего, кроме пустоты.

[indent] Ее ноги подкашиваются, сознание становится мутным, а единственная точка опоры – олень, возле которого Алина медленно опускается на колени.

[indent] – Это все из-за меня, – шепчет она одними губами; запах железа выворачивает ее желудок изнутри, и с каким-то изощренным отстранением Алина думает о том, почему Дарклинг всегда носит чёрное. На нем ведь не видно следов крови.

[indent] Ее пальцы тянутся вперёд, трепещут в воздухе; и когда олень мягко склоняет голову, прикасаясь носом к ее ладони, Алина чувствует оглушительный взрыв. Каждый орган чувств отказывает и одновременно становится кристально-ясным, а сознание заполняет ослепительно-белый свет, что вырывается из ее тела наружу мощным потоком, столбом взмывая в чёрные небеса.

[indent] Кажется, Алина кричит, но не уверена, что ее теперь хоть кто-нибудь слышит.

[indent] В мыслях Алины – только лишь солнце, жаркий, пронизывающий шар, который несет в себе смерть и разрушения из-за своего ослепительного сияния. Сначала она не видит и не чувствует ничего, затем приходит боль, сначала медленная, тянущая, потом резко пронизывающая каждый из ее органов чувств. Алине кажется, что она больше не человек, что ее тело пропустили через какую-то мясорубку, оставив в живых одно сознание, которое теперь никак не может найти себе места. Боль обезоруживает; она становится почти родственной, мягко проникая под кожу, делая Алину своей покорной рабыней, лишая последних шансов на сопротивление. И в тот самый момент, когда девушка уже готова сдаться, лишь бы не чувствовать больше ничего, в ее голове возникает образ затмения – полной луны, которая мягко закрывает собой солнце.

[indent] В себя Алину приводит звук чужого сердцебиения, которое слишком резко отдается эхом в ушах, в каждой косточке ее многострадального тела, которое только что пропустило через себя целые тонны солнечного света. Головная боль становится такой нестерпимой, что Алина и вовсе не собирается открывать глаза, наслаждаясь ощущением наступившей прохлады вокруг. Оно было до болезненности приятным, как будто после целого летнего дня на улице ты наконец-то заходишь в темную комнату. Алина дышит чаще, пытаясь ухватиться краем сознания за спасительные образы, но холод от заснеженной земли бесцеремонно выдергивает ее из кокона забытья, заставляя очнуться окончательно.

[indent] Она открывает и закрывает глаза, не понимая, почему ничего не меняется. Почему в обоих случаях она видит лишь чистую, ничем не разбавленную черноту. Пальцы юной заклинательницы солнца слабо шевелятся, пытаясь по привычке вызвать хотя бы каплю солнечного света, но это вновь вызывает тупую боль во всем теле, и Алина оставляет свои попытки. Слух не сразу привыкает к происходящему, но наконец, Старкова может сосредоточиться на нескольких буквах, которые постоянно повторяет чей-то голос, и которые постепенно складываются в ее имя.

[indent] – Дарклинг, – зовет она, не обращаясь ни к кому конкретному, разговаривая со всей темнотой сразу, и ей кажется, будто тьма может отвечать ей. Постепенно Алина обретает ориентацию во времени и пространстве, и может различить белую, как мел, кожу, черные провалы глазниц, болезненно-острые скулы и пальцы, которые вжимались в ее руки. У тьмы было лицо, которое носило знакомое имя. Боль отступила совсем, разочарованно мазнув световой вспышкой на прощание, и Алина нахмурилась от разом нахлынувших воспоминаний. Когда чернота Дарклинга вокруг нее начала рассеиваться, свой первый взгляд девушка бросила на две идеально ровные половины тела, которые сейчас закрывали собой собаки. Из ее груди вырвался не то разочарованный стон, не то вздох – она до последнего надеялась, что эта смерть была не более чем плодом ее больного воображения, защитной реакцией из-за страха потерять Дарклинга.

[indent] Ее пальцы мягко сжимаются вокруг его рук, а затем скользят выше, к его прекрасному, но теперь совершенно не человеческому лицу. Алина прикасается пальцами к его скулам, ледяной коже, заставляя посмотреть на себя, и одновременно ощупывает на предмет возможных повреждений. – Ты в порядке? – тихо спрашивает она, наконец, справившись с чувством тошноты. Он здесь, живой, и, кажется, невредимый, а значит, все было не зря. – Я жутко испугалась. – признается Алина еле слышно, с внутренней дрожью наблюдая за тем, как лениво и крайне неохотно тьма отпускает Дарклинга из своего плена, возвращая ему привычный цвет глаз. – Я думала, что не успею. – заканчивает она ещё тише, ощущая, как ладони жжет после использования силы. Перед тем, как отпустить лицо Дарклинга из своих рук, Алина прижимается лбом к его кафтану, касается макушкой подбородка, в последний раз ощущая его приятную, спасительную прохладу на своем лице.

[indent] Ее взгляд обращается к оленю, тихому и печальному, который наблюдает за развернувшейся вокруг драмой со смирением существа, которое давным-давно поняло все про эту жизнь. Алина не замечает ни суеты вокруг, не видит ослепленных людей, которые пытаются вернуть себе на мгновение потерянное зрение. Она думает лишь о том, что ничего еще не закончено. И что сегодня ей придется забрать чью-то жизнь во второй раз. Она переводит взгляд на Дарклинга, не говоря ему ни слова, обмениваясь одними лишь мыслями вместо вопросов или сомнений. Ее пальцы сжимают рукоятку небольшого кинжала возле бедра, который Женя предусмотрительно вписала в ее дорожный костюм. Алине кажется, что если она воткнет его в сердце оленя, то сделает это со своим собственным сердцем тоже – настолько сильна вновь нахлынувшая боль, которая начала возвращаться, едва она отстранилась от Дарклинга.

[indent] Как будто требовала, чтобы Алина находилась возле него вечно.

[indent] – Я не могу. – наконец, произносит она, вновь качая головой, словно стараясь вытолкнуть из себя даже возможные мысли об убийстве. Она не знает, что должен сказать или сделать Дарклинг, потому что, кажется, даже его сил или возможностей не хватит на то, чтобы сейчас ей чем-то помочь. Алина всхлипывает, решаясь, до боли прикусывая нижнюю губу, и вновь смотрит на оленя, чьи глаза уже начинают затуманиваться. В этот момент Старкова как никогда ненавидит собственные силы, которые причиняют всем вокруг столько боли; ненавидит то, что от нее самой больше ничего не зависит.

[indent] – Попроси их всех уйти, – просит она, наконец, окидывая потухшим и болезненным взглядом разношерстную и оглушенную толпу вокруг. – Не хочу, чтобы кто-то пострадал сильнее, если свет опять перейдет границы. – и это была правда, но далеко не вся.

[indent] Алине просто не хочется, чтобы они все смотрели на это. Все – но в особенности Мал, на которого она даже не может поднять глаза после убийства фъерданца.

[indent] Она еще раз сжимает ледяную рукоятку, доставая кинжал, и его лезвие приветственно сверкает в неясном сумрачном свете. Алине кажется, будто на кончике возникает и исчезает образ Ильи Морозова, который затаил дыхание вместе с остальными.

