Добро пожаловать на форум, где нет рамок, ограничений, анкет и занятых ролей. Здесь живёт игра и море общения со страждующими ролевиками.
На форуме есть контент 18+


ЗАВЕРШЁННЫЙ ОТЫГРЫШ 19.07.2021

Здесь могла бы быть ваша цитата. © Добавить цитату

Кривая ухмылка женщины могла бы испугать парочку ежей, если бы в этот момент они глянули на неё © RDB

— Орубе, говоришь? Орубе в отрубе!!! © April

Лучший дождь — этот тот, на который смотришь из окна. © Val

— И всё же, он симулирует. — Об этом ничего, кроме ваших слов, не говорит. Что вы предлагаете? — Дать ему грёбанный Оскар. © Val

В комплекте идет универсальный слуга с базовым набором знаний, компьютер для обучения и пять дополнительных чипов с любой информацией на ваш выбор! © salieri

Познакомься, это та самая несравненная прапрабабушка Мюриэль! Сколько раз инквизиция пыталась её сжечь, а она всё никак не сжигалась... А жаль © Дарси

Ученый без воображения — академический сухарь, способный только на то, чтобы зачитывать студентам с кафедры чужие тезисы © Spellcaster

Современная психиатрия исключает привязывание больного к стулу и полное его обездвиживание, что прямо сейчас весьма расстроило Йозефа © Val

В какой-то миг Генриетта подумала, какая же она теперь Красная шапочка без Красного плаща с капюшоном? © Изабелла

— Если я после просмотра Пикселей превращусь в змейку и поползу домой, то расхлёбывать это психотерапевту. © Рыжая ведьма

— Может ты уже очнёшься? Спящая красавица какая-то, — прямо на ухо заорал парень. © марс

Но когда ты внезапно оказываешься посреди скотного двора в новых туфлях на шпильках, то задумываешься, где же твоя удача свернула не туда и когда решила не возвращаться. © TARDIS

Она в Раю? Девушка слышит протяжный стон. Красная шапочка оборачивается и видит Грея на земле. В таком же белом балахоне. Она пытается отыскать меч, но никакого оружия под рукой рядом нет. Она попала в Ад? © Изабелла

Пусть падает. Пусть расшибается. И пусть встает потом. Пусть учится сдерживать слезы. Он мужчина, не тепличная роза. © Spellcaster

Сделал предложение, получил отказ и смирился с этим. Не обязательно же за это его убивать. © TARDIS

Эй! А ну верни немедленно!! Это же мой телефон!!! Проклятая птица! Грейв, не вешай трубку, я тебе перезвоню-ю-ю-ю... © TARDIS

Стыд мне и позор, будь тут тот американутый блондин, точно бы отчитал, или даже в угол бы поставил…© Damian

Хочешь спрятать, положи на самое видное место. © Spellcaster

...когда тебя постоянно пилят, рано или поздно ты неосознанно совершаешь те вещи, которые и никогда бы не хотел. © Изабелла

Украдёшь у Тафари Бадда, станешь экспонатом анатомического музея. Если прихватишь что-нибудь ценное ещё и у Селвина, то до музея можно будет добраться только по частям.© Рысь

...если такова воля Судьбы, разве можно ее обмануть? © Ri Unicorn

Он хотел и не хотел видеть ее. Он любил и ненавидел ее. Он знал и не знал, он помнил и хотел забыть, он мечтал больше никогда ее не встречать и сам искал свидания. © Ri Unicorn

Ох, эту туманную осень было уже не спасти, так пусть горит она огнем войны, и пусть летят во все стороны искры, зажигающиеся в груди этих двоих...© Ri Unicorn

В нынешние времена не пугали детей страшилками: оборотнями, призраками. Теперь было нечто более страшное, что могло вселить ужас даже в сердца взрослых: война.© Ртутная Лампа

Как всегда улыбаясь, Кен радушно предложил сесть, куда вампиру будет удобней. Увидев, что Тафари мрачнее тучи он решил, что сейчас прольётся… дождь. © Бенедикт

И почему этот дурацкий этикет позволяет таскать везде болонок в сумке, но нельзя ходить с безобидным и куда более разумным медведем!© Мята

— "Да будет благословлён звёздами твой путь в Азанулбизар! — Простите, куда вы меня только что послали?"© Рысь

Меня не нужно спасать. Я угнал космический корабль. Будешь пролетать мимо, поищи глухую и тёмную посудину с двумя обидчивыми компьютерами на борту© Рысь

Всё исключительно в состоянии аффекта. В следующий раз я буду более рассудителен, обещаю. У меня даже настройки программы "Совесть" вернулись в норму.© Рысь

Док! Не слушай этого близорукого кретина, у него платы перегрелись и нейроны засахарились! Кокосов он никогда не видел! ДА НА ПЛЕЧАХ У ТЕБЯ КОКОС!© Рысь

Украдёшь на грош – сядешь в тюрьму, украдёшь на миллион – станешь уважаемым членом общества. Украдёшь у Тафари Бадда, станешь экспонатом анатомического музея© Рысь

Никто не сможет понять птицу лучше, чем тот, кто однажды летал. © Val

Природой нужно наслаждаться, наблюдая. Она хороша отдельно от вмешательства в нее человека. © Lel

Они не обращались друг к другу иначе. Звать друг друга «брат» даже во время битв друг с другом — в какой-то мере это поддерживало в Торе хрупкую надежду, что Локи вернется к нему.© Point Break

Но даже в самой непроглядной тьме можно найти искру света. Или самому стать светом. © Ri Unicorn


Рейтинг форумов Forum-top.ru
Каталоги:
Кликаем раз в неделю
Цитата:
Доска почёта:
Вверх Вниз

Бесконечное путешествие

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Бесконечное путешествие » Фэндомы » [18+, The Grishaverse] Возьмите тогда глаза мои


[18+, The Grishaverse] Возьмите тогда глаза мои

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

[18+, The Grishaverse] Возьмите тогда глаза мои

https://a.radikal.ru/a28/2111/06/64d21ef107a2.jpg

время действия: примерно неделя после встречи с белым Оленем
место действия: Равка | Тенистый Каньон

участники: Alina Starkova, The Darkling

описание эпизода и отступления от канона (если есть):
Нам уже не нужны глаза твои,
Побывали уже в глазах твоих
И всё, что нам нужно, взяли.
Nautilus Pompilius

После того, как Алина повстречалась с Оленем о золотых рогах, свет её стал ещё ярче. Но законы природы столь же неумолимы, сколь и бесстрастны - баланс должен поддерживаться во всём, и под ярким солнцем всё отбрасывает самую чёрную тень.
Ничего будто бы и не происходит, но Дарклинг вдруг снова и снова оказывается по ночам в тёмном лесу, затянутом мраком, и сны эти такие живые и такие жуткие, что их нетрудно перепутать с реальностью, чтобы ужаснуться её лику.
А затем от западной границы Каньона приходит странное известие - Каньон двигается. Каньон пожирает то, что попадается ему на пути, хутора, деревни, города и их людей. Каньон растёт, обретая всё больше сил, чтобы стать ещё темнее. Между чёрных стволов и чёрных корней алым блестят глаза чудовищ.
Почему столько столетий он стоял неподвижно - и действительно ли его создатель ничего об этом не знал?
В тяжёлые времена доверие между друг другом удержать очень сложно.

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

Отредактировано Neradence (2021-12-10 12:52:44)

+1

2

[nick]Alina Starkova[/nick]
Солнечный диск в затмении, идеально ровный круг, затянутый чёрным — отличительный знак Дарклинга, который теперь преследовал Алину везде и всюду. Что-то неуловимо изменилось и продолжало меняться каждый день, с тех самых пор, когда мифический олень обрёл свою плоть, кровь — и смерть — ради того, чтобы солнечный свет заполнил каждую клеточку Алининого тела, и больше никогда не оставлял его. Теперь каждое утро заклинательницы солнца начиналось и заканчивалось затмением: выбитая рельефная фигура на потолке в спальне Дарклинга, ручки в форме солнечных дисков на его дверях, застёжки на его кафтане. Он словно был всюду и везде, заполнил её будни, её мысли, забрал её страхи, и вместе с тем подкинул несколько новых.

Алина точно знала — в Равке ничего и никогда не бывает спокойно по-настоящему. Даже если сейчас у них есть небольшая передышка, это вовсе не означает, что так будет всегда; скорее, это лишь затишье перед настоящей бурей.

Последний солнечный блик перед началом долгого затмения.

Сила, что текла по венам Алины, грозя вырваться наружу при каждом неловком движении, теперь нуждалась в ещё большей отточенности, заботе, и бережном к себе отношении, чем прежде. И несмотря на то, что Багра показательно игнорировала Старкову, и едва ли сказала ей хоть слово за эту неделю, Алина всё равно даже не думала прекращать свои тренировки. Иногда, рисуя особенно ровную и ослепительную линию в воздухе, такую же чистую и безжалостную, как сам свет, Алина словно ощущала на себе старушечий взгляд, словно слышала этот неодобрительный, резкий тон. «Я ведь предупреждала тебя, девочка», и разрез Алины становился всё острее и острее, «Теперь для тебя больше нет пути назад».

Возможно, именно этот постоянный змеиный шёпот в голове и мотивировал Старкову стараться ещё больше.

Дарклинг оставался незримым наблюдателем днём, когда солнце показывалось над горизонтом, и Алина знала, что он видит абсолютно всё, даже если за световые сутки они едва ли пересекались пару раз. Игра ли воображения или её собственное желание, чтобы это было так, но Алине казалось, что он наблюдает за ней постоянно. Она носила его чёрный цвет с гордостью, как и обещала, больше не притрагиваясь к ярко-синим кафтанам заклинателей. Она уговаривала себя не искать его глаза во дворце слишком часто, когда вокруг было полно людей, задающих вопросы, любящих сплетни, и невероятные истории. Особенно теперь, когда во дворце жили оба заклинателя, чьим силам не было равных.

Чувство, которое Алина испытывала к Александру, было таким глубоким и личным, что она в последнюю очередь была готова делиться им с миром, предпочитая сохранять внутри себя каждый будто бы случайный взгляд, каждую невесомую улыбку, которыми он награждал её в присутствии других. К счастью, за каждым днём непременно наступала бархатная ночь, такая чёрная, что можно было снять любые маски, ничего больше не опасаясь. Их связь с Александром — дорога в один конец, с которой уже не свернуть, затягивающая на дно воронка, разрушительная сила, и вместе с тем головокружительная слабость.

Ибо Алина не могла и не хотела устоять против него.

Её тонкие пальцы легко коснулись дверной ручки в виде солнца, и девушка неслышно вошла внутрь полукруглой спальни Александра, которую едва-едва освещало неровное пламя нескольких небольших свечей. Замерла, прислушавшись к его дыханию — кажется, уже спит, не дождавшись её, — и ещё тише обычного подошла ближе к широкой кровати. Её кожа матово, неярко светилась в темноте золотым блеском, и эти искры перекликались с сиянием на кончиках её волос, которые стали ещё светлее, отдавая белым. Ежедневные изматывающие тренировки не только добавляли Алине новых синяков, но и заставляли выглядеть, чувствовать себя по-другому. Тени под глазами исчезли, кожа разгладилась, и даже осанка будто бы стала ровнее. Старкова чувствовала себя так, словно внутри её сознания наконец-то открылась та самая дверь, что долго была заперта на замок, надёжно охраняемая чудовищем.

И только теперь Алина отчётливо понимала, что этим чудовищем всё это время была она сама. И никто иной.

Дыхание Дарклинга стало частым, когда Алина тихо присела на край кровати; она мягко улыбнулась ему, протягивая руку, чтобы нежно погладить по щеке. — Привет, — прошептала она, чувствуя, как его дыхание согревает её замёрзшую после улицы ладонь. Короткие всполохи боли пробегали по пострадавшей руке, и Алина знала, что завтра эта боль станет совсем невыносимой. — Прости, что задержалась, не хотела тебя разбудить. — Алина немного виновато пожала плечами, и убрала руку с лица Александра, но только затем, чтобы скользнуть к нему под тёмное покрывало.

— Женя зашивала мне руку. — Алина немного помедлила, решая, стоит ли говорить об этом прямо сейчас, но потом справедливо решила, что Дарклинг всё равно обо всём узнает. Как это и происходило всегда. Она закатала рукав рубашки, продемонстрировав бледный, но всё равно очень заметный синяк на всю левую руку, испещрённый глубокими порезами. Надо признать, стараниями Сафиной сейчас это великолепие выглядело гораздо лучше, чем несколько часов назад.

— Боткин чуть не убил меня на вечерней тренировке. Кажется, не рассчитал с силами. Видел бы ты, как Женя потом на него кричала, — Алина усмехнулась, вспоминая, как маленькая портниха грозно надвигалась на высоченную фигуру их тренера, шипя что-то о том, что в следующий раз он будет зашивать золотые во всех смыслах руки Старковой сам.

Она вернула рукав на место, немного поморщившись от прикосновений тонкой ткани к синяку, и посмотрела на Дарклинга со смесью нежности и обеспокоенности во взгляде. Её пальцы вновь скользнули к его лицу, обхватывая скулы, и Алина наклонилась чуть ниже, чтобы оставить у него на губах невесомый поцелуй.

— Как ты? — тихо спросила она, отстраняясь, с тревогой заглядывая в его удивительные глаза, — Опять дурные сны?

Взгляд Алины с тонким золотым контуром вокруг зрачка с лёгкостью отмечал всё новые пугающие детали: синяки под глазами, не совсем здоровую бледность и сухость его кожи. Алина подвинулась немного ближе, прижимаясь своим бедром к его руке, и бережно обняла его наполовину скрытые тёмным покрывалом плечи. От её тела исходило ровное, приятное тепло, создающее невидимый кокон из чувств уверенности и защищённости, а губы ещё раз коснулись скул Дарклинга, и приоткрылись, прошептав:

— Ты можешь доверить мне всё, что угодно, знаешь?

Отредактировано sankta alina (2021-11-19 20:37:22)

+1

3

Нам не нужно твоё царство,
И корона твоя - из клёна.

Сон пришёл на третью ночь.

Дурные и тёмные, кошмары Дарклинг видел и прежде. Вместе со многим другим, он вынес их из Тенистого Каньона, который вырос из маленького ростка скверны, щедро удобренного отчаянием и болью.
В них он вечно смотрел на то, как лицо царского гвардейца сереет, оплавляется, как воск, и как глаза становятся круглыми, совиными. Вечно слышал, как Людмила издаёт последний вздох, а он бессилен что-то исправить. Вечно смотрел в бесконечное небо, ставшее совершенно чёрным, где не было ни луны, ни звёзд, ни облаков, не было ничего, только бездна, что смотрела прямо в него.
Это были сны о прошлом, о том, что он пережил - и что навсегда оставил в себе. К чему он мог всегда вернуться, вспомнить, какова на вкус отравленная вода в ручьях Каньона, как кричат волькры, сражаясь друг с другом забавы ради, как мягки сосновые иголки, когда лежишь на них.
И как кровь вытекает из носа и пачкает воротник, а рот наполняется желчью.

Всё это было, всё это прошло.
Когда-то он создал Тенистый Каньон, а Тенистый Каньон создал Чёрного Еретика. Создатель и создание, слитые воедино, одно не существовало без другого. Он накормил Каньон своей силой и своей человечностью, тот взамен дал ему надежду. Надежду на спасение гришей - пусть и ценой расколотой империи.

Но с этим сном что-то было не так.

Теперь не было ни волькр, ни сосновых иголок, ни мёртвой Людмилы. Не было ручьёв и тумана. Не было густой до жёсткости травы.
Вместо этого был только он один, Дарклинг, стоящий посреди темноты, между чёрных деревьев, тянувших к небу свои жадные узловатые пальцы, и слышал, как дышит что-то там, в темноте. И как хлопают крылья, огромные, с перьями острыми, как бритвы, и затем с неба спускаются эти птицы, чёрные, как сам мрак, и глаза светятся угольями.
И птицы тащат его в небо в когтях из обсидиана, но когда он смотрит вниз, то видит, что чёрный лес тянется от края до края. И как высоко не поднимались вороны, мира не появлялось. Весь мир превратился в Каньон, и Каньон стал целым миром. А вниз летят, летят кленовые листья - корона, что из них сделана, рассыпается от ледяного ветра.
Больше нет ни солнца, ни теней, ни людей, ни гришей, ни святых, ни грешников; только чернота.

На утро Дарклинг подумал, что это всё треклятый военный совет, который вымотал ему все жилы и отравил разум своей бесконечной политической несостоятельностью. Чёртов генерал Златан, как и предполагалось, не явился сам, но прислал вместо себя двух старших офицеров, которых предполагалось превратить в висельников, если бы царь пожелал.
Царь ничего не желал, занятый в основном праздными играми и перепиской с бесконечным числом философов, литераторов и прочих богатых бездельников, а генерал Кириган тем более не желал тратить силы на каких-то офицеров. В конце концов, они были людьми подневольными.
Какое-то время он даже всерьёз обдумывал, не отправить ли генералу Златану отравленное письмо или не нанять какого-нибудь по-настоящему умелого убийцу в Кеттердаме. Но у Златана, как ни крути, было одного огромное достоинство - он уже был известен, а старый враг много лучше нового. Он, в конце концов, предсказуем.

Тогда Дарклинг истребовал к себе дворцового художника и велел ему срочно написать две миниатюры маленькой святой. Фабрикатор добавил штрих, который особенно был приятен: теперь нарисованные глаза постоянно следили за тем, кто смотрел на портрет.
Его Дарклинг и отправил со скорым в Западную Равку, в изящных выражениях пожелав Златану долгих лет жизни и благословения Господня на верную службу интересам родины. Намёк был настолько прозрачен, что даже юродивый бы понял.
Генерал Златан же, хоть и являлся сепаратистом и интриганом, точно не был глупцом.

Этим Дарклинг и удовлетворился.
Вторую миниатюру он, впрочем, оставил себе.

Но и когда офицеры отбыли непосредственно на оба основных фронта с приказами от Его Царского Высочества, егеря отбыли в леса, шпионы под видом дипломатов и торговцев разъехались во Фьёрду и в Шухан, ожерелье из оленьих рогов было готово и покоилось в бархатной коробке, отблёскивая костью и золотом, покой не пришёл.

Дурной сон пришёл и на следующую ночь. И через одну. И снова. И снова.

Когда двое егерей вместе с невозмутимым Иваном были проведены к генералу Киригану с известием о том, что им удалось найти недавно оставленную стоянку фьерданцев всего в дне пути, а Дарклинг высказал желание сам посмотреть на находку, он чуть не уснул прямо в седле.
И снова слышал шелест чёрных, чёрных крыльев.
Иван посмотрел странно, но смолчал.
Дарклинг смолчал тоже. В конце концов, высшему офицеру как-то не к лицу жаловаться младшим на ночные кошмары. Он же не малохольный царевич с порченной кровью, над которым так тряслась прошлая царица.
Или позапрошлая?
Воспоминания не желали обретать обычную свою чёткость.

Во всей этой пляске безумных образов неизменным оставалась только Алина, за которую Дарклинг цеплялся не разумом, но душой, отчаянно пытаясь обрести якорь и удержаться в мире реальном. Запах её кожи и мягкое золото волос на подушке отгоняли прочь мрачное, изматывавшее чувство тревоги.
Но лишь до тех пор, пока сон не становился достаточно глубоким.

Чёрные, чёрные крылья.
Серый, серый пепел.

Алина - маленькое солнце, тёплый весенний блик, каждый раз с её появлением становилось легче дышать.

- Я не спал, - шепнул Александр, не открывая глаз, и рука его перехватила ладонь Алины, чтобы в следующий миг он повернул голову и поцеловал её пальцы.

Прохладные, напряжённые, пахнувшие ещё чуть соломой от тренировочных матов и духами Жени. Несмотря ни на что, упоминание портной развеселило; он всегда относился к Сафиной с большим теплом.
Женя была славной девушкой, сильным гришем и преданной шпионкой, но он благоволил ей не только поэтому. И даже не потому, что она была красива. Пробивная и решительная, Женя и его самого не раз рисковала “направлять на путь истинный”, и у неё это порой даже получалось.
Что она сможет в натуральном смысле откусить Боткину руку по самый локоть, если ей покажется, что он в самом деле перегнул палку, Александр не сомневался. Она бы и его самого не пощадила, что уж.

Он осторожно, почти не касаясь, тронул Алинино предплечье, и тьма потянулась следом, обвила её белую кожу как медицинский лубок, всколыхнулась. Лечить король теней, увы, не умел, о чём сам регулярно сожалел, но облегчить боль, пусть и не избавить полностью - мог хотя бы попробовать.
Тень вскоре растворилась, оставив лёгкое чувство ночной прохлады.

- Такова цена опыта, - медленно произнёс Александр, - боль изматывает, но в тоже время закаляет нам тело. Боткин на самом деле прекрасно знает своё дело, но с ним никогда не угадаешь до конца, в чём же именно заключался урок.

Её поцелуй был таким лёгким, что оказался едва уловимым.
Александр вздохнул почти разочарованно, но затем улыбнулся, убрав волосы с девичьего лба лёгким, нежным жестом. Блеклое его лицо в присутствии юной святой обрело хоть какие-то признаки жизни.
Он обнял её талию одной рукой, и тёмное покрывало скользнуло вниз, обнажая широкую грудь. Мелкие и крупные следы шрамов; Александр никогда не просил портных убрать их.

“Прошлое делает нас нами.”

Молчание было долгим, но не тягостным.
- Да, - откликнулся он наконец, - да, спасибо. Я просто…

Тени вокруг массивной кровати снова всколыхнулись, тёмные силуэты в тусклом отблеске единственной свечи, будто бы поклонились.
Александр усмехнулся, но как-то странно, и зубы его обнажились лишь с одной стороны.

- Просто, веришь ли, не знаю, что и рассказать. Дурные сны для меня не редкость, но подобных я не видел никогда раньше. Каньон я тоже видел и раньше, но… Но не так.

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

Отредактировано Neradence (2021-12-10 12:52:30)

+1

4

[nick]Alina Starkova[/nick]
В первый и в последний раз Алина была в Тенистом Каньоне в тот вечер, когда родился её свет. Удивительно, что в таком тёмном месте, полном смертей, боли, и мертвенной тишины, могло случиться что-то настолько чистое и яркое. Её желание спасти Мала было абсолютно искренним, и Алина ни капли не задумалась о цене, будучи готовой отдать тёмной скверне свою жизнь, если потребуется.

Так родилась заклинательница солнца, и самая большая проблема для Тенистого Каньона.
Так умерла та Алина Старкова, чьей самой большой проблемой были чужие не взаимные чувства.

Алина благодарно улыбнулась, когда бархатная тень коснулась её обнажённой руки, подарив распалённой от боли коже приятную прохладу. Она не держала зла на Боткина, потому что он никогда не ставил под сомнение её доверие, оставаясь подчеркнуто-справедливым. В памяти было свежо как его давнее наказание для Зои, которая однажды перегнула палку, так и смиренное, почти ироничное молчание сегодня, когда разгневанная Женя осыпала его ругательствами.

— Боль взамен на то, что свет наконец-то подчиняется мне — это справедливая цена. Я не жалуюсь, — всё с той же улыбкой отметила Алина, невольно вспоминая тоскливые первые дни во дворце, когда она чувствовала себя самым потерянным и одиноким человеком в мире. Когда из пальцев невозможно было высечь даже случайную искру. Когда Мал, казалось, навсегда забыл про неё. Когда глаза и губы Дарклинга ранили, а не рождали в ней спокойствие.

Теперь же было совершенно невозможно представить, что его в её жизни когда-то не было.

Алина подвинулась ближе, укладывая голову на подушку рядом с ним, и протянула руку, чтобы коснуться кончиками пальцев его обнажённой кожи. Большую часть шрамов Александра она теперь могла бы прочертить наощупь, не глядя, а её пальцы помнили грубость или мягкость его повреждённой кожи. Вопросов о том, откуда появилась та или иная отметина, Алина пока не задавала; не была уверена в том, что захочет и сможет услышать правду о тех, кого ранил Дарклинг, и о тех, кто ранил его.

Беспокойство и любовь постепенно вытачивали в Алине собственные шрамы; и это было страшно и волнительно одновременно.

Она помолчала, слушая Дарклинга, ощущая, как в груди начинает закручиваться тугая спираль волнения, вызывая чувство тошноты. Алине было страшно из-за неизвестности, и одновременно с этим она молчаливо злилась на собственное бессилие. Видеть его таким растерянным и одновременно уставшим было совершенно невыносимо. Её пальцы, всё ещё хранящие мягкость его губ, медленно и успокаивающе прочерчивали ровные дорожки по шрамам всё время, пока она молчала, размышляя над словами Александра.

— Что ж, — наконец, отметила Алина, смотря куда-то выше плеча Дарклинга невидящим взглядом, — мы оба знаем, чего здесь не было раньше.

Её взгляд вернулся к лицу Александра, разом став жёстче, и вместе с тем как-то обречённее. Ответ действительно лежал на поверхности.

— Меня.

Алина произнесла это так спокойно, будто говорила не о себе и не о собственной жизни, а пересказывала другому удивительную легенду о маленькой святой. Её пальцы сжали руку Александра в неосознанной и молчаливой просьбе о поддержке.

— Багра, в те дни, когда ещё разговаривала со мной, часто повторяла, что у наших сил нет бесконечного источника. Мы черпаем их из скверны, и взамен отдаём ей себя. Если ты чувствуешь Каньон, значит, и он чувствует тебя. Понимает, что всё изменилось. — Алина задумчиво помолчала, взвешивая каждое своё слово. Её тело заныло, а по позвоночнику пробежала неприятная дрожь от мыслей, которые теперь приходили в голову. — Часть тебя он уже получил, — Алина обвела взглядом шепчущую темноту вокруг, которая за эту неделю стала ей совсем привычной, и эта темнота почти насмешливо качнулась, словно в подтверждение Алининых слов. — Что, если теперь ему нужна я?

Лицо Александра на соседней подушке оставалось прекрасным и недвижимым, как искусно сделанная рукой невидимого художника маска. Алина неторопливо прошлась взглядом по его подбородку, скулам, и наконец, глазам, которые вдруг стали совершенно чёрными. Боль в её теле усилилась, собралась тугим узлом в позвоночнике, а всегда горячие пальцы так и не согрелись от прикосновения к нему. Ей вдруг показалось, что сейчас глазами Дарклинга на неё смотрит сам Каньон — устало, но насмешливо, изучает, желая быть изученным в ответ.

Алина моргнула, но это странное, гнетущее ощущение никуда не исчезло. Дарклинг словно был её Александром, и одновременно далёким незнакомцем, чьи руки теперь лежали у неё на талии. Видеть его таким — полузабытое ощущение того времени, когда они только познакомились, и, честно говоря, эти воспоминания Алине хотелось бы навсегда оставить в прошлом. Её сердце сжималось от тревоги и беспокойства за него, хотелось сделать что угодно, чтобы хоть как-то ему помочь. Алина не могла влезть в его голову, не могла увидеть и почувствовать то, что видел он, не могла защитить его в его снах, но — кое-что ей было всё-таки подвластно.

— Возможно мне, наконец, стоит надеть на шею ожерелье, которое сделал Давид, и пойти в Каньон одной.

Её голос звучит обманчиво-буднично, как будто они с Александром обсуждают дворцовые новости. Алина улыбнулась краешком рта, и несколько секунд молча смотрела на красивое лицо напротив.

— Чтобы лично любезно поблагодарить его за отличную службу, за то, что он позаботился о тебе и о Равке, и дать понять, что теперь я забираю и тебя, и страну себе.

Алина всё ещё улыбалась, но её глаза оставались непривычно серьёзными и даже холодными.

— А потом сжечь.

Она не шутила. Во всём её облике, обычно выточенном нежностью, сейчас скользило что-то непривычное и острое. Алина чувствовала в себе столько света, и столько желания уберечь того, кто был ей безгранично дорог, что снова не задумывалась о последствиях ни одной лишней минуты. Если Каньон, получив заклинателя теней, теперь хотел пополнить свою коллекцию душ заклинательницей солнца — пусть так.

И если ей суждено умереть, защищая Александра — пусть так. Эта смерть была бы для неё практически благословенной.

+1

5

Сильные пальцы Александра медленно, изучающе почти касались чужого тела, но взгляд его был направлен куда-то далеко за пределы настоящего. Тепло, которое Алина принесла с собой, нежный запах её кожи - всё это согревало, но так и не смогло вытеснить образ чёрного пятна, медленно пожирающего всё больше и больше Равки, континента, всей земли.
До тех пор, пока ничего не останется в мире, кроме этого холодного серого тумана, наполненного криками волькр.

- Да, - одно слово, а сколько в нём звучало тяжести.

Тьма лежала в лице своего хозяина каиновой печатью, затекала в его глаза, скапливалась в уголках рта, отливала на скулах глубокими тенями. Александр и сам напоминал сейчас тень - что-то ирреальное, призрачное, находившееся на грани между явью и ночным кошмаром.
Но стоило закрыть глаза, как явь истончалась совсем.

- Однако я бы не стал безусловно верить Багре в том, что касается источника наших сил. Мать знает о нём не больше тебя и меня. Скверна - это лишь удобное объяснение тому, чего она не понимает и чего мы не можем объяснить. Да и что такое скверна, никто не знает. В записях деда об этом ничего нет, кроме того, что скверна - это искажение творения через сердца мира, но была ли она всегда или появилась из-за чего-то…

Немало времени Дарклинг провёл за тем, чтобы узнать о силах гришей всё, что сумел, пытаясь найти ключ к собственной природе, но продвинулся не слишком. Он кое-что выяснил о том, что когда-то магия была иной, что она была чистой и позволяла творить невозможные вещи, что потом была утрачена - но что послужило к тому толчком, никто уже не мог сказать.
Катаклизм? Эпидемия? Война?
Если это и было, то задолго до рождения даже Ильи Морозова, и следов никаких не осталось, всё поросло быльём.

Помолчав, Александр заговорил снова, не совсем сам даже понимая, отвечает ли Алине или просто рассуждает вслух, потому что слишком вымотался для того, чтобы остались силы тщательно подбирать слова:
- Если Каньон и впрямь желает встречи с тобой, то последнее, что следует делать, это допускать, чтобы ты в него попала. Ты много важнее моих снов, и уж тем более невозможно допустить того, чтобы тебя тоже коснулась скверна.

Это было правдой - по крайней мере, в это Александр истово верил.
Достаточно было одного гриша, который попробовал скверну на вкус и породил то, что теперь цвело посреди Равки чёрным ядовитым садом. Для Алины он такого же не желал.
Его мрак, нежные объятия теней и уютный покров беззвёздной ночи, скверна исказила до того, что создала чёрные деревья и чудовищ. Во что можно превратить свет - в вечные огненные смерчи или в болотные огни, которые будут заманивать за собой в трясину?
Он не знал и думал, что знать бы не хотел.

Повернув голову, Александр поцеловал мягкие волосы Алины, прижался к ним щекой. Сердце ныло. Представить её посреди того, что он оставил там, позади, в одиночестве - это было отвратительно.
Отвратительно не потому, что он за неё боялся, хотя и это, конечно, ужасало, но потому, что Александр не понимал, что там, в Каньоне, произойдёт. Привыкший просматривать шахматную доску на пять шагов вперёд, он чувствовал какую-то изматывающую пустоту от того, что не мог контролировать будущее. Каньон не желал даваться в руки.

- Мы не можем просто сжечь его в один взмах, Алина. Я много размышлял об этом, и ни один из этих вариантов не сыграет на благо Равки. Каньон стал частью нашей страны - он наша беда, но и наше спасение тоже. Он закрыл нас от Фьерды и их безумных охотников. Они всё равно проникают к нам, но одно дело, когда охотников три десятка, а другое - когда три тысячи. Через Каньон не перекинешь настоящую армию. Нам нужно использовать его, пока мы не найдём способ людей принять существование гришей окончательно. Стоит только кому-то решить, что они справятся без нас, как нас снова начнут поднимать на вилы.

Александра будто бы передёрнуло.
Он так и не избавился от призраков убитых и замученных в царских тюрьмах, он так и не избавился от душной тени петли на своих руках и своей шее.
Порой казалось, что это их, его мёртвых, голоса звучат из тени, из дальних уголков комнат. И самое ужасное в них было то, что они его не винили, не порицали, не желали мести. Они просто были - а всё остальное довершала его же память.

- Однако то, что Каньон… - Он помолчал.
Мысль, которая так и вертелась в голове, была неприятной. Она сводилась к тому, что дело было не просто в Алине, ведь её силы появились не неделю назад; а в Олене. В том, что она обрела усилитель и что расцвела, как солнце, поднявшееся в зенит.
Но ведь Алина даже не носила это ожерелье! И всё же, сны пришли лишь после, до того Каньон был нерушим и недвижим, едва ли не самое неизменное место всей разделённой надвое империи.
Александру хотелось - и не хотелось одновременно - услышать, что Алина думает похожим образом.
- Как будто он проснулся и, - секунда, в которую он подбирал слова, - и вдруг оказался сильнее, чем был.

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

Отредактировано Neradence (2021-12-10 12:52:14)

+1

6

[nick]Alina Starkova[/nick]
Иногда, в особенно тёмные и отчаянные дни и ночи, Алине казалось, что они с Александром никогда не найдут ни выхода, ни пути к спасению. Да и было ли оно, это спасение, или мифической надежде на лучшую жизнь как для всех гришей, так и конкретно для них двоих, не суждено было исполниться никогда? Алине казалось не то болезненным, не то ироничным то, что они оба, обладая уникальной по своему масштабу и значимости силой, при этом не могли полноценно распоряжаться ей, и жить спокойно. В такие моменты в её ушах словно сам собой звучал голос Мала; немного насмешливый, немного уставший. В такие моменты она вспоминала, почему скрыла свою силу с самого начала, почему её так тянуло назад, к месту, которое она называла домом.

Но это проходило. Отдавалось не более чем эхом лёгкой ностальгии по прошлому под её лопатками, затихало, и больше не возвращалось. Тёплая сила жизни оленя внутри не давала Алине забыть о том, кто она такая, зачем она здесь, и что ей суждено — желает она того, или нет.

Но прямо сейчас она желала забрать на себя усталость и какое-то глухое отчаяние в глазах Александра, и вместе с тем понимала, что не сможет этого сделать. У каждого был свой путь; даже не смотря на то, что их жизни, судьбы, так сильно переплелись, были вещи, которые каждому из них было суждено пройти от начала и до конца. Дарклинг создал Каньон. Алина и Александр должны были положить ему конец. Это была истина, аксиома, в которую Алина и правда верила, несмотря на очевидное беспокойство генерала Киригана.

Она подвинулась ещё ближе, прижалась лбом к его груди, свернувшись в комочек под одеялом, слушая его, ощущая, как слова эхом отдаются в его грудной клетке. Ей не нравилась ни одна из мыслей, что приходили в голову; Алина даже не могла бы выбрать из них наиболее скверную.

— Но ведь ни один из вариантов никогда не будет идеальным. — наконец, глухо произнесла она, не желая вылезать из уютного кокона из одеяла и подбородка Александра, который прижимался к её макушке. Его тепло давало ей сладкую, но обманчивую иллюзию защищённости; казалось, если Алина останется здесь, то ничего плохого с ней больше не случится. — Какая-то сторона в любом случае пострадает — страна, гриши, царь, Каньон, я или ты. Нужно признать это, и... — её голос сорвался, и Алина нахмурилась, всё-таки выпрямляясь, чтобы посмотреть в глаза Дарклинга. — ... и выбрать то, чем мы готовы пожертвовать. — она закончила совсем тихо, внутренне страшась собственных слов. Алина мало что знала об умении управлять великой страной (равно как и текущий царь — так ей казалось), однако не питала иллюзий и понимала, что любые победы одних строятся на боли и проигрыше других.

Золотой олень умер, чтобы взошла она.
Александр Морозов исчез, чтобы родился Каньон.