[indent] Если ради великого светлого будущего всей страны Алина должна была стать убийцей – она уже ненавидела это будущее каждым дюймом своей души. Чертов фъерданец не оставил ей выбора, но где-то очень глубоко внутри Алины горел огонёк довольства из-за того, что и она тоже не оставила выбора ему. Если так в ней зарождался мрак, если это было ценой, которую ей, как и всем в этом мире, придётся заплатить за то, кем она была – значит, так тому и быть. И было в этом что-то до ужаса неизбежное.

[indent] Отстраненно, но от того не менее четко и ясно, даже при текущем нездоровом мандраже, который охватывал ее тело, Алина не могла не думать о том, как хорошо, что у нее есть Дарклинг.

[indent] Она никогда не обманывалась и не строила иллюзий, не считала, что он может принадлежать ей, потому что он и себе никогда не принадлежал. Такие люди, как он, были для всех и ни для кого одновременно. Тысячи вещей, о которых ему было бы нужно подумать и позаботиться. Тысячи решений и вариантов выбора, которые возникали на его пути каждый день. Алина отличалась от всего этого серого будничного мира лишь наличием яркого света, который носила в своей груди, но посмотрел бы он на нее таким взглядом, как теперь, если бы она никогда не имела своих сил? Она бы никогда не спросила его об этом, потому что не хотела бы слышать правды в ответ. Их обоих вытачивала сила; день за днем превращая из людей земных в кого-то большего, в кого-то более важного. И разница заключалась только в том, что Дарклинг всегда был совершенно один на этом пути, двигаясь наощупь по не самой ровной дороге, в той темноте, которая стала его вечной и самой верной спутницей.

[indent] Алина же могла позволить себе немыслимую роскошь − зажечь свет. Получить его поддержку. Получить то, чего у него самого никогда не было.

[indent] « Таких как мы, больше нет, Алина. »

[indent] Только сейчас, молча глядя в спину удаляющегося Мала, который только и мог, что бросать на нее встревоженные взгляды из-за спины Ивана, Алина понимала, насколько Дарклинг был прав. Старкова всегда была скорее сорняком, чем красивым растением, чаще молчала, чем разговаривала, потому что не хотела в очередной раз быть непонятной, [или быть понятой неправильно]. Ей всегда казалось, что дело лишь в ней, а у других прекрасно получается социализироваться, обрастая горой друзей и полезных связей.

[indent] И только теперь, стоя по правую руку от Дарклинга, ощущая мягкие прикосновения его теней к своей спине, которые словно бы становились ее вторым кафтаном, она понимает, что с ней всегда все было так. Все было в порядке. Ей просто нужно было дождаться ответа на свой вопрос, а Дарклинг был самым правильным [и единственным] ответом.

[indent] Алина наблюдает за тем, как поляна постепенно пустеет, а потом смотрит на своего заклинателя теней странным взглядом, полном обреченности и одновременно смирения. ‒ Я просто вернула тебе долг. ‒ легкая улыбка прочерчивает ее губы, когда она вновь вспоминает их недавний разговор о разрубленном Дарклингом шпионе. Разумеется, это было неправдой. Алина не вела счет жизней, которые они забрали во имя друг друга, и не собиралась этого делать в будущем; просто действовала, согласно инстинктам, согласно иррациональному, чудовищному и огромному [больше, чем весь Тенистый Каньон] страху потерять Александра.

[indent] В этом были одновременно и жертвенность, и чудовищный эгоизм. Алина забывала, что это такое ‒ быть одной, быть без него, быть понятой чертовски неправильно. И если ради того, чтобы никогда больше об этом и не вспоминать, ей нужно будет разрубить всех шпионов без исключения ‒ просто дайте ей минутку сосредоточиться. И она почему-то была уверена в том, что Дарклинг от этого не станет относиться к ней хуже. Что для него она останется все той же Алиной; просто чуть более опасной.

[indent] Умеющей защищать свое.

[indent] И теперь главной задачей для Алины было защитить, наверное, самое ценное, что у нее было. Хрупкий, яростный, смертоносный и нежный солнечный свет. Защитить и преумножить. Она кивает, чувствуя, как слова Дарклинга оборачивают ее невидимые, красивые раны, будто заживляющая повязка. В умении сказать нужное и промолчать, когда требуется, ему было не отказать. ‒ Как и стрела, которая летела в тебя. ‒ Алина хмурится, вновь чувствуя короткую, но сильную вспышку ярости из-за того разрубленного на части тела, которое скоро станет лишь воспоминанием. Запоздало думает о том, что фьерданца стоило бы обыскать, но это явно была уже не ее задача.

[indent] Ее задача цеплялась за эту жизнь ‒ и смотрела, смотрела только на одну Алину.

[indent] Девушка преклоняет колени возле тела оленя, и немного колеблется, прежде чем вновь положить руку на его вздымающийся бок. Однако теперь она готова уже лучше, теперь она знает, чего ожидать, теперь тени Дарклинга окружают их плотным кольцом, готовые наброситься в любой момент. Ее тонкие пальцы касаются шерсти оленя, и это ощущение похоже на самый мощный разряд тока. Тело Алины дергается, но она стискивает зубы, сдерживая эту дрожь, заставляя себя смотреть оленю в глаза. Тяжелое молчание опускается на ее плечи, и она вновь тихонько всхлипывает.

[indent] ‒ Я обещаю, что твоя смерть не будет напрасной. ‒ шепчет успокаивающе, еле слышно, как мать, которая успокаивает своего ребенка. ‒ И я обещаю, что твой свет никогда не будет служить ничему злому.

[indent] Сердцебиение оленя постепенно затихает под ее руками, его глаза закрываются; по щекам и скулам Алины вновь текут соленые и обжигающие подтверждения собственной беспомощности. Глубоко вздохнув, она сжимает рукоятку онемевшими пальцами, и вонзает кинжал в сердце оленя одним коротким, как можно более точным движением.

[indent] И когда это могущественное сердце перестает биться, заклинательница солнца вновь становится не более чем вместилищем для обжигающего, яростного света.

[indent] Кинжал выпадает из ее рук, и все тело Алины выгибается под натиском световых волн; четкий, прямой луч идет прямо из ее сердца, разрезает небеса, стремясь ввысь, теряясь среди облаков и верхушек деревьев. Алина стискивает зубы, усилием воли замедляя свое сошедшее с ума сердцебиение. На этот раз, она остается в сознании, но видит обрывочные, хаотичные образы. Белоснежная, чешуйчатая кожа змея; длинный хвост сказочной жар-птицы, почти такой же обжигающей, как пламя внутри тела Алины; арка на входе в ее с Малом родной город; и, наконец, ошейник, который образуют собой причудливые оленьи рога.