— Как и я, — тихо, эхом, отозвалась Алина в ответ на последние слова Александра, и по её позвоночнику пробежала неприятная, волнительная дрожь. — Как и я. — она повторила это ещё раз, словно убеждая саму себя, заставляя поверить в то, во что верить не хотелось. Мог ли Каньон обладать собственным, отдельным от Дарклинга разумом, мог ли разговаривать с ней через него, и говорить, что он знает? Знает, что она становится сильнее; знает, что не планирует останавливаться на этом пути.

— Бессмысленно спрашивать тебя, читал ли ты о чём-то подобном, — в её печальном тоне не было даже намёка на вопрос. То, что происходило сейчас, случилось впервые; теперь Алина была той, о ком потом будут слагать истории. На языке появился неприятный металлический привкус, а в ушах вновь зашелестел сухой шёпот Апрата. Он говорил, что она взойдёт; но никогда не упоминал о том, какой ценой.

— Что будет, если я надену ожерелье? Если получу другие усилители? Он разрастётся? Убьёт тебя? — Алина задавала вопросы, на которые ни у кого не могло быть ответов, и от одного их звучания ей становилось страшно до тошноты. Ей вдруг захотелось обернуться, проверить, не появилось ли за её спиной масляное тёмное ничто, наполненное криками волькр и страданиями других. Ещё никогда до этого момента Алина Старкова не чувствовала невидимую угрозу так отчётливо и так явно. Ладони Александра, что лежали на её талии, на короткую секунду показались удавкой, и Алина едва не вздрогнула от этих мыслей.

Им обоим нужно было верить в то, что всему обязательно найдётся какое-то рациональное объяснение. Верить, но быть готовыми ко всему. Алине до смерти не нравилось чувствовать себя такой беззащитной перед лицом неизвестности, поэтому она мягко выпуталась из одеяла, и села на кровати, выпрямив спину.

— Тебе нужно отдохнуть, — тихо сказала она, подарив Александру короткий, но успокаивающий, как приложенная к больному месту повязка, взгляд. — Мы разберёмся со всем, даю тебе слово. Но завтра. А сейчас тебе нужны сон и тишина.

Её руки взлетели вверх стремительно, но плавно, расчертили воздух вокруг несколькими яркими световыми линиями. Алина ощущала, как свет струится по её телу, скапливаясь на кончиках пальцев, как бережно разрезает бархатную темноту вокруг. Она не хотела навредить; лишь защитить, лишь чувствовать себя более спокойно. За пару минут соткав широкий световой купол, который окружил полукруглую кровать до самого основания, Алина мысленно проверила все контуры, убедившись в их целостности. Свет поглотил собой все звуки, оставив лишь дыхание Алины, и сердцебиение Александра. Только затем она приглушила яркость, заставив полосы превратиться в едва сверкающие звёздные блики. Она взглянула за другую сторону, как за стекло; тьма смотрела на неё в ответ насмешливо и обречённо, и в её разрезанной светом черноте словно угадывались неясные контуры и очертания.

Алина нахмурилась, но всё-таки опустила руки. Этого было достаточно.

— Если почувствуешь или увидишь что-то странное, сразу говори мне, ладно? — тихо попросила она, вернувшись к Александру. Её пальцы, что теперь переплелись с его, всё ещё хранили ослепительный жар света. Алина потянулась вперёд, оставив на его щеке короткий поцелуй, и откинулась на свою подушку, гадая, сможет ли вообще сомкнуть глаза этой ночью.

Отредактировано sankta alina (2021-12-01 18:36:31)

+1

7

Я не святой отшельник, не только одно добро творил в жизни.
Но если приходится выбирать между одним злом и другим,
я предпочитаю не выбирать вообще.

Подняв руки, Александр сложил ладони, будто бы что-то взвешивал. Чаши весов, на которых покоился воздух - и сам мир, вместе со всем тем, что в нём пряталось и что было на виду.
Между длинных пальцев плескалась чернильными озерцами тьма, в которой не отражалось ничего - ни бликов свечей, ни лунного света. Чернее чёрного, беззвёздная ночь новолуния, на миг получившая плоть. Прикоснись, казалось - провалишься в бездну, исчезнешь в самой вечности.

Порой именно того Александру и хотелось.

- Всю жизнь приходится выбирать между злом меньшим и злом большим: сначала мне одному, теперь - и тебе тоже. Однако очень часто бывает так, что одно маскируется под другое, и никому, человеку или гришу, неведомо, чем на самом деле обернётся выбор. Я так долго оберегал гришей от того, чтобы нас уничтожили, и так долго уберегал Равку от того, чтобы её разодрали на части, а теперь снова стою у истоков того, с чего начал. Мы в безопасности, пока мы нужны империи, но мы нужны империи лишь до тех пор, пока не в безопасности она сама.

У всего есть цена. Кому-то всегда не сносить головы, но чей-то щит всегда прибит над вратами крепостей. Однако, как колесо вечно вращается, так и жизнь идёт по собственным следам. Победитель станет проигравшим, поменяется местами с тем, кто склонялся перед ним, и так будет вечно.
Ни начала, ни конца.
Может, где и было спасение, но его с земли не увидать.

Сжав кулак до того, что короткие ногти впились в кожу ладони, Александр на миг прикрыл глаза, глубоко и тяжело втянул воздух сквозь приоткрытый рот, а затем будто бы расслабился, и сильная рука вновь легла на Алинины плечи. Тень пролилась на постель из мягкого шёлка и разлетелась в мелкие капли, точно креплёное южное вино.
Здесь, вдвоём, они могли говорить то, что было важно, а не то, что нужно слышать другим. За всю слишком долгую свою жизнь Александр не чувствовал прежде того единения, что было сейчас между ними. Обладая двумя частями одной силы, могучей и слепой, они и сами словно стали одним.
Две стороны монеты, две стороны зеркала.

Однако сейчас в том зеркале отражались чёрные деревья и серый туман. Тенистый Каньон грядой изломанных силуэтов да кожистыми крыльями волькр поднимался на горизонте. Его, может, и не было видно из Малого Дворца, но присутствие его ощущалось всегда. Так море дышит солью и влагой, даже если ещё не показалось своим берегом.

- Как и ты, - эхом откликнулся Александр.

Он не хотел об этом думать, но думал. Алина подтверждала то, что он не хотел бы признавать, но что было неизбежным: Каньон был связан и с ней тоже. Солнечный свет Алины накормил скверну - хотя представить это было чудовищно сложно.
Но когтистые ветви Каньона тянулись вверх, подставляясь пеплу.

- Ты и сама знаешь, - невесело усмехнулся Александр, - что у меня нет ответов, как и у тебя самой, и ни у кого, должно быть, их нет, даже у книг.
И снова странным, неприятным вышло движение его губ, открывавшее зубы лишь с одной стороны. На идеальном лице это выглядело почти пугающе, словно призрак проглянул через поверхность озера.
- Каньон был… Каньон был порождён отчаянием. Не уверен, что сейчас, столько лет спустя, я смогу повторить то, что сделал тогда. Дело не в силе, дело в том, что происходило в империи… Все мы были загнаны в угол. Каньон - дитя тёмных времён, и я не думаю, что его вообще можно подчинить. Много лет я пытался, но что вышло - ты видишь. Мы можем лишь использовать его, но… Но, Алина, теперь я думаю, что он использует нас куда больше.

Но, строго говоря, Алина была права. Даже двужильному Дарклингу требовался отдых - хоть какой-то. Он мог провести без сна три дня, четыре, но не неделю; и тьма ему была тут не помощником.
Откинувшись на подушку затылком, он смотрел, как вокруг заплетается паутинкой солнечный купол, и лишь сильно вглядевшись, можно было заметить, как Александр едва уловимо качнул головой.

Не потому, что он не доверял Алине. Он лишь сомневался, что её силы властны над снами - как и его собственные. Ко тьме он привык, тени полюбил - они были его плащом, укрытием, воздухом; саваном порой. Во тьме хозяин теней был в своей полной силе, и она была ему лучшим другом и добрым ложем.
Но приходившее во сны не было тьмой.
Это было что-то больше и страшнее, чем их магия - не то провидение, не то проклятие. Александр бы, говоря честно, предпочёл второе, а потому серьёзно опасался первого. Предзнаменования - дело дурное.

Исполняя медленный танец, тени скользили там, за границей золотистого света. Александр пошевелил пальцами, веля им отступить, и они прибились к полу, как пыль под каплями дождя.

- Спасибо, - шепнул Александр, всё ещё ощущая тепло её губ.

Он притянул Алину к себе, ближе, словно отчаянно желая чувствовать живой свет рядом, и на мгновение, пока он прислушивался к ровному биению её сердца и дыханию, забыл о криках волькр и шелесте ветвей.

Но они вернулись - как будто и не уходили никуда, и снова он видел, как чёрная полоса Каньона медленной рекой течёт всё дальше и дальше. Однако теперь руки Александра чувствовали тепло - и Алина была с ним. Во сне или сама она тоже была сном, лишь частью того, что происходило здесь, в мире, которого - пока - нет, он не знал.
Белые фигуры мелькали между чёрными стволами, не люди и не волькры, что-то среднее между ними.

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

Отредактировано Neradence (2021-12-10 12:51:51)

+1

8

[nick]Alina Starkova[/nick]
Какое-то время Алина искренне наслаждалась воцарившимися вокруг тишиной и спокойствием, почти осязаемыми, уютными, будто кто-то замотал её в тёплый кокон. Одной свободной рукой она обнимала плечи Александра, вторая все ещё лежала в его руке, легко сжимая пальцы. — Всегда пожалуйста, — тихо шепнула она, вовсе не уверенная в том, что он услышит. Алина была здесь ради себя, но и ради него тоже; была потому, что хотела этого, потому что без Александра, такого противоречивого, которым она всегда его знала, её жизнь казалась ей неполноценной и странной.

Будто мало было в судьбе юной госпожи Старковой самого разного безумия, она ещё и выбрала того мужчину, который легко смог бы посоревноваться с ней по количеству демонов в голове.

Однако сейчас Александр выглядел почти спокойно. Алина наблюдала за тем, как постепенно разглаживается его лицо, становится юным и каким-то беззащитным, и последнее действительно было правдой. Во снах ему не смог бы помочь никто, ни он сам, ни Алина, ни дьявол, ни сам Господь. Осторожно, стараясь ничем не потревожить его, девушка провела кончиками пальцев по его вискам, по щеке, спустилась к губам, и нежно коснулась их. Сейчас она могла бы быть полностью откровенной перед самой собой, и признаться в том, что её беспокойство за Дарклинга с лёгкостью вытесняет собой все остальные чувства. Ей было наплавать на всю Равку. На Каньон, на гришей, на всё на свете, пока она не была уверена в том, что Александр находится в безопасности, или хотя бы контролирует ситуацию так, как делал это раньше. Но теперь всё изменилось, теперь они оба оказались совершенно беззащитны и безоружны перед лицом чего-то, у чего не было ни формы, ни названия.

Алина потеряла счёт времени, и не смогла бы сказать, сколько лежала вот так, в тишине, думая обо всём и ни о чём одновременно, наблюдая за спящим лицом Дарклинга, чутко реагируя на любые перемены в нем. Ей казалось, что если она закроет глаза, то мнимый контроль тут же ускользнёт у неё из рук, как дорогой шёлк постели, на которой она лежала. И тем не менее, усталость всё же взяла своё. Рука девушки скользнула вниз, с изгиба шеи Дарклинга к его рукам. Их пальцы переплелись, давая ей хрупкое ощущение безопасности. Алина сказала себе, что прикроет глаза всего на секунду, а потом вновь проснётся, но этого не произошло. Её глубокое дыхание прорезало ночную тишину, а сознание почти моментально поглотила тьма.

Ноздри защекотал запах еловых иголок, они скрипели под ногами, складываясь в причудливый узор. Вокруг было темно, безлунно, и Алина нахмурилась, машинально вскидывая руки вверх. Был лишь один известный ей способ отличить явь от сна. Она щелкнула пальцами раз, другой, третий, но так и не смогла высечь ни одной самой крошечной искры. Сон. Это был всего лишь сон.

Едва это осознание укоренилось в голове Алины, как она почувствовала, что находится здесь не одна. Словно невидимый занавес, поднятый услужливой рукой, представил её взору всю картину. Темнота вокруг была оглушительной, масляной, вязкой; Старкова почти была готова в неё провалиться, когда чья-то сильная рука вдруг придержала её под локоть.

— Дарклинг? — её голос должен был прозвучать с облегчением, но вышло в высшей степени тревожно. Алина обернулась, и не увидела ни намёка на присутствие заклинателя теней. Липкий страх пополз по её позвоночнику выше, призывно коснулся шеи, и Алина вздрогнула, заметив белые тени между деревьями впереди. На секунду ей показалось, что это мелькнул свет, и девушка двинулась туда, не задумываясь, ощущая, как ноги увязают в чёрных песках Каньона. Вокруг не было ни души, не слышались ни шорохи крыльев волькр, ни их утробные крики.

Вязко. Оглушительно тихо.

Алина подошла совсем близко, и поняла, что то, что она приняла за свет, является полупрозрачными человеческими фигурами, которые сливались с мраком вокруг. Они не замечали её, шептались между собой, то тут, то там, двигаясь с места на место. Периодически слышались отдельные вскрики и быстрая речь. Не решаясь обнаружить себя, заклинательница солнца наблюдала за происходящим несколько минут, когда одна из фигур вдруг обернулась к ней. Старкова с трудом узнала в призрачных, неясных очертаниях красивейшее лицо Зои, омрачённое болью и страхом.

— Зоя?.. — та будто не слышала, смотрела куда-то через Алину пустым взглядом, изредка бормоча что-то себе под нос. Алина наклонилась ближе, и неясный шёпот постепенно начал складываться в слова.
«Он убил их», и сол королева вздрогнула от неотвратимости этих слов, «Он всех убил». — Кого, Зоя? — требовательно спросила Старкова, машинально хватая Назяленскую за призрачную руку, но её пальцы зачерпнули лишь холодную пустоту. — О ком ты говоришь? — она продолжала настаивать, но штормовая ведьма лишь качала головой, разом растеряв весь свой обычный воинственный вид. Её прозрачные глаза остановились на чём-то за спиной Алины, сузились, вся фигура как-то подобралась. Старкова обернулась, и замерла на месте, с трудом веря глазам своим.

На небольшом возвышении в паре метров от них стоял Дарклинг, высокий, молчаливый, закутанный в чёрные тени вместо обычных одежд. Его глаза — два провала, из носа и рта струились ручейки чего-то, похожего на тёмную кровь. Алина сделала шаг к нему, тут же почувствовав на своей шее ледяное прикосновение. Удивительно, как ловко бестелесная Зоя могла удерживать её на месте.

— Александр, — голос Алины утонул в вязкой тишине вокруг, ушел вглубь, как вода уходит в песок. Фигура напротив пошевелилась, но вместо того, чтобы посмотреть на неё, Алину, Дарклинг лишь поднял руки вверх, сложил пальцы в жесте заклинателя. Сердце Алины замерло в груди, предчувствие чего-то неотвратимого нахлынуло с головой. И прежде, чем она успела вскрикнуть, сказать или сделать что-либо, из пальцев Дарклинга хлынула тьма.

Всеобъемлющая и беспощадная. Впитывающая и пожирающая собой всё живое.

Алина проснулась от собственного отчаянного крика, села в кровати так резко, что вся кровь отхлынула от лица. Её руки дрожали, спина была мокрой от пота, а в ушах всё ещё звучал далёкий, призрачный шёпот Зои. «Он всех убил», шипяще, неотвратимо, «Он убил их».

+1

9

Тяжёлый и дурной, сон тёк не простой рекой, но селью, сносившей всё на своём пути: мысли, чувства, память, разум. Только чёрные ветви деревьев, злобно тянувшиеся к небу, только белый пепел, покрывавший их могильным саваном, только весь мир, погружавшийся в дурман теней.
Как пчела в патоке, Александр вяз в том, что видел, и его тянуло всё ниже и ниже - из птичьих когтей, из злобных объятий, держащих накрепко, и он уже представил, как сорвётся вниз, и как кровь его окропит острые сучья, а тело затем растерзают чудовища. Те самые, которых он когда-то сотворил.

И, может быть, где-то в глубине души, Александр уже признавал, что это было бы не самым плохим выходом. За слишком долгие столетия этой отчаянной гонки к святому Граалю, которого всё равно не найти, он слишком устал.

Где-то там, вовне, где реальность не раскалывалась на осколки потускневшего зеркала, отражавшего лишь бесконечное ничто, кожа его всё ещё ощущала чужое тепло. Лежавшая рядом Алина, хрупкая и горячая, была якорем, что удерживал его от падения, но есть течения, которые срывают всякую корабельную цепь, какой бы крепкой она не была.

Каньон был одним из таких. Сильнейшим из них всех, возможно.

А затем тишина лопнула, как стеклянная ваза.

Александр, гриш и воин, князь и генерал, рванулся вверх мгновенно, не осознавая своего движения. Телу не требовалось вмешательство разума, достаточно было впитавшегося в кровь умения выжить.
Остановишься - тебя убьют.
Простая вера, много проще, чем в Бога, дьявола и высший замысел.

Рука Александра скользнула по остову кровати одновременно с тем, как сам он скатился вниз, привставая на одно колено, выхватил искусно сокрытый в резном узоре длинный обоюдоострый кинжал. Магия, конечно, прекрасна, но вскрытое горло останавливает противников ничуть не хуже, а при должном навыке это порой куда быстрее.
Навык, что уж, имелся у Александра в избытке.
Жизнь потрепала его достаточно.
Тьма нахлынула на него, выползая из-под кровати, обвила как полные рыцарские латы, укрыла собой.

Однако никого не было. Глаза, быстро привыкшие к лёгкому золоту света, - вообще-то обычно в спальне хозяина теней было до того темно, что руки не увидать, но тут с некоторым трудом он вспомнил, что Алина заплела сегодня свою сеть - различили лишь девичью фигурку на постели да будто смущённые тёмные силуэты, забившиеся по углам.
Шепоток их сначала стих, а теперь стал громким и почти отчётливым - так ураган треплет хвойный лес, и ветви шелестят друг о друга.

Кричала Алина.

Секунду Дарклинг медлил, потом, не отказав себе в удовольствии выругаться тихо, но совсем не сдержанно, развернулся и одним отточенным взмахом руки отправил клинок в полёт.
Свернув золотым бликом по лезвию, тот вошёл глубоко в деревянный остов картины, изображавшей какой-то идиллический пейзаж, что принесло Александру некоторое чувство удовлетворения. Разрушение, как он находил, всегда было частью его природы и бывало потому прекрасным способом хоть немного выдохнуть.
Пусть даже такое незначительное.
К тому же, придворному художнику опять будет, чем заняться. Можно сказать, Александр искренне радел за то, чтобы у того не переводились деньги.

Обойдя кровать, он опустился с другой стороны, ближе к Алине, прямо на пол и внимательно, строго взглянул в её лицо. Его собственное снова было жёстким и почти безжизненным: в минуты, когда требовалось быть Дарклингом, отдавать приказы и спасать других, он забывал о собственной слабости, как земля забывает о зиме с приходом первой капели.
Плевать на себя Александр умел также давно, как убивать, и получалось это у него одинаково хорошо. Он устал и так и не смог отдохнуть - ничего.
В конце концов, когда-нибудь он умрёт и тогда выспится на своём погребальном костре, отдохнёт в своём железном склепе.

- Алина, - мягко позвал он.

Глубокий голос, приятный и низкий, ласковый, как касание бархата.

Тяжёлая рука легла ей на плечи, миг спустя Александр привлёк Алину к себе, прижал, чуть надавив ладонью на затылок, чуть уловимо и очень нежно поцеловал её волосы.
“Алина…”
Бог и все святые, какой же он дурак, круглый, беспросветный идиот. И ещё имел достаточно самонадеянности, чтобы насмехаться над Оретцевым, конечно.
С чего он вообще решил, что ей сейчас безопасно оставаться рядом?
Хотя, пожалуй, тут Александру упрекнуть себя было не в чем: он в самом деле много размышлял о том, как укрыть её от всего того, что происходило вокруг, и счёл, что безопасного места просто нет. Но в его спальню, полную теней и призраков, не пробраться хотя бы вполне земным убийцам.
Он всё ещё не обольщался на счёт Фьёрды, затаившейся вдали, у границ, и злобно полыхавшей отблесками инквизиторских костров.
С остальными они как-нибудь сладят. Пожалуй.

- Алина, - Александр повторил всё также мягко, но настойчивее, однако было в голосе, в интонациях, что-то вкрадчивое.
Кот, трогающий лапкой птичку. Сирена, расчёсывающая золотые кудри перед моряками.

- Расскажи мне, - попросил Александр, мягко покачивая Алину, как испуганное дитя, - расскажи мне, что ты видела, прошу тебя. Это я виновен в твоём кошмаре, позволь мне хотя бы понять, в чём дело. Это был Каньон?

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

+1

10

[nick]Alina Starkova[/nick]
Пальцы Алины, тонкие и дрожащие, скользнули по её шее вниз, словно машинально проверяли целостность тканей кожи, отсутствие каких-либо удавок. Тьма всё ещё душила её, и это чувство было до ужаса реальным, совершенно не похожим на обычные бархатные прикосновения теней в лице Александра. Алина закашлялась, неосознанно пытаясь вытолкнуть из своих лёгких всю масляную болотную жидкость, что плескалась в них, этот запах сухости и разложения Каньона. В ушах тихо звучал шёпот призраков, глаза всё ещё видели их смутные очертания между деревьев, а сердце заходилось в бешеном ритме страха и тревоги от увиденного.

Этот кошмар был таким реальным, что Алина никак не могла из него выпутаться, вернуться обратно, продолжая увязать в своих тягучих, липких видениях.

Её имя, произнесённое где-то вдалеке, заставляет нахмуриться, сделать слабую попытку прийти в себя. Лёгкие золотые лучи света от плетения в воздухе бликуют на лице Алины, понемногу приводя в чувство, но она всё равно вздрагивает всем телом, когда ощущает, что чьи-то руки тянут её на себя.

Глаза Дарклинга — два провала, лицо — безжизненная маска. Алине показалось, что из его носа вот-вот потечёт угольно-чёрная кровь, и она вскрикнула, стремительно упираясь ему под рёбра свободной ладонью, на которой вспыхнула горячая вспышка света. — Нет, не трогай меня! — её голос не принадлежал ей, он сухой, полный подавленной агрессии и затаённого страха. Ей так хочется вырваться, выпутаться из этой липкой паутины его рук и голоса. Алина сделала ещё одну безуспешную попытку освободиться, упрямо дёргая подбородком в сторону, но затем вдруг глубоко вздохнула, оседая в руках Александра. Его голос, ещё раз позвавший её по имени, мягко прокатился по её позвоночнику; Алина замерла, наконец-то окончательно открыв глаза, и вернувшись в настоящее.

Её зрачки расширились, когда она поняла, что именно только что произошло.

— Боже, Александр. Прости меня, пожалуйста. — Алина нырнула в его объятия, из которых мгновение назад так отчаянно пыталась вырваться, прижалась щекой к груди, скользя уже не такими обжигающими ладонями по его обнажённой спине. Сердце Александра билось возле её уха, и Алина ещё раз тихо всхлипнула, чувствуя, как спасительная и приятная прохлада его дыхания постепенно приводит её в чувство. Она упрямо покачала головой в ответ на его весьма настойчивую просьбу. Немое отрицание произошедшего действовало как обезболивающее для её испуганной души и сердца. Как будто если делать вид, что ничего не произошло — ничего действительно не произойдет.

Но это не могло продолжаться вечно.

— Ты не виноват, — тихо, но твёрдо шепнула Алина, отстраняясь, чтобы посмотреть в ставшие совершенно чёрными глаза Александра. Слова никак не клеились. Но воспоминания все ещё были такими яркими, что требовали своего законного выхода наружу.

— Я была в Каньоне, — взгляд Алины остекленел, возвращаясь в прошлое сна, и она выпрямилась, прислоняясь спиной к краю кровати. — Я видела… — её голос сорвался. Вот так просто говорить Александру о том, что он, кажется, убил её, и всё остальное живое в мире, было решительно невозможным.

— Давай я лучше покажу, — решила она, скользнув горячими ладонями вниз по груди Александра. Пальцы сложились в привычный знак, и в воздухе сверкнула, подчиняясь её магии, круглая сфера, сотканная из света и блестящего огня. Алина невесомо погладила её рукой, сделав почти прозрачной, и сосредоточилась, закрывая глаза. Насильно вызывая в памяти призрачные тела между деревьями. Змеиный шёпот Зои. Угольную кровь на прекрасном лице Дарклинга. Свои собственные попытки достучаться до него. Алина открыла глаза в тот момент, когда картинка её сна в сфере сменилась на финальную, когда прозрачное золото заволокло выпущенной из пальцев Дарклинга тьмой.

Алина застыла, глядя перед собой безжизненным взглядом, а потом медленно взмахнула рукой, заставляя сферу осыпаться вниз, на пол искрами света.

Молчание, повисшее между ней и Александром, было почти осязаемым.

— Зоя ведь родом из Новокрибирска, да? — наконец, произнесла Алина, когда тишина из спокойной превратилась в давящую. — Может, это было предупреждение? Может быть, Каньон как-то собирается навредить ей или её семье? Или может, я вижу заговоры там, где их нет, и она просто чертовски обижена на тебя. А я это чувствую. — губы Алины на мгновение прорезала легкая грустная улыбка, но тут же исчезла.

Старкова вновь вложила свои пальцы в руки Дарклинга, нежно пробегаясь по тыльной стороне его кожи, и ещё немного помолчала.

— Я видела тебя. — как будто это было не очевидно, — Но это был не совсем ты. — её голос немного дрожал, срываясь в хриплый шёпот. Алина вновь подняла глаза к его лицу, такому точёному, прекрасному и уставшему, и коснулась кончиками пальцев его подбородка. Провела тонкую линию по сжатой челюсти, как будто стирала видимые лишь её глазу следы тёмной крови. Её пальцы замерли возле четкой линии его рта, не решаясь прикоснуться к губам. В глазах Алины до сих пор плескался откровенный страх, разбавленный какой-то мрачной решимостью.

— Я спрошу об этом один раз, и больше никогда не подниму эту тему. Обещаю.

Но я должна знать, Дарклинг.

— Ты действительно не знаешь ничего о том, что происходит с Каньоном, и не имеешь к этому отношения? Ты ведь рассказал бы мне правду, если бы сам знал её?

Вопрос повис в воздухе между ними, и Алина испуганно замерла, напрягаясь. Возможно, её слова пополам с недавней просьбой не трогать её были ножом, обёрнутым в шёлк, который мог бы ранить Александра в самое сердце. Возможно, прямо сейчас такими вопросами она сама подрывала его доверие к ней.

Алина не знала. Не могла сказать наверняка, не была уже ни в чём уверена.

Знала лишь то, что продолжит проворачиваться к нему спиной во сне только в том случае, когда будет уверена — он не вонзит в эту спину свой нож.

+1

11

Резкий и сухой, звук женского голоса, тщательно выговаривавший слова, был подобен щелчку кнута - и бил так же сильно и так же больно, как в руках умелого палача. С оттяжкой и со свинцовым грузом на хвосте, врезаясь в обнажённую спину и снимая с неё добротный лоскут.

“Не трогай меня!”

Лицо Александра исказилось - на одно короткое мгновение, смесью злости и отчаяния, однако чего в нём не было, так это удивления. Ночь всегда была его временем, дурным и злым, приносящим теперь с собой всё чаще тревогу, чем успокоение в прекрасной тьме. И если сам заклинатель мрака, к нему привычный, чувствовал себя не слишком-то хорошо, что уж говорить о юной святой, тянувшейся к солнцу?
Рук он, впрочем, так и не разжал. Может быть, не хотел, может быть, и физически не мог - какое всё это имело значение, когда там, за гранью реального, томились ночные кошмары, обраставшие всё большей плотью. И Алине, и самому себе он обещал, ещё тогда, в самую первую их встречу, в тёмном генеральском шатре, что не оставит её.

Такими словами бросаться не следует.
Он и не оставлял. Не отпустил.

- Всё хорошо, - шепнул Александр в золотые женские волосы.

И сам почти подивился, как удивительно беспомощно это прозвучало. Конечно же, ничего не было хорошо. Не могло быть. Впереди его - и слава Богу и дьяволу разом, если только его одного! - ждала только бездна, жадно раскрывшая гигантскую китовью пасть. Ни надежды, ни спасения. Ничего.

Это Александр понимал сейчас настолько остро, что было даже больно - где-то в подреберье.

Подняв голову, он, даже не желая видеть, смотрел, как в руках заклинательницы солнца оживает свет, складываясь в миниатюру. Всё реальное в мире, в конце концов, лишь отражённый свет, и в иное время Александр не преминул бы сказать Алине, как далеко она прошла по своему пути и как прекрасно выросла с поры её не слишком триумфального въезда в Малый Дворец.
Как поняла собственный дар.
В другое. Сейчас Александр молчал, неподвижный и безмолвный, как тьма в его же зрачках, и только зубы сжались до того, что скулы заныли. Ни единого жеста, ни кивка головы.

Каньон. Зоя. Алина. Призраки. Бесконечный, беспросветный мрак.
(Бездна всё ухмылялась разверзнутой пастью.)
Он сам, он сам, воплотившийся наконец в том самом разрушителе, какого уже добрых двадцать лет предрекал Апарт.

“Довольно,” - хотелось бы ему сказать, но он смолчал и всё досмотрел до конца, разделяя с Алиной увиденное.
Её кошмар был иным по форме, но… Но разве он сам, Дарклинг, не видел, как тьма пожирает мир, в своём собственном? Как Каньон разрастается, точно чернильное пятно, от моря до моря, и всюду остаётся лишь чернота?
Чернота да белый пепел сгинувшего мира.

И ни Откровения, ни Агнца, ни одного Всадника, триумфально прошедшего по миру.
Лишь последний и самый милосердный много позже придёт, собирая свою жатву.

Каким-то инстинктивным и почти отчаянным движением Александр сильнее прижал Алину к себе. Не то спасающий, не то спасающийся.

- Зоя…
Имя бывшей любовницы далось с трудом, но отнюдь не потому, что в сердце хоть когда-то были к ней большие и светлые чувства. Своенравная ветряная ведьма была красива и умна, но Александр никогда не обманывал себя, что испытывает к ней что-то большее, чем физическое желание.
Не лучше других. Не хуже, конечно, тоже, но не лучше.
И если бы не то, что слышала Алина…
- Да, - наконец произнёс Александр глухо, и снова прорезалась усталость в его голосе, - в Новокрибирске у неё вся семья. В увольнительных она навещает их.

Губы пересохли и были неприятно-шершавыми, когда Александр облизнул их быстрым, почти змеиным жестом.

- Но зачем Зоя Каньону? Она сильный гриш, но… Но не более того. Не единственный сильный гриш во Второй Армии, есть и те, кто сильнее, та же Женя. В этом вообще нет никакого смысла… Кроме разве что того, что Зоя злится на тебя и меня. Хотя не думаю, что Каньон решил бы мстить ей за это.

Горячие пальцы Алины коснулись подбородка, и снова Александр вздрогнул. Но он позволял ей касаться себя - позволял, когда она хотела, и он находил в этом утешение. Тепло чужой кожи проникало под кожу, вытапливали дурной холод, морозивший кости.
Смешная, нелепая мысль - может быть, у него лихорадка, и он бредит. Наверное, бывает же лихорадка и у гришей, и у генералов… Как бы было тогда легко.

Едва повернув голову, Александр поцеловал её ладонь. Дыхание его было тёплым - и тяжёлым.

Молчание затягивалось, пока он наконец не взял Алину за подбородок и не всмотрелся в её глаза. Сухой, почти лихорадочный взгляд, который мог бы, пожалуй, испугать, если бы Алина не была так близко и не могла разглядеть истину за суровой строгостью его лица.
Всю жизнь Александру не на кого было положиться, всю жизнь он нёс ношу сам - и свою, и чужую, которую, верил, должен был нести.

Во взгляде его была не печаль, не боль.
Во взгляде его был глубоко-глубоко запрятанный страх. Страх того, что жило в нём - и что проросло в Каньоне, и с чем теперь заклинателей теней не знал, как совладать, и смог бы совладать кто-то в целом мире вовсе.
Порой даже Богу остаётся лишь отвернуться.

- Алина, - сказал он так тихо, что нужно было прислушиваться.

Где-то в комнате за две стены от них слишком громко тикали огромные маятниковые часы, отмеряя время до катастрофы. Той самой, что стала уже неизбежной.

Александр прикрыл глаза, словно отыскивал в себе слова. Если не правильные, то хотя бы верные, которые могут хоть что-то объяснить.

- Алина, - повторил он медленно, - более всего в этой чёртовой жизни я желаю понять, что я сотворил четыреста лет назад. Я не знаю, что есть скверна. Я не знаю, что есть Каньон. Я умею пользоваться тем, что попадает мне в руки, и Каньон стал моим инструментом, но что это - что это и что в нём происходит, я не знаю до сих пор. Думал, что знал. Раньше. Я потратил всю свою жизнь на то, чтобы люди перестали нас сжигать - зачем бы теперь мне всё это рушить.

“И больше, чем об этом, я способен думать только о тебе.”
И ещё, пожалуй, о том, чтобы всё это закончилось.
Может быть, сжечь Каньон - не такая уж и плохая идея. В конце концов, Фьёрду хотя бы можно понять, потому что люди - люди одинаковы везде, а что делать с призраками, о которых он даже не читал, Дарклинг не представлял.

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

+1

12

[nick]Alina Starkova[/nick]

С появлением усилителя Алине на мгновение (всего лишь до боли короткое мгновение) показалось, что в её руках появился хрупкий контроль над ситуацией. Если такова на вкус была надежда, то это чувство казалось до боли сладостным. Словно над её, Алининой, головой, вдруг засиял то ли пресловутый нимб, то ли рассеялись тучи, что отравляли всё существование до этого. Ей показалось, что у них с Александром действительно есть шанс; если не изменить всё, то хотя бы попытаться это сделать. И мысли о совместном будущем, которые они так свободно обсуждали в серебряном лунном свете, уже не казались ей такими бредовыми.

Разобраться с Каньоном. Освободить Равку. Исчезнуть. Звучит до боли просто, так ведь?

Теперь же Алине казалось, что из-под её ног разом выбили почву, грубо забрали то, что она только-только ощутила в своих руках. Руки Александра — всё, за что она могла держаться, без опасения, что и он куда-то исчезнет. А если исчезнет — едва ли по своей воле. Эта мысль отдавала неприятным привкусом, горчила на языке, заставляя обычно светлое и спокойное лицо заклинательницы солнца мрачнеть всё больше и больше.

— Никакого смысла, — эхом, по слогам, медленно и раздельно, повторила Алина, глядя куда-то сквозь Александра задумчивым взглядом, — во всём этом действительно нет совершенно никакого смысла.

Она прикрыла глаза, устало потерев нагретыми пальцами переносицу, словно надеясь, что собственный свет поможет ей как-то взбодриться. Золотая сеть всё ещё висела в воздухе, неслышно переливаясь своими гранями, и Алина посмотрела на неё со смесью разочарования и враждебности. Отличный урок о том, что ты можешь окружить себя лучшими стражниками, сбежать на край света, продумать все мыслимые и немыслимые меры защиты. Но если тому, что внутри тебя, суждено тебя убить — оно убьёт. Не отвлекаясь на твои милые попытки обмануть судьбу.