[indent] Ее вырывает из видений бесцеремонно, стремительно, и Алина затихает, замирает, прижимая трясущиеся руки к груди, теперь уже навечно запирая умноженный свет в раковине своего тела. Ее снова бросает в дрожь, губы искусаны в кровь и высушены до состояния пустыни, а кожа на теле невыносимо горит. Кое-как поднявшись на ноги, Старкова закатывает рукав дрожащими руками, и ее зрачки расширяются от изумления. Разумеется, она слышала о том, что многие гриши выглядят и чувствуют себя лучше, когда используют свою силу, но впервые в жизни видит подобное на самой себе. Ее кожа будто стала прозрачной, как поверхность океана; в глубине же переливаются, переплетаются сотни солнечных бликов, заставляя ее руки ослепительно сиять в темноте.

[indent] Это зрелище одновременно дикое и одновременно же до боли прекрасное.

[indent] ‒ Жжет, ‒ с трудом оторвавшись от него, зачаровывающего, как гипноз, Алина подняла глаза на Дарклинга. Интересно, видит ли теперь он в них что-то новое?.. ‒ Так сильно жжет. ‒ ее пересохшие губы горят, и девушка медленно закатывает рукава вниз, вновь оборачиваясь к оленю. Ей даже не нужно призывать свет, чтобы создать разрез, потому что она вся состоит из света, а он состоит из нее. Короткое, отточенное движение, такое же, как удар кинжалом в его затихшее теперь сердце ‒ и Алина делает надрез с двух сторон, возле корня рогов, лишая оленя его причудливого украшения.

[indent] Рога оттягивают ее руки, но Алина не может найти в себе силы, чтобы обернуться к Дарклингу. Это будет означать, что все кончено. Что теперь ей нужно возвращаться домой, теперь ей нужно учиться проживать жизнь не только заклинательницы, но дважды убийцы.

[indent] Ее плечи дрожат, но глаза совершенно сухие. Слезы уже высыхают, впитываясь в кожу на скулах, а на лице все еще играют, переплетаются в узорах золотистые блики. Алина чувствует себя до невозможности странно; так, словно многовековое сердце оленя теперь бьётся и в ней тоже.

[indent] ‒ Наверное, рога нужно отдать фабрикаторам. ‒ наконец, произносит она, обернувшись к Дарклингу, и делает несколько шагов к нему навстречу, прежде, чем невольно остановиться под его взглядом. ‒ Что?.. ‒ сердце пропускает удар, когда его кварцевые глаза медленно осматривают ее лицо и скулы. ‒ Почему ты так на меня смотришь?

[indent] Мысль странная и даже жестокая, [и совершенно Алине несвойственная], но оказаться в конечной точке и стать убийцей оленя стоило хотя бы ради этого взгляда, который Алина никогда раньше у Дарклинга не замечала. Ни тогда, в шатре у нее на родине, никогда после он не смотрел на нее так, будто бы увидел в первый раз. Скорее, смотрел непонимающе ‒ будто Алина была сложным уравнением, которое все никак не хотело сходиться. Теперь же она замечала у него в зрачках так много отражений самых разных и противоречивых чувств, что становилось даже страшно. Она несколько смущенно прокашливается, вновь бросая взгляд на свои сверкающие руки, и надеется только на то, что в скором времени это пройдет. Не хотелось бы оставаться настолько заметной на всю жизнь.

[indent] ‒ Иди сюда, ‒ наконец, произносит она самым мягким тоном, на который только способна, и подходит к Дарклингу еще ближе, так, что золотые блики ее света начинают играть на его бледном лице. Осторожно берет его свободную ладонь в свою руку, и медленно кладет на свои скулы, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Алина готова ждать чего угодно; что теперь Дарклингу будет слишком больно прикасаться к ней, что она сама почувствует что-то чужеродное, слишком мрачное для океанов солнечного света, что сейчас разливались внутри нее. Ее кожу на лице покалывает тысячей иголок, когда прохладная рука Дарклинга прикасается к ней, и Алина чувствует, как свет мягкими волнами расходится по ее коже, в том месте, где останавливаются его пальцы. Будто следуя за ним, будто подчиняясь. Старкова ненадолго прикрывает глаза, а когда открывает их, на ее губах появляется спокойная улыбка.

[indent] ‒ Видишь? ‒ она перехватывает его руку, сжимая в своей чуть сильнее, чем того требовали приличия. ‒ Это все еще я, все та же я. ‒ и даже если это было в какой-то степени неправдой, Алине самой ужасно хотелось в это верить. Ее взгляд перемещается ниже, на губы Александра, а потом вновь скользит вверх, к непроницаемым глазам, в которых ярко выделяется ее собственное отражение. Так много самых разных чувств смешиваются внутри; но главным все еще остается страх. Страх, что усилитель разрушит их, разведет по разным сторонам; страх, что чем дальше они зайдут в своих поисках вечного источника сил, тем дальше друг от друга окажутся. Страх, что Дарклинг не сможет принять неминуемую смерть своих созданий в Каньоне от руки Алининого света.

[indent] Страх, что он сможет убедить ее свернуть с намеченного пути, заставляя погрузиться вместе с собой в вечную тьму. Ведь кажется, Александр может убедить ее в чем угодно, если действительно этого захочет.

[indent] Алина тихо вздыхает, а после переводит взгляд за спину Дарклинга, наблюдая за тем, как поляну понемногу, осторожно начинает заполнять недавно изгнанная из нее компания. Сначала часть охотников с собаками, затем небольшая группка гришей, и наконец, Мал и Иван, которые так и ходили парой, как старые, надоевшие друг другу супруги. Старкова неохотно выпускает руку Дарклинга из своих пальцев, делая два шага назад от него, изучая перекошенные от удивления лица новоприбывших.

[indent] ‒ Мы... увидели свет, ‒ с не свойственной ему запинкой произносит Иван (кажется, он единственный, кто сохранил умение более-менее внятно выражать свои мысли). Под общий шепоток часть процессии склоняет головы; кто-то наклоняется еще ниже, отвешивая Алине поклон едва ли не до земли, заставляя ее щеки ярко вспыхнуть от чувства неловкости при виде этой странной сцены почитания.

[indent] ‒ Не нужно, перестаньте, ‒ тщетно пытается произнести она, но слова оказываются бесполезными; последним голову склоняет Мал, и Алина тут же подходит ближе, к нему перехватывая его руки. ‒ Пожалуйста, не надо. Я и так чувствую себя по-идиотски, и... ‒ и она готова продолжить, но ее слова прерывает острый, болезненный укол тока, в том месте, где ее пальцы прикоснулись к руке следопыта. Алина поспешно отдергивает руку, и они с Малом смотрят друг другу в глаза удивленными взглядами один долгий, бесконечный момент. До тех пор, пока их не прерывает сухой голос Ивана (единственного, кто даже не собирался кланяться Алине). Он смотрит прямо на Дарклинга, явственно обращаясь лишь к нему, по-прежнему делая вид, что Алина вовсе не стоит рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки.

[indent] ‒ Свет был слишком заметен далеко вокруг, генерал. Нам лучше уходить как можно скорее, пока на место не прибыл кто-то из вражеских делегаций. Кроме того, ваше лицо и руки. ‒ Алина едва ли не подпрыгивает на месте, осознав, что наконец удостоилась крошечной порции его внимания. Глаза Ивана скользят по ее коже холодно, бесстрастно. Ни капли не похоже на удивление или восхищение в глазах Дарклинга. Казалось, таким же взглядом адъютант мог бы смотреть на бездомную кошку, или горящие дрова в камине. ‒ Нужно их как-то спрятать. Лишнее внимание нам всем ни к чему. ‒ его тон звучит практически укоризненно, но девушка слишком устала для того, чтобы в который раз вступать с ним в перебранку.

[indent] ‒ Да... да, наверное, ‒ рассеянно откликается она, медленно отводя тревожный взгляд от Мала. Ей нужно сделать еще кое-что, прежде, чем наконец покинуть эту поляну. Прищурившись и прочертив невидимую ровную линию, Алина вызывает ярчайшую вспышку света, направляя ее прямо на промерзшие листья, на которых лежало недвижимое тело оленя. Костер вспыхивает ярко, моментально взмываясь вверх языками пламени, поглощая собой всю величественную фигуру. И Алине, честно говоря, плевать на то, что теперь их будет заметить еще проще; она просто не может оставить тело оленя здесь просто так.

[indent] ‒ Теперь можно. ‒ еле слышно произносит она, наконец, отворачиваясь от печального зрелища завораживающих языков пламени в темноте. Ее взгляд, смягчаясь, падает на Дарклинга, и Алина улыбается ему краешком губ. ‒ Я.. могу поехать с тобой? ‒ ведь кто лучше него сможет заслонить собой ее сияние?

[indent] Плащ Дарклинга ложится на ее плечи тяжелым покрывалом, в котором есть что-то в равной степени от заботы и от удушливости, и Алине кажется, что в ее сердце вонзили невидимый, пепельный нож. Достаточно мягкий для того, чтобы не нанести серьезных увечий, но достаточно неотвратимый для того, чтобы сдержать. Она утопает в черной ткани медленно и постепенно, наблюдая за тем, как свет на ее руках начинает неотвратимо меркнуть. Сначала золотые блики под прозрачной кожей становятся менее яркими, потом, печально моргнув в последний раз, исчезают совсем, оставляя на месте себя стандартные голубоватые прожилки вен. Алина грустно вздыхает, удивляясь самой себе; только что она мечтала о том, чтобы свет перестал быть таким заметным и вовсе исчез, а теперь печалится по этому же поводу.

[indent] Наверное, Багра была права. Жажда обладания, жажда власти действительно развращает.

[indent] Ее сердце бьётся спокойно, ровно, кожа больше не плавится от невидимого, но яркого огня, и все произошедшее несколько минут назад кажется не более, чем иллюзией, игрой неспокойного воображения. По сей день, спустя все, через что ей пришлось пройти, Алине все еще кажется, что в ней нет и не было совершенно ничего особенного. Она уверена в том, что убери из нее свет, как сейчас сделал это Дарклинг, в ней останутся лишь худые ключицы, пронзительный взгляд и нездоровая страсть к самобичеванию. И только теперь, когда сердце мифического мертвого оленя билось и в ней тоже, Алина ощущала что-то мистическое, что-то потустороннее; как будто именно в этот момент она раз и навсегда перестала быть отказником, и стала тем самым чудом, которое так искренне видел в ней и Дарклинг, и все остальные гриши.

[indent] Она плотнее закутывается в ткань плаща, позволяя рукам Дарклинга поднять ее в воздух; черный конь недобро и презрительно косится на Алину своим желтым глазом, и в этом выражении неожиданно улавливается что-то от Ивана. Кажется, он с превеликим удовольствием сбросил бы ее куда подальше, однако вместо этого лишь гордо отворачивается, излучая недовольство всем своим видом. Алина улыбается краешком губ, спиной ощущая близкое присутствие Дарклинга позади себя. Его грудь спокойно поднимается и опускается по мере того, как он дышит, и на минуту заклинательнице солнца кажется, будто она попала в самое сердце тьмы. Тени окутывали ее, пока ненавязчивые, но ведомые его приказом, скрывали блеск светлых волос и отбирая яркие отблески в зрачках. Алина прикоснулась пальцами к прохладной гриве лошади, заземляясь, приходя в себя, стараясь подавить приближение неожиданной панической атаки. Она сама не могла бы объяснить себе, почему и чего вдруг испугалась; и эта мысль так никогда и не сформируется у нее в голове, потому что ее буквально выталкивают сухие, холодные губы Дарклинга, которые накрывают ее губы во втором порыве.

[indent] Алина скользит кончиками пальцев по его острым скулам, зная каждый изгиб наизусть, на мгновение забывая, что они все еще не находятся в одиночестве. Что-то внутри нее тянется к заклинателю теней так сильно, что делает ей практически больно, заставляя истинно ненавидеть каждый свободный сантиметр расстояния между их телами. Алине не хочется думать, что это судьба, которая решила все за них, переплетая на одном полотне жизни их дальнейший путь; но и отрицать, что в том, как она прикасалась к губам Дарклинга, было что-то отчаянно необходимое и кармическое, было бы попросту глупо.

[indent] Она улыбается слабой улыбкой, отстраняясь, когда его слова щекочут кожу на ее лице, и невидимые нити будто еще сильнее связывают ее по рукам и ногам, окончательно привязывая к нему. Мысль о вчерашнем возможном побеге кажется чужеродной и абсурдной; в конце концов, разве каждая из дорог в итоге все равно не приведет ее к нему? Как будто бы вместе с плащом Дарклинга на плечи Алины легла и щепотка из смирения и принятия собственной дальнейшей судьбы. Разве есть смысл чему-то сопротивляться, если они оба и есть одно?..

[indent] ‒ Наверное, ты был достаточно смиренен и настойчив в своих поисках, раз вселенная наконец наградила тебя за годы ожидания, Александр. ‒ все та же слабая улыбка появляется и гаснет на губах Алины, когда она еще раз мягко проводит пальцами по его прекрасному лицу, намеренно задевая губы, а потом чуть склоняет голову набок, чтобы лучше видеть его. Она берет небольшую паузу, но затем все равно произносит то, о чем подумала, когда впервые увидела оленя воочию. ‒ Мне кажется, что Илья Морозов гордился бы тобой. ‒ она медленно убирает руку от его лица, выпрямляясь, устремляя взгляд вперед, в сторону двинувшейся прочь из леса первой партии наездников, ‒ Потому что ты не сдался в своих поисках, хотя давным-давно мог бы.

[indent] Какое-то время Алина молчит, размышляя как над собственными словами, так и над всем, что сегодня произошло, убаюканная мерной походкой коня Дарклинга, и его собственным присутствием за своей спиной. Тем не менее, она не ощущала никакого тепла, скорее наоборот, от груди Дарклинга, от его плаща почему-то веяло холодом, так отличным от взрыва огненной лавы в теле Алины. Она еще глубже заворачивается в темную ткань, будто взвешивая все за и против. Ее странные видения вновь настойчиво встают перед глазами, и Старкова колеблется насчет того, стоит ли рассказывать о них Дарклингу. Очередное прикосновение теней к ее лицу, когда они выезжают на относительно широкую лесную дорогу, становится почти нежным; и Алина тяжело вздыхает, решаясь, поворачиваясь к заклинателю теней вполоборота.