Алина подняла ладонь в воздух, повернула её, и световая сеть мягко осыпалась на пол золотыми искрами, попав на плечи Александра, на колени самой Алины. Она смахнула искры вниз, на пол, заставляя их растаять, находя в привычных механических жестах какое-то успокоение. Несмотря на внешнее спокойствие, в её голове бушевали мысли, просчитывались варианты. И ни один не казался правильным, ни один не приносил с собой долгожданное облегчение. Каньон играл с ними. Подбрасывал разные видения, с разными людьми и разными историями, через которые красной нитью скользила одна-единственная мысль — они с Александром бессильны. Марионетки в его руках, которые вообразили, будто способны противостоять силе столь мрачной и древней, у которой даже нет точного названия.

— Нам нужно попытаться поспать, — наконец, произнесла Алина, поднимая потухший взгляд на Дарклинга. — Не думаю, что его цель — вымотать нас, не давая отдыха даже во сне. Вряд ли видения повторятся так быстро, скорее, он хочет предупредить, сказать о чём-то, чего мы пока не понимаем. И не поймём, если не дадим себе немного отдохнуть.

Она собиралась было выбраться из объятий Александра, подняться на ноги, но его руки взяли её за подбородок, развернув к себе, к своим глазам. И девушка замерла, страшась того, что могла бы услышать. Каждое его слово болезненно отзывалось в её голове, словно удар колокола, принося боль и одновременно облегчение. Кто угодно мог считать её наивной идиоткой, зачастую Алина и сама думала так о себе, но — она верила ему. Просто не находила в себе сил поставить слова Александра под сомнение теперь, когда смотрела так глубоко в его глаза, расшифровывая каждую из мыслей, которые он мог бы озвучить, но так ничего и не сказал. Заботясь о ней. Подбирая формулировки, которые не испугали бы её настолько, чтобы Алина в панике сбежала отсюда, как и предрекала Багра, оставив Александра самого разбираться со своими проблемами.

Так, как это и сделала его мать в итоге.

— Я верю тебе. — в противовес буре, которая сносила в её душе последние столпы защиты, голос Алины звучал совершенно спокойно и твердо. Ей хотелось показать ему, что она на его стороне — даже теперь, когда само понятие сторон очень сильно размылось. Каньон грозил стать проблемой всей Равки, но отнюдь не страна волновала Алину больше всего.

Александр. Только он один.

Она подалась немного ближе, заставляя его пальцы соскользнуть вниз с её подбородка, замереть у основания шеи. Каждая из золотых искр в её глазах отражалась в непроницаемых зрачках Дарклинга. Алина погладила его напряжённые плечи, посылая по обнажённой коже своё тепло.

— Каньон играет с нами обоими, заставляя видеть то, чего нет, и никогда не было. Но мы отправимся туда на поиски ниточки, которая приведёт нас к разгадке того, что делать дальше. Да, у нас не будет идеального решения. Но я верю, что мы найдём лучшее из возможных.

Она слабо улыбнулась, одними краешками губ, и подалась вперёд ещё ближе, касаясь кончиком своего носа щеки Дарклинга. На мгновение закрыла глаза, вдохнула его грозовой запах, взвешивая то, что собирается сказать дальше.

— Мы оба реалисты, а значит, должны рассматривать все варианты. Если у нас не получится... если хоть что-то пойдёт не так, если Каньон действительно попытается причинить вред тебе, как в твоих снах, или мне, как в моих... — Алина сделала паузу, чтобы отстраниться, и снова посмотреть в глаза Александра — твердо и честно.

—... то обещаю тебе, что не будет никаких вторых шансов. Я сожгу его дотла, от первой тени до самого последнего камня. С призраками, волькрами, и Бог знает кем ещё внутри. — её глаза сверкнули, и трудно было определить, чего в этом взгляде было больше — ярости или беспокойства.

— Я ведь говорила тебе. Я совсем не королева. Я эгоистка, Александр. — голос упал до шёпота, и Алина медленно выдохнула, позволяя своему дыханию оседать на его лице. — И если мне придётся выбирать, то я никогда не выберу Равку. Мне не нужна эта утопия о свободной стране, которая даже не заслуживает того, чтобы её спасали. — её губы дернулись в грустной усмешке.

— Мне нужен ты.

И без того жалкое расстояние между их лицами исчезло вовсе, когда Алина молниеносно подалась к нему ближе, прижимаясь своими губами к его сухим губам. Её руки скользнули вверх, от плеч Александра к его скулам, и она обхватила их, потянув на себя, заставляя его быть ещё ближе. Этот поцелуй отдавал горечью, и в нём было всё — от извинения за то, что позволила себе усомниться в нём, до обещания идти до самого конца. Даже если он наступит слишком быстро.

Даже если он вовсе не будет счастливым.

+1

13

Золотые искры были лёгкими и колючими. Александр почувствовал, как они ссыпаются с его плеча, чуть уловимо щекоча кожу, скатываются на постель и на пол, угасая там, как блики от свечи или надежда на будущее, но не пошевелился.
По-прежнему он смотрел на Алину.

Её лицо - красивое и решительное, её взгляд - упрямый и строгий. Тыльной стороной ладони Александр коснулся тёплой девичьей щеки, ощущая мягкость кожи, и вздохнул глубоко и устало.
Вокруг зрачка у Алины золотился тонкий ободок силы, печать неизмеримой, чудовищной власти. Его верные тени, спутники и слуги, отзывались на этот свет тихим шелестом, укладываясь у изножья кровати, точно сторожевые псы. Когда теперь золотая сеть не мешала им, не ранила ярким солнечным лучом, они снова заступали на свою бесконечную вахту.

Такую же бесполезную, как любые попытки что-то изменить.
Свобода воли, о которой отцы церкви так любили рассуждать в своих воскресных проповедях - существовала ли она на самом деле? Заглядывая в собственное прошлое и пытаясь представить собственное же будущее, всё то, что являло собой дорогу от одной пропасти к другой, этот шаткий мостик по имени “жизнь”, Александр не был уверен, что хоть что-то смог бы изменить.
Может быть, от рождения ему было уготована лишь вечная гонка от вознесения до падения - и так каждый раз. Может быть, в миг, когда он создал Каньон отчаянным призывом и связал себя с ним узами крепче кровных, Дарклинг уже был обречён.

Горячечность Алины была почти заразной, и на какой-то миг Александр позволил себе представить, что она права. Не только в том, что хочет пойти в Каньон, не только в том, что хочет его уничтожить, но и в том, что уверена - она сможет это сделать.
В душе было столь смурно, что ничего иного Александр не почувствовал. Для новых тревог в его сердце уже просто не находилось места.

- Ты не понимаешь, - шепнул он, медленно пропуская волосы сквозь её золотые волосы и чувствуя себя так, будто держит в руках звездопад, - впрочем, не буду лгать, что будто сам до конца понимаю. Но теперь я не уверен, что Каньон вообще позволит нам себя уничтожить. Или что хотя бы позволит нам выйти. Слишком уж сильно это напоминает приглашение - а я не верю в то, что скверна всего лишь желает посмотреть на нас поближе.

Он вздрогнул.
Алина оказалась так близко слишком быстро, слишком резко. Её поцелуй ощущался теперь не летним счастливым полуднем, но лесным пожаром. Чья это была тревога, что нашла себе выход в этом почти поспешном, отчаянном порыве и жажде близости - его, её, их общая?

Горечь и страх.
Надежда и спасение.

Во что верить, Александр не знал, а надежды в нём уже не осталось. И сейчас, обнимая Алину одной рукой и со всей немалой силой прижимая её к себе, он не мог перестать думать.

О ней. О её словах.
Снова неясно, о чём больше.

“Утопия о свободной стране…”

Было ли его желание устроить для гришей спокойную жизнь, где не было костров инквизиции и казематов гвардии, утопией? Было ли дело только в Равке, или проблема была во всём мире, потому что нигде магии не находилось места? Не потому ли, что оно было не нужно, истинное волшебство вовсе выродилось и было утрачено, оставшись лишь где-то у затерянных реликтов, что никогда не показываются людям, в сказках и старых книгах?

Хуже, впрочем, было другое.
Хуже было то, что Александр не мог перестать думать: а что бы он - он сам - выбрал? Он, положивший свою жизнь на то, что Алина так легко назвала утопией? Он, любивший свою страну, он, любивший свой народ?
Он приносил столько жертв ради них - гришей и отказников, друзей и врагов, самого, чёрт возьми, себя, и не жалел. Понадобилось бы на самом деле - убил бы и Женю, и Ивана, и собственную мать.

Последняя, впрочем, не сказать, чтобы этого не заслужила.

Но Алина…
Алина знала, что она выбрала бы.
Александр хотел бы знать тоже - с такой же уверенностью. Он любил её - любил по-настоящему, не сомневаясь в этом ни на миг, но его чувство долга столь крепко въелось в его кровь. Он столько раз обещал - и им, и самому себе…

Руки Алины на его лице почти обжигали.

Как бы он желал того, чтобы - кто угодно! - подсказал ему, что делать, хоть Бог, хоть дьявол, но были только темнота и Каньон.

- Вся Равка не должна погибать за меня одного.
Словно через силу Александр улыбнулся.
- Ты права, моя сол королева, где-то должно быть лучшее решение. И в том, что нам для начала следует отдохнуть, ты тоже права.

Он толком не спал уже неделю и уже не был уверен, что вообще в состоянии различать, где сон, а где - нет. О принятии верных решений и речи не шло.

- Подожди меня минуту.

Лёгким, кошачьим движением он поднялся с кровати, прошёлся по спальне, облачённый в собственную наготу и поднявшихся теней, точно в античную тогу. В медицинском саквояже, на самом дне, были припасён маленький пузырёк из толстого синего стекла.

Невзрачные сероватые таблетки из маковой муки; Александр вытряхнул их себе на ладонь и некоторое время рассматривал, словно размышлял. Впрочем, какая разница?
После всего того, что они уже видели в кошмарах, вряд ли маковый дурман окажется более пугающим. Тут уж скорее напротив.

- Сон от них глубокий и крепкий, - сказал Александр, вновь садясь на кровать, - просыпаться может быть тяжело. Но у меня нет других идей, кроме разве что упиться водкой вдрызг. Только для этого пришлось бы искать подходящий кабак.

И как всегда, сложно было понять, сколько шутки в том, что он говорил.

Бросив пару таблеток под язык, Александр упал на кровать, лицом вверх, почти не глядя, протянул руку, коснулся Алины. Сознание уже плыло - от усталости, от её тепла, от дурмана.

- На самом деле, - говорил он очень тихо, - из всего и всех, из Каньона, Равки, матери или всех гришей, я бы всё равно выбрал тебя.

И дело было даже не в эгоизме - просто без Алины жить он бы не смог. Александр нуждался в ней едва ли не больше, чем в воздухе для дыхания.

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

+1

14

[nick]Alina Starkova[/nick]
Алина хорошо знала в лицо все свои ночные кошмары, давно была с ними на "ты", но всё равно предпочла бы никогда их больше не видеть. В этих снах, в этих страхах, её вечность превращалась в удушливую. Завязывалась на её шее удавкой, заставляя смотреть на то, как Алина остаётся одна, а все остальные, дорогие её сердцу люди, умирают. Алина наблюдала за тем, как тьма забирает Дарклинга, как состаривается и рассыпается в пепел Мал, как идеальное лицо Жени Сафиной превращается в уродливую маску и сморщивается, как печёное яблоко, как Зоя молча исчезает на дне морской пучины. Остаётся только Алина, её ослепительный свет, который ранит, и Каньон, который приветливо распахивает для неё свои тёмные объятия.

Будто бы говоря — иди ко мне, моё дитя.
Будто бы обещая — ты найдёшь свой долгожданный покой только здесь, со мной.

Алина моргнула, силой заставляя себя выбросить эти видения прочь из головы. Ночь постепенно подходила к концу; самое мёртвое время, которое маленькая святая никак не контролировала. С каждым часом, с каждым мгновением приближения утра ей становилось всё лучше, всё легче, но свинцовая усталость всё равно лежала на её плечах тяжёлым грузом. Сейчас как никогда Алине хотелось бы быть просто Алиной, послав к чёрту всех святых и их туманные предзнаменования.

Но она не могла и не стала бы — это было бы трусостью.

Его "сол королева" мягко режет ей слух, и Алина медленно улыбается, признавая про себя, что придуманное Апратом и любимое им же прозвище в устах Александра звучало до невозможности очаровательно. Алина не чувствовала в себе силы на то, чтобы управлять целой страной: её никто не учил ни политике, ни военному делу, она была настолько юной, что сгодилась бы в дочери текущему царю, но — она могла бы править, если бы только Александр попросил её.

Она стала бы королевой, если бы он забрал трон себе; и осталась бы гришом, если бы он оставил себе Вторую Армию.
И была бы просто Алиной Старковой, если бы только он захотел стать просто Александром Морозовым.
Но невидимая, разрушающая сила внутри него явно не одобрила бы подобный выбор. Алина понимала это.

Ведь Алина и сама чувствовала то же самое.

Она неохотно выпустила Александра из кольца своих рук, чуть склонила голову набок, наблюдая за тем, как он двигается по полутемной спальне. Высокий, болезненно-красивый и бледный до прозрачности — все чаще Алине действительно казалось, что его и правда не существует на самом деле, что он — лишь физическое воплощение выдуманной ей самой силы. Силы, которая была Алининой противоположностью, и уравновешивала баланс.

Получив от него незнакомые серые таблетки, девушка усмехнулась, подбросив одну из них на своей хрупкой ладони.

— Когда я попала в Малый дворец, то была так измотана тренировками, неизвестностью, и косыми взглядами вокруг, что засыпала прежде, чем голова касалась подушки в моей маленькой комнатке. — она улыбнулась этим воспоминаниям, которые казались до того далёкими, будто и вовсе никогда с ней не происходили. — И посмотри на меня теперь, — она улеглась на чёрную шёлковую подушку рядом с Александром, подняла взгляд в беззвездное небо на потолке над их головами. Помолчала немного, вслушиваясь в своё и чужое неровное дыхание. — Лежу в твоей спальне, и пытаюсь придумать, как нам спасти страну. Даже водка не кажется мне самым плохим вариантом. Ты ведь обещал мне свидание...

Она тихо рассмеялась, и зажала таблетки в одной руке, вторую протянув Александру в ответ, когда он прикоснулся к ней. Пробежалась пальцами по его запястьям, нежно погладила ладонь, и замерла, услышав его последние слова. Такие тихие, будто он скорее подумал, чем произнёс их вслух. Оперев голову на согнутый локоть, заклинательница солнца повернулась к Александру, молча глядя на его лицо с закрытыми глазами.

Ей безумно хотелось верить в каждое из произнесённых им слов, но в эти — особенно. Они отпечатались на её коже невидимой тёмной линией, въелись внутрь, пачкая кровь чернилами. Она бы дорого дала за то, чтобы на его весах выбора между долгом и любовью победила любовь, но — и Алина понимала это всё отчетливее, наблюдая за спящим красивым лицом на соседней подушке, — Дарклинг был не тем, кто готов был выбрать что-то одно.

Давно жившему генералу Киригану была нужна власть; уверенность в том, что с его народом всё в порядке, что его страна процветает, а враги повержены раз и навсегда. Юный Александр Морозов выбрал бы чувства и магию, оставаясь тем, кто верил бы, что любви и вере подвластно абсолютно всё.

Но Дарклинг, живший вечно, потерянный и обезумевший на этом пути гнева и одиночества, никогда не выбирал бы; таким, как он, нужно было всё — или ничего.

— Не думаю, — еле слышно шепнула Алина, откладывая свою таблетку в сторону, на прикроватный столик. — Не думаю, что ты выбрал бы меня, мой тёмный принц.

Он явно не услышал этого, погружённый в глубокий и нездоровый медицинский сон. Алина легла рядом с ним на подушку, закрыла глаза, позволяя тяжёлым волнам усталости прогнать бессонницу и тревогу. Он должен был выспаться, но ей хотелось сохранить свой рассудок нетронутым, на случай, если что-то произойдёт.

Когда что-то произойдет.

Её сон, неглубокий, но вполне мирный, больше не был нарушен ни ночными кошмарами, ни какими-то звуками вокруг. Алина моментально провалилась в обволакивающую, как тени Дарклинга, черноту, и вырвалась из неё только тогда, когда до слуха донесся отчетливый стук. Несколько мгновений Алина игнорировала его, зарываясь лицом в мягкую подушку, но тонкий луч солнечного света, который пробивался через тёмные шторы, и отдалённое пение птиц за окном заставило её прийти в себя.

Далёкий стук повторился, стал совсем настойчивым; Алина сонно и недоумевающе оглянулась на спящего рядом Александра, а потом встрепенулась, стремительно и неловко поднимаясь на ноги. Ватное после сна тело плохо слушалось её. Старкова поспешно набросила на плечи чёрный кафтан, кое-как пригладила золотые волосы, и пошла вперёд, вон из спальни, к главным дверям покоев Дарклинга. Быстро бросила взгляд на напольные часы в кабинете — начало восьмого утра. В глаза словно насыпали песок, и Алина с силой потерла виски, чтобы как-то взбодриться, прежде, чем распахнуть дверь.

Она ожидала увидеть только одного человека в такую рань, и именно он стоял на пороге, вытянувшись в своём идеально-ровном кафтане. Интересно, Иван хоть когда-нибудь спал?

— Госпожа Старкова. — нарочито-почтительный тон, и ни капли удивления в глазах, — генерал...

— Я за него, — перебила Алина, прислоняясь плечом к створке, даже не думая пропускать Ивана внутрь. Её сердце билось слишком часто, заходясь от резкого пробуждения и от дурного предчувствия, которое навевала вся строгая фигура сердцебита. — Что случилось?

В глазах Ивана на долю секунды мелькнуло сомнение. Острый взгляд пробежался по Алининой фигуре сверху вниз, от босых ног, до растрёпанных волос, и Старкова почувствовала себя неуютно, как никогда прежде. Но она выпрямила спину, и вернула Ивану его вопросительный взгляд. Подняла бровь, словно спрашивая, долго ли они будут играть в эту увлекательную игру на доверие.

Иван сдался первым, решаясь.

— Каньон, госпожа Старкова, — его голос, впервые за всё время их знакомства, звучал неуверенно и глухо, — наши шпионы передают, что Тенистый Каньон пришёл в движение, и расширился этой ночью.

Отредактировано sankta alina (2021-12-31 13:50:34)

+1

15

Мягкий, с тягучим выговором голос Алины долетел сквозь наркотический сон, но смялся и стал совершенно неразличимым, мерным шумом морских волн или пением ночного леса. Сгустившаяся тьма была непрозрачной и густой, и она стёрла всё, изгнала и мысли, и видения, и предчувствия; всё заполнила собой.

Заклинатель теней был этому рад.
Хотя бы несколько часов полного покоя… Он лежал, неподвижный и безмолвный, почти мертвец перед погребением, укрытый чёрным покровом, и разум его, запутавшийся в маковом цвету, был тих.
Ни движения зрачков под опущенными веками, ни шевеления тела.

Всё было - и ничего не стало.

Оборвалось блаженное ничто внезапно.
Дёрнувшись, как от прикосновения чего-то слишком холодного, Дарклинг рывком сел на кровати, повернул голову и понял, что Алины рядом не было. Уколола в сердце тревога, но миг спустя он понял, что из приёмной, первой из комнат анфилады, доносятся приглушённые голоса.
Женский и мужской, оба - прекрасно знакомые.

Прекрасное утро.

Выругавшись тихо и зло, Дарклинг поднялся, схватил с высокой спинки кресла халат, расшитый серебряной нитью, и стремительно вышел из спальни. Одевался он на ходу, глубоко наплевав на все возможные приличия. В конце концов, ни Алина, ни Иван ничего нового уже бы не увидели, а если Ивану хватило бы ума приволочь с собой с утра кого-то ещё, Дарклинг с удовольствием выкинул бы этого несчастного в окно.

Увы, подходящей жертвы для генерала Киригана не отыскалось.

Вид у Дарклинга был такой, что он с лёгкостью мог бы убивать единственным взглядом, случайно брошенным на того, кто бы ему не понравился. Что характерно, не нравились ему этим чёртовым утром совершенно все. Даже - или, возможно, особенно - он сам, потому как в случайно пойманном искажённом отражении на изогнутой поверхности вазы явилось нечто, что могло живым гришем считаться лишь с некоторым допущением.

Молча взяв Алину за талию, Дарклинг одним плавным движением переставил её на два шага в сторону, распахнул дверь до того, что петли протестующе скрипнули, и коротким кивком головы велел адъютанту войти внутрь покоев.

- Незачем орать у меня под дверьми о проблемах.

Иван спорить не стал. Он служил у генерала Киригана уже несколько лет и умел ощущать оттенки его настроения с чёткостью лучшего барометра империи.
Да и вообще, не надо было быть лекарем, чтобы оценить круги под глазами бледного лица и понять, что самочувствие у Дарклинга ни к чёрту, а в таком состоянии вряд ли стоит ожидать от него слишком большой взвешенности и разумности.

- Если скажешь хотя бы слово по поводу моего внешнего вида, я выколю тебе глаза первым, что окажется под рукой.

Широкоскулое лицо Ивана осталось бесстрастным. Понять по нему, считает ли он, что Дарклинг шутит или говорит всерьёз, равно как и то, насколько в самом деле опасается за своё состояние, понять было невозможно.
Вероятно, умение игнорировать очевидно бессмысленные вспышки тяжёлого генеральского характера было одной из причин его успешной карьеры.

- Никак нет, господин генерал, - отрапортовал он, даже не моргнув.

Дарклинг тяжело выдохнул через нос, влил в себя стакан воды с тем выражением, с каким обычно употреблял чистый спирт, помолчал несколько очень тягостных мгновений и наконец махнул раскрытой ладонью.
- Всё, вольно.

Иван, который стоял до того прямо и навытяжку, что можно было решить, будто бы он проглотил металлический стержень, с готовностью расслабился. Дарклинга он уважал, как любой офицер Второй Армии, и любил, как любой лейтенант - своего генерала, но это не мешало считать высокое командование несколько эксцентричным, а потому относиться к его выходкам с почтительным терпением.
Возможно, что “несколько” было изрядным преуменьшением, но об этом Иван рассуждал разве что сам с собой. И нечасто.

- Теперь с самого начала, - велел генерал Кириган, - что случилось с Каньоном?

Выразительно посмотрев на Алину, Иван дождался несколько раздражённого второго кивка, который явно говорил “давай уже быстрее, я не спрашивал совета, при ком можно это рассказывать”, и повторил:
- Каньон расширился. На рассвете получили почтового голубя. Где-то в районе пополуночи в нём видели большую вспышку…

Вытащив откуда-то из кафтана маленькую записку, свёрнутую к тому же в несколько раз, Иван раскрутил её и зачитал:
- Большую вспышку ярко-жёлтого цвета аршинов двух в высоту, которую было отчётливо видно над кронами, после чего Тенистый Каньон начал стремительно течь вперёд. На данный момент он захватил около трёхсот вёрст, включая все населённые пункты, оказавшиеся на его пути.
- “Течь вперёд”? - Переспросил Дарклинг голосом, начисто лишённым всяких интонаций.

Иван просто протянул ему письмо.
Перечитав дважды, Дарклинг отдал записку Алине и, присев на край высокого стола, погрузился в размышления. Судя по тому, насколько мрачным было выражение его лица, ничего хорошего на ум не шло.

- Но он остановился? - Спросил он наконец.
Оттуда же, откуда он извлекал первую записку, Иван выудил вторую, развернул и вновь вручил генералу Киригану.
- Примерно за час до рассвета. Никаких вспышек больше не было, он просто замер и снова стал… Стал обычным.

Пауза в том, как Иван подбирал слова, от внимания Дарклинга не укрылась. Впрочем, помедлив, он кивнул - действительно, сложно было бы найти определение тому, как эта чёртова местность себя повела и как внезапно передумала захватывать территорию дальше.
Вдруг.
С чего-то.
Неделю спустя этих треклятых снов. Неделю спустя смерти этого треклятого усилителя.

Как же, раздери его дьявол, всё это не вовремя.

Протянув Алине и вторую записку, Дарклинг буднично, как будто ничего особого не происходило, а у него каждое утро только с того и начиналось, что с известий о глобальной магической катастрофе с неведомыми последствиями, спросил у неё:
- Что думаешь об этом?

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

+1

16

[nick]Alina Starkova[/nick]
Трудно было понять, чего теперь в Алине оказалось больше — присутствия боли, или отсутствия хоть какого-либо удивления. Словно чей-то мягкий, бархатный смех прозвучал у неё в голове одновременно с произнесёнными сердцебитом словами, и тугая нить напряжения, что сдавливала её грудь, наконец-то лопнула.

Каньон сделал свой ход. И это было истинным сумасшествием, и вместе с тем так чудовищно логично. Будто он подслушал ночные разговоры двух заклинателей, обратившись в тень под окном, а потом стремительно убрался восвояси, чтобы навести чёртов беспорядок перед приёмом столь важных гостей.

Алина поморщилась от ярко вспыхнувшей боли в голове, и обессиленно прислонилась к дверной створке плечом.

— Госпожа Старкова, вам нехорошо? — тоном, начисто лишённым хоть какого-либо сочувствия, поинтересовался Иван, делая один весьма решительный шаг вперёд.

— Алина, — тихо пробормотала она, цепляясь разом ставшими ледяными пальцами за дверь, — просто Алина. Прекрати называть меня госпожой.

Иван открыл рот, собираясь было сказать что-то ещё, но Алина вновь перебила его единственным важным вопросом, который вообще её волновал.

— Кто-то пострадал?

Иван немного помялся, как будто пытался подобрать слова, что было совершенно на него не похоже.

— Достоверно неизвестно, но... — снова эта пауза, которая нервировала Алину ещё больше, — он накрыл все деревни под Новокрибирском, и ближайшие населённые пункты от него. Где-то на триста вёрст вперёд.

«Он убил их». Охваченное страхом бледное призрачное лицо Зои, беспросветное море из теней вокруг. Алина сумела не вскрикнуть только благодаря последним остаткам силы воли, и чужим рукам, которые вдруг мягко, но достаточно бесцеремонно отодвинули её в сторону.

Заклинательница солнца обернулась, оценивая внешний вид и настроение материализовавшегося из ниоткуда Дарклинга, моментально отмечая, что последнее явно болталось где-то на отметках между «омерзительное», и «самое омерзительное во всей этой дебильной стране». Тени вокруг него не клубились, как обычно, а словно бы замерли, ожидая неизвестно чего. Старкова протянула раскрытую ладонь, и одна из них послушно скользнула вперёд, несколько раз спиралью обвиваясь вдоль бледной руки девушки, а затем затихла, остановившись где-то в районе её шеи.

Алина удивлённо моргнула несколько раз. Если бы она не была в относительно здравом уме, то решила бы, будто тень ищет у неё защиты от своего же заклинателя.

— Дарклинг!.. — едва заслышав миленькое приветствие из его уст для Ивана, не сдержавшись, воскликнула Алина. В её тоне на долю секунды послышался укор, но, поймав всего один взгляд генерала, она благоразумно примолкла, как-то сразу решив не начинать никаких дискуссий. Во взгляде же сердцебита мелькнуло что-то, похожее на удивление, но, может быть, Алине всего лишь показалось.

Она молча присела на высокий стол рядом с Александром, машинально пробежавшись пальцами по шёлковой поверхности почти растаявшей тени на своей груди. На переданной ей записке было сосредоточиться почти невозможно — слишком ярко мелькали перед внутренним взором картины из недавнего сновидения. Сердце противно сжималось, как бывает каждый раз перед прыжком в неизвестность, а тёплые обычно ладони были совсем ледяными.

— Царь уже знает? — наконец, тихо спросила она, обратившись к Ивану, и тот тут же с готовностью отрицательно покачал головой.

— Никак нет, госпожа... — запнулся, поймав её взгляд, и быстро поправился, неловко закончив, — ... Алина. Но вы ведь понимаете, это вопрос времени.

И весьма короткого времени, которое его царское величество проведёт в своём блаженном утреннем сне неведения, мысленно закончила за него Алина. Она тяжело вздохнула, пробежавшись пальцами по записке, и решилась поднять глаза на Дарклинга.

— Новокрибирск и соседние деревни пострадали. — её брови выразительно взлетели вверх, словно молчаливо спрашивали, верит ли он в такие милые совпадения?

Плечо дёрнулось, подводя черту, говоря о том, что сама Алина ни капли не верит.

— Нужно позаботиться о том, чтобы Зоя и остальные не наделали никаких глупостей, когда обо всём узнают. О том, чтобы другие гриши даже не приближались к Каньону.

Алина устало выдохнула воздух через нос, ощутив острый укол в сердце, когда вдруг представила себя на месте штормовой ведьмы. Представила, что проснулась бы однажды утром, и узнала, что приюта в Керамзине больше нет, что Мал превратился в чудовище, что её собственная кровать в спальне на втором этаже стала не более чем рассыпавшимся в пески Каньона хламом. Тонкие пальцы опасно закололо; Алина встряхнула руки, прежде чем приняла из рук Дарклинга вторую записку.

Помолчала, пробежавшись по ней взглядом, задумалась, услышав его вопрос. Больше всего ей хотелось ответить честно — она думала, что продала бы душу за чашку горячего травяного чая и неспешное, неторопливое утро, единственным решением которого была бы дилемма, вставать ли прямо сейчас, или спрятаться под одеялом ещё на какое-то время.

Наконец, Алина подняла на Дарклинга глаза. Видимость спокойствия, лишь обычно тонкий и едва заметный золотой ободок вокруг зрачка стал ярче.

— Думаю то же, что и ты вчера. Это явное приглашение. Ему осталось лишь вписать наши имена на карточках, и отправить по почте. — она грустно усмехнулась, свернув записку.

Иллюзия выбора. На самом деле, решение здесь было только одно, просто о нём не хотелось думать до последнего.

— Как только царь обо всём узнает, он немедленно распорядится отправить в Каньон свою новую игрушку. — Алина криво улыбнулась краешком рта, слегка поклонившись. Она никогда не питала иллюзий на свой счёт, и прекрасно понимала, чем ей придётся расплачиваться за то представление, которое было устроено для всех гостей царской семьи на том балу. Нынешняя власть не станет разбираться в тонкостях магии и малой науки, весьма явно решив, что для борьбы с тенями вполне сгодится её, Алинин, новообретённый свет.

Особенно теперь, когда золотой олень пал ради неё.

— Поэтому нам так или иначе придётся отправиться туда, чтобы взглянуть на то, что изменилось. Увидеть, чем живет Каньон теперь. — Алина говорила о нём, как об одушевлённом предмете, сама того не замечая, не успев отследить тот момент, когда посчитала его чем-то, что явно обладало намёком на разум. — Я не вполне уверена, что меня хватит на полноценную защиту целого скифа и путь из одного конца Каньона в другой, но... — она аккуратно сложила свои тонкие пальцы вместе, подняв растерянный и одновременно набирающий уверенность взгляд на лицо Александра.

— Но я точно смогу завести туда, и вывести обратно по крайней мере нас с тобой. В целости и сохранности. Даже если местные призраки всю эту ночь репетировали для нас приветственный балет, а сам Каньон вообразил себя генералом какой-нибудь Третьей волькровой армии. — Алина коротко и очень грустно улыбнулась. Внезапный толчок света изнутри в её грудь стал почти ощутимым.

— Я уверена, Александр.

Отредактировано sankta alina (2022-01-05 20:21:50)

+1

17

Рыкнув Ивану тоже сесть, чтобы не маячил перед глазами столпом укора за поздний подъём, Дарклинг стремительно вышел из комнаты. Двигался он по-прежнему очень тихо, но хлопки дверец и ящиков были прекрасно слышны - и вскоре Дарклинг вернулся с большой картой Равки, тщательно выписанной на плотной желтоватой бумаге.

Разложив её на столе, он взял перо, стряхнул лишние чернила и стремительным росчерком показал направление, куда расширился Каньон. Обвёл окружность в триста вёрст диаметром.
Область получалась, прямо сказать, немалая. Несколько тысяч человек потерь.

Мягким кончиком пера Дарклинг пощекотал себе подбородок.

- Царь не самая большая проблема, - цинично отметил он, испытывая почтения к высокой аристократии примерно столько же, сколько веры в лучшее, - он дежурно выскажет, что это недопустимо, катастрофично и следует срочно разобраться, а потом всё равно скинет всё на министров и армию. Решать эту проблему будем в любом случае мы. Так что мы сами ему и донесём, что сочтём необходимым. Самая большая проблема - люди.
- Бунт? - Уточнил из своего кресла Иван.
На пару мгновений генерал Кириган задумался, потом покачал головой:
- Нет, вряд ли. Все горячие головы, которым просто подавай революцию ради революции, уже давно на обоих фронтах. Но могут начать штурмовать Каньон, а этого надо избежать.

Лицо Ивана выразило одновременно вопрос и сдержанное удивление, но он промолчал, давая высокому командованию самому закончить мысль. Дарклинг же, потерев лицо обеими ладонями и будто сбросив с него что-то, всё так же буднично пояснил:
- Никто не видел, чтобы из Каньона возвращались, но мы не знаем, что там происходит, и тем более - что там будет происходить теперь. Волькры убивают всех зашедших, а что дальше? Ты можешь поручиться, что Каньон от толпы новых жертв не вздумает расшириться ещё?

Тщательно обдумав такую задачу, Иван решил, что не может, и Дарклинг удовлетворённо кивнул.

Сложив руки на груди, он с холодной решимостью полководца разглядывал карту. Плотный её угол цеплялся за бедро Алины, прикрытое плотной тканью кафтана, но кварцевые глаза Дарклинга замерли на чернильной полосе, что изображала Каньон.
Больше он, кажется, ничего не замечал.

Парадоксально, но теперь Дарклинг словно воспрянул. Бесконечная почти череда кошмаров и видений закончилась, ощущение беды исчезло, переродившись в реальность, но…
Но Дарклинг умел решать задачи, пользуясь тем, что попадало ему в руки. Он умел выживать и умел защищать тех, кого принимал под своё крыло, и умел он это делать куда лучше, чем разгадывать пророчества. Его жизнь была нескончаемыми войнами - и он знал, как их вести.

Стратегия - вещь осязаемая. Понятная.
Дарклинг снова ступил на почву, которую прекрасно знал, и потому вместо усталого, отупелого равнодушия чувствовал только решительность. Если Каньон желал внимания, как разыгравшееся дитятко - что ж, Каньон это внимание получит.

Генеральский голос окреп и обрёл снова свои веские, командирские интонации:
- Обратимся за помощью к штабу Первой армии, чтобы перебросили хотя бы один конный полк лейб-гвардии, у Каньона нужен кордон, чтобы избежать новых жертв. Из наших не на марше только Третий… Лучше, чем никого. Передай им приказ, подпишу позже. Сотенным - пусть соберут всех, у кого есть родственники на пострадавших землях, в главной часовне… Через два часа. Сообщу им лично.

Внимательно слушавший Иван кивнул.
Дарклинг лихорадочно думал, как ещё можно сократить бурю, которая всё равно неминуемо грянет. Но если, что говорится, хорошо подстелить соломы… Может, и падать будет помягче.

“Самая большая проблема - люди.”
Увы, много повидав - и всё чаще не слишком-то хорошего, - Дарклинг не сомневался, что так и будет. В любых эпидемиях и войнах в первую очередь страдало всегда гражданское население, теряя родных и близких, а это подрывало как моральный дух, порождая длинные года преступлений и сумерек, так и здравый смысл.
Легко было представить, как кто-то из горожан Новокрибирска, возвращаясь утром из соседнего города, вместо привычной дороги обнаружил чёрную стену. И, вместо того, чтобы остановиться, бросился прямо в жадные объятия чудовищ - ведомый надеждой, что кого-то ещё можно спасти, что ещё не всё потеряно.

И потянет за собой ещё других, и ещё, и ещё.

- Апрат, - решил он наконец, - нам понадобится поддержка церкви, пусть патриарх придумает, что будут проповедовать попы для утешения и как будут поминать погибших. Через Апрата это будет быстрее, к царскому духовнику прислушиваются.