[indent] ‒ Морской дракон и жар-птица, Дарклинг. ‒ она произносит это достаточно тихо, так, чтобы слышал только он, жалея, что не может достаточно четко разглядеть выражение его глаз. ‒ Твой дед когда-то упоминал о том, что в мире могут существовать и другие усилители?..

[indent] В глубине души Алине хочется, чтобы Дарклинг посмотрел на неё, как на сумасшедшую, и попросил своим мягким, чарующим голосом перестать верить во всякие сказки. В глубине души Алина настолько сильно устала и настолько сильно изранена, что одна только мысль о том, что усилителей может быть несколько, одновременно ужасает и манит ее. Но голос Дарклинга обыденен и спокоен, и Старкова тяжело вздыхает, медленно качая головой. Мысль Багры о том, что Илья Морозов был истинным фанатиком и попросту сумасшедшим, уже не кажется ей такой уж дикой. И что-то подсказывает, что от увеличения количества живых усилителей Морозова-старшего остановила только его собственная смерть, та, с которой не смог соревноваться и соперничать даже он. Алина вновь вспоминает об олене, и ее сердце начинает ныть; мысль о том, чтобы лишить жизни ещё несколько свящённых существ ради того, чтобы носить их части на себе, ради того, чтобы умножить свою силу, кажется ей совершенно безумной.

[indent] – Я не хочу искать их. Не могу пока даже думать об этом. – Лгунья. Какая же ты лгунья, Сол Королева. Чей-то голос насмешливо произносит у неё в голове это слово, и Алина вздрагивает, но все же упрямо смотрит перед собой. – Все это звучит как одно сплошное безумие. – она старается убедить в этом Дарклинга, или же саму себя? Ее сила, временно загнанная в угол шепчущими тенями, злобно шипит под кожей, желая выстрелить, показать Алине, чего она сама себя лишает этим отказом; и Старковой приходится до боли сжать пальцы, чтобы не дать даже крошечному лучу света сорваться с них.

[indent] – Думаю, тебе нечего опасаться, – ее голос, поначалу звучащий напряжённо, срывается, и губы трогает крайне горькая усмешка, – ведь теперь я могу просто разрубать всех неугодных пополам, разве нет?

[indent] Она делает больно самой себе этими словами, безжалостно напоминая о том, кем стала. Будто об этом теперь можно будет так просто забыть, отмахнувшись, как от надоедливой мухи. Застывшее выражение удивления на лице фьерданца въедается в ее память, навечно запечатываясь в ней. Ей хочется задать Дарклингу очень глупый и очень наивный вопрос о том, сможет ли она когда-то забыть; станет ли ей легче после второй или десятой смерти на ее счету, или собственная безжалостность всегда будет ощущаться так же остро, как сейчас. Но Алина молчит, хороня эти мысли в себе, опасаясь, что если заговорит на эту тему (пусть даже и с ним), то снова сорвётся в истерику или жалость к себе.

[indent] А это были два особых блюда, которыми Алина обычно наслаждалась в гордом одиночестве.

[indent] Словно в ответ на эти мысли, которые она не собиралась озвучивать, Александр сильнее прижимает её к себе, и сердитое на саму себя выражение лица Алины смягчается. Он не может этого видеть, но напряжённая складка между её бровями разглаживается, а линия губ перестаёт быть такой сомкнутой и резкой. Тихо вздохнув, Алина аккуратно обвивает держащую её чужую руку своей, отдавая ему остатки своего тепла. Ее пальцы переплетаются с его, и вдруг вздрагивают, когда группа следопытов, мирно шедших впереди, резко останавливается.

[indent] – Что там такое?.. – расслабленная было поза Алины тут же сменяется на более резкую, а спина, которая только что опиралась на грудь Дарклинга, вновь напряжённо выпрямляется. Она невольно сжимает его руку ещё сильнее, буквально впечатывая в себя, готовая в любой момент сорвать свой свет с цепи. Наступившая тишина давит на барабанные перепонки, и весь отряд будто замирает в едином порыве. Однако довольно быстро нарастающее было впереди напряжение спадает, и Алина понимает, что все просто перестраховываются. А ещё слишком устали, и, возможно, напуганы, а потому вполне могут принять любой лежащий в темноте леса камень за очередного наёмного убийцу. Что ж, не стоит их в этом винить.

[indent] Мал оборачивается к ней первым, и его тёмные глаза находят ее лицо. Алина вопросительно поднимает брови, и он спокойно кивает ей, одними губами произнося успокаивающие слова. Все в порядке. Его взгляд задерживается на скрещённых руках двух заклинателей всего на секунду, а затем следопыт вновь отворачивается, двигаясь вперёд вместе с остальными.

[indent] И Алина может поклясться, что его слишком прямая спина теперь выражает что-то вроде крайней степени презрения.

[indent] Стоит признать, что заклинательница солнца не хочет и не может доверять Первой армии в принципе, а особенно после событий вчерашнего вечера, и прекрасно разделяет любые сомнения в голосе Александра. Вчера они всерьёз собирались убить Алину, и практически преуспели в этом мероприятии, а потому чванливый генерал Златан был бы последним, с кем Старкова хотела бы сесть за стол переговоров. Но, кажется, прямое покушение на Дарклинга и чертов капкан в лесу теперь касались не только их. Фьерда была общей проблемой, куда более напрягающей, чем последующее уничтожение Каньона. Но при одной только мысли о том, что после совета Мал может вернуться обратно, Алине становится дурно. Если бы не он и не тот скиф, Алина бы никогда не сидела здесь с Дарклингом.
[indent] И в то же время, если бы не он − она сидела бы рядом с Дарклингом гораздо раньше.

[indent] Она тихо вздыхает, вновь медленно подаваясь назад, позволяя своим хрупким лопаткам найти идеально правильное и уютное положение на груди Дарклинга.

[indent] – Конечно, я буду на совете, и сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе донести до компании Златана правду о том, что здесь произошло. – наконец, говорит Алина после недолгой паузы. Дыхание Дарклинга щекочет ее волосы, согревает затылок, придавая храбрости говорить дальше. – Но перед этим я должна попросить тебя кое о чем. – ей кажется, или его до этого ровное сердцебиение немного ускорилось?.. Алина чуть поворачивает голову вправо, чтобы пересечься с ним взглядами, и начинает говорить так пылко и убеждённо, насколько может.

[indent]– Я не хочу, чтобы после совета Мала опять отсылали в Первую армию. Что, если Фьерда следила за ним, зная, что рано или поздно он приведёт их к оленю и ко мне? Что, если они продолжат делать это в будущем, используя его, или причиняя ему вред, чтобы выбить меня из равновесия или шантажировать? Что, если в конце концов его казнят за дезертирство? – Алина чувствует, как напрягается рука Дарклинга под её ладонью, ощущает, как он едва заметно, но твёрдо прижимает её к себе. Они с ним ни разу не обсуждали присутствие Мала в жизни Алины напрямую, но теперь, когда предателем мог оказаться кто угодно, отпускать следопыта свободно разгуливать по Равке было бы чистым самоубийством.

[indent] По крайней мере, Алина старательно объясняла себе своё волнение за его судьбу именно так.