Переведя взгляд на Алину, Дарклинг долго смотрел на неё, молча и как-то очень странно - так коты разглядывают птиц, до которых и могут дотянуться, но вроде бы не хотят. Тёмные круги под глазами делали заклинателя теней будто бы нездоровым, а жёсткое выражение красивого лица - почти стариком.

- Мне не хочется признавать, но ты права - громче заявить о том, что Каньон нас ждёт, уже нельзя. Нам всё равно придётся отправляться к нему.

Не только потому, что снаружи узнать, что вдруг с ним случилось, вообще не казалось возможным, но и потому, что это было ещё одним способом снизить уровень паники у людей. Имя святой было способно творить чудеса.
Насколько Алина сможет выдержать возложенные на неё надежды, Дарклинг, сказать откровенно, не знал. Но он верил в неё - потому что ему верить было просто больше не в кого. Не в себя же.

Помедлив мгновение, Дарклинг снял с руки тяжёлый перстень с белым шипом и протянул Алине на раскрытой ладони.
- Поговори с Апратом вместо меня, тебя он послушает куда охотнее. Как только закончим со всей, - мгновение тишины, - политикой во Дворце, отправимся к Каньону.

“Он нас, похоже, заждался.”

Словно потеряв вдруг выдержку, Дарклинг коснулся тыльной стороной ладони девичьей щеки - нежно, до болезненного, и улыбнулся едва заметно. В глазах его на миг блеснуло что-то совсем человеческое - печаль, сожаление, горечь.

С неожиданной дипломатичностью Иван отвёл глаза и уставился в стену.
- Разрешите исполнять, генерал?

Дарклинг убрал ладонь, резко повёл плечами, будто пытаясь взбодриться.
- Иди.
Взгляд едва уловимо выразил смятение, а затем снова подёрнулся ледком.
- И нам пора, - шепнул Дарклинг Алине, - хотя, должно быть, поздно, но попробуем поторопиться, как сумеем.

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

+1

18

[nick]Alina Starkova[/nick]
Наблюдать за Дарклингом, который так ярко зажигался своим делом, едва на горизонте появлялась очередная нерешаемая проблема, было занятием поистине увлекательным.

И немного кощунственным — учитывая все обстоятельства. Но они оба никогда не претендовали на звание самых лучших людей в мире. Они оба могли бы показаться кому-то настоящими чудовищами, с этими играми в святых и лёгким пренебрежением к малой науке. Алина тихонько вздохнула, когда кольцо Дарклинга оттянуло её руку приятной, тяжёлой прохладой, и несколько мгновений помолчала, возвращая ему его взгляд. В присутствии Ивана выражать свои опасения вслух не хотелось, но вот глаза Алины разговаривали весьма выразительно.

Они говорили — "Мне жаль, что нам приходится проходить через это".
Они настаивали — "Пожалуйста, будь осторожен".
И напоминали — "Без тебя здесь всё обратится в прах. И даже я".

— Да, — наконец, произнесла Алина вслух, с большим трудом разрывая зрительный контакт, и отвернулась с несколько растерянным видом, — конечно, я поговорю.

Вот только застегнёт кафтан, и попытается собрать разрывающие грудную клетку изнутри мысли воедино.

— Встретимся в часовне, — тоже шёпотом ответила она, и нежно погладила пальцы Дарклинга, задержав свои руки в его всего на мгновение.

"И даже я".

В келье Апрата стоял привычный, выворачивающий лёгкие запах, который Алина просто ненавидела. Ладан, сырая земля, и что-то ещё невообразимо мерзкое. Священник обнаружился тут же, с закрытыми глазами, и сложенными в беззвучной молитве руками.

Едва он встрепенулся, подняв мутноватый старческий взгляд на свою гостью, как Алина поняла — он уже всё знает. И, возможно, знал ещё до того, как ему сообщили.

— Наша дорогая Сол Королева! — с преувеличенным воодушевлением, как будто Алина была не Алиной, а невероятно радостной божьей вестью, завёл он, — как жаль, что вы заходите к старику только по печальным поводам.

— Мне тоже, — тоном, в котором не сквозило ни малейшего намёка на жалость, произнесла Алина, даже не пытаясь выдавить из себя хоть каплю почтения по отношению к тому, кто никогда ей по-настоящему не нравился. — Вижу, что вы уже начали читать молитвы за упокоение душ усопших?

— Конечно, конечно, — с коротким поклоном отозвался Апрат, не забывая бросать на Алину хитрые взгляды из-под густых бровей, — да благословится их вечный путь, и...

— Да-да, — весьма невежливо перебила Алина, собираясь было озвучить цель своего вынужденного визита, но на этот раз уже священник прервал её.

— Вы пришли потому, что вам хотелось бы получить поддержку от церкви для проведения массовых проповедей?

Алина прищурилась, не высказывая никакого ответа, позволяя Апрату продолжать самому.

— Вы получите её, но мне может понадобиться ваша помощь.

— Моя? — недоуменно переспросила Алина, не сразу поняв, как разговор вдруг переключился от проповедей к ней самой. Апрат кивнул, хитро прищурившись, и пояснил:

— Если на нескольких службах будет присутствовать драгоценная Санкта Алина, это ещё больше укрепит благостный дух наших прихожан, и поможет...

Она хотела перебить немедленно, гневно возразить, что не собирается участвовать в этом цирке, что её невероятно раздражает ложь Апрата во имя мифических святых, что она сама вовсе не святая и никогда ей не была, а просто растерянная, запутавшаяся маленькая девочка, на которую в один момент свалились решения о судьбах целой страны, но... Но вдруг в её голову приходит идея, которая словно поджигает Алину изнутри. Медленно нахмурившись, она взглянула на Апрата, безразлично дёрнув плечом.

— Ладно, я помогу вам. Призову свет на нескольких проповедях, скажу то, что пожелаете. При одном условии.

Глаза Апрата, сверкнувшие было неподдельным удовлетворением, тут же погасли.

— Вы прекратите разговаривать загадками, и расскажете мне всё, что на самом деле знаете об уничтожении Каньона, и о том, что он вообще такое.

Алина была уверена, что он отмахнётся, как делал это всегда, скажет, что он верит в силу Бога, а не мерзкой скверны, но Апрат вдруг призадумался, а потом протянул ей сморщенную руку ладонью вверх.

— Я могу попросить у вас... — кивнул подбородком на кольцо Дарклинга, про которое она совершенно забыла, всё ещё продолжая сжимать его в ладони.

— Разумеется, — немного настороженно ответила Алина, протягивая украшение священнику. Апрат задумчиво изучил его со всех сторон несколько мгновений, а затем вдруг совершенно бесшумно и без малейшего предупреждения схватил девушку за руку, и вспорол её кожу слишком точным и быстрым для старика жестом.

Вспышка ослепительного света была настолько мощной, что в потолке что-то жалобно задребезжало, едва кристально-ровный луч хлынул прочь из Алининого тела. Она не успела ни вскрикнуть, ни отдёрнуть руку, ни что-то понять, а Апрат уже заворожённо всматривался в эту смертельную, обжигающую белизну своими белесыми глазами, и что-то бормотал себе под нос. Он выглядел совершенно безумным, и это безумие почему-то притягивало взгляд. Несколько мгновений, которые показались Алине вечностью, она не шевелилась — а затем будто отмерла, проснулась, с силой выдернув свою ладонь из липких рук, и поспешно набросив на надрез рукав кафтана.

Разрезающая воздух световая полоса исчезла, оставив после себя лишь потрескивающую, раскаленную пустоту.

— Что вы делаете?! — севшим от негодования голосом воскликнула Алина, на всякий случай вырывая раскалившееся кольцо из Апратовых цепких пальцев. — Каким образом разрезание моей руки ответит на вопрос о Каньоне?!

— Вам не стоит туда идти, — словно не слыша её, задумчивым тоном отозвался священник, всё еще глядя в то место на потолке, куда только что бил свет. — Вам, Алина, но особенно генералу Киригану.

— Что вы...

— Вы играете с силой, о которой не имеете ни малейшего понятия. — его голос вдруг обрёл жесткие нотки, и Алина невольно вздрогнула от такой перемены настроения, сделав короткий шаг назад.

— А вы имеете?

— Увы. Я простой священник, — произнёс он с такой самодовольной улыбкой, которую тут же захотелось немедленно стереть, — я не ведаю ничего о сердце той скверны, которая теперь делает ваш свет таким ослепительным. Но вы спросили меня, и я говорю, что... Вам не стоит идти в Каньон. Вы не получите там ответов. Только вопросы.

Алина устало прикрыла глаза, вдруг осознав всю окончательную и бесповоротную бесполезность этого разговора. Он снова говорил загадками. Он даже не собирался говорить хоть что-то важное, даже если и знал об этом. И кажется всё, чего ему хотелось — заполучить красивую световую вспышку над своей церквушкой именно в тот самый момент, когда страна начинала скорбеть по погибшим.

Божье успокоение. Свет, который Он подарил своим заблудшим детям благодаря его, Апратовым, молитвам.

— Мне нужно идти. — жёстко произнесла Алина, больше не глядя в светившееся довольством имени себя самого лицо священника. Она развернулась на каблуках, и пошла к выходу, а вслед ей летело лишь:

— Несколько проповедей, не забудьте, Алина!..

Она зябко закуталась в кафтан, едва оказалась на улице, и с наслаждением вдохнула свежий утренний воздух. В носу всё ещё стоял омерзительный запах ладана, гнилости, и Алине казалось, что она теперь ещё долго не смоет его со своей кожи. Несколько минут она простояла в тишине; наблюдая за группами людей, что сновали по двору, наблюдая за тем, как большая часть из них стекается в сторону пригорка за дворцовыми воротами, где в небольшом отдалении стояла часовня.

Та, где Дарклингу вот-вот придётся сообщать убитым горем людям о том, что они снова с чем-то не справились.

Алина вздохнула так тяжело, словно на её плечах лежала тяжесть целого мира. В этот момент ей казалось, что так оно и было. Сжав в кармане его кольцо, не поднимая ни на кого потухших глаз, она плотнее закуталась в свои чёрные одежды, поспешив к дворцовым воротам.

+1

19

Малый Дворец ещё спал, если не считать серых теней слуг, что с самого рассвета сновали по коридорам, бесшумные и незаметные. У аристократии было не принято подниматься рано, так что Дарклинг был не уверен, что царь узнает о странном поведении Каньона хотя бы сегодняшним вечером.
Его Высочество не пачкал своих подошв прахом политических проблем, чем устраивал всех министров и генералов.

А вот генерал Первой армии, светлейший князь Иона Голицын1, давно уже был на ногах.

Такая удача, когда двое генералов могли встретиться лицом к лицу, выпадала нечасто, так что знали они друг друга на слишком.
Впрочем, добрыми приятелями никогда стать и не стремились: генерал Голицын не слишком доверял Второй армии, в которую набирали солдат из других государств, лишь бы у них был дар, и жаловали подданство кому ни попадя, а генерал Кириган не доверял Первой, как любым людям с безграничным доступом к оружию.
Но как собратья по цеху, они относились друг к другу с уважением - две армии были сплетены в плотный политический клубок и, желали они или нет, сражались на одних фронтах. И там гришам без людей было также худо, как людям - без гришей.

Всё связано.

Голицын был худощавым и жилистым человеком чуть за сорок, который даже сидя производил впечатление профессионального военного - выправка, стать, прямая спина и идеальный разворот плеч говорили больше, чем китель, который по раннему времени генерал не надел. В его облике первыми всегда выделялись бледные голубые глаза и узкий шрам на левой щеке, полученный, как поговаривали, на дуэли.
Но более всего в Голицыне было примечательно то, что он был совершенно седым. Именно это странное обстоятельство - и рядом с нестарым, в общем-то, лицом, рассказывало лучше всего о том, что генерал видел и что пережил.

Проговорили недолго: предусмотрительный Дарклинг захватил с собой и карту, и оба голубиных письма, и одного опытного взгляда Голицыну хватило для того, чтобы согласиться - кордон понадобится, и одного полка гришей и близко не хватит. Человек военный, он прекрасно понимал, что волнения последуют неизбежно.

- Вы собираетесь докладывать царю? - Спросил он, медленно перебирая бумаги в бюро, чтобы найти гербовый лист.
Дарклинг улыбнулся до того безжизненно, что, казалось, это восковая кукла.
- Разумеется.
Голицын понимающе кивнул.

Прощаясь, они пожали друг другу руки. Не разобрать, то ли заговорщики, то ли сообщники, то ли сослуживцы; честно сказать, Дарклинг и сам до конца не понял. Но это не имело значения - в конце концов, он рассчитывал на помощь Первой армии и её получил.
Каньон оцепят, причём Голицын решился направить туда и кавалерию. Верховые солдаты были эффективны в кордонах - лошадь много быстрее человека, да и добраться им до места будет проще.
Экзистенциальность личных отношений могла подождать до лучших времён.

“К сегодняшнему вечеру границу оцепят.”

На самом деле, может быть - уже поздно, но, как Дарклинг и сказал Алине, стоило попытаться. Не все усилия приносят результат, но лучше, когда их всё-таки прикладывают, а не надеятся на чудо.
Потому что чудес не бывает.

Он думал об этом, глядя на золотую вспышку, что воссияла над часовней. Чистый, сверкающий свет, истинное солнце, белое и пламенеющее. Если чёрное солнце, говорят, должно осветить истину, то белое - что делает белое? Сжигает или создаёт?

Чудес не бывает, но люди в них всё равно верят, и вера эта придаёт им сил. Что ж. Пусть так.

Слухи уже поползли по дворцу.
Идя по роскошным коридорам, отделанным мрамором и расписанным фресками, Дарклинг прислушивался к шепоткам. Он привык игнорировать их - обычно, но сегодня ничего не было обычно. Сегодня взгляды были исподлобья, полные тревоги и даже злобы, сегодня летал между стен гул несчастий и плохих предсказаний. Пока шептались только по углам, только слуги, только вполголоса, но пройдёт ещё пара часов - и начнут говорить отчётливо и громко.

Надо или успокоить всех, или уйти и дать страстям перекипеть.

Сбегая по широкой боковой лестнице, чтобы вихрем цвета ночи, чернее чёрного, вылететь во внутренний двор, сквозь который было идти к часовне, Дарклинг подумал, что уйти ему нравится теперь больше.
Его ждал Каньон, а человеческое горе, сплавленное с ненавистью - оно такое же извечное, как сама жизнь. Его не утешить, только переждать.

Время действительно могущественно - и неумолимо.

Алину Дарклинг нашёл примерно там, где и ожидал - не в часовне, но неподалёку, у больших дворцовых ворот. Колокол ещё не отбил полдень, так что у них было время до того, как снова придётся много, много говорить о чужом горе.

Он тронул её ладонью по спине, кончиками пальцев - меж лопаток, точно приглашая идти рядом. Интимный жест, но какой-то ускользавший, как все мысли Дарклинга сейчас, которые так и норовили куда-то умчаться.

- Первая армия нас поддержит, генерал Голицын со мной согласен. А у тебя? Это было настолько плохо, насколько я думаю, или ещё хуже? - Спросил он негромко.
Мгновение промедления, а затем он опустил руку на девичью талию.
В общем-то, плевать, будет на них кто-то глазеть или нет. Сегодня - так точно; они, может, и не вернутся из Каньона вовсе, а если вернутся, то они несомненно уже не будут прежними.

Заклинатель теней заглядывал во тьму очень глубоко. Он знал, что невозможно не поддаться ей, даже не заметив.
И какая, в общем-то, разница.


1 - в каноне упоминание хоть каких-то подробностей о генералах Первой армии отсутствует, пришлось импровизировать;

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

+1

20

[nick]Alina Starkova[/nick]
Едва Алина успела сделать пару шагов вперёд из внутреннего дворика к воротам, как чьи-то руки подхватили её, заставляя притормозить на месте. Недоумённо подняв глаза, она вдруг обнаружила перед собой Мала — и замерла, потому что не сумела быстро решить, как именно ей стоит на него отреагировать. Следопыт решил всё за неё, тут же заключив в порывистые объятия, и Алина выдохнула, обмякла в его руках, прижимаясь к нему, пряча лицо на его груди.

— Ты не видел Дарклинга? — её голос звучал глухо, и по груди Мала прошлась короткая вибрация от усмешки.
— И тебе привет, заклинательница, — он осторожно отлепил её от себя, взяв за подбородок пальцами, приподнял, всмотревшись в глаза. — Я видел свет в небе, и сразу понял, что найду тебя здесь.
Алина понимающе кивнула, пряча замерзшие ладони в его руках. Вопрос вырвался у неё сам собой:
— Ты уже знаешь? — он кивнул, и задумчиво посмотрел куда-то поверх её головы. — Меня возвращают на восток, ближе к Шухану. Из-за того, что Первая армия тоже в деле, сейчас я нужнее там.
Алина замерла, постаравшись не измениться в лице, потому что в её памяти очень кстати всплыл недавний разговор с Дарклингом о судьбе Мала; что ж. Она должна была быть готова к этому.

Он ведь всегда выполнял свои обещания, верно?