[indent] – Я хочу, чтобы он оставался в Малом дворце, у нас на виду, до тех пор, пока мы не убедимся, что он в безопасности, и случайно не приведёт к нам на порог очередного шпиона из Фьерды. Неважно, чем ты займёшь его, но с ним поблизости мне будет спокойнее.

[indent] Пальцы Алины мягко и успокаивающе сжимают напряжённую руку Дарклинга, а ясный взгляд становится почти умоляющим.

[indent] – Я знаю, что он не гриш, и, может быть, ему не место во Второй армии, но… пожалуйста, – говорит совсем тихо, не сводя с него ярких глаз,
– Пожалуйста, Александр.

[indent] Больше всего Алину задело то, что Дарклинг был чертовски, безоговорочно прав.

[indent] Формально Оретцеву было совершенно не место рядом с ней сейчас, где бы она не находилась, просто потому, что ее сила окончательно выковала между ними неиссякаемую пропасть. С какой-то стати Алина решила, что в каждом правиле могут быть свои исключения, просто потому, что она привыкла брать ответственность за жизнь Мала на себя, и по-другому жить совершенно не умела. До сих пор так и не научилась. Он ведь даже не просил ее о том, чтобы остаться, и — если Алина хорошо его знала — то и сам ни за что не согласился бы на ее предложение пожить при Малом дворце. Да и в качестве кого он мог бы там выступать, в качестве конюха? Ее личного охранника? Как будто ей и без того не хватало лишних пар глаз, которые день и ночь наблюдали за ней. Но Алина все равно безотчетно поступала так, как привыкла, как делала это всю жизнь — сохраняла его возле себя. Сохраняла необдуманно и эгоистично, даже не думая о том, что он заслуживает своего шанса на долгую, счастливую и спокойную жизнь, в которой нет места для вспышек света и мифических мертвых оленей. Нормальную жизнь, которую она никогда не смогла бы ему дать.

[indent] — Теперь только Мал связывает меня с прежней версией Алины, по которой иногда я чертовски скучаю, — наконец, задумчиво произносит она, — и возможно, на самом деле я прошу тебя не о нем, а о себе.

[indent] Это признание вылетело из ее губ легко и естественно, и на какое-то мгновение, совсем короткое, но от того не менее болезненное, Алина вновь ощутила тоску по прошлой жизни. Самой главной вещью, которую она раз и навсегда потеряла, была свобода. Свобода в перемещениях и даже в собственном выборе проживать той или иной момент. Тогда у нее были только карты и нехитрый завтрак с ужином, теперь же цена одной вышивки на ее кафтане равнялась стоимости целой недели жизни в приюте, но — сделало ли ее это лучше или счастливее? Едва ли. Ее зрачки вновь сужаются, когда она смотрит на непроницаемое лицо Дарклинга, а нежная кожа на шее все еще ощущает ледяной холод от его прикосновений. Медленно, шаг за шагом, никуда не спеша, он отрезал от нее каждый кусочек, который мог бы связать ее с прошлым. Было ли это сделано с желанием лучшего будущего для страны, с желанием сохранить заклинательницу солнца возле себя раз и навсегда? Может быть. Но выглядело ли так, словно он просто использовал Алину в своих целях?

[indent] Иногда. В случае Дарклинга никогда и ни в чем нельзя быть уверенной наверняка.

[indent] — Мне очень жаль, — медленно и слегка саркастично произнесла Алина, незаметно (и безуспешно) стараясь отвоевать себе хотя бы дюйм свободного пространства, но все еще оставаясь зафиксированной между его рукой и грудью, — что я не всегда говорю и делаю то, о чем ты мечтаешь, Дарклинг.

[indent] Она понимала, что наверняка ведет себя глупо или даже подозрительно, неосознанно обвиняя его в тех принятых в этом мире правилах, которые придумал не он, но ничего не могла с собой поделать. Злость на Мала пополам с разочарованием в ответе Дарклинга, с усталостью из-за длинной дороги, с сожалением из-за смертей, которые сегодня случились от ее руки, кипели в ее жилах хуже любого коктейля. Отворачиваясь, так, чтобы больше не видеть бледного и красивого лица Дарклинга, Алина раздраженно посмотрела на дорогу из леса домой, что выросла перед ними посреди мерзлой земли. И на этом пути до роскошного Малого дворца, который так сильно отличался от ее прошлой крошечной комнате в приюте, Алина Старкова мысленно и окончательно попрощалась с прошлой версией себя, с той Алиной, которая больше никогда не соберется, и никогда не станет цельной.

[indent] Даже если Мал, как обычно, будет рядом с ней. Даже если она вдруг решит последовать совету Багры, сбежит обратно в Керамзин, обрежет длинные золотые волосы, и больше никогда в жизни не призовет свой свет. Даже если возьмет другое имя, и поклянется себе не вспоминать о том, как губы Александра касались ее губ. Что-то надламывается в ней прямо сейчас, пока тени Дарклинга с видимостью заботы окружали все ее тело, а его сильная рука продолжала поддерживать талию. Алине Старковой, заклинательнице солнца и большой опасности для многих ее врагов, больше не нашлось бы места ни в Керамзине, ни в Шухане, ни в Новокрибирске, ни в какой самой дальней точке Равки. Она могла бы найти свое окончательное понимание и безусловное принятие только здесь. Только рядом с Дарклингом, и ни с кем иным. Просто потому, что ее свет выбрал его мрак как своего единственного и самого главного подчинителя.

[indent] Просто потому, что Алина ни на что не променяла бы мягкость в его взгляде, которая на мгновение появлялась каждый раз, когда она называла его по имени.

[indent] В какой-то момент сознание ускользнуло от нее, и Алина забылась неким подобием беспокойного сна на грани яви, наполненного неуловимыми видениями. Немного позже она, наконец, открыла глаза, повинуясь какому-то странному импульсу, который велел ей очнуться, все еще ощущая спокойное сердцебиение Дарклинга между своими лопатками. Старкова не сразу поняла, как глубоко стемнело на улице, из-за окружающих ее теней; все тело ломило от боли и усталости, сердце бешено колотилось, будто она только что закончила бесконечный, длительный забег. Черный подъезд к Малому дворцу, к счастью, не встречал их процессию огромным количеством людей, но Апрат все равно был здесь, незаметно стоял в углу, впивался тяжелым взглядом в каждую черточку её лица, заставляя Алину нервно ерзать на месте.

[indent] Она спешилась, пробежавшись тревожным взглядом по сияющим рогам, которые уже бережно снимали с ее белоснежной кобылы, по хмурому лицу Мальена, по фигуре Ивана, который четким шагом приближался к ней с Дарклингом. Адъютант открыл было рот, но Алина весьма бесцеремонно подняла правую ладонь, жестом призывая его помолчать. В любой другой ситуации она бы не стала поступать настолько грубо, но сейчас была слишком разочарована для того, чтобы наплевать на приличия.

[indent] — Я доберусь до своей комнаты сама, спасибо. — ее голос звучит ровно, и лишь внимательное ухо было бы способно уловить в нем легкие нотки раздражения. К счастью, Иван таким слухом похвастаться не мог, а вот Дарклинг — вполне. Алина перевела на него потухший взгляд, не пытаясь заполнить паузу и тишину между ними ничем, кроме своего неровного дыхания. Ей ужасно хотелось приблизиться к нему и сказать, что ей жаль, и вовсе не хочется вести себя так. Что когда-нибудь она пройдет стадии торга и отрицания, неизбежно придя к смирению. Что, возможно, он прав во всем, и был прав всегда. Что при одной только мысли о том, что сейчас она останется одна, по ее лопаткам бежит неприятный ледяной холодок, который не идет ни в какое сравнение с его прикосновениями.

[indent] Но ничего из этого Алина так и не произносит. Вместо слов она стягивает его тяжелый плащ со своих хрупких плеч, позволяя глубокому золотому свету рассыпаться в пространстве вокруг, подсвечивая ее фигуру по контуру. Ее глаза сверкают тонким золотым ободком вокруг радужки, а кто-то позади — кажется, Апрат, — благоговейно вздыхает. Ее пальцы касаются кафтана Дарклинга, и до дрожи хотят задержаться, пробежаться легким прикосновением вниз по руке до его обнаженного запястья. Уловить пульс и затеряться в нем. Но Алина лишь вздыхает, дюйм за дюймом убирая свою руку, перекидывая сложенный плащ через свободную руку Дарклинга. Когда она, наконец, заговаривает с ним, ее голос очень подчеркнуто (и очень лживо) равнодушен.

[indent] — Кажется, это ваше, генерал.

Отредактировано sankta alina (2021-10-02 00:51:04)

[indent] Золотистый свет, что окутывал фигуру Алины плотной вуалью, вновь отступил назад, как послушное море перед лицом отлива, когда рука Дарклинга вновь легла на ее талию. Как будто нечто, что теперь поселилось в глубине ее души, присматривалось и принюхивалось к заклинателю теней, пытаясь понять, как на него реагировать ‒ как на что-то тождественное, или же наоборот, враждебное. Несущее смерть или потери. Совсем так же, как вела себя сама Алина, когда впервые попала в Малый дворец. На долю секунды ее взгляд смягчился, и хотя с той поры прошло всего ничего времени, Старковой уже казалось, что она превратилась в совершенно другого человека. Не хуже или лучше ‒ просто другого.

[indent] ‒ Вы сегодня уже подарили мне главный подарок, оставшись в живых, генерал, ‒ в тон ему, так же церемонно отвечает Алина, но теперь уже не может скрыть ярких ироничных угольков, которые вспыхивают и гаснут в самой глубине ее глаз. ‒ Ничего более мне вовсе и не нужно.

[indent] Безусловно, в ее словах есть доля шутки, но, с удивлением заглянув внутрь себя, Алина обнаружила, что практически не солгала ему. Обескураженная и растерянная подобным открытием, Старкова даже не нашла в себе сил на то, чтобы ответить или возразить что-то, когда он мягко, но неумолимо повел ее за собой в сторону высоких ворот дворца. Все, что успела Алина ‒ бросить прощальный взгляд в спину фабрикатора, который уже уносил чарующие своим блеском рога, забирая их от нее. Ее кожу на шее кольнуло не то странное предчувствие, не то ожидание. Легкое нервозное состояние, похожее на то, когда ты потерял дорогую сердцу вещь, без которой уже не станешь цельным. После всех тревог сегодняшнего дня Алина ощущала себя разбитой вазой, которая нуждалась в реставрации и заботе; приложи несколько поломанных частиц, отполируй ‒ и она снова засияет.

[indent] Возможно, еще ярче, чем прежде.

[indent] По дороге до жилого крыла Алинины мысли до того рассеяны и хаотичны, что она никак не может сосредоточиться на чем-то одном. Что сделает Фьерда, когда узнает, что одного из шпионов убила именно Алина? Что будет, когда до всей остальной страны дойдут слухи о том, что заклинательница солнца победила смерть, более того ‒ получила свой усилитель? Куда дальше поедет чертов Мал? Почему Апрат вечно так странно на нее смотрит, будто у нее на лбу написано заклинания призыва демонов невидимыми чернилами? С какой силой трость Багры опустится на Алинину спину, когда милейшая матушка Дарклинга узнает о том, что Алина осталась во дворце, более того ‒ хочет продолжить свои тренировки? Как пройдет военный совет, с людьми, которых Алина не хотела бы видеть примерно никогда? Что сделает с ней Дарклинг, когда она не совладает со своей новообретенной силой в очередной раз, и снесет всю крышу Малого дворца?

[indent] От всех этих мыслей Алине становится душно и жарко, так, что на ее обычно бледных щеках проступает нервный румянец. Она глубоко уходит в себя, оставаясь спокойной лишь внешне, а потому бархатистый вопрос Дарклинга совершенно застает ее врасплох. Какое-то время она непонимающе смотрит на него, потом на переливающийся черно-золотыми искрами плащ в его руках, потом на собственные руки, свет на которых только-только утихомирился. Оставаться одной в таком состоянии ‒ смерти подобно. ‒ Ты сказал, что мы можем поговорить обо всем, когда вернемся, ‒ задумчиво произносит она, на мгновение вновь касаясь его обтянутой кафтаном руки своей. ‒ Я не хочу оставаться одна, Дарклинг, даже если твой молчаливый плащ составит мне хорошую компанию. Идем со мной, пожалуйста.

[indent] Уголок ее губ поднимается вверх в еле заметной улыбке, и она кивком подбородка показывает Александру направление в сторону ее спальни. Помещение, по площади напоминающее скорее одну только библиотеку в его покоях, но Алина все равно любила его, не раз вспоминая, каким запуганным и несчастным ребенком попала сюда. Когда ее ладонь ложится на ручку двери, и осторожно нажимает вниз, Старкова надеется только на то, что Жене или Зое не придет в голову торчать в ее комнате, чтобы узнать все подробности охоты на оленя из первых уст. Но, к счастью, внутри темно и тихо, и Алина привычно срывает со своих пальцев маленькую искру, которая одним движением зажигает все свечи вокруг.

[indent] Старкова забирает плащ из рук Дарклинга, чтобы аккуратно разложить его на одном из кресел ‒ со стороны, в полумраке кажется, что мягкий бархат атаковала одна большая тень. ‒ Черный кафтан, твой конь, теперь твой плащ ‒ осталось позаимствовать твои сапоги, и с легкостью смогу заменять тебя на скучных военных советах, ‒ с ноткой легкой иронии замечает Алина, а потом стягивает ленту с волос, позволяя им в беспорядке рассыпаться по плечам. В привычной и знакомой обстановке ее комнаты кажется, что весь ужасный сегодняшний день остался далеко позади, а с груди упала тяжелая бетонная плита, возвращая способность нормально дышать. Алина бережно кладет ленту на резной столик, машинально пробегаясь пальцами по тонким изгибам дерева, а потом вдруг поднимает глаза к лицу Дарклинга, будто на что-то решаясь.

[indent] ‒ Знаешь, что самое страшное? ‒ тихо спрашивает она, скользя взглядом по каждой черточке его лица так, словно видит его впервые. ‒ Сегодня я совершенно забыла о твоем бессмертии. Для меня ты был просто человеком, в сердце которого летела стрела, и которого я хотела защитить любой ценой. ‒ это воспоминание вновь накатывает на нее ледяной темной волной, заставляя руки покрыться неприятными мурашками от холода, несмотря на тепло свечей, которое царило в комнате.

[indent] ‒ Самое страшное, что даже помня об этом, я бы сделала то же самое. ‒ ее голос затихает практически до уровня шепота, а пальцы нервно теребят вышивку на темном кафтане, когда это сложное, но более чем настоящее признание срывается с ее губ. Еще пару часов назад Алина думала, что сегодняшний день выковал из нее убийцу, но на самом деле это сделали все те выборы, которые она совершала раньше. Которые и привели ее в эту самую точку.

[indent] ‒ Я бы не задумываясь убила одного или десяток человек, если бы они собирались хоть как-то навредить тебе.

[indent] Каждый раз под внимательным взглядом Дарклинга Алина словно бы ощущала себя обнаженной; не телом, но душой, ибо в мире не было ничего, что она могла бы от него скрыть. Эта игра была проиграна ей заранее, задолго до того момента, когда они познакомились, потому что так было заложено в природе вещей. Там, где она проливала свет, создавала и берегла жизнь, Дарклинг забирал ее, подавляя, вбирая в себя, чтобы превратить мир вокруг себя в вечную тьму. Так был создан Каньон, защита и одновременно проклятие, как ничто лучше иллюстрирующее всю двойственную суть вещей в этом мире. У всего было две стороны ‒ и Алина знала со всей возможной уверенностью, что ее недостающая часть уже нашлась, идеально подходя ей. Без Дарклинга Алина не ощущала себя цельной ‒ без нее он не ощущал себя живым. И сейчас в его словах, жестах, в блеске его взгляда не было ничего от того мертвого внутри человека, с которым она познакомилась, который проживал свою жизнь лишь из чувства долга или же принуждения.

[indent] И это делало весь его холодный облик еще более завораживающим.

[indent] Плечо Алины заныло от фантомной боли, когда тяжелое кольцо с приятным, плотным грохотом закрутилось на полированной поверхности стола. Если бы сейчас он попытался разрезать ее, то в солнечном свете наверняка утонула бы вся Равка. Алина чувствовала его в своих венах со всей возможной отчетливостью, и сейчас он напоминал ей усталого ребенка, маленького щенка, который уснул, вдоволь наигравшись за день. Но стоило ей только позвать его, убедить, что она нуждается в нем ‒ и он вернется, готовый быть как мягким, так и безжалостным в своей ослепительности.

[indent] Равно так же, как и сама Алина Старкова.

[indent] Кажется, она даже перестала дышать, пока непривычно-мягкий голос Дарклинга окутывал ее, словно покрывало, оставляя невидимые следы от темной паутины слов на всем ее теле. Она замирает, задерживая дыхание, стараясь не пропустить ни слова из того, что он говорит, и чувствует лишь, как бешено бьется ее сердце, с болью отдаваясь о стенки грудной клетки. Она больше не отшатывается назад, когда он подходит к ней, заставляя себя стоять прямо и ровно, пока его пальцы плотно берутся за ее подбородок.

[indent] В его глазах ‒ бездна, ответы на все вопросы во Вселенной, или же ей только хочется, чтобы это было так.

[indent] ‒ Я боялась, что после всего ты будешь смотреть на меня по-другому, ‒ медленно произносит она, вытягивая из себя самые болезненные из своих страхов, заставляя их показаться на свет. ‒ Что от Алины, которую ты узнал, больше ничего не останется. Что я перестану быть твоим зеркальным отражением, а лишь впитаю в себя твой и чужой мрак. ‒ до сих пор это именно то, чего она боялась больше всего на свете, что страшило ее сильнее, чем любая смерть от чьей-либо руки. Стать безумной святой, и утянуть его за собой на самое дно, в сердце тьмы, туда, от чего он так старательно убегал все эти долгие годы.

[indent] ‒ Но теперь я вижу, что это не так. ‒ еле слышно заканчивает Алина, пока уголки ее губ медленно ползут вверх, в улыбке, полной облегчения и одновременно благодарности. Во взгляде Дарклинга в последнюю очередь можно было бы заметить осуждение или разочарование; только бесконечную нежность, которая одновременно пугала Алину своей силой, и завораживала своей искренностью.

[indent] Она подняла ладонь, накрыв своей рукой его руку, что держала ее; внутри постепенно оттаивал лед из страхов, что успели накопиться, измучив ее. Она рада, что оказалась полезной ему в нужное время и в нужном месте; она знает, что в следующий раз, когда он позовет ее с собой, в ее жестах больше не будет ни тени сомнений в себе и собственных силах.

[indent] Ее пальцы медленно скользнули по коже его рук вверх и вниз в мягком, успокаивающем жесте. Любое прикосновение к нему, случайное или же нарочитое, как сейчас, вызывало в каждой клеточке ее тела трепет. ‒ Ты и так слишком долго забирал на себя чужую боль, Дарклинг. ‒ все так же тихо, но уверенно произносит Алина, не сводя с него разом потеплевшего взгляда золотистых глаз. ‒ Но то, что ты можешь выдержать это, то, что ты бессмертен и полон темного могущества, не означает, что так должно продолжаться вечно. И если теперь своим присутствием или светом я могу сделать так, что тебе станет хотя бы немного легче ‒ я готова быть здесь до тех пор, пока это будет тебе нужно.

[indent] Алина убрала руку с его руки, отстранившись на мгновение, но лишь для того, чтобы мягко коснуться ладонями его спины, притянув его чуть ближе к себе в коротком объятии. ‒ Даже если это будет включать в себя убийство кого-нибудь. ‒ когда она начинает тихо смеяться над собственными словами, ее дыхание обжигает кожу его рук, почти добравшись до его лица. Минутное, мрачное веселье быстро отступает, заставляя Алину вновь посмотреть на Дарклинга со смесью уверенности и мягкости во взгляде.

[indent] ‒ Пообещай мне кое-что, ‒ просит она чуть более загадочно, чем хотела бы, ‒ Когда все это закончится, и у нас с тобой найдется свободная минутка на то, чтобы перевести дух перед очередным советом или планами по уничтожению Каньона... ‒ ее губы вновь тронула легкая, ироничная улыбка, а пальцы скользнули по его спине немного ниже. ‒ ... тогда ты пригласишь меня на свидание. Обычное, человеческое свидание, на которые ходят нормальные люди. ‒ от выражения лица Александра ей вновь хочется по-девичьи заразительно рассмеяться, но Алина сдерживается, прикусывая нижнюю губу, которая вот-вот готова расползтись в улыбке. Да, они не совсем нормальные, и даже не люди, но им обоим было жизненно необходимо хотя бы ненадолго сбросить с себя тот груз ответственности, который теперь лежал на их плечах.

[indent] Алина чуть наклонила голову в бок, так, что ее щека коснулась руки Дарклинга, что все еще держала ее. ‒ Когда ты в последний раз ходил на свидание? И нет, вылазки с Иваном по делам Второй армии не считаются, ‒ договорив, Алина все-таки не может сдержать улыбки, что невольно начинает сиять на ее крайне довольном лице.