Из раздумий её вывели горячие пальцы Мала, скользнувшие вниз по её скулам, и Алина вновь подняла на него свой обеспокоенный, и одновременно наполненный лёгкой надеждой взгляд. Кто знает, может быть, подальше отсюда ему действительно будет безопаснее.
— Вы и правда собираетесь пойти туда? — он говорил с нарочитым спокойствием, но Алина прекрасно знала его, понимала, что за этим внешним благоразумием скрывается что-то ещё.
— Звучит, как безумие, да? — он согласно кивнул, а затем смешно сморщил нос.
— Не думала оставить Дарклинга в Каньоне?
— Эй! — Алина ткнула его свободной рукой под рёбра, рассмеявшись, и он ответил ей своей широченной улыбкой.
— А что? Он даже не мой генерал.
— Ну, строго говоря, мой, — Алина вновь рассмеялась, а потом взглянула на Мала с деланным возмущением. — Святые, конечно, я не собираюсь бросать его там!
— Почему? — он умел мгновенно становиться серьёзным, и сейчас Алина практически с ужасом поняла, что он вовсе не шутит, задавая ей такие вопросы.
— Потому что... — от неожиданности и растерянности ей не сразу удалось подобрать нужные слова; Мал терпеливо ждал, не сводя с неё внимательного взгляда. — Потому что я нужна ему. Без меня из Каньона не выйти.
— А он тебе? — снова этот взгляд, прямой, совершенно честный и открытый. Взгляд, под которым у Алины ни разу в жизни не получилось солгать. Мгновение она помолчала, собираясь с мыслями, а потом вздохнула, будто на что-то решаясь.
— Он — это я, Мал. — её пальцы нежно погладили грубую кожу его рук, прошлись по пальцам, по памяти касаясь мозолей от тетивы лука. — Знаю, тебе кажется, что мы с ним очень разные, но поверь, если заглянуть глубже — мы отличаемся друг от друга не слишком.
Глаза следопыта скользнули вниз, по губам Алины к земле, и он опустил голову, избегая её взгляда. Алина вновь притянула его к себе, заставляя его руки обхватить свою талию, и грустно улыбнулась.
— Обещай, что надерёшь волькрам зад. — он собрался с силами, вновь посмотрел на неё, и его губы тронула озорная усмешка, которую Алина всегда так сильно любила.
— Я обещаю.
— Особенно той, что напала на меня.
— Найду её первой. — Алина кивнула с самым серьёзным видом, на который только была способна.
— И привези мне оттуда сувенир.
— Что ты хочешь? Я могу захватить песок, или обломки скифов. — они оба расхохотались, и Мал прижал Алину ближе к себе, слегка покачивая в своих тёплых объятиях. Она привычно уткнулась носом в его плечо, а потом прошептала:
— Я навещу Керамзин, как только всё закончится. И когда половина Равки перестанет хотеть меня убить.
— То есть никогда, как я полагаю? — с нескрываемой иронией поинтересовался Мал, и Алина вновь пнула его, с трудом разрывая их объятия. Глаза начало предательски щипать, и она опустила руки, отступая от него на шаг назад, практически заставляя себя сделать это.
— Мал, я серьёзно. Я обещаю. — он закатил глаза в ответ на эти слова, подарив ей ещё одну улыбку.
— Привези мне песок, и подумай над тем, чтобы случайно забыть Киригана в Каньоне, тогда, может, я тебе и поверю. Тише-тише, сумасшедшая какая-то! — он рассмеялся, и отпрыгнул назад, когда понял, что Алина всерьёз собралась его ударить.

Она не знала, сколько ещё простояла вот так, обхватив себя руками, чтобы как-то сохранить остатки его тепла, наблюдая за тем, как он удаляется в сторону часовни своей пружинистой походкой. Алина думала о том, как много обещаний уже дала за сегодня, и как тяжело ей будет сдержать их все. С Апратом было бы проще — этот уж точно как-нибудь переживёт, если она вдруг "забудет" про дурацкие проповеди. Но вот Мал... Сердце заклинательницы билось быстро, как пойманная в клетке птица, будто она только теперь осознала, что ей и правда придётся пойти в Каньон, и правда каким-то образом туда вернутся.

Безумие. Её жизнь — одно сплошное чёртово безумие.

Безошибочно распознав в прозвучавших за спиной шагах Дарклинга, Алина обернулась, улыбнувшись ему слабой приветственной улыбкой. Его спокойный вид и уверенность, отточенность в каждом движении и в голосе принесли ей что-то между благословением и невероятным облегчением; она остановилась, прижавшись к нему плечом.

— Лучше не спрашивай. — забавно фыркнула, а потом задрала рукав кафтана, продемонстрировав ему свежий золотистый шрам. — Апрат вёл себя, как Апрат: устроил световое шоу, бормотал про то, что нам двоим нельзя в Каньон. Но он тоже поможет, правда, взамен на моё присутствие на нескольких проповедях. — Алина закатила глаза, всем своим видом демонстрируя однозначное отношение к этому событию.

Она немного помолчала, а потом повернулась к Александру всем телом, положив тонкие, горячие ладони на его спину. Подняла голову, чтобы перехватить взгляд, чувствуя, как внутри что-то мелко дрожит от плохо скрываемого волнения пополам со страхом. Что, если старый священник прав? Что, если они оба могут не вернуться из Каньона?

Что, если — и это гораздо хуже, — она вернётся оттуда одна?

Алина протянула руку, мягко коснувшись подбородка Александра. В эту секунду ей было совершенно наплевать на остальных, даже если бы сам царь явился с вопросами, что здесь, собственно, происходит. Ей казалось, что у них с Дарклингом совсем не остаётся времени; что потом всеобщее безумие захватит и их тоже, заставив упустить что-то важное.

— Я... — она понятия не имела, что собиралась сказать ему прямо сейчас. Что она что — любит его? Едва ли этим словом можно было бы описать все чувства, которые проживала Алина рядом с ним. Что её выворачивает от страха не суметь защитить его в Каньоне? Что его дикое предложение сбежать уже не кажется ей таким диким?..

— Я не до конца верю в то, что мы с тобой и правда собираемся пойти на фактическое самоубийство. — наконец, произнесла Алина, скользнув расплавленным золотом взглядом по глазам и губам Александра. — Мал только что предложил мне оставить тебя там. — она рассмеялась, но этот смех вышел невесёлым, нервным, маскирующим собой весь тот страх, который она испытывала. — Я хотела сказать, что... — она сглотнула, ненавидя себя за эту минутную слабость. — Что в случае любой опасности в Каньоне между тобой и собой я выберу тебя. Если только Каньон не решит обратного.

+1

21

И я вернусь домой
Со щитом, а может быть - на щите...
Но как можно скорей.

Весенний ветер, прохладный и влажный, трепал коротко остриженные волосы Дарклинга, задумчиво перебирал золотые косы Алины, но почему-то эта свежесть не приносила облегчения. Ни радости новой охоты, ни предвкушения запаха цветов; Дарклинг как-то мельком подумал, что мир вокруг поблёк, стал сероватым, тусклым.
Всё ушло на второй план, оставив только чёрную полосу на желтоватой плотной карте, тщательно выведенную перьями картографов толстую черту - Тенистый Каньон. Пока они с Голицыным обсуждали, какой кордон лучше выставить из военных и где разместить посты, Кириган не отводил глаз с этой злой тени, что раскалывала Равку напополам.
Тени, которую он же породил.

Казалось, закрой Дарклинг сейчас глаза - и тень проявится на мире, расколет его по самому небу.

Он вздохнул.
Единственный проблеск чувств, настоящих, человеческих, которые генерал Кириган мог себе позволить, точно зная, что на него смотрят десятки глаз, среди которых обязательно найдётся соглядатай от каждой политической силы при дворе. От Первой Армии, от Багры, от генера Златана, да хоть от торговой гильдии, которая якшается с Фьёрдой.
Дарклинг не любил Малый Дворец за то, что здесь всегда надо было казаться, а не быть, и, хуже того, здесь все владели этим хитрым искусством. Все казались. Почти всегда - умело.

Единственным известным ему исключением была Алина, так внезапно заглянувшая ему в глаза. Сияющий блик в чёрных зрачках, нимб над волосами; солнце, что её короновало, выглянуло из-за облака для того только, чтобы поцеловать свою святую и тут же скрыться.

Губы Дарклинга сжались в тонкую линию. Холодное красивое лицо застыло, выразив одновременно ледяное презрение к судьбе и ту решительность, что подозрительно граничила с упрямством.
Наверное, в глубине души ему не слишком нравилось, что Алина была права. Идея отправиться в Каньон действительно пахла безумием и самоубийством в равной мере, причём настолько очевидно, что Дарклинг даже близость господина Оретцева проигнорировал.
По сравнению с тем свиданием, что страстно желал Каньон, Мал был не просто случайной помехой, он в принципе вряд ли заслуживал упоминания. В конце концов, он - всего лишь человек.
Не гриш, не святой, не демон, даже не священник, который хоть что-то бы да знал. Тень на стене, почти случайный прохожий.

- Я уже был в Каньоне, - помолчав, сказал Дарклинг вдруг.

Он понизил голос почти до шёпота, и в его мягкий баритон вернулась какая-то бархатность звучания, смешанная с задумчивостью. Складывалось ощущение, что Дарклинг в самом деле вспоминает, медленно поднимая из омута памяти то, что давно темнело на дне.
И воспоминания эти были не из приятных.

- Тогда, в самом начале. Я помню, как небо вокруг темнело, и помню их - волькр - первый крик. Я тогда, впрочем, не знал, как они называются, нашёл в записях деда уже позже. Я тогда остался один, и вокруг меня была только скверна.

Дарклинг улыбнулся, неприятно и резко, и снова зубы у него при этом обнажились только с одной стороны, искажая идеальную симметрию лица. Весело ему не было, но не было и тревожно. Странную смесь ярости и усталости, что он испытывал сейчас, вряд ли можно было описать одним, пусть даже очень длинным, словом.

- Я не для того говорю, моя сол королева, чтобы похвастать перед тобой своими победами - светлый рыцарь из меня плох.
Он хрипловато засмеялся, передёрнул широкими плечами.
- Но домой на щите я всё ещё не вернулся, что бы не случалось. И я прошу тебя, моя сол королева, если придётся, защити себя. Ты мне дороже всего, и пока ты в порядке,  я уж как-нибудь выпутаюсь.

Не первый раз, наверняка - и не последний.

- Каньон зовёт нас, и мы не можем отказывать и дальше, потому что он уже показал, на что способен. Но мы в нём не останемся.

“По крайней мере, живыми.”

Он вгляделся в её лицо, красивое, нежное, совсем юное лицо. Дарклинг же стал будто ещё старше - холодный взгляд, резкий профиль; человек, который привык действовать и решать, сейчас Дарклинг точно ожил, точно проснулся.
Ни следа сомнений, ни проблеска беспокойства. Когда нужно было идти вперёд - он шёл.

На мгновение, поймав тонкую и горячую ладонь Алины, Дарклинг сжал её пальцы - сильно и уверенно, точно языком тела пытался сказать, что всё будет правильно. Всё сложится.
Всё сложится так, как должно.

Фатум. Они - и есть фатум.

- Пойдём. Я хочу видеть тебя, когда буду говорить.

В часовне царили полумрак и запах ладана. Было тихо, хотя гришей собралось прилично - человек под пятьдесят, все молчаливые, какие-то застывшие. Призраки, исполненные надежды и страха.
Страха было больше.

Оставив Алину в первом ряду, рядом с Иваном, который чуть заметно ей кивнул, Дарклинг вышел вперёд.
Шаги его тяжёлых сапог, подкованных железом, отдавались под округлым лазурным сводом, с которого взирали Спаситель и апостолы, гулким эхом. На шитье чёрных траурных одежд, как никогда, уместных этим недобрым утром, блестели свечные отблески.

- Солдаты.

Сильный низкий голос разнёсся раскатом грома.

- С прискорбием хочу сообщить вам ужасную новость. Этой ночью Тенистый Каньон неожиданно пришёл в движение и растянулся ещё примерно на триста вёрст к северу, поглотив все земли. Насколько известно из донесений, на его пути оказались несколько деревень и Новокрибирск. О судьбах людей нам пока ничего неизвестно. Сегодня к месту бедствия отправится Первая Армия. Также к Каньону отправимся мы с госпожой Старковой. Я надеюсь, что наши совместные усилия принесут ответы о том, что случилось с Каньоном, и позволят прояснить судьбу людей, оказавшихся в нём.

Дарклинг осмотрел медленным, цепким взглядом бледные лица. Во взглядах неверие сменялось отчаянием.

- От лица всей Равки, царя и Второй Армии я приношу вам свои соболезнования. Это огромная потеря и ужасный удар для всей империи. Траур не уменьшит вашего горя, но вы будете не одни, пусть это осознание поддержит вас. Сегодня Апрат проведёт поминальную службу.
И, совсем тихо, Дарклинг добавил:
- Мне жаль.

Стояла гробовая тишина.
Затем кто-то всхлипнул.

[nick]The Darkling[/nick][status]князь тишины[/status][icon]https://c.radikal.ru/c19/2107/05/876897092cc0.jpg[/icon][sign]В ночь сию с вечера
Одевали меня чёрным покровом на кровати тисовой,
Черпали мне синее вино, с горечью смешанное...
[/sign]

+1

22

[nick]Alina Starkova[/nick]
В часовне неожиданно даже для самой себя Алина почувствовала странное умиротворение: чувство, которое она вовсе не надеялась отыскать внутри себя в сегодняшнем дне. То ли от того, что все сейчас были объединены общим ощущением подавленности, то ли от того, что Александр выглядел человеком, который в принципе не знает о существовании слова "сомнение", но Алине всё же стало немного спокойнее. Она села возле Ивана, в глазах которого впервые не увидела никакого намёка на протест, и быстро пробежалась взглядом по тем, кто уже был здесь. Естественно, в самом дальнем углу уже притаился Апрат, который наивно надеялся, что его не заметят в темноте. На его губах застыло привычное выражение превосходства, он выглядел человеком, который давным-давно познал эту жизнь, и был готов предсказать падение и крах любой империи. Неподалеку от себя Алина обнаружила Мала, который улыбнулся ей открытой улыбкой, и она тут же вернула её в ответ. Единственной, кого заклинательница так и не заметила, была Зоя. Алина несколько раз повернулась, оглядываясь по сторонам, но так и не нашла её идеально красивого профиля, и чёрных волос. Это скорее пугало; несмотря на то, как штормовая ведьма относилась к Алине, Старкова всерьёз переживала насчёт того, чтобы её эмоциональность не вышла им всем боком. Было слишком легко представить, как Зоя и ещё кто-то, настолько же эмоциональный и вспыльчивый, рвутся к Каньону сами, чтобы своими глазами увидеть то, что с ним происходит. И ни объяснения, ни извинения Дарклинга или ещё кого-либо им были бы не нужны.

Алина понимала. Её отношения с Каньоном тоже были несколько... натянутыми.

Она посмотрела на Александра, когда он начал говорить, и так больше и не смогла отвести от него глаз на минуту. Алина выглядела внимательной и сосредоточенной, но на самом деле витала мыслями далеко отсюда. "Если придётся, защити себя". Она сжала губы в упрямую линию, не осознавая, что со стороны выглядит точно, как Дарклинг, невольно повторив его движение. Ни за что. Алина прикидывала, напряжённо думала, пыталась вспомнить, как далеко могла посылать свои разрезы в последний раз. Багра была вечно недовольна ей, но это не было показательным. Это было завидным постоянством, и тут Алину мало что могло удивить. Но тем не менее, она чувствовала, что у них есть шанс. Крошечный, практически незаметный, но всё-таки есть. Если обе её руки останутся в целости, она спокойно защитит их обоих. Если что-то случится с одной... ну, по крайней мере, они смогут добраться до ближайшего выхода, где бы он не был.

О том, что может быть в третьем случае, Алина подумать так и не решилась.

— Алина, — она вздрогнула, когда рука Ивана осторожно коснулась её, и вынырнула из затянувших её мыслей. Отметив при этом про себя, что сердцебит остался верен её просьбе прекратить называть её госпожой. — Нам пора идти.

— Да, прости, я слегка задумалась. — правильнее было бы добавить "и напрочь выпала из реальности". Алина поднялась на ноги, оглядевшись по сторонам: кто-то плакал, кто-то сбился в группки, пытаясь пробиться к Апрату, но самый большой поток желающих что-то спросить, разумеется, образовался возле Александра. Чьи-то горячие руки обвили её собственные плечи, и девушка обернулась, подхватив буквально упавшую в её объятия Женю. Почему-то именно её заплаканное, красное лицо, которое разительно отличалось от образа привычной и идеальной Сафиной, сломало Алину больше всего. Прижав девушку к себе, она зажмурилась, будто так пыталась спрятаться от реальности. Женя молчала, только тихо всхлипывала без конца. И это тоже было жутко на неё не похоже.

Именно сейчас, пока она успокаивающе гладила портниху по рыжим волосам, последний пласт неуверенности внутри Алины сменился на злость.
Именно сейчас она окончательно поняла, что не собирается оставлять Каньону ни малейшего шанса.

Спустя ещё пару часов, когда последние формальности были утрясены, а все желающие переданы в морщинистые руки Апрата и его церковной службы, Алина невидящим взглядом смотрела в окно своей кареты, почти готовой к отправлению. Путь к Каньону был не самый близкий, а добрая половина страны уже знала о том, что оба заклинателя вот-вот отправляются туда. Ехать на лошадях, делая из себя мишень для всех желающих по каким-то причинам помешать им, было бы ещё большим самоубийством, чем сама мысль о том, чтобы войти в Каньон.

Алина думала о том, как много всего случилось с тех пор, когда та же самая карета впервые привезла её сюда, в Малый дворец. Как много внутри неё осталось от той девочки, которая искренне ненавидела Дарклинга за то, кем он ей казался, и не потускнел ли её свет со временем, проведённым рядом с ним — она не знала. Только Каньон мог ответить на этот вопрос, проверив их обоих на прочность тем, что они могут там увидеть. Ожерелье на Алининой шее едва заметно вибрировало от медленно циркулирующей внутри силы. Ощущение было скорее приятным: его тёплая тяжесть будто дополнительно придавала странную, нездоровую уверенность. Алина провела кончиками пальцев по позолоченному украшению, чувствуя, как кончики пальцев покалывает от магии.

Неизведанное чувство, которого она добровольно лишала себя так долго. И которое в ней открыл именно Каньон. Что ж, Алина собиралась лично вручить ему благодарственную открытку.

Прохладный воздух с улицы обжёг её щеку, и Алина повернулась к появившемуся Дарклингу, который устроился на мягком сидении рядом с ней. Её теплая рука тут же легла на его ледяные пальцы, совершенно машинальным и неосознанным жестом. Так всегда было спокойнее.

—  Всё в порядке? — совершенно бессмысленный вопрос, на который просто невозможно ответить "да". Алина коротко вздохнула, и тут же добавила: — Ты в порядке?

Отредактировано sankta alina (2022-01-29 19:16:33)

0


Вы здесь » Бесконечное путешествие » Фэндомы » [18+, The Grishaverse] Возьмите тогда глаза мои


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно